Шиповник

«Я помню ее».

«Пошёл и разжирел, как свинья Пэта. Видел, как она шла по улице на позапрошлой неделе. Вперевалку — понимаешь, о чем я? Я пригнулся, чтобы она меня не увидела. Снова раздался смех, за которым последовал вопрос. — Хочешь, чтобы я послал за тобой?

«Я арендовал машину».

— Как скоро ты сможешь приехать сюда?

— Я даже не знаю, где ты, Джейк. У меня есть только твой номер телефона и почтовый ящик.

«Боже мой, мы потеряли связь. Ну, по крайней мере, мне не придется давать тебе указания. Угадай, что я сделал?

— Нечего сказать.

«Около шести месяцев назад я пошел и купил старый дом в Доусоне».

«Иисус Бог».

«Что-то, не так ли? Маленький старина Джейк Спайви живет у Эйса Доусона.

— Особняк Доусона, — сказал Дилл.

— Да, верно — так это всегда называли в «Трибьюн», не так ли? В особняке Доусона с большой буквы М. В этом чертовом месте водятся термиты, представляете? Мне стоило бы целое состояние, чтобы сделать его пригодным для жизни.

«Ты можешь себе это позволить, Джейк, и наслаждайся этим. Я не могу вспомнить никого, кому бы это понравилось больше».

Спайви снова рассмеялся своим чудесным смехом. Дилл улыбнулся. Это было невозможно не сделать. Все еще посмеиваясь, Спайви сказал: — Здесь тридцать шесть комнат. Тридцать шесть, ей-богу! На кой черт мне нужны тридцать шесть комнат?

— В них можно спрятаться.

— Ты имеешь в виду, когда они придут искать меня.

"Конечно."

«Этого никогда не произойдет».

— Будем надеяться, что нет, — сказал Дилл.

— Как скоро ты выберешься отсюда?

"Около часа. Мне нужно остановиться и что-нибудь подобрать.

"Что?"

«Магнитофон».

— Оно тебе не понадобится, — сказал Спайви. «Вы можете использовать один из моих. У меня есть дюжина магнитофонов.

— Хорошо, — сказал Дилл. «Мы воспользуемся одним из ваших».

OceanofPDF.com

ГЛАВА 9

В 1915 году, за два года до вступления Америки в Первую мировую войну, преуспевающий дантист по имени доктор Мортимер Черри купил семь участков кустарниковой земли в 6,7 милях к северу от городской черты и приступил к закладке того, что в конечном итоге станет самый эксклюзивный пригород штата. Он назвал это место Черри-Хиллз.

Прямых улиц, решил доктор Черри, не будет — только плавно извивающиеся подъезды, извилистые переулки и, возможно, два или три широких бульвара. Более того, все названия улиц будут иметь ярко выраженный английский оттенок: Друри-Лейн, Слоан-Уэй, Челси-Драйв и так далее. Минимальный участок — для просто богатых — будет иметь ширину 100 футов и глубину 150 футов. Богатые могли строить на участках размером в десять, даже пятнадцать акров.

К 1917 году участки были разбиты, улицы обследованы, и, когда страна вступила в войну, вот-вот должна была начаться планировка. Доктор Черри мудро решил отложить дальнейшие разработки до окончания войны.

В начале февраля 1919 года газета «Трибьюн» опубликовала на первой полосе статью, в которой говорилось, что доктор Черри родился в так называемой еврейской вере, как Мордехай Черовски, либо в Польше, либо на Украине. The Tribune так и не указала точное место. Но ему удалось убедить почти всех, что доктор Черри не был настоящим дантистом. Правда, как призналась «Трибьюн», в Техасе он вырвал немало зубов, но это было тогда, когда он работал санитаром в тюрьме штата Хантсвилл и отбывал два года за мошенничество. Освободившись в 1909 году, доктор Черри сменил имя и переехал в город, где начал практику. Его полномочия состояли из диплома стоматологического колледжа Уичито-Фолс, который гордо висел в его приемной. Его практика процветала, и почти все соглашались, что он был очень хорошим дантистом. The Tribune сообщила, что диплом оказался поддельным. 1 марта 1919 года доктор Черри поехал домой из своей теперь несуществующей практики, запер дверь ванной и выстрелил себе в голову. Ему было сорок девять лет.

В конце лета 1919 года комплекс, известный как Черри-Хиллз, был приобретен за бесценок нефтяным миллионером Филипом К. «Эйсом» Доусоном, бывшим бутлегером и карточным шулером из Бомонта, который однажды провел шестимесячный период в Сам Хантсвилл. Эйс Доусон владел двумя третями участия в проекте. Оставшаяся треть принадлежала его молчаливому партнеру Джеймсу Б. Хартшорну, двадцатидевятилетнему редактору и издателю Tribune.

К 1920 году улицы Черри-Хиллз были заасфальтированы, инженерные коммуникации, строительство загородного гольф-клуба Cherry Hills близилось к завершению, а степной тюдоровский особняк Эйса Доусона с тридцатью шестью комнатами возвышался на пятнадцати акрах первоклассной земли, где можно было играть только в блэкджек. дуб и лесной массив стояли раньше. Эйс Доусон жил в особняке до Рождества 1934 года, когда его похитили близнецы Дэн и Мэри Джо МакНиколс, которые потребовали и получили выкуп в размере 50 000 долларов, а затем девять раз выстрелили Эйсу Доусону в спину. Дэн и Мэри Джо были застрелены в Галвестоне техасскими рейнджерами 3 июня 1935 года, вскоре после того, как близнецам исполнилось двадцать пять лет, и спустя много времени после того, как они потратили все деньги.

Вдова Доусон приказала построить извилистую кирпичную стену высотой десять футов вокруг всего поместья после того, как тело ее мужа было в конечном итоге найдено недалеко от Либерала, штат Канзас, в кузове заброшенного седана Essex Super Six 1929 года выпуска. Она и ее семнадцатилетний сын Эйс-младший жили в особняке одни, за исключением слуг. Она умерла в возрасте восьмидесяти пяти лет в 1973 году, оставив все, включая особняк с тридцатью шестью комнатами, Эйсу-младшему, который уже давно сбежал в округ Марин в Калифорнии. Эйс-младший в течение многих лет безуспешно пытался избавиться от старого дома, пока не появился Джейк Спиви и не забрал его у него из рук за нераскрытую цену, которая, по словам некоторых, составляла менее двух миллионов, а некоторые - больше. Гораздо более.

Дилл знал большую часть истории Черри-Хиллз, дантиста-самоубийцы, Эйса Доусона и остальных. Это была часть фольклора, на котором он вырос. Он даже думал об этом, пока ехал на север по бульвару Ли. Ли, наряду с бульварами Т. Р. и Гранта, были тремя извилистыми улицами, разбивавшими скучную сетку города. Ведя машину автоматически, не думая о том, куда он едет, Дилл пытался вспомнить, слышал ли он когда-нибудь, чтобы кто-нибудь выражал сочувствие злополучному доктору Черри. Он думал, что его отец мог сделать это однажды, почти мимоходом, но отец Дилла был сентиментальной душой, которая, несмотря на длительное зарубежное образование, черпала большую часть своей повседневной философии из популярных песен тридцатых и сороковых годов. . Старший Дилл считал текст «Сентябрьской песни» особенно глубоким и пронзительным. Сын был рад, что папа умер до того, как хард-рок по-настоящему начал развиваться.

Когда он свернул с Норт-Кливленд-авеню, которая также шла на юг до самого Пакингтауна, Дилл увидел, что сторожку наконец-то снесли. Сторожка была построена у въезда на Гранд-бульвар в Черри-Хиллз вскоре после похищения Эйса Доусона. Вплоть до 1942 года частные охранники в форме выборочно проверяли все автомобили, въезжающие в пригород. Но затем началась война, и все охранники уволились и либо присоединились к армии, либо отправились в Локхид и Дуглас в Калифорнии. Старая сторожка, которая выглядела так, будто ее спроектировал ученик Диснея, после этого стояла пустой, но теперь ее уже не было, и Дилл предположил, что ее, должно быть, недавно снесли, потому что земля все еще выглядела сырой.

Он заметил, что деревья вдоль Гранд-бульвара разрослись. Они были выше, на десять лет выше. Больше всего росли тополя, за ними, медленнее, следовали вязы, орехи пекан, хурма и платаны. Пересекая ручей Черри-Хилл, который когда-то назывался ручьем Сплит-Тейл, он увидел, что тополя тоже процветали, и это почему-то радовало его больше всего.

Дилл свернул с Гранд-бульвара на восток, на Бошан-лейн. Участки здесь были больше, начиная с трех акров и заканчивая пятью, восемью и, наконец, пятнадцатью акрами, на которых стоял старый особняк Доусона. Дома вдоль Бошам-лейн (произносится так, как оно выглядит: «бо» как «бо» и «чемпион» как «чемпион») представляли собой эклектическую группу, варьирующуюся от обширного ранчо до равнин Средиземноморья и не имевшую почти ничего общего, кроме своих размеров, которые были неизменно огромными.

Дилл проехал вдоль змеевидной кирпичной стены поместья Доусон, теперь усеянной осколками стекла, пока не подъехал к запертым железным воротам. Он нажал кнопку динамика, и женский голос произнес: «Да». Дилл сказал: «Бен Дилл». Ворота распахнулись. Дилл проехал по извилистой асфальтированной дороге мимо разбрызгивателей, которые поддерживали зеленый газон с мятликом даже в августовскую жару, которая, как сообщило радио, уже достигла 98 градусов, а к полудню должна была достичь 100 градусов. Здесь было достаточно высоких лиственных деревьев, чтобы огромный старый макет Тюдора выглядел почти круто. Ни одно из многогранных окон не было открыто, и Дилл знал, что Спайви включит кондиционер на полную мощность.

Проезжая мимо открытого гаража на шесть машин, он насчитал «Роллс», купе «Мерседес 500 SEL», пикап «Шевроле» с высокой подвеской, старый открытый «Морган», кабриолет «Мустанг» и большой универсал Country Squire Ford. Ни одна машина, за исключением «Моргана», не выглядела старше шести месяцев.

Дилл остановил свою машину перед широкой резной дубовой дверью с коваными петлями из черного металла. Он вышел из 75-градусного «Форда» на 98-градусный солнечный свет и тут же сбросил куртку из хлопчатобумажной ткани. Он перекинул его через левую руку, прижимая к боку конверт из манильской бумаги. В конверте было досье на Джейка Спиви. Указательным пальцем правой руки Дилл позвонил в дверь. Где-то далеко внутри послышались куранты: «Как я сух». Дилл задавался вопросом, кто их поместил: Эйс Доусон или Джейк Спайви, и в конце концов решил, что это мог быть любой из них.

Для Дилла женщина, открывшая дверь, показалась бы недосягаемой, если бы его бывшая жена не выглядела почти так же. С тех пор он пришел к выводу, что все женщины такой недостижимой внешности не совсем худощавы, не совсем стройны и не совсем красивы. Они выглядят умными, и им легко скучно. Они тоже выглядят богато, или как будто когда-то были такими. И, как он был почти убежден, все они источали некий слабый аромат, который, если бы он только умел его хранить, он назвал бы классовым различием.

Этот, у которого, по-видимому, были длинные загорелые ноги и голые загорелые руки, несколько секунд смотрел на Дилла и, наконец, произнес с растяжкой, которая звучала одновременно по-восточному и дорого: «Вы мистер…». Дилл, да?

"Верно."

«Вы были ужасно грубы по телефону».

Дилл улыбнулся. «Я пытался привлечь внимание Джейка».

— Да, ну, ты, конечно, это сделал. Она полностью открыла большую дверь. — Полагаю, тебе лучше войти. Дилл вошел.

На ней были короткие белые шорты, топ без рукавов в сине-белую полоску с вырезанными проймами и больше ничего, насколько мог видеть Дилл, даже туфли. Ногти на ногах были покрыты тихим кораллом. У нее были выгоревшие на солнце волосы медового цвета, оценивающие карие глаза, слегка веселый рот и слегка загорелый нос. На ней не было макияжа. Дилл догадался, что она никогда этого не делала, потому что ей это никогда не было нужно. Она повернулась, чтобы снова посмотреть на него, и он посмотрел в ответ, решив, что у нее вид старых денег, давно ушедших в прошлое.

«Ты смотришь», сказала она.

"Да."

— Я тебе кого-то напоминаю?

— О моей бывшей жене… немного.

«Она была милой?»

«Она много вздохнула и посыпала сахаром нарезанные помидоры».

— Да, я понимаю, почему она… я имею в виду, много вздыхаю. Меня зовут Даффи. Она не подала руку.

«Как в «Утке» или в «Нарциссе»?

«Как и в случае с Дафной. Дафна Оуэнс.

"Конечно. Я должен был знать.

«Я работаю на мистера Спайви».

"Я понимаю."

«Я его исполнительный помощник, если вы обожаете титулы».

«Здесь должно быть приятно — неформальная атмосфера и все такое».

"Да. Это. Я, конечно, тоже здесь живу.

"Конечно."

— Что ж, я полагаю, нам лучше пойти и найти Джейка. Она повернулась и пошла по длинному, широкому, обшитому панелями залу, заставленному длинными узкими столами, на которых стояли неиспользованные глазурованные вазы. Это был очень длинный зал, и если требовался отдых, там стояла дюжина стульев из темного дерева с прямыми спинками и выцветшими красными плюшевыми сиденьями. На обеих стенах висели красиво написанные маслом портреты бородатых мужчин в костюмах девятнадцатого века. Все мужчины выглядели чрезвычайно прилично, и Дилл был совершенно уверен, что никто из них не имел никакого отношения ни к Эйсу Доусону, ни к Джейку Спиви.

— Ты знаешь этот дом? — спросил Оуэнс через ее плечо.

«Джейк и я были здесь когда-то, очень давно».

"Действительно? Когда?"

«Я думаю, каждое Рождество вплоть до 1959 года. Миссис Доусон устраивала вечеринку для сотни самых нуждающихся детей города. Мы с Джейком проговорили свой путь в список. Он сделал паузу. «Это было Рождество 1956 года».

— Но на самом деле это не так, не так ли?

"Что?"

«Двое из ста самых нуждающихся».

«Кто скажет?»

«В любом случае это очаровательная история».

— Спроси об этом Джейка, — сказал Дилл.

Она остановилась и повернулась. Удивительно, но Дилл обнаружил, что на солнце она выглядела старше. Ближе к тридцати, чем к двадцати пяти. «Я хотела бы задать вам еще один вопрос», — сказала она.

"Вперед, продолжать."

— Вы намерены причинить ему какие-либо неприятности?

«Я не знаю», сказал Дилл. "Я мог бы."

OceanofPDF.com

ГЛАВА 10

В конце длинного коридора Дафна Оуэнс остановилась перед парой двойных дверей высотой восемь футов и задвинула их обратно в стены. Дилл последовал за ней в большую комнату, которая, очевидно, была библиотекой особняка, с полками с книгами, выстроившимися вдоль трех сторон. Шесть высоких освинцованных окон в дальнем конце комнаты были закруглены в виде вентиляторов. Окна выходили в сад, довольно обширный, где трое мексиканцев что-то раскапывали. На глазах Дилла двое из них прекратили копать, вытерли мокрые лица и начали наблюдать за третьим мужчиной. За мексиканцами и сквозь увядающие белые розы виднелась синева бассейна.

Джон Джейкоб Спайви поднялся из-за большого старомодного стола из черного ореха, стоявшего перед высокими окнами. Он наклонился вперед, положил ладони на стол, его большая голова слегка склонилась влево, его проницательные голубые глаза были устремлены на приближающегося Дилла. «Он по-прежнему круглый, пухлый и розовый», — подумал Дилл, — и отсюда он по-прежнему выглядит как соседский хулиган, который крупнее и умнее всех остальных. Затем Джейк Спайви улыбнулся, усмехнулся и превратился в самого симпатичного мужчину в мире.

В улыбке появилась теплота, неподдельный интерес в выражении лица и острое предвкушение в глазах, когда они отпустили расчетливый голубой взгляд и начали мерцать. «У него не осталось ни капли застенчивости», — подумал Дилл. Он осознает себя не больше, чем свой большой палец на ноге. Его интересует ты, Дилл. Что бы вы хотели? он хочет знать, а что ты чувствуешь? И что ты думаешь? И где ты был?

Спайви начал кивать, когда Дилл подошел к столу. Это был кивок в знак подтверждения. — Знаешь, что мы сделали, Пик? он спросил. «Мы пошли и стали старше друг друга».

— Такое случается, — сказал Дилл, принимая руку, которую Спайви протянул над столом.

«Вы встретили Даффи».

«Я встретил Даффи».

«Она с Востока», сказал Спайви. «Массачусетс. Ходил там в школу.

«Холиок», — догадался Дилл и улыбнулся Дафне Оуэнс.

«Даже близко», — сказала она.

— Садись, Пик. Ты останешься на обед, не так ли?

"Все в порядке. Спасибо."

Теперь, откинувшись на спинку своего старого деревянного вращающегося кресла, Спайви посмотрел на Оуэнса. — Сахарок, не могла бы ты сообщить Мэйбл, что на обед нас будет трое? Он повернулся к Диллу. — Мэйбл повар.

— Что-нибудь еще, прежде чем я уйду? — спросил Оуэнс.

Спайви заботливо посмотрел на Дилла. «Хочешь выпить немного кокаина или что-нибудь в этом роде?»

— А как насчет холодного пива?

«Я взял пиво прямо здесь, в этом маленьком старом встроенном холодильнике», — сказал Спайви, наклонившись, открыл дверцу небольшого настольного холодильника и достал две банки «Миллера».

— Значит, без кокаина? — спросил Оуэнс.

— Не верь, сладкая, — сказал Спайви и открыл банки с пивом. — Во всяком случае, не сейчас.

«Увидимся за обедом, мистер Дилл».

«Надеюсь на это», — сказал Дилл.

Она повернулась и пошла к двойным дверям. Спайви с явным одобрением смотрел, как она уходит, затем улыбнулся, повернулся к Диллу и протянул ему одну из банок пива. «Думаю, я мог бы уйти и жениться на этой», — сказал он.

«У вас двоих много общего, Джейк: происхождение, вкус, образование, возраст».

«Не забывайте о деньгах», — сказал Спайви. «У нее их нет, а у меня есть куча».

«Это должно сделать его идеальной парой».

Спайви откинулся на спинку вращающегося кресла и внимательно осмотрел Дилла. — Ты еще не закончил траур, да?

"Нет. Еще нет."

«Требуется время, Пик. Господи, это требует времени». Он отпил немного пива. «Сколько времени прошло?»

«Семь лет, почти восемь».

— Генуя, да?

"Верно."

«Я был с Брэттлом, а ты был с… как ее звали? Лорна, Лана? Лена?"

«Лора».

"Это верно. Лора. Вы все расстались?

— Ты слышал, да?

"Неа. Вы просто выглядите расколотым. В разводе. Что случилось?"

Дилл пожал плечами. «Полагаю, неизлечимая скука. Однажды вечером она пошла посмотреть спектакль — кажется, Чехова — и не вернулась».

Спайви ухмыльнулся. «Ни хрена? Чехов?»

«Вишневый сад. »

Спайви покачал головой то ли от удовольствия, то ли от сочувствия. «Она была красивой женщиной. Знаешь, кто мне ее напоминает?

«Ваша мисс Дафна. Я тоже это заметил. Дилл отпил из банки пива. «Позволь мне рассказать тебе, почему я здесь, Джейк».

Спайви заинтересованно кивнул.

«Сенатор требует от вас показаний».

«Нет проблем, но ты будешь пахать тот же старый хлопок. Я уже разговаривал с Джастисом больше раз, чем могу сосчитать. Налоговое управление США взяло меня на постоянную проверку. Даже Казначейство прислало сюда большую порцию воды, и мы с ним ходили туда-сюда три дня. Единственные, кто ко мне не заглянул, это чертово ЦРУ, и я ожидаю, что в одну из ночей они прокрадутся через стену, чтобы узнать, что я говорю всем остальным.

– Они обнаружили Брэттла, Джейк.

Голубые глаза открылись чуть шире, а широкий рот расплылся в очаровательной, но скептической ухмылке. «Нашли Клайда? Клайд Брэттл? Где он был на этот раз, в Кейптауне? Рангун? Один из Триполиса? Может быть, центр Талсы? Черт, Пик, они уже несколько месяцев замечают старого Клайда здесь, там и вон там. Ты знаешь о чем я думаю?"

"Что?"

— Я думаю, старый Клайд мертв.

— В любом случае, ты на это надеешься.

— Ну, я не могу сказать, что оказался бы в первом ряду скорбящих.

— Но ты бы сошел с крючка.

«Я сейчас не особо раздумываю над этим. Где они утверждали, что заметили его?

«Лондон».

"Когда?"

"Два месяца назад."

«Почему они его не забирают? Черт, его можно экстрадировать.

«Они потеряли его».

«Кто они, черт возьми?»

«Британцы».

«Ну, неудивительно. Слушай, давай покончим с этим. Вы говорите, что хотите дать показания сенатору? Давай займемся ею.

Дилл оглядел комнату. «Где магнитофон?»

Спайви печально покачал головой. "Выбирать."

"Что?"

«Он работает с той секунды, как вы вошли».

Дилл ухмыльнулся. «Я должен был знать. Тогда я просто начну.

— Ты начнешь, а потом Даффи отдаст кассету одной из девушек, чтобы она ее напечатала, отксерокопировала, присягнула и все такое.

«Хорошо, — сказал Дилл, — поехали». Он сделал паузу, молча сосчитал до пятнадцати и начал. «Это показания под присягой Джона Джейкоба Спайви, данные добровольно в этот августовский день, какой бы он ни был, дамы, в его доме по правильному адресу на Бошамп-лейн и так далее».

Дилл поставил пиво на стол и открыл дело на Джейка Спиви. Он посмотрел на файл, а затем на Спайви.

«Вас зовут Джон Джейкоб Спайви».

"Да."

"Ваш возраст?"

"Тридцать восемь."

«Вы являетесь гражданином США и постоянно проживаете по указанному выше адресу».

"Да."

"Ваш род занятий?"

"Ушедший на пенсию."

«Ваша предыдущая профессия?»

«Я занимался закупкой и продажей оборонительного вооружения».

"Как долго?"

«Семь лет, почти восемь».

— А до этого?

«Я был контрактным сотрудником государственного учреждения».

«Какое агентство?»

«Центральное разведывательное управление».

«Где вы работали?»

«Вы имеете в виду, где меня наняли или где я работал?»

"Оба."

«Меня наняли в Мехико, и я работал в Таиланде, Вьетнаме, Лаосе и Камбодже».

"Как долго?"

«С 1969 по 1975 год».

— Каков был характер ваших обязанностей?

«Клятва, которую я дал, работая в ЦРУ, не позволяет мне раскрывать характер своих обязанностей, если я не попрошу и не получу письменное разрешение от Центрального разведывательного управления».

«Вы добивались такого разрешения?»

"Да."

«Было ли это дано?»

«Отказано».

«Когда в последний раз ему отказывали?»

— Четырнадцатого июня этого года.

— Почему ты спросил разрешения?

«Я сделал это по запросу Федерального бюро расследований».

— И в разрешении было отказано?

"Да."

«Готовы ли вы сейчас нарушить свою клятву?»

— Нет, сэр, это не так.

"Почему нет?"

«На том основании, что это может быть самообвиняющим, и я цитирую Пятую поправку».

«Когда вы впервые встретились с Клайдом Томерлином Брэттлом?»

«В 1970 году, где-то в марте или апреле. Я не совсем уверен в дате.

"Где это было?"

"Бангкок."

"Как вы встретили его?"

«Он был моим руководителем».

— Ваш куратор?

«Мой руководитель. Он проинструктировал меня об обязанностях, которые я выполнял во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже, точный характер которых я не могу раскрыть по своей присяге».

Дилл поморщился и провел пальцем по горлу. Спайви, широко улыбаясь, залез под стол и выключил магнитофон.

— Господи Иисусе, Джейк.

— Чего ты ожидал?

«Это консервы».

— Ты чертовски прав, это законсервировано — Дампом, Диддлом и Сквотом, как я называю этих придурков-адвокатов в Вашингтоне, которые меня высасывают. Когда вы в последний раз получали счет от адвоката?

"Прошло много времени."

«Ну, вот вам совет. Сядьте, прежде чем открывать его, или, еще лучше, лягте, потому что, как бы ни раздражали зеленые яблоки, вы упадете в обморок.

— Но вся эта чушь про клятву.

«Я принял присягу, как и сказал. Лэнгли отрицает это? Черт, нет, они этого не делают. Они просто отрицают, что я когда-либо на них работал.

«Они и этого не отрицают», — сказал Дилл. «Они просто отказываются это подтвердить».

— Пик, мне плевать на клятвы, которые я дал этим ублюдкам. Мне тогда было двадцать три года, а когда я ушел из них, мне было тридцать, и я был стариком. Я имею в виду стариков здесь. Спайви постучал себя по лбу. «Здесь мне было сто два года. Они платили мне тысячу баксов в неделю, что тогда было серьезными деньгами, и я делал то, чего не стал бы делать сейчас, и то, о чем даже больше не позволяю себе думать. Но то, что я сделал, я сделал не для Бога, флага или страны. Я делал это за тысячу долларов в неделю наличными и, хотите верьте, хотите нет, но я заплатил за это свою цену. Какая цена, думаете вы, да? Что ж, старина, мне так и не исполнилось ни двадцати четырех, ни двадцати пяти, ни двадцати шести, ни какого-либо из этих хороших лет, потому что однажды мне исполнилось двадцать три, а шесть месяцев спустя мне исполнилось сто два. сто три».

«Бедный старина Джейк».

Спайви пожал плечами, внезапно почувствовав равнодушие и даже скуку.

— А что произойдет, если ты нарушишь свою так называемую клятву? - сказал Дилл. — Я имею в виду, что, по-твоему, произойдет?

— Не так уж и много, — сказал Спайви. «Могут появиться какие-нибудь пикантные заголовки в течение дня или двух, но никогда не будет никакого суда или чего-то еще, потому что Лэнгли плотно захлопнет крышку. Точно так же, как они делали раньше – все в интересах национальной безопасности. Черт, Пик, теперь это старая шляпа Вьетнама. Подрастающее поколение думает о Вьетнаме, если оно вообще думает о нем, так же, как мы с вами привыкли думать о Второй мировой войне. Древняя история. Когда нам с тобой был двадцать один год, война закончилась двадцать два года назад. Может быть, двадцать три. Он сделал паузу. — Хочешь еще пива?

"Конечно."

Спайви достал из настольного холодильника еще две банки «Миллера» и открыл их крышками. Дилл сделал большой глоток и сказал: «Хорошо, хочешь начать заново?»

— Что теперь, Брэттл?

«Браттл».

Спайви провел рукой под край стола. «Хорошо, мы катимся. Сейчас."

Дилл снова молча сосчитал до пятнадцати и задал свой первый вопрос: «Как долго Клайд Брэттл работал на ЦРУ?»

"Двадцать лет."

«Он был кадровым сотрудником?»

"Да."

— Когда он ушел в отставку?

«Он не подал в отставку. Его уволили в семьдесят пятом.

"Почему?"

"Я не уверен."

«Можете ли вы догадаться?»

«Я не юрист, но не думаю, что догадки будут допустимы».

«Это как-то связано с средствами, находящимися под его контролем?»

«Это было бы чистой воды спекуляцией с моей стороны».

«Были ли средства незаконно присвоены?»

— Я слышал, что они были, но это только слухи.

«Ваш отказ от ответственности принят к сведению. Сколько денег было задействовано?»

— Я слышал, где-то около пятисот тысяч.

«Доллары?»

«Доллары».

«Когда вы уволились из ЦРУ?»

— В апреле семьдесят пятого года, сразу после падения Сайгона.

— Где ты был тогда?

«Когда оно упало? В Сайгоне.

— Где был Клайд Брэттл?

— Он тоже был там.

— Ни вы, ни Брэттл не пытались сбежать?

"Нет."

"Почему нет?"

«Потому что мы больше не занимались торговлей привидениями. Мы тогда были простыми бизнесменами».

«Опишите, пожалуйста, суть вашего бизнеса».

«Мы создали компанию, которая покупала излишки оборудования у нового вьетнамского правительства и продавала его на открытом рынке всем, кто хотел его купить».

«Что за оборудование?»

«Оборонительное вооружение, транспорт, связь».

«Какое вооружение?»

"Небольшие руки. Минометы. Легкая артиллерия. Некоторый подвижной состав — джипы и грузовики. Аппаратура полевой связи. Несколько вертолетов. От чего бы они ни хотели избавиться. Им очень нужны были деньги, а у нас они были, и мы знали, где можно получить гораздо больше».

«Вы с Брэттлом вложили деньги в создание своей компании?»

"Да."

«Сколько он вложил?»

— Около четырехсот тысяч.

"А ты?"

«Все, что у меня было. Сто тысяч."

«А прибыль распределялась как?»

«Четверть мне, три четверти Клайду. Это потому, что у меня были контакты».

«Вьетнамские контакты».

« Северный Вьетнам. За исключением того, что к тому времени это была одна большая счастливая страна, как Север, так и Юг».

«А кому вы продали излишки американского вооружения?»

«Это было не по-американски. Это был вьетнамский язык. Они вели войну. Они выиграли войну. Добыча принадлежала им.

— Но оно было американского производства?

"Это верно."

— Так кому ты его продал?

«Кто бы это ни купил».

"Например."

«Люди в Анголе, Эфиопии, Ливане, Йемене, как на юге, так и на севере, в Боливии, Эквадоре и немного, но не очень, некоторым людям в Уругвае».

«Сколько этого американского и купленного во Вьетнаме оборудования вы продали?»

— Около ста миллионов долларов.

— А ваша доля прибыли?

— Ты имеешь в виду только мой?

"Да."

«Я заработал чуть больше четырех миллионов после расходов, которые были довольно высокими».

— И Брэттл. Сколько он заработал?

— Я бы сказал, около шестнадцати миллионов после расходов.

— И как долго это продолжалось?

— Ты имеешь в виду Брэттла и меня?

«Да, ваша ассоциация, ваше партнерство».

«Примерно пять или шесть лет».

"И что?"

«Потом он захотел заняться чем-нибудь забавным, и я ушел».

«Что за смешные вещи?»

«Компьютерные технологии, сложное вооружение, системы наведения, всевозможные новые вещи, которые можно было приобрести в Штатах, но никогда не получить разрешения на продажу. Клайд сказал, что мы можем их тайком вывести. Я сказал: «К черту это и уходи».

«Пожалуйста, вычеркните «к черту все» и замените «нет, спасибо». И вот что вы сделали — уволились?

"Это верно."

— Мистер Брэттл был расстроен?

— Ну, он не совсем напевал «Blue Skies».

— Были какие-нибудь неприятности?

«Мне нужно было нанять адвокатов, и он получил своего, и они все ругались и ругались друг с другом, и я получил чистую прибыль примерно в тринадцать миллионов, и все это было доложено в IRS, где я нахожусь под постоянным контролем, как и я. я же говорил."

— Когда вы в последний раз видели мистера Брэттла?

— Около полутора лет назад.

"Где?"

"Канзас-Сити. У него были какие-то обычные бумаги, которые я должен был подписать. Я прилетел туда, подписал их и выпил с ним. Потом я полетел обратно сюда».

— Ты видел его с тех пор?

"Нет."

«Вскоре после вашей встречи с ним он сбежал из страны, верно?»

Спайви рассмеялся своим громким смехом «ура». «Да, я думаю, вам придется сказать, что старина Клайд был вынужден бежать».

«Вызовите смех», — сказал Дилл. — Ты, конечно, знаешь, почему он пропустил.

«Потому что они хотели арестовать его за то, что он вел дела не с теми людьми».

— Как ты думаешь, где он сейчас?

— Мертв, — сказал Спайви.

«Давайте предположим, что он жив», — сказал Дилл. «Давайте предположим, что его арестовали и предали суду. Готовы ли вы дать против него показания?»

«В данный момент у меня нет комментариев», — сказал Спайви, просунул левую руку под край стола и выключил магнитофон. Несколько мгновений он изучал Дилла. — Ты предлагаешь мне иммунитет, Пик?

Дилл медленно кивнул.

— Изложить это в письменном виде?

Дилл покачал головой: нет.

— Дай мне несколько дней на размышление?

И снова Дилл кивнул.

Спайви ухмыльнулся. «Думаешь, у меня есть еще один магнитофон, не так ли?»

Дилл улыбнулся и кивнул.

OceanofPDF.com

ГЛАВА 11

Они пообедали в «семейной» столовой, которая была достаточно большой, чтобы вместить резной дубовый буфет, соответствующий посудный шкаф и стол на двенадцать человек — или до шестнадцати, если положить все листья. В комнате Спайви провел Дилла через «корпоративную» столовую, за столом которой легко могли разместиться тридцать шесть человек, хотя Спайви сказал, что никогда ею не пользовался, потому что не знал трех дюжин людей, с которыми на самом деле хотел бы сесть и поесть.

Они сидели на дальнем конце стола от кухни или, как позже заметил Дилл, от кладовой. Семейная столовая выходила на бассейн, который имел продолговатую форму и был добавлен второстепенно в начале тридцатых годов, как раз перед тем, как бассейны начали принимать форму почек и бумерангов. Это был большой бассейн, по меньшей мере сорок на семьдесят, и Диллу показалось, что он похож на муниципальный бассейн, в котором они со Спиви научились плавать в Вашингтон-парке.

Спайви сидел во главе стола, а Дилл — справа от него, когда вошла Дафна Оуэнс. Она переоделась в юбку и блузку. Дилл встал, когда она вошла. Спайви — нет. Она одарила Дилла забавным взглядом, от которого он почему-то почувствовал себя немного неловко.

«Кто научил вас хорошим манерам, мистер Дилл, — спросила она, — ваша мама или Фи Дельтс?»

«Моя мама», — сказал он.

«Она была очень милой женщиной», — сказал Спиви. — Немного… — Он посмотрел на Дилла. «Какое слово мне нужно — далекое?»

— Неясно, — сказал Дилл.

«Это тоже не то. Эфирное слово. Но я думаю, это избавило ее от многих душевных страданий, учитывая то, с чем ей пришлось мириться с твоим стариком.

Дилл улыбнулся и слегка кивнул.

— Что сделал ваш отец, мистер Дилл? — спросил Оуэнс.

«Он был профессиональным мечтателем».

"Что в этом плохого?"

«Это означает, что ему должны были заплатить за них. Он редко бывал.

«Пик и я были самыми бедными детьми в начальной школе Хораса Манна», — с гордостью сказал Спайви. «И мы были бы самыми бедными детьми в младших классах средней школы, но примерно в то время они это интегрировали и привели некоторых цветных и мексиканских детей, которые были даже беднее, чем Пик и я, но мы все еще были самыми бедными белыми детьми в Кулидже. Младшая средняя школа. Верно, Пик?

"Абсолютно."

Прежде чем Спайви смог вспомнить дальнейшие воспоминания, вошел один из мексиканцев, копавших сад, в накрахмаленной белой куртке и хорошо выглаженных джинсах. Все заказали напитки, и садовник/домработник вышел через вращающуюся дверь, которая, как заметил Дилл, вела в кладовую. Он также заметил, что скатерть была из ирландского льна; столовое серебро на английском языке; фарфор из Франции — «Лимож», — подумал он, — и два бокала на тарелке были из тяжелого свинцового хрусталя, возможно, чешского. Зная Спайви, он был почти уверен, что обед будет техасско-мексикским.

«Значит, вы двое действительно были здесь в пятидесятых, когда были детьми», — сказала Дафна Оуэнс Спиви.

Он ухмыльнулся Диллу. — Ты ей об этом расскажешь?

«Она спросила меня, видел ли я когда-нибудь этот дом раньше».

«Me'n Pick были двумя из ста самых нуждающихся детей города — по крайней мере, так мы себя рекламировали. Нас тогда было сколько, Пик — десять?

«Десять», — согласился Дилл.

— Ну, дорогая, мы слышали истории об особняке старого Эйса. Боже мой, у всех было. Сантехника из цельного золота. Вроде того. И мы просто обязаны были это увидеть. Итак, Пику пришла в голову идея, что если мы одемся в нашу самую старую одежду – а между нашей самой старой и лучшей одеждой на самом деле не было чертовски большой разницы – а затем спустимся и увидим директора, старушку МакМалленхау, Ты думаешь, ей было тогда много лет, Пик?

— Старый, — сказал Дилл. «Минимум сорок».

— Для нас Бог старше, — сказал Спайви. «Итак, вот что мы сделали».

«Джейк устроил эту болтовню», — сказал Дилл. «Я просто выглядел задумчивым. Очень бедный; очень тоскливо».

«И следующее, что вы знаете, это Пик, который едет в наемном городском автобусе с примерно пятьдесят восемью милыми маленькими цветными детьми, тридцатью пятью еще более симпатичными маленькими мексиканцами и пятью другими бедняками, направляющимися в Черри-Хиллз и особняк старого Эйса Доусона. для рождественской вечеринки».

— Тебе не было стыдно? — спросил Оуэнс. — Я имею в виду, не находил ли ты это… ну, ради бога, унизительным?

«Что унизительного в любопытстве?» — спросил Дилл. «Эйс Доусон был мифом. Мы хотели увидеть, как жил миф».

— И мы абсолютно уверены, что не лгали, сладкая, — сказал Спайви. «Мы были бедны, хотя Пик здесь был своего рода жалким благородным бедняком, а я был просто чертовски беден». Он повернулся к Диллу. «Помнишь, что я сказал тебе той ночью в автобусе по дороге домой?» Прежде чем Дилл успел ответить, Спиви снова повернулся к Дафне Оуэнс. — Как ты думаешь, что я ему сказал?

— Конечно, когда-нибудь ты станешь его владельцем. Особняк Доусона.

Спайви покачал головой, словно одновременно озадаченный и разочарованный. — Даффи, в тебе есть романтическая жилка, о которой я даже не подозревал. Он повернулся к Диллу. — Расскажи ей то, что я сказал тебе той ночью в автобусе домой.

Дилл улыбнулся. «Конечно, быть богатым выглядело намного проще, чем быть бедным, и вы подумали, что с таким же успехом можно выбрать легкий путь».

Оуэнс смотрел на Спайви почти с одинаковым трепетом и подозрением. — Ты действительно сказал это в десять? — спросила она, и в ее тоне преобладал трепет.

Спайви ухмыльнулся. — Ну, может быть, не слово в слово, — сказал он, все еще ухмыляясь. — Но почти.

Остановившись перед двухквартирным домом своей покойной сестры из желтого кирпича на углу Тридцать второй улицы и Техас-авеню, Дилл все еще чувствовал вкус кесадильи и тамале из зеленой кукурузы, которые он ел на обед. И авокадо тоже. Дилл не очень любил авокадо, и в его салате их было слишком много. Он съел их из вежливости и теперь пожалел об этом.

Он сел в седан «Форд», двигатель работал на холостом ходу, кондиционер был включен на максимальную мощность, и осматривал дуплекс. Он вспомнил это теперь не потому, что когда-либо был внутри, а потому, что проходил мимо него десятки раз и, просто проходя мимо, впитал это в свою память.

Радио было включено и переключилось на станцию новостей. Дилл ждал, пока закончится реклама авиакомпании «Дельта» и появится метеоролог. У нее был низкий хриплый голос, который должен был заставлять погоду звучать похотливо. Когда реклама закончилась, она вдохнула время, которое было 14:49; температура составляла 104 градуса по Фаренгейту; влажность, которая составляла всего 21 процент, и ветер, который, для разнообразия, дул с юго-запада со скоростью 5 миль в час. Когда она начала предлагать милые способы справиться с жарой, Дилл выключил зажигание и выключил радио.

Прежде чем выйти из машины, он запер дело на Джейка Спайви в бардачке. В дело теперь вошли показания под присягой, содержание которых, по мнению Дилла, было почти бесполезным. Оно было расшифровано невидимыми машинистками Спайви — вернее, текстовыми процессорами — и засвидетельствовано Дафной Оуэнс, которая оказалась государственным нотариусом, чьи полномочия истекли тринадцатого июня следующего года.

Когда Дилл вышел из «Форда», от сухой палящей жары он чуть не задохнулся. Перекинув куртку из хлопчатобумажной ткани на левое плечо, он поспешил к манящим высоким зеленым вязам, обещавшим прохладную тень. Обещание было нарушено, а приглашение оказалось ложным, поскольку в тени не было передышки, а рубашка Дилла была мокрой, а с его подбородка капал пот, когда он медленно начал подниматься по внешней лестнице. На лестничной площадке он воспользовался ключом, который дал ему шеф детективов, отпер дверь, толкнул ее и вошел внутрь.

Сначала он поискал кондиционер и нашел на ближней стене блок управления. Органы управления предназначались как для отопления, так и для охлаждения. Он включил систему, переместил индикатор холода со среднего на высокий уровень, подошел к центру гостиной, огляделся и обнаружил, что нет ничего, что указывало бы на то, что его сестра когда-либо жила там. И, если уж на то пошло, не было ни у кого другого, обладающего хоть каплей личности.

В гостиной, конечно же, была мебель: темно-зеленый квадратный диван, такое же кресло и журнальный столик из хрома и стекла, на котором не было ничего, кроме экземпляра « Телегида» за прошлую неделю . На полу, поскольку другого места для него, казалось, не было, стоял небольшой черно-белый портативный телевизор Sony. Не было ни одной книги, что Диллу показалось странным, потому что он знал, что Фелисити презирала телевидение и в детстве читала восемь или девять книг в неделю, иногда десять, хотя это были книги для молодежи, которые в одиннадцать лет она наконец прочитала. отвергнуто как «в основном дерьмо». Летом двенадцатого года обучения она обратилась к русским романистам и, избавившись от них, взяла откуда-то «Последнего пуританина» Сантаяны. В августе она провела за чтением этой книги целую неделю, нахмурив лоб и держа кувшин Kool-Aid под рукой. Она сказала, что нашла Сантаяну одновременно «душной и скучной», и остаток того же августа посвятила Диккенсу.

Дилл до сих пор помнил, как она сидела за карточным столом: перед ней раскрыта « Маленькая Доррит» , справа от нее табличка «Большой вождь» для заметок и аннотаций, а в другом углу стола — редко используемый Университетский словарь Вебстера. Напротив словаря стоял кувшин с «Кул-Эйдом». Виноград, как вспоминал Дилл. Диккенс, как Фелисити сообщила брату, был неплохим произведением (высокая похвала), но «немного пресным». Диллу иногда казалось, что его сестра была наименее сентиментальным человеком, которого он когда-либо знал.

Он внимательно осмотрел гостиную, пытаясь найти хоть какой-то намек на ее личность, след ее привычек. На полу лежал ковер нейтрального песочного оттенка, на стене висело несколько картин, похожих на дешевые репродукции Дюфи, Сезанна и Моне, доставленные по почте, а в углу — недорогая корейская стереосистема, такая новая, что казалась неиспользованный. Дилл не удосужился изучить примерно две дюжины записей. Он знал, что если бы они принадлежали Фелисити, это были бы Бетховен, Бах, ранние «Битлз», а также все песни, которые когда-либо записывал Ив Монтан.

Гостиная перетекала в обеденную зону, где четыре стула окружали кленовый стол с откидными створками, который выглядел так, будто был заказан по каталогу Sears. Над столом на тяжелой золотой цепочке висела фальшивая лампа Тиффани. «Это тоже не Фелисити», — подумал Дилл.

На кухне он заглянул в холодильник и нашел четыре бутылки «Перье», кусок сливочного масла, три яйца, банку дижонской горчицы и буханку цельнозернового хлеба без трех или четырех ломтиков. Он вспомнил, что его сестра всегда хранила хлеб в холодильнике. Он достал бутылку «Перье», открутил крышку и отпил из бутылки.

Держа бутылку в левой руке, Дилл открыл дверцы кухонных шкафов. Там был набор посуды — довольно хорошая японская имитация данска, полдюжины стаканов и несколько мисок. Ничего больше. Там, где должны были быть консервы, специи и основные продукты питания, оказались только две банки свинины и фасоли Ван Кэмпа, банка растворимого кофе «Юбан», почти пустая, круглая коробка соли «Мортон», маленькая коробочка черного перца «Шиллинг», но никаких других специй, даже эстрагона, который, как помнил Дилл, его сестра добавляла практически во все.

Для приготовления пищи была только сковорода, почти новая, и пара потертых алюминиевых кастрюль, в которых можно было сварить яйца и разогреть фасоль. В одном из ящиков Дилл обнаружил достаточное количество ножей, вилок и ложек из нержавеющей стали на двоих. Он открыл остальные ящики, но не нашел ничего, кроме нескольких кухонных мелочей. Ему было интересно, что Фелисити сделала с серебром их матери.

Все еще неся с собой бутылку «Перье», Дилл прошел из кухни обратно в гостиную, а затем по короткому коридору. Вторая дверь слева вела в то, что, очевидно, было спальней его сестры. Там была аккуратно заправленная двуспальная кровать, комод и комод с зеркалом. Это был комплект из орехового шпона, который выглядел одновременно дешевым и довольно новым. На маленьком столике слева от кровати стояла лампа для чтения «Тензор». Дилл открыл ящик стола. Там была только круглая неглубокая пластиковая коробочка с противозачаточными таблетками.

Следующим открыл шкаф Дилл. Там висело несколько платьев, несколько брюк, несколько блузок, легкий плащ, но не зимнее пальто. Пять пар обуви аккуратно выстроились на полу шкафа. Там была одна пара черных туфель, остальные — сандалии, туфли и потертые зеленые кроссовки.

В ящиках комода и комода Дилл нашел лишь пару свитеров в пластиковых пакетах из химчистки, несколько сложенных рубашек и блузок, немного нижнего белья, колготы и больше ничего. Одежды, решил он, хватит на месяц-два, а то и на три. Но не было никаких сувениров, сувениров или чего-то еще, что свидетельствовало бы о характере, личности или вредных привычках, за исключением того, что тот, кто там жил, был одержимо опрятным и, по-видимому, презирал ни готовку, ни еду.

Дилл вышел из большой спальни и прошел по коридору во вторую, меньшую спальню, которая оказалась логовом человека, у которого закончились деньги. Там стоял карточный стол, лампа-мост, а на карточном столике стояла очень старая портативная пишущая машинка «Ремингтон». К столу было придвинуто режиссерское кресло. Справа от стола лежала серая металлическая папка с двумя ящиками. Дилл нагнулся, открыл верхний ящик папки, а затем нижний. Оба были пусты. Он предположил, что полиция забрала содержимое. В чулане второй спальни вообще ничего не было, кроме трех проволочных вешалок.

Из маленькой спальни/прихожей Дилл прошел в ванную и открыл аптечку. Он нашел аспирин, тампакс, крест, косметику, бритву, но не нашел лекарств, отпускаемых по рецепту. В мыльнице лежал торт Ярдли, а в подставке для зубных щеток — две зубные щетки и небольшой контейнер с зеленой вощеной зубной нитью. В ванной не было ничего, кроме полотенец, мочалок и пластиковой шапочки для душа. Не было даже весов, заметил Дилл. Он думал, что это может иметь значение; что это может быть даже подсказкой.

Дилл вышел из ванной и направился обратно на кухню, чтобы посмотреть, сможет ли он найти, где Фелисити хранила спиртное. Он подумал, что наиболее вероятное место — под кухонной раковиной. Он был уже почти на кухне, когда раздался звонок в дверь. Дилл повернулся, подошел к двери и открыл ее. Там, в узких желтых шортах и столь же откровенном синем бретельке в горошек и без туфель, стояла загорелая, длинноногая женщина, чьи вялые светлые кудри, казалось, жаждали воздуха. У нее были большие голубые глаза, даже слишком большие, блестящий розовый нос и широкий рот, накрашенный темно-красной помадой совершенно неподходящего оттенка.

«Ты брат, не так ли?» сказала женщина.

«Я брат», — согласился Дилл.

«У тебя такие же волосы, как и у нее, медного цвета. Но ты не очень похож на нее, если не считать волос.

«Она была хорошенькая; Я не."

«Ну, мужчины не должны быть красивыми, не так ли?» — сказала женщина, и на мгновение Дилл испугался, что она может улыбнуться, но она этого не сделала.

— Ты что — друг, сосед? — спросил Дилл.

«О, я Синди. Синди Маккейб. Мы с Гарольдом живем внизу. Мы, вы знаете, арендаторы.

«Гарольд — это мистер Маккейб». Дилл не задал этого вопроса.

«Ну нет, не совсем так. Я имею в виду, что мы не совсем женаты. Фамилия Гарольда — Сноу. Гарольд Сноу. Мы вместе уже, ох, кажется, уже два года. По меньшей мере, два." Она сделала паузу. Когда она снова заговорила, ее голос был низким, а тон важным. — Гарольд видел, как это случилось с Фелисити… ну, почти.

— Вам лучше войти, — сказал Дилл.

«Думаю, здесь было бы немного прохладнее, чем здесь, не так ли?»

OceanofPDF.com

ГЛАВА 12

Синди Маккейб вошла и села в кресло, подходящее к зеленому дивану. Она выпятила нижнюю губу и дунула вверх, словно сдувая легкую пленку пота, покрывавшую ее лоб и верхнюю губу. «Разве это не жара?» — сказала она, очевидно, не ожидая ответа.

«Я собирался выпить», — сказал Дилл. «Хочешь присоединиться ко мне?»

— Ну, холодного пива было бы неплохо.

"Извини. Никакого пива. Если я не найду, где Фелисити хранит выпивку, это будет обычный Перье.

«Под кухонной раковиной», — сказал Маккейб.

— Я так и думал, — сказал Дилл и направился на кухню.

Под раковиной рядом с жидкостью «Айвори», «Изи-офф» и «Кометой» стояли две бутылки «Джим Бим» с зеленой этикеткой. Одна из бутылок все еще была запечатана. Уровень другого был на два дюйма ниже. Дилл вспомнил, что Фелисити всегда пила бурбон, если вообще пила, потому что, по ее словам, у него более честный вкус, чем у виски. Он также вспомнил, что она думала, что водка — это напиток для купания, а джин — для тех, у кого закончилась «Аква Вельва». А вот ром годился, особенно если его смешать с Kool-Aid. Выливая лед виски и добавляя Перье, Дилл задавался вопросом, почему он не нашел прохладительного средства. Еще раз, Ватсон, сказал он себе, собака не лает.

Он отнес напитки обратно в гостиную и протянул один Синди МакКейб, которая кивнула в знак благодарности и потерла охлажденным стаканом лоб. «Боже, это приятно». Она сделала большой глоток, улыбнулась и сказала: «Так даже лучше».

Дилл, сидя на диване, попробовал свой напиток. — Ты прав, — согласился он.

«Гарольд и я очень сожалеем о Фелисити, мистер Дилл. Это было так… ну, ужасно. В одну минуту она звонила в нашу дверь, а в следующую минуту ее уже не было».

— Как долго ты здесь живешь?

«Около полутора лет. Может быть, немного меньше. Мы переехали сразу после того, как Фелисити купила это место. Она, конечно, была хорошей хозяйкой. Некоторые из них, знаете ли, будут повышать вам арендную плату каждые шесть месяцев, но Фелисити ни разу не повысила нашу, потому что Гарольд помогал ей чинить все, что сломалось. Он хорош в этом — чинить вещи.

— Что делает Гарольд?

«Ну, он сейчас продает домашние компьютеры, и у него все в порядке, но он говорит, что в этом или следующем месяце эта торговля иссякнет, поскольку они снова наводнят рынок. Чего он действительно хочет, так это вернуться в электронику. Знаете, он отучился два года в университете, изучая электротехнику, но ему пришлось бросить учебу. Гарольд действительно хорош в этом. Электроника. Ему это нравится гораздо больше, чем продавать».

Синди Маккейб, видимо, вызванная разговорами с жаждой, сделала большой глоток. Дилл наблюдала, как ее почти невидимое кадык трижды двигался вверх и вниз. Она опустила стакан и улыбнулась если не нервно, то, по крайней мере, неловко. «Мне очень не хочется поднимать этот вопрос прямо сейчас», — сказала она.

"Что?"

— Ну, вчера, как раз перед этим… ну, знаешь, случилось, ну, Фелисити зашла и напомнила Гарольду, что он снова забыл заплатить за квартиру. Иногда я не знаю о Гарольде. Вещи просто выпадают из его головы. Он что-то вроде рассеянного профессора, понимаешь?

Дилл кивнул, что да.

«В любом случае, это неловко. Итак, вчера он выписал чек и отдал его ей, а потом это произошло прямо на глазах, и, ну, мы точно не знаем, что делать. Вы думаете, нам следует прекратить выплаты по этому поводу и написать еще один? И кому мы это выдаем? Я думаю, это как-то безвкусно беспокоить тебя сейчас, но мы не хотим, чтобы кто-нибудь приходил позже и утверждал, что мы не заплатили за аренду.

«Забудьте об этом до конца месяца», — сказал Дилл. – К тому времени все должно быть улажено, и адвокат Фелисити позвонит и скажет вам, куда отправить арендную плату и кому выписать чек.

— И мы просто прекратим выплаты по тому, что дали Фелисити?

"Да, я так думаю."

«Ну, это облегчение». Словно в доказательство этого она допила напиток в три глотка. Дилл поднялся и протянул руку к ее стакану.

Синди Маккейб нахмурилась. — Я не думаю… ох, ну, пожалуй, еще один.

Когда Дилл вернулся со свежими напитками, он увидел, что синяя бретелька в горошек либо соскользнула, либо сдвинулась на дюйм или около того, обнажив верхнюю четверть упругой груди Синди Маккейб, которая, казалось, была так же загорела, как и остальная часть ее тела. . Дилл протянул ей напиток, улыбнулся ее груди или тому, что он мог видеть, и сказал: «У тебя красивый загар».

Она хихикнула и посмотрела вниз. «Я работаю над этим достаточно усердно». Она дернула повод, но это был лишь нерешительный рывок. «Там сзади есть живая изгородь?» - сказала она, превратив свое заявление в вопрос.

Дилл кивнул, что верит в это.

«Ну, он проходит вокруг заднего двора, около девяти футов в высоту и очень толстый. Никто не может видеть сквозь это. Итак, этим летом я просто лежал там ни в чем до середины прошлой недели, когда стало чертовски жарко. Я имею в виду, это было как лежать в духовке, даже без ничего. Ранее этим летом, когда было прохладнее, Фелисити иногда приходила ко мне и присоединялась, когда работала по ночам или в смену.

— Совсем ни в чем? - сказал Дилл.

— О нет, ничего подобного не было.

"Как что?"

«Ну, когда она выходила, я что-нибудь надевал. Я имею в виду, в конце концов.

– Вы с Гарольдом часто виделись с Фелисити?

«Честно говоря, мы этого не сделали, потому что она работала в эти смешные часы. Одна неделя днями, одна неделя ночью, а еще неделя — сменная смена. Иногда мы даже не видели ее неделями. На самом деле, мы бы даже не услышали ее здесь. Я имею в виду, если она работала по ночам, она приходила домой утром до того, как мы вставали, а затем обычно уходила, пока Гарольд был еще на работе, а я был дома. Здесь она никогда не издавала ни звука. Однажды я сказал ей, что мы никогда ее не слышали, а она просто улыбнулась и сказала, что большую часть времени ходит босиком. Но каждый раз, когда что-то шло не так, она оставляла записку с просьбой попросить Гарольда позаботиться об этом. И когда он это сделает, она будет так счастлива и пригласит нас обоих выпить. Но мы никогда никуда не выходили вместе и, как я уже сказал, почти не знали, что она здесь. Единственный раз, когда мы что-то услышали, это когда тот здоровяк пришел, кричал и стучал в ее дверь».

«Какой здоровяк?» — спросил Дилл.

«Думаю, он был ее бывшим парнем. Он действительно был большим, я это знаю. Гарольд сказал, что раньше играл в футбол в университете, но если он назвал мне свое имя, я забыл его, потому что считаю футбол отстойным».

«Как часто этот здоровяк приходил сюда?»

— Вы не думаете, что он имел какое-то отношение к тому, что… ну, к тому, что произошло, не так ли?

"Нет. Мне просто интересно узнать о Фелисити и о том, кто были ее друзья – даже ее бывшие друзья.

«Ну, он был блондином, большим, как сарай, и молодым, во всяком случае, не старше тридцати, что я все еще считаю молодым, а мне двадцать восемь, и плевать, кто это знает».

— Ты не выглядишь так, — солгал Дилл.

"Ну я."

«Как часто он приходил, кричал и стучал в дверь?»

«Большой парень? О, это случилось только один раз, в самый первый месяц нашего переезда. Я подумал: во что мы ввязались? Все стало так плохо, что я попросил Гарольда что-нибудь с этим сделать, но он отказался. Гарольд сказал, что не наше дело, чем занимается полицейский, даже женщина-полицейский. Я думаю, он немного боялся большого парня – и он действительно был большим. Конечно, Фелисити сама была не такой уж маленькой — по крайней мере, пять футов десять дюймов. Но я до сих пор не знаю, как она и этот здоровяк вообще… ну, вы знаете. Выражение ее лица стало немного мечтательным, и Дилл задумался, как часто ей снились фантазии о здоровяке.

"Итак, что случилось?" - сказал Дилл.

«О, я пришел на следующее утро, увидел ее и рассказал ей всю эту суету, из-за которой Гарольд не спал, и это была ложь, потому что он проспал большую часть всего этого, а они не давали уснуть мне. Она была хороша как пирог. Но она всегда была такой, даже когда Гарольд испортил чеки за аренду — упс. Извини. Должно быть, это бурбон. Она хихикнула. Дилл улыбнулся.

— Большой парень не вернулся? он спросил.

"Неа. Никогда. Фелисити сказала, что это прекратится, и так и случилось. После этого ни звука. Она даже телевизор почти не включала, даже утром в программе « Доброе утро, Америка» , и это то, что я всегда смотрю. Иногда она включала его, чтобы посмотреть вечерние новости, но не громко.

— Капитан Колдер часто приходил сюда? - сказал Дилл.

"ВОЗ?"

«Капитан Колдер. Джин Колдер.

"Ой. Ему. Он был здесь вчера. Задавали вопросы мне и Гарольду и притворялись, что никогда раньше его не видели.

— Но у тебя было?

"Да, конечно. Он приходил и забирал Фелисити, может быть, раз или два в неделю.

— Он всегда возвращал ее обратно?

«Иногда он это делал. Но иногда она вообще не приходила домой».

Дилл подумал, что взгляд, который она бросила на него через край стакана, должен был означать тление. Вместо этого он был немного застеклен. Он понял, что она немного пьяна.

— Ты хочешь сказать, что она иногда вообще не приходила домой после свиданий с Колдером? он спросил.

"Это беспокоит тебя?"

"Нет."

«Я имею в виду, что когда два человека уже взрослые и все такое, это естественно, верно?»

"Верно."

«Возьмем, к примеру, меня и тебя».

"Хорошо."

— Хорошо, что?

— Хорошо, давай возьмем тебя и меня.

«Да, ну, если бы мы с тобой вдруг почувствовали влечение друг к другу и решили что-то с этим сделать, кого бы это волновало?»

"Гарольд?"

«Он был бы не против. Он тосковал по Фелисити, но так и не добился успеха. Черт, я бы не возражал, если бы он это сделал. Он всегда открывал дверь, когда она стучала в его шорты «Жокей» с половиной стояка. Вот почему я думаю, что он иногда опаздывал с арендной платой. Чтобы он мог открыть дверь Фелисити в своих шортах «Жокей» и с полустояком.

«Гарольд звучит как настоящий парень».

«Он о том, чего и следовало ожидать. Есть еще бурбон? Она слегка помахала стаканом, и Дилл решил, что она даже пьянее, чем он думал.

— Конечно, — сказал он, встал, взял ее стакан и вернулся на кухню, где приготовил ей еще один напиток, а в свой долил остатки перье. Когда он вернулся в гостиную, поводок был полностью снят. Дилл протянул ей напиток, улыбнулся и сказал: «Так выглядит намного круче».

— Что ты о них думаешь? — спросила она, обхватив свою левую грудь и выставив ее напоказ.

"Хороший."

"Просто здорово?"

“Очень приятно.”

«Это своего рода пас, который я к тебе делаю».

"Я знаю."

"Хорошо?"

«Ну, очень жаль, что мне придется быть в центре города через пятнадцать минут».

"Без шуток."

Дилл с сожалением кивнул.

Синди Маккейб выпила треть своего нового напитка. Когда стекло опустилось, ее глаза все еще были стеклянными и немного косыми. Они все равно смотрели на Дилла. "Ты что-то знаешь?" она сказала.

"Что?"

— Однажды я напал на Фелисити — там, на заднем дворе.

"Что случилось?"

Синди Маккейб рассмеялась. Это был короткий резкий смех, скорее грустный, чем веселый. «Она очень мило от меня отмахнулась». Маккейб помолчал, нахмурился, посмотрел на ее обнаженную грудь, поднял глаза и добавил: «Почти так же, как ты сейчас от меня отмахиваешься».

OceanofPDF.com

ГЛАВА 13

После того как Дилл наконец избавился от Синди Маккейб, Дилл поехал в центр города, припарковал арендованный «Форд» в подвальном гараже и в 15:46 вошел в хорошо охлажденный отель «Хоккинс». Температура снаружи, согласно вывеске Первого национального банка, составляла 104 градуса по Фаренгейту. Ветра не было. Дилл не мог вспомнить, когда не было ветра.

Пожилая женщина, которую он принял за постоянную жительницу, сидела в своем обычном кресле в вестибюле и работала над замысловатым изделием, вышитым иглой. Она подняла глаза, когда Дилл приблизился, но на этот раз не нахмурилась и не посмотрела в глаза. И она не улыбнулась. Она просто смотрела. Дилл улыбнулся и кивнул. Она кивнула в ответ и сказала: «Погода торнадо».

Дилл сказал: «Возможно, вы правы», и продолжал, пока не подошел к стойке регистрации, где остановился, чтобы проверить, есть ли какие-нибудь сообщения в его ящике. Один был на листке розовой бумаги. Он попросил об этом клерка. Клерк, тот самый, который регистрировал Дилла, первым делом взглянул на часы, взял квитанцию из коробки и перегнулся через стойку, его манера поведения внезапно стала конфиденциальной или заговорщической. «Или и то, и другое», — подумал Дилл.

— Капитан Колдер, — сказал клерк, едва шевеля губами.

Дилл любил мелодрамы, особенно во второй половине дня. "Где?"

«Слякотная яма».

"Сколько?"

Клерк пожал худыми плечами. — Пятнадцать, может быть, двадцать минут.

"И?"

— Он ищет тебя.

— Есть запасной выход?

— Вы можете идти… — Клерк остановился. Кончики его ушей порозовели. — Ох, черт, мистер Дилл, вы шутите.

— Не совсем, — сказал Дилл, повернулся и направился к Слякотной яме. По пути он прочитал сообщение. Ему было предложено «пожалуйста, позвоните г-ну Долану в Вашингтон, округ Колумбия, до 18:00 по восточному времени». Дилл снова взглянул на часы. Еще через час в Вашингтоне не будет шести. Но на самом деле торопиться было некуда. Тимоти Долан никогда не покидал офис подкомитета раньше семи, даже в пятницу вечером.

Слякотная яма, оправдывая свое название, была, как всегда, маслянисто-черной. Глазам Дилла потребовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть. Наконец он нашел капитана Джина Колдера за столом возле северной стены. Колдер сидел спиной к стене, перед ним стоял стакан пива. Пиво выглядело нетронутым. Дилл подозревал, что Колдер на самом деле не слишком много пьет, несмотря на два виски, которые он спрятал в комнате Дилла накануне днем. Дилл подумал, что эти два напитка вполне могли израсходовать недельный рацион Колдера.

Дилл подошел к столу. Колдер взглянул на него и кивнул. Это был не дружеский кивок. И это не было недружелюбно. Это был прохладный кивок, который один незнакомец мог дать другому, оставляя за собой всякое суждение до тех пор, пока второй незнакомец не сделает что-нибудь странное.

— Садитесь, — сказал Колдер.

Дилл кивнул в ответ на свой чужой кивок, выдвинул стул и сел.

"Напиток?"

Дилл на самом деле ничего не хотел. Но он сказал: «Конечно, я выпью пива. Черновик.

Колдер поднял руку. Официантка коктейлей поспешила к нам. В последнее время, сказал себе Дилл, ты пьешь с людьми, которые командуют мгновенной службой.

— Он хочет пива, Люсиль, — сказал Колдер официантке.

— С вами все в порядке, капитан? она спросила.

"Я в порядке."

Люсиль ушла. Колдер достал пачку сигарет «Салем» и предложил Диллу сигарету. Дилл покачал головой. "С меня хватит."

«Если я продолжу курить эти вещи, то и я тоже». Колдер зажег сигарету одноразовой зажигалкой и наклонился вперед, опершись локтями на стол. «Я думал, мы сможем поговорить без того, чтобы шеф дышал нам в затылок».

"Хорошо."

— Фелисити, — сказал Колдер. — Я бы хотел поговорить о ней.

"Все в порядке."

«Может быть, этого и не видно, Дилл, но я почти разваливаюсь».

Дилл кивнул, как он надеялся, с сочувствием. Очевидно, это было не так, потому что Колдер смотрел на него, как будто ожидая чего-то большего.

— Я тоже, — сказал Дилл. "Разваливается. Почти."

Так было лучше, понял Дилл. Не так много, но кое-что. Колдер отвернулся и сказал: «Я женат на суке».

"Бывает."

«Она дочь бывшего заместителя начальника дома. В Канзас-Сити. Он затушил едва выкуренную сигарету. «И именно поэтому я женился на ней — потому что она была дочерью заместителя начальника». Он продолжал осторожно гасить сигарету. "Я допустил ошибку."

«Я делаю их постоянно», — сказал Дилл, потому что увидел, что Колдер ожидает от него каких-то слов. Подошла официантка, поставила перед Диллом стакан пива и ушла. Дилл сделал экспериментальный глоток. Холодец все еще не прикасался к его.

«Мне тридцать шесть лет, и если я сыграю правильно, то к сорока годам смогу стать вождем. Может быть, даже раньше. И я не имею в виду шефа детективов вроде Штрукера. Я имею в виду начальника полиции — queso grande ».

— Но, — сказал Дилл.

— Что ты имеешь в виду, но?

«Вот почему ты мне все это рассказываешь, потому что есть одно но».

Колдер уставился на Дилла. «Это взгляд его Великого Инквизитора, — решил Дилл, — тот, который говорит: «Признайся». Раскрывать. Раскрыть. Проливать.

«Как ты думаешь, что это за вид?» - сказал Колдер.

Дилл пожал плечами. «Я даже не буду пытаться гадать, потому что ты мне скажешь». На самом деле, подумал он, тебе очень хочется рассказать мне. Инквизитор становится Инквизитором, хотя я подозреваю, что какими бы ни были разоблачения, капитан, они оставят вас невиновными.

— Моя жена, — начал Колдер, — ну, моя жена плохо меня раздражала задолго до того, как я встретил Фелисити. Фактически, я съехал от нее».

— До того, как ты встретил Фелисити.

— Ну, во всяком случае, сразу после.

"Я понимаю."

«Я не хочу, чтобы у тебя сложилось впечатление, что Фелисити разрушила какой-то счастливый дом».

— Я уверен, что она бы этого не сделала.

«У нас с женой нет детей. Так что единственная проблема, с которой я столкнулся, когда уехал, была с ней».

"Она здесь?"

"Верно. Она здесь."

"Сколько ей лет?"

«Немного старше меня. Тридцать восемь."

— В любом случае, слишком поздно для детей.

«Я не думаю, что она действительно когда-либо этого хотела», — сказал Колдер и угрюмо отпил пива, которое, по мнению Дилла, уже должно было остыть. Колдер, похоже, так не думал.

— Так что же произошло потом? - сказал Дилл. — Я имею в виду после того, как она узнала о Фелисити?

«Вы уже слышали, не так ли?»

— Что слышал?

«Что моя жена угрожала убить Фелисити».

— Нет, я этого не слышал.

"Вы будете."

"Она делала?"

«Пригрозить? Конечно."

— Нет, — сказал Дилл. "Это не то, что я имею в виду."

— Ты имеешь в виду, она убила Фелисити?

"Да."

— Нет, — сказал Колдер. «Она этого не сделала».

— Чем твоя жена ей угрожала?

«Она звонила ей и кричала на нее. Она звонила ей домой и говорила: «Если ты не будешь держаться подальше от моего мужа, я тебя убью». Она тоже звонила ей на работу. Если Гертруда — так ее зовут — не сможет связаться с Фелисити, она оставит сообщение тому, кто ответит. Сообщения типа «Это жена капитана Колдера». Скажите детективу Диллу, что я убью ее, если она не оставит его в покое. Это продолжалось пару недель».

"И что?"

Колдер закурил еще одну сигарету с ментолом. Он вдохнул и поморщился от того, что попробовал. Или то, что он собирался сказать. «В этом состоянии два врача могут взять на себя обязательства. В отделении вроде как есть двое в резерве — ребята, у которых могли бы возникнуть небольшие проблемы с государственной медицинской комиссией, если бы мы захотели что-то с этим сделать. Мы держим их в курсе». Он сделал паузу. «Разве это не ужасно?»

Дилл кивнул. «Да», сказал он. "Это."

«Поэтому я спрятал ее на месяц».

"Гертруда."

"Ага. Гертруда."

"Когда это было?"

Колдер пробежал время в голове. «Год назад, в сентябре».

— Итак, ее не было… что? Десять или одиннадцать месяцев?

"Верно."

"И?"

«Она успокоилась. Они назначили ей валиум. Она даже встречается с каким-то парнем, которого встретила в том месте. Я проверил его. Он постоянно соковыжималку, и они сушили его, когда она встретила его. У него есть трастовый фонд, который должен быть у каждого соковыжималки, так что ему не придется беспокоиться о деньгах. Это приносит ему пару тысяч в месяц, а иногда он продает немного недвижимости. Но в основном он тусуется с Гертрудой. Он приносит ей цветы и водит ее на кино и спектакли, когда кто-нибудь из них сюда приезжает, и ей нравятся такие вещи. Он старше. Ему чуть за пятьдесят, и я думаю, он трахает ее, но не слишком часто, и ее это тоже вполне устраивает.

— Значит, она согласилась на развод? - сказал Дилл.

"Ах, да. В конце концов она согласилась на это после того, как вышла из тюрьмы».

"Где она была?"

«Ферма Миллран. Слышали ли вы когда-нибудь об этом?

Дилл кивнул. — Раньше здесь жил старый доктор Ласкер, когда он работал здесь постоянным специалистом по абортам. Тогда они съезжались со всего мира — из Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Мемфиса, Чикаго. Раньше это было довольно красивое место, но это было много лет назад.

«Это до сих пор», — сказал Колдер. — Ласкер умер, ты знаешь.

Дилл покачал головой. — Я этого не сделал.

«Он был стар, и его бизнес все равно пошел к черту, когда они легализовали аборты, поэтому он продал его паре молодых психиатров, и они добились успеха. Видит Бог, они берут достаточно.

Дилл допил остатки пива. «Интересно, почему Фелисити никогда не говорила мне, что собирается выйти замуж».

Колдер покачал головой, словно в недоумении. Дилл не поверил этому жесту. В характере Колдера не было больше места для недоумения, чем для смирения. И кем бы вы ни были, капитан, вы не скромны.

«Она сказала, что написала вам об этом», — сказал Колдер.

«Она этого не сделала».

«Может быть, это произошло из-за Гертруды и всего остального».

"Может быть." Дилл решил, что хочет еще пива. Он посмотрел в сторону бара, поймал взгляд Люсиль, официантки, и сделал круговое движение над столом, указав указательным пальцем вниз. Люсиль кивнула, выражая понимание. Дилл снова повернулся к Колдеру и улыбнулся своей самой приятной улыбкой.

«Позволь мне кое-что спросить», — сказал Дилл, его улыбка теперь почти пылала теплотой, пониманием и состраданием.

Колдер, очевидно, на мгновение не поверил улыбке. Он убрал локти со стола и откинулся на спинку стула. Это была оборонительная позиция. Когда он ответил, его голос снова обрел совершенно незнакомый тон. — Что спросить меня?

– Где жила Фелисити? Дилл старательно сохранял светящуюся улыбку.

— Тридцать второй и Техас, — без колебаний сказал Колдер.

Улыбка погасла, и Дилл с сожалением покачал головой. — Наверное, я не правильно выразился.

«Вы спросили, где она живет. Я говорил тебе. Тридцать вторая и Техас.

«Вот там она и разбила лагерь», — сказал Дилл. «Я был там сегодня днем. Я пошарил вокруг. Там никто не жил. Никто. Кто-то хранил там одежду. Время от времени кто-то выпивал там чашку кофе. Время от времени там кто-то даже спал. Но там никто не жил. По крайней мере, никто не назвал Фелисити Дилл. Итак , я думаю, где на самом деле жила Фелисити? Ваше место? Это там, где она обрызгала плиту соусом ремулад, прочитала девять книг одновременно и оставила большинство из них открытыми на полу, выкуривала по две пачки «Лаки» в день, взвешивалась по крайней мере дважды и держала свою кухню заполненной с достаточным количеством еды, чтобы продержаться два месяца, даже если она знала, что выкинет много еды? Это была моя сестра, капитан. Вот как она жила. Она не была одержимо аккуратной. Она не вешала на стену гравюры импрессионистов, заказанные по почте. Дайте Фелисити пять минут в комнате, в любой комнате, и она сделает вид, что жила там вечно. Она была гнездительницей, капитан, и строила свои гнезда из разных вещей — странных вещей, забавных вещей, даже глупых вещей, таких как пожарный гидрант, который она купила, когда ей было пятнадцать, приварила к нему вырезанную ванну и превратила ее в Купальня для птиц во дворе. Дилл глубоко вздохнул, задержал дыхание на долгое время, затем выдохнул и спросил тихим, разумным голосом: — Так где же она жила, капитан?

Пришла официантка Люсиль с двумя кружками пива и подала их. Она хотела было что-то сказать Колдеру, но передумала, увидев выражение его лица, и поспешила прочь. Колдер, все еще глядя на Дилла, засунул левую руку в карман брюк, взял пиво правой рукой и сделал несколько глотков.

Поставив пиво, Колдер сказал: «Филлмор и Девятнадцатая улица». Знаешь это?

Дилл прокрутил в памяти карту города. Карта оказалась неизгладимой. «Филлмор заходит в тупик в парке Вашингтон-парк, а затем начинает движение на другой стороне. Там на углу несколько старых домов. Очень большие старые дома».

«Юго-западный угол. Семнадцать тридцать восемь, Филлмор. Архитектор купил его и превратил в квартиры. Сзади есть гараж. На переулке. Это была Фелисити. Его левая рука высунулась из кармана и положила единственный ключ на стол рядом с пивом Дилла. «Это ключ».

Дилл посмотрел на ключ, а затем на Колдера. Ему показалось, что на секунду он увидел что-то в глазах собеседника. Возможно, боль. Но оно прошло почти сразу. «Почему два места?» — спросил Дилл.

"Я не знаю."

— Но ты знал об обоих местах.

«Боже, да, я знал. Послушай, друг, может, тебе стоит попытаться прояснить ситуацию: я собирался на ней жениться . Не потому, что она могла бы принести пользу моей карьере. Не потому, что она была богата. Не потому, что она… ох, черт. Я любил ее. Вот почему я собирался на ней жениться».

Боль, как увидел Дилл, снова вернулась в глаза Колдера. На этот раз оно не исчезло. — Что она сказала — о двух местах?

«Она сказала, что другой дом, дуплекс, был инвестицией для вас и нее. Она сказала, что ты думаешь вернуться сюда, чтобы жить. Она сказала, что ты помог ей купить его.

"Она сказала, что?"

Колдер кивнул, боль в глазах грозила распространиться на остальную часть лица.

«Она солгала», — сказал Дилл.

— Да, — сказал Колдер. «Теперь мы оба это знаем, не так ли?»

OceanofPDF.com

ГЛАВА 14

Покинув капитана Колдера, Дилл вернулся в подвальный гараж отеля, забрал из бардачка «Форда» досье на Джейка Спиви и на лифте поднялся из гаража на девятый этаж. Он планировал позвонить Тимоти Долану в Вашингтон и зачитать ему некоторые наиболее важные отрывки из показаний Спайви.

Дилл отпер дверь номера 981, толкнул ее и вошел в комнату. Он повернулся, чтобы закрыть дверь, и рука обвила его шею. Это была толстая рука, очень мускулистая и очень сильная. Диллу хватило времени подумать об удушающем приеме и заметить, что владелец руки не задыхался и не дышал тяжело. «Может быть, он этим зарабатывает на жизнь», — подумал Дилл, а затем, когда ему перекрыли кислород и сонную артерию, в легкие не поступает достаточно воздуха и в мозг не поступает достаточно крови, Дилл потерял сознание и пришел в себя через девять минут. позже.

Он обнаружил себя лежащим на полу рядом с кроватью. Первое, что он сделал, открыв глаза, — это сглотнул. Ничего не было раздавлено. Ничего особо не болело — только легкая боль в горле, которая, как он чувствовал, скоро пройдет. «Это не намного хуже, чем было, когда мы с Джейком узнали, как поступать друг с другом в пятом классе», — подумал Дилл. Вот только мы тогда не знали, что это называется сонной артерией. Мы просто подумали, что это отличный способ отключиться.

Он медленно, даже осторожно сел и огляделся, чтобы проверить, присутствует ли еще эксперт по удушающим захватам. Он не был. Дилл похлопал по нагрудному карману куртки в поисках бумажника. Это было там. Он вынул его, заглянул внутрь и пересчитал деньги. Ни один не был взят. Его часы все еще были на левом запястье. Дилл встал на колени, затем на ноги и огляделся в поисках досье на Джейка Спиви. Это был лишь краткий взгляд, лишенный надежды. Он знал, что файл исчезнет, и так оно и было.

Дилл сел на кровать и осторожно исследовал горло правой рукой. Небольшая болезненность уже прошла. Повреждение мозга будет минимальным, сказал он себе, потеряется самое большее несколько сотен тысяч клеток, но их миллионы, и поскольку ты все равно ими не особо пользуешься, ты такой же умный, как и всегда, а это значит, что ты можешь по-прежнему переходить широкие улицы в одиночку.

Он постарался вспомнить все, что мог, о нападавшем. Он вспомнил предплечье. Это было чертовски тяжелое предплечье, вероятно, правое, потому что левая рука обхватывала правое запястье, оказывая давление. Потом было такое же легкое, нормальное дыхание. Он не то чтобы паниковал, ожидая твоего появления. Нервы у него, если они есть, в порядке. А его пульс, вероятно, подскакивает примерно до семидесяти двух, когда он волнуется – если вообще когда-либо это делает. Диллу не нужно было чувствовать собственный пульс, чтобы понять, что он участился.

И поскольку нападавший сделал это так гладко и с таким небольшим видимым усилием, Дилл решил, что он, должно быть, делал это часто в прошлом, что, возможно, указывает, инспектор, на то, что до того, как он обратился к своей преступной жизни, он вполне мог быть честным человеком. полицейский, или даже нечестный человек, возможно, из Лос-Анджелеса, где, как говорят, обитают все чемпионы по удушающему захвату. И этот легко мог бы претендовать на участие в Олимпийских играх с удушающим захватом. Конечно , существовал шанс , что он мог бы освоить свое ремесло в другом месте. Он мог быть слегка сумасшедшим ветераном спецназа, седеющим зеленым беретом, который узнал все об удушающих захватах и бесшумных убийствах в Брэгге, довел их до совершенства во Вьетнаме, а теперь продавал свои с таким трудом завоеванные навыки всем, кто покупал их. . «Научись военному делу», — посоветовали ему, и он это сделал.

Дилл поднялся с кровати, подошел к бутылке «Старого контрабандиста», все еще стоявшей на письменном столе, открыл ее, подозрительно понюхал ее содержимое (для чего? спросил он себя. Цианид?), налил в стакан чуть больше двух унций, и выпил его. Оно слегка обожгло и заставило его вздрогнуть, но не сильнее, чем обычно.

Поставив стакан, Дилл взял трубку, закрыл глаза, запомнил нужный номер и набрал его. На третьем звонке ответил голос Дафны Оуэнс, которая снова назвала последние четыре цифры телефонного номера.

«Это снова Бен Дилл. Я хотел бы поговорить с Джейком на минутку.

«Минуточку», — сказала она, и через десять секунд на линии оказался Спайви, полный своего обычного хорошего настроения. — Я собирался позвонить тебе, добрый приятель.

"Как насчет?"

"Воскресенье. Ты все равно будешь в городе в воскресенье, да? Ну, синоптик говорит, что будет еще одна жара, поэтому я подумал, что, возможно, вам захочется прийти сюда и пожарить ребрышки, прыгнуть в бассейн и поглазеть на каких-нибудь полуобнаженных дам. Провел день."

«Звучит неплохо», — сказал Дилл. «Может быть, я принесу один».

— Полуобнаженная дама?

"Верно."

«Я восхищаюсь тем, как вы ведете себя гладко, городские парни».

— У меня проблема, Джейк.

«Большой или маленький?»

"Маленький. Я потерял ваши показания.

Спайви несколько мгновений молчал. "Потерял это?"

«По неосторожности».

«Думаю, мне следует спросить, где ты его потерял, и тогда ты сможешь сказать, что если бы ты знал, где ты его потерял, ты бы пошел и нашел его. Так где же ты его потерял?

«Он был у меня в чемодане», — солгал Дилл. «Я поставил чемодан в газетный киоск здесь, в отеле, чтобы просмотреть несколько журналов, и когда я потянулся за ним, его уже не было».

«Многое из этого происходит в центре города», — сказал Спайви. — Что еще было в твоем случае?

Дилл решил приукрасить свою историю. «Мой авиабилет, кое-какие бумаги, но ничего важного. Мне было интересно, не могли бы вы предоставить еще одну копию своих показаний.

«Ничего страшного. Все, что мне нужно сделать, это попросить одну из девушек нажать кнопку, и принтер выдаст еще одну. Чертовы компьютеры — это нечто, не так ли?» Прежде чем Дилл успел ответить, Спайви продолжил задумчивым тоном. — Во всяком случае, в этих показаниях ничего нет. Я не имею в виду ничего, о чем мне стоит беспокоиться. Вот что я вам скажу: я распечатаю еще один экземпляр, попрошу Даффи нотариально его заверить и отправлю через одного из моих мексиканских родственников. Должен быть там примерно через час, на случай, если тебе придется позвонить своим людям в Вашингтон и рассказать им, какую прекрасную работу ты здесь делаешь.

«Ты кирпич, Джейк».

«Конечно, хотелось бы знать, как вы это написали. Теперь в воскресенье, почему бы вам не прийти сюда около полудня, вы и ваша подруга?

"Звучит здорово."

— Тогда увидимся в воскресенье.

Дилл еще раз поблагодарил Спайви и повесил трубку. Он стоял, глядя на телефон, тщательно запоминая ложь, которую он сказал Спайви, снова взял трубку, набрал одиннадцать номеров, прислушался к междугородному треску и гудкам, звонку телефона, а затем к голосу Тимоти Долана, говорящего: , «Долан».

«Это Бен, Тим».

"У меня есть кое-какие новости. Клайд Брэттл вернулся.

— Куда?

"В Штатах. Он приехал из Канады».

— Но они его не заметили, да?

«Только два дня спустя, когда один из них наконец решил: эй, этот парень выглядел довольно знакомым, просмотрел свою книжку и узнал Брэттла».

"Где это было?"

"Детройт."

"Когда?"

Долан либо вздохнул, либо выпустил сигарный дым. «Десять дней назад, но никто так и не удосужился сообщить нам об этом до сегодняшнего дня. Сенатор уже улетел в Санта-Фе, чтобы заняться политикой на выходных, а мне пока не удалось с ним связаться. Он устроит всякую ерунду. Я уже собрал свою справедливую долю.

— Как ты думаешь, почему Брэттл вернулся?

«Я бы сказал, что ему, возможно, придется прояснить некоторые незавершенные дела».

– Как Спайви?

"Может быть. Ты уже поговорил с ним?

"Сегодня днем."

— Он согласен дать вам показания?

— Он уже отдал его мне, под присягой.

— В нем есть что-нибудь?

«Интересно то, чего в нем нет».

«Чего он хочет от того, чего в нем нет — иммунитета?»

"Верно."

— Что ты сказал?

"Я кивнул."

«Ну, он не может получить кивок на пленку».

— Есть кое-что еще, — сказал Дилл.

— Мне не нравится твой тон, Бен. Это намек на бедствие и явную катастрофу».

«Меня ограбили».

"Иисус. Когда?"

«Около пятнадцати минут назад в моем гостиничном номере. У них есть дело на Спайви.

"Что еще?"

«Это все, что они хотели».

"Они?"

«Он был достаточно большим, чтобы быть ими. Он применил ко мне удушающий захват, и нет, я не пострадал, но с вашей стороны было любезно спросить.

— Я думаю, — сказал Долан. «Сам файл не важен. У нас есть копии».

— И Спиви собирается прислать мне еще одну копию своих показаний. Я сказал ему, что кто-то украл мой чемоданчик.

— У вас нет атташе-кейса.

— Спайви этого не знает.

Со стороны Вашингтона воцарилось молчание, пока Долан не сказал: «Я подумал еще немного. Что было в показаниях – между строк?

«Между строк, если я правильно расслышал и прочитал, Джейк Спайви мог бы повесить Клайда Брэттла, если бы захотел, и если бы мы предоставили ему иммунитет, чтобы он при этом не повесился».

— После Детройта, — медленно произнес Долан, — интересно, куда делся Брэттл.

«Вы не задаетесь вопросом, вы предполагаете, что он здесь и хочет быстро просмотреть досье Спайви».

«Это возможно».

— Может, мне лучше предупредить Джейка.

— Давай, но если Клайд Брэттл хочет его смерти, он мертв. Наша задача — сохранить жизнь Спайви достаточно долго, чтобы… — Долан замолчал . «Послушайте, если я смогу прояснить ситуацию здесь, поговорите с председателем и с этим дерьмом, Клюсоном, ну…» Его голос затих. Клюсон был Норманом Клюсоном, адвокатом большинства подкомитета. Долан презирал его. — Я могу это сделать, — сказал он внезапно.

"Что делать?"

«Запланируйте слушания подкомитета на следующий вторник или среду. Возглавлять его может сенатор. Черт, он уже на пути назад. Я приеду, и мы проведем это в федеральном здании, предоставим Спайви неприкосновенность и позволим ему говорить без умолку, пока он еще жив».

«Они никогда его не очистят», — сказал Дилл.

— Они это прояснят, — сказал Долан уверенным тоном. «У них не будет никакого гребаного выбора после того, как я скажу им, что если они этого не сделают, они никогда не получат неприукрашенных показаний Джейка Спиви, потому что он, черт возьми, наверняка будет мертв».

— Ты действительно в это веришь?

Долан сделал короткую паузу, прежде чем ответить. "Конечно. Не так ли?

«Ты не знаешь Джейка так хорошо, как я».

— Ты имеешь в виду, что Брэттл мог быть мертвым?

"Он может."

«Какого черта, Бен. Если вы правы, мы все равно выйдем вперед».

OceanofPDF.com

ГЛАВА 15

В пятницу вечером без трех минут шесть адвокат Анна Мод Синдж ответила на звонок в офисе резким и деловым «Анна Мод Синдж».

«Это Бен Дилл».

«О», сказала она. "Хорошо. Привет."

— Я не был уверен, что поймаю тебя.

«Я просто уходил».

— Причина, по которой я звоню, заключается в том, что они — они же полицейские — завтра пришлют за мной лимузин, и я хотел бы узнать, не соблаговолите ли вы пойти со мной на службу, а затем на кладбище.

Наступило короткое молчание, пока Синге наконец не сказал: «Да. Я хотел бы, что." Последовала еще одна пауза, а затем она сказала: «Мне все равно нужно с тобой поговорить».

— А что насчет сегодняшнего вечера? - сказал Дилл.

"Сегодня вечером?"

"Ужин."

— Ты имеешь в виду настоящее свидание?

«Достаточно близко».

“С настоящей едой.”

— Это я могу обещать.

«Ну, это звучит лучше, чем «Бережливая кухня». Где я тебя встречу?

— Почему бы мне не забрать тебя?

— Ты имеешь в виду дома?

"Конечно."

«Господи, — сказала она, — это действительно похоже на настоящее свидание, не так ли?»

Анна Мод Синдж жила на Двадцать второй улице и Ван Бюрен в семиэтажном жилом доме, построенном в начале 1929 года тем самым синдикатом нефтяников, который позже купил небоскреб обанкротившегося спекулянта. Якобы нефтяники построили это слегка георгианское здание, чтобы разместить родителей новых нефтяных богачей, которые не хотели, чтобы старики больше были под ногами. Это было хорошо продуманное, тщательно спроектированное здание, и новые богатые нефтью люди быстро раскупили долгосрочную аренду – только для того, чтобы обнаружить, что их родители отвергли идею проживания в квартире (большинство считало это злом) и отказались ступить на землю. место.

Члены синдиката, застрявшие в 1930 году, казалось, с белым слоном, пожали плечами и поселили своих подруг и любовниц в месте, которое стало насмешливо называть Домом престарелых, хотя его настоящее название было Башни Ван Бюрен.

Это было прочное, чрезвычайно хорошо сложенное строение, в котором использовалось большое количество итальянского мрамора, особенно в довольно ярких ванных комнатах. Позже, когда нефтяники и их любовницы состарились, расстались и умерли, арендная плата за квартиры стала стоить дороже: в конце 1941 года квартиры с двумя спальнями стоили целых сто долларов в месяц. К радости тогдашних удачливых арендаторов, именно там арендная плата была заморожена во время войны до конца 1946 года.

Дилл был в этом здании только один раз, и это было в 1959 году, когда злой Джек Сакетт пригласил его и Джейка Спайви на встречу с «тетей Луизой» Сакетта, тридцатитрехлетней красавицей, которая оказалась хорошей -содержанная подруга отца Сакетта, тогдашнего спикера Палаты представителей штата. Тетя Луиза угостила своих молодых джентльменов кока-колой и бурбоном, а затем повела их одного за другим в свою спальню. Диллу и Спиви не исполнилось четырнадцати. Сакетту, будущему главному бильярдному игроку Западного побережья, было пятнадцать. Этот летний день остался для Дилла незабываемым.

Ожидая в мраморном вестибюле отеля «Ван Бюрен» одинокий лифт, который поднимет его на пятый этаж, Дилл заметил, что ковры в вестибюле теперь немного потерты, стены испачканы липкими пальцами, а толстая стеклянная дверь нуждается в чистке. мойка. В лифте, где пахло собачьей мочой, он пытался вспомнить номер квартиры тети Луизы, но не смог. Дилл знал, что лучше не надеяться, что номер Анны Мод Синдж будет таким же.

На ней был полосатый хлопковый кафтан, когда она открыла дверь после того, как он нажал кнопку цвета слоновой кости. Она улыбнулась и отступила назад. Когда он вошел, она сказала: «Добро пожаловать в увядшее великолепие».

Дилл огляделся. "Ты прав. Это."

«Вы знаете его мрачную историю? Я имею в виду здание.

Он кивнул.

«Ну, именно эту квартиру с 1930 года до начала прошлого года занимала некая Элеонора Энн Уошберн, но затем мисс Элли проснулась и умерла, оставив все мне — мебель, одежду, книги, картины, все — включая свои воспоминания. Знаете, это превратилось в кондоминиум.

Дилл сказал, что нет.

«В семьдесят втором году», — сказала она.

— Почему она оставила это тебе?

«Я помог ей выплатить гонорары за несколько договоров аренды нефти, которые старый Эйс Доусон вернул ей в начале тридцатых годов. Она была любимой дамой Эйса. Он дал ей, как она выразилась, помойную банку, полную договоров аренды, которые закончились в пятидесятые годы, но когда разразился нефтяной кризис – не тот, который был в семьдесят третьем, а тот, который был в семьдесят девятом, – что ж, стало выгодно начать зачистка этих старых колодцев. Итак, после того, как пришел представитель нефтяной компании, мисс Элли послала за мной, потому что, по ее словам, она никогда в жизни не встречала сухопутного человека, который не был бы кривым, как кошачье дерьмо, и заявила, что ей следует знать. Я заключил с ней самую выгодную сделку, какую только мог, и это было неплохо, а потом она пошла к другому адвокату, изменила завещание и оставила мне свою квартиру и все, что в ней есть».

— И она была подругой Эйса Доусона?

"Один из них. Она сказала мне, что у него их около полдюжины, разбросанных по всему штату.

«Я знаю парня, который купил себе дом».

«Джейк Спайви», — сказала она.

— Ты знаешь Джейка?

«Все говорят о нем, но, похоже, немногие его знают».

— Хотите с ним познакомиться?

"Ты серьезно."

"Конечно."

"Когда?"

"Воскресенье. Они собираются пожарить ребрышки и прыгнуть в его бассейн.

«Воскресенье», — сказала она.

Дилл кивнул.

"Сколько времени?"

— Мы выйдем оттуда около полудня.

— Значит, весь день?

"Вероятно."

«Ну, я не звездный ублюдок, но я бы убил, чтобы увидеть этот дом изнутри».

Дилл ухмыльнулся. «Думаешь, Джейк звезда?»

Она пожала плечами. «В этом городе он сходит за одного». Она оглядела комнату и нахмурилась. «За что ты вообще стоишь? Садиться." Она указала на кресло, покрытое неношенной, но выцветшей тканью с цветочным рисунком. Флора словно переплеталась из красных и желтых роз с острыми шипами и очень бледно-зелеными стеблями. Дилл сел. Анна Мод Синдж улыбнулась. — Как я уже сказал, увядшее великолепие. Она повернулась и направилась к входу в зал. "Я вернусь."

Пока ее не было, Дилл осмотрел просторную гостиную и ее десятифутовый потолок. Стены были покрыты толстой шероховатой штукатуркой кремового цвета. Вся обстановка пахла тридцатыми-сороковыми годами. Был даже проигрыватель пластинок Кейпхарта, автоматический, который подхватывал пластинки со скоростью 78 об/мин после того, как они были проиграны, и аккуратно опускал их в мягкую прорезь. Дилл вспомнил, как видел один из них в работе в доме друга в Александрии, штат Вирджиния. Друг назвал это антиквариатом.

Остальная мебель имела резкие угловатые линии, и вся она, казалось, либо редко использовалась, либо была недавно оббита. Цвета, за исключением выцветшего кресла с цветочным узором, были приглушенными оттенками коричневого, коричневого, кремового и грязно-белого, хотя повсюду было разбросано множество ярко-красных, желтых и оранжевых подушек. Дилл подумал, что подушки хорошо сочетаются с большим принтом « Рассвет » Максфилда Пэрриша . Он встал, чтобы осмотреть его повнимательнее, пытаясь выяснить, были ли на нем подростки мальчиками или девочками. Он все еще не определился, когда вернулась Анна Мод Синдж в кремовом шелковом платье, подол которого заканчивался чуть ниже колен. Дилл подумал, что платье выглядело одновременно элегантно и дорого. Он улыбнулся и сказал: «Ты выглядишь очень хорошо».

Она взглянула на платье с овальным вырезом и очень короткими рукавами. «Эта старая вещь. Я могу честно сказать это, потому что ему то ли сорок восемь, то ли сорок девять лет, и это настоящий китайский муаровый шелк. Мы с мисс Элли были примерно одного размера — по крайней мере, тогда она была. Позже она немного располнела».

По пути вниз в лифте Анна Мод Синдж вкратце изложила, какие шаги следует предпринять Диллу, чтобы получить страховой полис своей умершей сестры на двести пятьдесят тысяч долларов. По пути к его припаркованной машине она обрисовала препятствия, с которыми он может столкнуться, если попытается продать дуплекс из желтого кирпича. Дилл нашел ее обзор кратким и объективным. Когда они сели в «Форд», он сказал: «Думаю, мне может понадобиться адвокат».

Она пожала плечами. "Ты мог бы."

Он вставил ключ зажигания и завел двигатель. — Ты можешь быть моим адвокатом.

Она ничего не сказала. Дилл отъехал от обочины. Проехав квартал, он сказал: «Ну?»

"Я думаю."

"О чем?"

«О том, хочу ли я быть вашим адвокатом».

«Господи, я не прошу тебя выйти за меня замуж».

«Это не ты», сказала она. — Из тебя получился бы хороший скучный клиент. Это Фелисити.

— Фелисити мертва.

«Я до сих пор представляю ее имущество».

"Так?"

«Возможен конфликт интересов».

«Мой год обучения на юридическом факультете, хотя и смутно его помню, говорит мне, что это полная ерунда».

Она повернулась, чтобы посмотреть на него, прислонившись спиной к двери и поджав ноги под себя на сиденье. – Фелисити разговаривала со мной – вообще-то, доверяла мне как своему другу и адвокату. Иногда трудно решить, где начинается и заканчивается юридическая конфиденциальность».

«В тебе нет смысла».

«Это потому, что я не думаю, что мне следует говорить что-то еще».

Дилл пристально посмотрел на нее и снова сосредоточил свое внимание на дороге впереди. «Я ее проклятый брат, — сказал он, — а не эта чертова налоговая служба. Мою сестру убили. Она вела довольно странную жизнь до того, как они ее уничтожили. Она купила дуплекс, в котором почти не жила, на деньги, которых у нее не было. Она взяла полис страхования жизни на двести пятьдесят тысяч долларов, заплатила за него наличными и умерла через три недели — точно по графику. Неужели никто не задается вопросом, например, вы, откуда, черт возьми, взялись деньги? Неужели никто, ради бога, не думает, что деньги и убийца могут быть связаны? Но все, что вы делаете, это сидите и говорите о конфиденциальности. Господи, леди, если вы что-то знаете, идите и скажите полицейским. Фелисити мертва. Она не будет возражать, если вы раскроете ее секреты. Она вообще ни о чем не будет возражать.

«Это красный свет», — сказал Синге.

«Я знаю, что это красный свет», — сказал Дилл, нажимая на тормоза и блокируя колеса «Форда».

Они молча сидели на красном свете, пока она не сказала: «Хорошо. Я буду твоим адвокатом».

Дилл с сомнением покачал головой. «Я не знаю, достаточно ли ты умен, чтобы быть моим адвокатом. Ведь у меня есть ужасно сложные дела, которые нужно распутать. Мне нужно продать дом и получить страховку. Это может потребовать довольно сложной юридической работы. Возможно, это даже потребует написать одно письмо и сделать два, а может быть, даже три телефонных звонка».

«Свет зеленый», — сказала она.

«Я знаю, что он зеленый», — сказал Дилл и отправил машину через перекресток.

"Хорошо?" она сказала.

"Хорошо что?"

— Ты хочешь, чтобы я был твоим адвокатом?

Дилл вздохнул. «Ой, черт. Почему нет. Что ты хочешь съесть?

«Сладкое печенье».

Он посмотрел на нее и ухмыльнулся. "Действительно?"

«Я жажду сладкого хлеба», — сказала она.

«Это значит Пакингтаун. Шеф Джо?

"Где еще."

— Господи, — радостно сказал Дилл. «Сладкое печенье».

Все, что к югу от Йеллоуфорка, называлось Пакингтауном, хотя Армора уже давно не было, как и Свифта, и теперь остался только Уилсон, который забивал свиней, бычков и время от времени ягнят – иногда, потому что поедание ягненка обычно считалось своего рода неженским занятием. делать. Йеллоуфорк, конечно, была рекой, которую все описывали как ширину в милю и глубину в дюйм — не очень оригинальное описание, но город никогда не придавал большого значения оригинальности.

Иногда в Йеллоуфорке была вода, довольно много воды, но иногда, как сейчас, это была всего лишь широкая извилистая река с ярко-желтым сухим песком, окруженная ивами и тополями.

В течение многих лет Йеллоуфорк служил городу удобной линией экономического и социального разграничения. К югу от него жили белые бедняки и другие бедняки разного цвета. Хотя после Второй мировой войны линии стали несколько размытыми, во многом из-за удобства и привычки все, что к югу от Йеллоуфорка, по-прежнему называлось Пакингтауном. Средняя школа имени Джона Кеннеди фактически называла свою футбольную команду «Кеннеди Пэкерс». И хотя все скотобойни, кроме одной, уже исчезли, Дилл знал, что бывали времена, когда жарким летним вечером при прямом южном ветре все еще чувствовался запах обреченного и умирающего скота. Его запах можно было почувствовать даже на севере, в Черри-Хиллз.

Дилл чувствовал себя почти на автопилоте, когда ехал на юг по Ван-Бюрену, на восток по Нашему Джеку, а затем снова свернул на юг у отеля «Хоккинс» на Бродвей. К югу от отеля Бродвей довольно хорошо сохранял свою респектабельность, пока не достиг Южной Четвертой улицы, или «Глубокой четверки», как ее называли туземцы. После «Глубокой четверки» на Южном Бродвее царил полный беспорядок. Южная Четвертая, Третья, Вторая и Первая улицы когда-то составляли почти единственный анклав чернокожих к северу от Йеллоуфорка. Бывшее гетто теперь было полностью интегрировано и населено в основном отбросами всех рас, вероисповеданий и полов, причем последнее иногда было довольно двусмысленным. И респектабельные, и не очень респектабельные чернокожие уже давно переехали настолько далеко в центр города, насколько могли себе позволить, оставив район «Глубокой четверки» в пользу бедняков и их зачастую ужасных занятий. Дилл вспомнил, что его сестра работала в районе Южного Бродвея — «Глубокой четверки» вскоре после того, как ее перевели в отдел убийств. Район в основном состоял из баров, забегаловок, винных магазинов, порнофильмов и маленьких дешевых отелей с выдуманными названиями вроде «Билтмор», «Хомстед», «Ритц» и «Бельведер». Было также большое количество старых сколоченных каркасных домов с широкими крыльцами. Люди, сидевшие на верандах, выглядели горячими, подлыми, угрюмыми и достаточно отчаянными, чтобы восстать, если бы это хоть немного охладило их. Температура вскоре после 19:00 составила 95 градусов. Солнце еще не зашло. Многие сидящие на крыльце пили пиво из банок и носили только нижнее белье. Ветра не было.

«Откуда взялись все эти шлюхи?» — спросил Дилл, когда они приблизились к Первой Южной улице.

«Из бюро по трудоустройству», — сказал Синге. «Фелисити иногда разговаривала с ними. Они все говорили ей, что либо трахайся, либо умри с голоду».

Они остановились на красный свет. Мужчина, шатаясь, сошел с обочины, обогнул «Форд» и остановился у окна Дилла. Мужчине было около тридцати пяти. На нем была грязная зеленая майка и брюки цвета хаки. Дилл не мог видеть своих ботинок. У него были голубые глаза, которые, казалось, плавали в маленьких розовых прудах. Ему нужно было побриться. Вокруг его рта застряло что-то белое и противное. Он постучал в окно Дилла большим камнем. Дилл опустил окно.

— Дайте мне четвертак, мистер, или я разобью ваше проклятое лобовое стекло, — сказал мужчина абсолютно без интонации.

— Отвали, — сказал Дилл и закрыл окно. Мужчина отступил назад и тщательно прицелился камнем в лобовое стекло. Дилл умчался, проехав на красный свет.

«Я должен был дать ему четвертак».

«Тебе не следовало даже опускать окно», — сказал Синдж.

Сразу за Южной Первой улицей Бродвей начал поворачивать прямо к тому месту, где начинался мост через Йеллоуфорк. Четырехполосный бетонный мост был построен в 1938 году и назван в честь тогдашнего министра внутренних дел Гарольда Ф. Икеса. Когда Трумэн уволил Мак-Артура в 1951 году, городской совет, почти пылающий патриотическим пылом, переименовал мост в честь пятизвездочного генерала, но почти все по-прежнему называли его тем, чем всегда называли, — Мостом Первой улицы.

Когда они начали подниматься по крутому склону моста, Дилл спросил: «Почему они не снесли «Глубокую четверку» и Южный Бродвей, когда сносили все остальное?»

«Они думали об этом», — сказал Синге. «Но потом они испугались».

"Которого?"

«Боялся, что все эти мерзавцы и чудаки переедут куда-нибудь еще — может быть, даже по соседству».

— Ох, — сказал Дилл.

OceanofPDF.com

ГЛАВА 16

На ужин у них были сладкие хлебцы, бамия, черноглазый горох, капуста и кукурузный хлеб, пахта для питья, а на десерт — лимонный пирог с безе. Они сидели под бородатой головой бизона, мертвого тридцать девять лет назад. Стены «Чифа Джо» были увешаны чучелами голов бизона, оленя, лося, лося, рыси, пумы, койота, волка, снежного барана и трех видов медведей. После того, как Дилл и Анна Мод Синдж закончили ужинать, они согласились, что это будет то, что они оба заказали бы, если бы им когда-нибудь пришлось заказывать последний ужин.

Ресторан открыл Джозеф Мейтабби, который был наполовину чероки, наполовину чокто, с добавлением небольшого количества кайова. Все называли его Шефом, потому что так называли всех индейцев. Мэйтабби работал армейским поваром во Франции во время Первой мировой войны. Он остался после войны, женился на двадцатитрехлетней француженке, привез ее обратно в город, и вместе они открыли Chez Joseph в 1922 году. превосходно, и как только скотоводы обнаружили, что мадам Мэйтабби может делать с горными устрицами, он стал одним из двух самых популярных ресторанов в Пакингтауне. Другой был Puncher's, специализирующийся на стейках. Вы также могли заказать стейк в ресторане Chief Joe’s, но немногие это делали и вместо этого просили такие деликатесы, как сладкий хлеб, горные устрицы, мозги и яйца, тушеное мясо ягненка, настоящий суп из бычьих хвостов и чудесное безымянное блюдо, которое ресторан готовил из диких животных. утка, когда она была в сезоне.

Изготовление голов животных началось, когда в 1927 году один из скотоводов застрелил гризли в Канадских Скалистых горах. Он набил голову и подарил ее шефу Джо. Не зная, что еще с ним делать, шеф Джо повесил его на стену. Затем все остальные, стрелявшие во что-либо, начали показывать ему головы своих жертв, пока стены не покрылись животными со стеклянными глазами. Шеф Джо умер в 1961 году; его жена в 66 году. Их единственный сын, Пьер Мейтабби, взял на себя управление, и несколько старых клиентов пытались называть его шефом Питом, но он этого не терпел. При Пьере качество ресторана осталось таким же, как и вывеска снаружи, на которой по-прежнему было написано «Chez Joseph», хотя никто и никогда не называл его так, кроме мадам Мэйтабби.

Когда принесли кофе и коньяк, Дилл откинулся назад и ухмыльнулся Анне Мод Синдж. Их стол стоял перед одним из банкеток, а Синдж сидел у стены прямо под мертвым бизоном, который уже начал выглядеть немного замученным.

«Тебе нравится пахта на ужин», — сказал Дилл. «Я не уверен, что когда-либо встречался с женщиной, которая любила на ужин пахту».

«Известно, что я даже пил его на завтрак».

«Это требует определенного мужества».

"Что у тебя на завтрак?"

— Кофе, — сказал Дилл. «Раньше это были кофе и сигареты, но я бросил курить. Ремарк называл кофе и сигарету солдатским завтраком. Я прочитал это в впечатлительном возрасте».

— Вы когда-нибудь были солдатом?

"Почему?"

Она пожала плечами. «Ты был примерно подходящего возраста для Вьетнама».

«Я не был во Вьетнаме».

— Но вы были за границей.

«Я был за границей. Гражданские лица уезжают за границу; солдаты уезжают за границу».

— Значит, ты не был солдатом.

"Нет."

«Некоторые парни говорят, что теперь они чувствуют себя виноватыми из-за того, что пропустили Вьетнам».

«Белые парни из среднего класса с высшим образованием?»

Синге кивнул. «Они чувствуют, что упустили что-то, на что у них больше никогда не будет шанса».

«Они сделали», сказал Дилл. «Они упустили возможность отстрелить себе задницы, хотя я не думаю, что они бы это сделали. В линейных компаниях не так уж много белых парней из среднего класса с высшим образованием».

«Похоже, ты не чувствуешь себя виноватым», — сказала она.

«У меня была отсрочка. Я был единственной опорой одиннадцатилетней сироты».

— Ты бы пошел?

«Во Вьетнам? Я не знаю."

«Предположим, они сказали: «Хорошо, Дилл, ты призван. В следующий вторник явитесь на почту для ознакомления. Что бы ты сделал?»

«Я бы поехал либо на почту, либо в Канаду. Один по убеждению; другой из любопытства.

Она изучала его несколько мгновений. «Я думаю, ты бы сходил на почту».

Дилл улыбнулся. "Возможно, нет."

«Что ты делал за границей? Я имею в виду за границей?

— Разве Фелисити тебе не сказала?

"Нет."

«Я думал, она говорила обо мне».

«О том, когда вы все росли. Не о том, когда вы были в Вашингтоне или за границей.

"За границей."

Она улыбнулась. "Верно. За границей. Что ты там делал?

«Я покопался».

"Для кого?"

"Правительство."

Анна Мод Синдж нахмурилась, и когда она это сделала, Дилл улыбнулся. «Не волнуйтесь, меня не было в агентстве, хотя я время от времени сталкивался с ними».

«Какие на самом деле эти ребята из ЦРУ?» она сказала. «Вы читали о них. О них делают фотошоу. Но я никогда не встречал ни одного. Не думаю, что я когда-либо был близок к встрече с одним из них».

— Они были… — Дилл сделал паузу, пытаясь вспомнить, какими они были на самом деле. Он вспомнил острые носы, близко посаженные уши, обкусанные ногти и чопорные рты с важным выражением лица. «Думаю, вам придется сказать, что они были вроде… как я. Душно.

«Душно?»

Он кивнул.

"Все они?" она спросила.

«Я не знал их всех. Но в воскресенье вы встретите человека, которому было не очень душно.

"ВОЗ?"

«Джейк Спайви».

« Джейк Спайви работал в ЦРУ. О Боже!"

«Они не признают этого, но он был. Может быть, Джейк расскажет тебе несколько историй. Он побывал во Вьетнаме, Лаосе и Камбодже, но уехал не из патриотизма, не потому, что его призвали, и даже не из любопытства. Джейк пошел, потому что в двадцать три года они были единственной компанией, которая платила ему тысячу долларов в неделю за то, что он делал».

— Что он сделал?

"Джейк? Я думаю, Джейк, вероятно, убил много людей.

— Его это беспокоит?

— Ты имеешь в виду, чувствует ли он себя виноватым?

Она кивнула.

«Джейк никогда ни в чем не чувствовал себя виноватым».

Дилл выбрал другой путь обратно к многоквартирному дому Анны Мод Синдж. Он ехал по Саут-Кливленд-авеню, пока она не свернула в Северный Кливленд, прямо на другой стороне Йеллоуфорка. Он проехал по Северному Кливленду чуть больше двух миль, пока не достиг Двадцать второй улицы, а затем свернул на восток, к Ван Бюрену и Дому престарелых.

Синдж не стала ждать, пока он откроет ей дверцу машины. Выйдя из машины, она сказала: «Все, что у меня есть, это немного калифорнийского бренди».

Дилл воспринял это как приглашение и сказал, что, по его мнению, калифорнийский бренди имеет много преимуществ, особенно цена. В ее квартире Дилл возобновил осмотр большой гравюры Максфилда Пэрриша, пока она пошла за бренди. Когда она вернулась с бутылкой и двумя воздушными стаканами, Дилл почти решил, что две фигуры на картине — девочки. Он также заметил, что Синге снова переоделась в полосатый хлопковый кафтан. Судя по тому, как двигалась ее грудь под тканью, он был уверен, что на ней больше ничего не было надето. Он воспринял это как своего рода еще одно приглашение и задавался вопросом, примет ли он или отправит сожаление.

Синдж сел на грязно-белый диван, поставил стаканы на стеклянный журнальный столик произвольной формы и налил два бренди. Пока она это делала, Дилл достал свою чековую книжку, быстро выписал чек на пятьсот долларов Анне Мод Синдж, добавил в поле для заметок «юридический гонорар», вырвал его и протянул ей.

Она прочитала чек, осторожно положила его на стол, холодно посмотрела на него и сказала: «Это был чертовски грубый поступок».

Он кивнул. — Да, я думаю, это было так.

«Это не мой офис. Здесь я живу — мой дом. Где я веду свою общественную жизнь, а также свою сексуальную жизнь, такой, какая она есть. Я думал, что сегодня вечером я мог бы даже немного обогатить их обоих, но, похоже, я ошибался».

«Вы принимаете чек?» - сказал Дилл.

Она колебалась, прежде чем ответить. "Что за чертовщина?"

«Вы принимаете чек?» - повторил Дилл.

"Все в порядке. Да. Я принимаю это."

— Тогда ты действительно мой адвокат — признаю, за скромное вознаграждение — и если у меня возникнут проблемы с законом, ты прибежишь, верно?

«Что за беда?»

— Это другой вопрос, а не ответ.

"Хорошо. Я прибегу. Что за беда?»

«Когда я был за границей…»

— За границей, — перебила она.

Он не улыбнулся. "Верно. Когда я там ковырялся, у меня развился своего рода инстинкт. Я не знаю, как еще это назвать. Но я научился зависеть от этого. Это была своего рода система предупреждения».

«Предчувствие», сказала она.

"Хорошо. Ханч это хорошо. Но несколько раз это спасало меня от неприятностей, потому что я был уверен, что у меня есть и резервная, и запасная позиция. Ну, с тех пор, как я сюда попал, я получаю те же самые слабые сигналы.

— Ты говоришь о Фелисити и всё такое.

"Частично."

Она выпила немного бренди. — Вы сказали, проблемы с законом.

"Так я и сделал."

«Так о чем же мы на самом деле говорим — о заговоре, заговоре, паранойе и о чем?»

«Давайте попробуем паранойю», — сказал Дилл. «Сегодня около пяти часов вечера я поднялся в свой номер в отеле. Очень большая рука обвила мою шею удушающим захватом. Я потерял сознание примерно на девять минут. Когда я пришел в себя, у меня все еще были часы, кошелек и все мои деньги».

«Что пропало?»

«Досье на Джейка Спайви».

«Какой файл?»

«Я работаю в подкомитете Сената. Оно расследует дело Спайви.

"Ваш друг."

«Мой старший».

"Знает ли он?"

— Конечно, он знает.

Она нахмурилась. «Вы называете ограбление догадкой». Она покачала головой. «Нет, конечно, нет. Это был тот самый брусок два на четыре дюйма, которым кто-то ударил тебя по носу, чтобы привлечь твое внимание. Ее глаза расширились, не сильно, но ровно настолько, чтобы Дилл расслабился, поздравляя себя с выбором адвокатов. Она чувствует это, сказал он себе, но она не совсем уверена, что это такое. Но и ты тоже.

"Что еще?" - сказал Синге.

«Что еще», — повторил Дилл, взял свой стакан и отпил немного бренди, отметив, что калифорнийским виноделам еще предстоит пройти путь, прежде чем обогнать своих французских конкурентов. «Ну, «что еще» включает в себя старого репортера из «Трибьюн» , у которого уже есть вся история о забавных финансах Фелисити, вот только он сдерживает ее, пока не узнает.

"От кого?"

«Он ничего не сказал, и я знал, что лучше не спрашивать. А еще есть бывший парень Фелисити, пугающий и бывший великий футболист».

«Клэй Коркоран», — сказала она.

«Я думал, что он слишком легко отказался от того, чтобы его бросили, но арендатор Фелисити, женщина, более или менее подтверждает его историю. Имя арендатора Синди Маккейб. Она сняла бретельку, чтобы я мог полюбоваться ее обнаженной грудью. Она также утверждала, что однажды попыталась наброситься на Фелисити, но получила отказ.

— Ты ей отказал?

"Боюсь, что так. Я опоздал на следующую встречу, о которой тогда еще не подозревал, но которая, как оказалось, была назначена капитану Колдеру, скорбящему жениху. Капитан Колдер дал мне ключ от квартиры в гараже, где на самом деле жила Фелисити. Дилл полез в карман куртки, достал ключ, который дал ему Колдер, и положил его на стеклянный столик. – Квартира находится на улице Филлмор и Девятнадцатой, недалеко отсюда.

«Напротив Вашингтон-парка», — сказала она.

"Ты знаешь это?" он сказал. — Я имею в виду, ты знал, что у нее там есть квартира?

Синге медленно покачала головой. "Нет. Я этого не сделал.

«И ты был ее адвокатом, ее доверенным лицом, ее другом. Она тебя никогда не приглашала?

«Только в дуплекс. Я был там довольно много раз. Я сказал ей, что мне кажется, что это выглядит немного голым, даже немного стерильным. Что оно не похоже на нее. Она сказала, что ее там было мало, потому что большую часть свободных ночей она проводила с Колдером.

– Фелисити рассказала вам о миссис Колдер?

Синге кивнул и отвернулся. «Он совершил ее».

"Ты знаешь почему?"

— Потому что она слишком много выпила.

«Это не совсем так. Он совершил ее, потому что она угрожала убить Фелисити, и не один раз, а часто.

— Фелисити никогда мне этого не говорила, — сказала Синдж почти шепотом.

Дилл взял ключ, который дал ему Колдер. Он поднял его, чтобы Синдж мог посмотреть. «Я хочу использовать это завтра после похорон. Я хочу пойти посмотреть, где на самом деле жила Фелисити. Я хочу, чтобы ты пошел со мной».