Шкатулка

Из жизни буржуев

Вообще-то его звали Феофан — в честь древнерусского живописца. Но ему так надоело объяснять всем происхождение своего непопулярного имени, что однажды, мысленно попросив у покойного родителя прощения, он стал называться просто Федя. Жена Люся величала его по-прежнему Фофа, а в ласковые моменты Фофочка. Дочурка Ляля еще барахталась в колыбели и не называла его никак, а только весело гукала, когда он над ней склонялся.

Федя был счастливый человек. Во-первых, потому что батя вернулся с войны живой и у них с матерью получилась любовь, в результате которой он родился. Во-вторых, его собственная жена была святая: красивая, с высшим образованием пошла за него, серого работягу, и маялась с ним по чужим углам четыре года. В третьих, им дали отдельную однокомнатную квартиру в хорошем зеленом районе. Правда, за выездом, но — все же! Они с женой так радовались, что не сетовали ни на первый «высокий» этаж, ни на тараканье семейство, вынудившее их на решительные меры: супруги трижды травили паразитов, в результате чего Федю дважды увозили на «скорой помощи» по поводу самоотравления. И, наконец, в-четвертых, у Феди были золотые руки. Должность его обыкновенная: кровельщик. Однако помимо своего дела он знал и умел так много, что это приносило семье заметную выгоду. Квартиру он отремонтировал сам: не только побелил потолки, поклеил обои, но даже кое-где заменил подгнившую столярку. Сам перебрал и заново настелил паркет. Соседи приходили, ахали, восхищались и примеривались, как бы использовать в своих нуждах неожиданно появившегося в их дом умельца. Осаждать его стали не сразу, предполагая, что за свои таланты он вправе заломить хорошую цену. Когда же поняли, что перед ними бескорыстная душа, приветливо оттаяли и взялись за парня. Федя готов был помочь всем, кто просил. Он навешивал книжные полки, ремонтировал поломанные стулья, проводил телевизионные антенны, чинил канализацию, радиоприемники и вставлял дверные глазки.

Чаще других привечал Федю сосед Бушуев. Игорь Антонович служил по продовольственной части. Бухгалтером в гастрономе. Вследствие чего мог достать дефицит не только в смысле импортных питательных смесей для новорожденных, но и более того. Однако Игорь Антонович был человеком сдержанным и не слишком распространялся о своих неисчерпаемых возможностях. Он любил тишину. Свою жену Антонину он давно уже не любил, но высоко ставил ее деловой практический ум. Если бы не она, у них никогда бы не завелось огородного участка на сорок пятом километре. Коренная горожанка, постигавшая «пленительный мир природы» в городских скверах и до сорока с лишним лет не знавшая, как пахнет василек, она вдруг со всей страстью вцепилась в пять соток заболоченной земли, отстояв свое законное право в длинной очереди желающих разводить овощные и ягодные культуры.

Когда вожделенный участок был обретен, возникла масса проблем и задач, главная из которых — транспортная. Воскресная давка в электричке, ноющие от пудовых рюкзаков плечи (продукты и даже стройматериалы приходилось возить на себе), шлепанье от автобусной остановки до места два километра по весенней и не просыхаемой до июля бездорожной хляби — вопили об этом. О необходимости приобретения индивидуального транспорта. «Хоть какой бы драндулет купить, лишь бы вез!» — восклицала женщина и все активнее вдохновляла мужа. «Пойми, роднуля: денег у нас мало. И на половину машины нет, — вразумлял жену Бушуев. — Ковер зачем-то купили! Триста восемь рублей с книжки ушло». Ковер Антонина вырвала у супруга с кровью. «Неужто, — говорила она, — я так и проживу без хорошей вещи в доме? Разве я за свою трудовую жизнь не заработала на ковер?» Игорь Антонович отвечал, что у них есть уже ковровая дорожка, вот она лежит на полу, они уже десять лет по ней ходят. Но жена саркастически смеялась, говоря, разве это вещь? Ее уже трижды в чистку сдавали, она давно утратила первозданные краски, и весь узор потерся. «Эх ты, непонятливый!» И Игорь Антонович решился. Подержанный «Москвич» был куплен в комиссионном магазине на окраине города и пригнан бывшим владельцем к самому дому Бушуевых — прямо к подъезду. Когда прежний хозяин, прощаясь, облегченно вздохнул, Игорь Антонович заподозрил неладное. Но в чем состояло его подозрение, он тогда еще не понял. А понял позднее, после многократных и безуспешных попыток завести мотор. Приглашенный в качестве водителя для торжественной поездки за город знакомый Вася Кошкин с автобазы номер три, глянув на «лайбу», сразу разочаровался: старье допотопное. Потом же, не сумев возбудить в автомобиле даже искры жизни, махнул рукой и заявил, что аккумулятор сел, да и зажигание что-то того… Антонина, обложившись пустыми банками для будущих заготовок и отслужившей срок домашней утварью («там все сгодится»), терпеливо наблюдала за действиями Василия. Наконец, поняв, что машина не заведется, женщина выкарабкалась из салона и испепеляюще глянула на мужа: что приобрел, несчастный!

— С колесами у нее все в порядке? — осведомился Игорь Антонович у знатока техники.

— Колеса-то что! — заявил Вася. — Шины подкачать — и все дела. А вот остальное… — он развел руками. — Сложно. Так что мне идти надо. А вы уж извините. Тут возни на неделю.

— Вот и проехались, — скорбно протянула женщина. — Там огород сохнет, а мы тут мыкаемся. — Взор страдания обратился в сияющую бездну воскресного утра.

Игорь Антонович пошел к Феде.

Федя встраивал стенной шкаф. Прилаживал деревянные рейки каркаса, на которые предполагалось крепить выкрашенные «под дуб» куски древесностружечных плит, приобретенные в отделе «Все для труда» шумного Детского мира. Шкаф обещал быть прекрасным, не хуже магазинного.

Федя любовно оглядывал свое хозяйство: досочки, брусочки, аккуратный инструмент. Каждая вещица для дела. Все со смыслом.

Дверь открыла Люся. Она еще не успела поснимать с головы бигуди и слегка смутилась, увидев Игоря Антоновича.

— Я жутко извиняюсь! — воскликнул тот. — Здрасьте! Такое дело, без вашего Феди пропадем…

Люся закивала, сообразив, что понадобился Федя, и впустила соседа, скрывая досаду: собирались пойти в парк после обеда. Но, видно, мужика опять «захомутают».

Федя не привык, чтобы его долго упрашивали. Он только сложил в ящичек инструменты, быстро подмел мелкие стружки и ласково взглянул на жену, словно говоря: «Ничего не поделаешь, милая! Надо помочь человеку».

— Просто несчастье какое-то, — завидев его, запричитала Антонина. — Там огород сохнет, а мы стоим.

Игорь Антонович досадливо крякнул: ну что разоряется. Пришел же человек. Посмотрит. Может, и наладит.

Федя сел за руль, поставил рычаг переключения скоростей в нейтральное положение, качнул раза два педаль газа и повернул ключ. Мотор молчал. То есть в замке что-то щелкнуло. Видно, заряд был, но слабый. Федя открыл капот. Чем дольше он что-то разглядывал в моторе, трогал какие-то детали, тем сосредоточенней делалось его лицо.

Антонина нервно вздохнула и мысленно прикинула, за сколько ездок на электричке можно перевезти весь заготовленный ею скарб — банки, узлы, сахарный песок и прочее, чем был сейчас забит салон злополучного «Москвича». Вывод был страшный: сил не хватит. «Угрохали две с половиной тыщи — и на тебе, пожалуйста!»

— Попробуем прикурить, — сказал Федя.

Игорь Антонович с готовностью хлопнул себя по карману, достал пачку сигарет «Дымок» и протянул Феде. Тот хохотнул:

— Не в этом смысле! Нужно от какой-нибудь машины. — Он огляделся: во дворе других автомобилей не было.

— Схожу до гаражей, попрошу кого-нибудь, — предложил Игорь Антонович.

— Это далеко. Нужно на дороге посмотреть, — посоветовал Федя.

И тут к их радости во двор въехало легковое такси.

Машина притормозила у дальнего подъезда, и Антонина, не дожидаясь указаний, ринулась туда. Пока шофер неторопливо искал пассажиру сдачу, звеня мелочью, она стояла у дверцы с опущенным окном и просительно улыбалась. Шофер равнодушно выслушал ее просьбу, что-то ответил, очевидно отказываясь, но женщина проникновенно взглянула на него и пообещала отблагодарить.

Федя уже закрепил проводки, когда подошло такси. Оставалось перекинуть их от одного аккумулятора к другому…

— С богом! — сказал он и вновь сел на водительское место.

В «Москвиче» что-то грюкнуло.

Сердце Антонины радостно толкнулось.

Таксист глянул на ручные часы и деловито сплюнул в зеленый газон.

Антонина вспомнила, что в кошельке у нее были три пятерки и один рубль. Металлический. «Хватит ли рубля? — думала она. — Ишь какой важный. Пошлет еще… Ну и пусть. Рубль тоже деньги».

«Москвич» заводиться не хотел. Он еще раза два грюкнул и перестал реагировать на Федины усилия.

«Вот почему он так вздохнул тогда! — вспомнил Игорь Антонович бывшего хозяина машины. — Спихнул поломанную дураку несмышленому и смеется теперь небось надо мной».

«А ведь рубля у меня нет, — вспомнила Антонина. — Я же его в гастрономе оставила, балда, когда селедку брала! Ну да. У кассирши с пятерки сдачи не было, я ей дала шесть, а она мне трояк и сорок две копейки. Придется трояк давать. Эх, одно разорение с этой машиной!»

— Карбюратор смотрел? — не выдержал таксист, обращаясь а Феде. — Бензин-то есть в карбюраторе?

Федя хлопнул себя по лбу и полез под капот.

Таксист лениво вышел из машины, звонко захлопнул дверцу и наклонился рядом с Федей. Оба понимающе переглянулись.

— То-то! — сказал таксист со знанием дела.

— Подсос что-то не качает, — сообщил Федя.

— Отвинти крышку, налей чуток сверху. Сойдет! — посоветовал таксист.

Машина завелась.

— Ну вот! — обрадовался Игорь Антонович. — Дело мастера боится. Эх, Федя, что бы мы без тебя?

— Благодарим за спасение! — Антонина протянула водителю деньги.

— Карбюратор барахляный, — заявил таксист, принимая трешку. — У «Москвичей» это вечная история. — Он вытер ветошкой руки и сел в машину. — Бывайте!

«Надо бы тормоза проверить, — вспомнил Федя. — Сколько без движения простояла…»

— Огород небось высох совсем, — с досадой протянула женщина. — Два часа уже толчемся.

— Федя знает, что нужно делать, — осадил ее Игорь Антонович. — Машина не лисапед, подошвой не тормознешь. Правда, Федя? — он уважительно глянул на помощника.

— Это точно, — протянул тот. — С тормозами не шутят.

Он покачал педаль тормоза. Потом включил скорость, и машина тронулась с мертвой точки, проехав метров пять по двору. На асфальте, где она стояла, осталась куча мусора — бумаг, щепок и еще какой-то чепухи, которую дворник или кто-то другой ловко заметал под нее.

— Федя, голубчик, — застонал Игорь Антонович, — докати нас до кольцевой, а там уж я сам как-нибудь, а?

Федя задумчиво покосился на окно своей квартиры. В кухне, отодвинув занавеску, стояла жена Люся с приветливой улыбкой.

— Да мы вот в парк собирались, на воздух, — начал было он, но Игорь Антонович молитвенно сложил руки. — У меня и прав нету! — вдруг вспомнил Федя.

— У меня права есть! Новенькие! Без одной дырочки. Я водитель-то пока никакой. Увижу ГАИ, руки затрясутся и обязательно что-нибудь не так сделаю. Уважь, дорогой. За мною не пропадет, ты знаешь.

Федя смутился. Действительно, Игорь Антонович однажды подбросил им четыре килограмма гречки и на прошлый Новый год достал два батона импортного сервелату. Гречка их здорово поддержала, да и сервелат оказался вкусный.

Федя глянул на жену в окне, постучал по запястью левой руки, где должны быть часы, и понял кверху указательный палец, что означало: «Я испаряюсь на один час». Жена понимающе кивнула и ответила кривой улыбкой на поклоны супругов.

Они выехали на магистраль, ведущую к кольцевой дороге. Игорь Антонович сидел рядом с водителем и чутко реагировал на дорожную ситуацию.

— Желтый! Тормози! — командовал он Феде, замечая вдали светофор. — Осторожно, фуражкин впереди, — предупреждал он и успокоенно вздыхал, когда милицейский пост оставался позади.

— Вижу! — откликался Федя и притормаживал. Нервозность Игоря Антоновича передавалась ему.

Предстоял довольно бойкий перекресток.

Игорь Антонович завидел вдали постового и заблаговременно стал подготавливать Федю:

— Сбавляй!

По случаю выходного дня машин было не много, но, двигаясь в потоке, Федя придерживался общего режима, ехал довольно быстро.

— Не успеем на зеленый! — стонал Игорь Антонович. — Не проскочим. Сбавляй!

Федя слегка заволновался и довольно резко тормознул на желтый свет. Сзади раздался визг чужих тормозов.

— Кто же так ездит! — заорал на них водитель вишневой «Нивы». — Сейчас бы влупил тебе в зад, что тогда?

— Извини, товарищ, — попросил Федя.

— Не умеешь, не езди! — продолжал тот, нервно захлопнул дверцу и, объехав «Москвич», рванулся на зеленый.

— Фордадуй! — показала ему вслед язык Антонина. — Кати, кати, пижон. Ишь, понесло его! Раз у нас машина слабже, так можно и плеваться на нас? Буржуй! Не обращай внимания, Федя.

Сзади раздались нетерпеливые гудки: зеленый свет зажегся, проезжайте.

— Эх, черт! — Федя включал зажигание, но мотор не заводился.

— Опять двадцать пять, — всхлипнул Игорь Антонович. — Не везет, так не везет!

Антонина вспомнила трешку, отданную таксисту, и пожалела, что зря потратилась.

— Кажется, свечи залило, — деловито сообщил Федя. — Надо обождать немного.

— Подождем, — согласился Игорь Антонович. — Только на перекрестке стоять — постовому глаза мозолить. Толканем ее к обочине.

Все вышли из машины, уперлись в кузов и поднатужились. «Москвич» довольно легко сдвинулся, бесшумно поехал. Федя, просунув руку в открытое окно, направлял руль. Минут через десять попытались завести опять. Результат прежний: машина дернулась и только.

— Эхма! — досадливо произнес Федя, выйдя из машины, и в сердцах стукнул по крылу «драндулета». Рука его провалилась. Он глянул и обмер: в блестящем салатовом корпусе «Москвича» зияла дыра величиной с его ладонь. Прежний хозяин, видать, здорово потрудился, латая проржавелый кузов, заклеивая и замазывая очевидные следы времени.

— Вот жулик! — сказал Игорь Антонович о прежнем владельце. — Вот прощелыга! За такие деньги что имеем! «А все она, — подумал он про жену. — Ишь, барыня, машину ей надо. Получила?»

— Как же теперь ездить… на дырявой? — воскликнула Антонина.

— Печальное обстоятельство, — удрученно чесал в затылке Федя. — Но поправимое. Приедем, я эпоксидку достану, заделаем в два момента. Подкрасим. Все будет путем.

— Как доедем-то, если не заводится? — взвыл Игорь Антонович.

— Я ей сейчас вделаю один прием, — сообщил Федя. — Меня в армии друг научил. Вот увидите. — Он снова полез под капот.

Антонина сидела на каменном бордюре и вздрагивала, когда в машине начинало шуметь.

— Ну ладно, — сказала она. — Вы тут заводитесь, а я на электричку пойду. Сил моих больше нет. Я над огурцами два месяца колдовала не для того, чтобы они повысохли.

— Видишь, роднуля, я тут не виноват, — разводил руками Игорь Антонович. — Однако ты мне деньжат оставь… на всякий случай.

Антонина сердито вынула из кошелька пятерку и сунула мужу:

— Без дела не расходуй!

— Сумочку оставь, — предложил муж. — Я привезу.

— Здесь харчи, — отсекла Антонина порыв.

— Брюкву не пропалывай, я сам, — уже вслед ей кричал Игорь Антонович.

Жена не обернулась. Села в автобус и уехала.

Тут «Москвич» завелся, заурчал, недовольный, что его вынудили-таки заработать.

— Баба с возу! — весело хихикнул Игорь Антонович. — Надо же!

Они поехали догонять автобус.

— Вот он! — указал Игорь Антонович вперед.

Автобус повернул направо. Федя тоже вырулил направо. Раздался переливчатый свисток.

— Неужели нарушили? — Федя машинально сбавил скорость и прижался к обочине. Остановив машину, он тяжело выдохнул.

Игорь Антонович зашарил по карманам в поисках документов. Таковых нигде не было. И он вспомнил, что распорядительная жена сложила его права и техпаспорт в целлофановом пакете на дно хозяйственной сумки, чтоб не потерялись. Игорю Антоновичу стало страшно:

— Все, Федя, сейчас нас заштопают. Дебет с кредитом не сошлись.

Оба приготовились стойко выдержать нарекания автоинспектора.

Свисток повторился. Мужчины увидели из окна мальчугана возле табачного киоска с красной пластмассовой свистулькой во рту. Тот ехидно улыбался.

— Ах, чертенок, напугал! — рассердился Игорь Антонович. — Уши надрать паршивцу. Ишь, забавляется! — Он собрался выйти.

— Да бог с ним! — остановил его Федя. — Поехали, а то автобус упустим.

— Мы его уже упустили, — ответил Игорь Антонович. — Не судьба. И знаешь что, поехали до дому.

— А Антонина Петровна?

— Доберется без нас. Огород польет, будь он неладен!

— Как желаете, — согласился Федя, выруливая на дорогу.

На кухонном столе белела Люсина записка: «Мы гуляем». Поскольку она была без обычного ласкового обращения, Федя понял, что на него осерчали. Но в эмалированной кастрюльке были еще теплые зеленые пахучие щи, и он решил поесть.

В дверь позвонили.

На пороге стоял Игорь Антонович и застенчиво прижимал к груди белоголовую.

— Понимаешь, какая штука, — сказал он. — Антонина забыла на сиденье. Я и думаю, все равно жизнь пропащая. Ты один?

Мужчины сидели за узким обеденным столиком на кухне и оживленно беседовали.

— Да много ли надо нам двоим-то? — говорил Игорь Антонович. — Ну морковки, ну там редиски, лука грядку, еще чего — и все! Куда ж такую прорву насаживать? Земля ведь ухода требует, труда. А где время взять, силы? Дурная баба. Давай-давай! Сажай! Поливай! Ты, Федя, счастливый человек. Нет у тебя этой собственности. Гуляй себе в парке. Никаких забот.

Федя смутился:

— Да мы вообще-то подали заявление на участок. Но говорят, вы у нас не долго работаете, есть другие — заслуженные.

— Правильно сделали, что подали, — одобрил Игорь Антонович. — На природе хорошо. Воздух. Птицы. Ребенку благодать. Это хорошо.

— Ждать, говорят, долго. Желающих много.

— Забурел народ. Красивой жизни все хотят. Чтобы и садик свой, и машина. А ведь лет… сколько-нибудь назад скажи мне: Игорь Антонович, будешь ты частником, я бы не поверил. Ведь как жили? Во что одевались? Как питались? Нужда была во всем. Ничего лишнего. А теперь? У меня одних сорочек двенадцать штук в шифоньере лежит. Разве я их все ношу? Нет, конечно. Нейлоновые не в моде. Врачи теперь говорят, нейлон вредный. Выкинуть жалко. За все уплочено.

— У меня Люся из старых рубах наволочки шьет. В японском журнале вычитала полезный совет.

— Японцы народ практичный. Из всего выгоду сделают. Вон как в технике выскочили.

— Транзисторы у них хорошие.

— А машины! Едет такая «Тоета» — фу-ты, ну-ты! — Игорь Антонович вспомнил своего «Москвича» и вздохнул.

— Мы похлеще умеем делать. Только у нас трудности.

— Ты-то послевоенный. А я помню и голодуху, и разруху. И как хозяйство восстанавливали. Молодые этого не знают. Они на готовом выросли.

— Матушка на праздник картофельные блины пекла. Тогда казалось, ничего вкуснее нет.

— На прошлой неделе у нас в гастрономе омаров продавали. Во льду. Изысканная вещь! Дороговато, конечно. Не вобла какая-нибудь. Буржуазный деликатес. Кое-кто по три кило брал, представляешь?

— В этом омаре одна оболочка, а мяса — грамм. Я знаю, меня товарищ угощал. Наши крабы не хуже.

— Лучше!

Мужчины мечтательно затихли.

— О! — вспомнил Федя. — У меня ж квас в холодильнике имеется. Желаете?

— Из холодильника боюсь. Заболею в два счета. Потом таскайся по врачам. Хотя… давай по глотку.

Трехлитровая банка темного квасу отпотевала посреди стола. Недоеденные щи в двух тарелках подернулись жировой пленкой. Мужчины рассуждали.

— А вот один писатель, — вспомнил Игорь Антонович, — рассказывал у нас на вечере. Значит, пригласил его какой-то канадец к себе на виллу. Показывает нашему свой дом, хозяйство. Вот, говорит, гараж. В нем три машины: моя, жены и сына. У каждого, значит, по автомобилю. Еще, говорит, у меня маленький фургон есть для хозяйственных целей.

— Во живут! — заметил Федя.

— Буржуазия. У них так.

— Ну и дальше чего?

— Потом этот капиталист показывает: вот у нас столовая, вот спальня, вот зала для гостей, вот мой кабинет. Комнат десять показал. А нашему писателю обидно стало, и он говорит: у меня тоже и кабинет, и спальня и все другое есть. Только между ними перегородок не поставили.

— Я этот анекдот сто лет знаю.

— Вовсе не анекдот, — запротестовал Игорь Антонович. Смешно, конечно. Но я же своими ушами слышал.

— Писатель — он же сочинитель. То есть выдумщик. Выдумает, запишет. А мы читаем и верим.

— Не скажи! Вон Лев Толстой как писал. Все правда! Мне на пятидесятилетие подарили его книгу. Мы с Тоней вслух читали. Очень проникновенно.

— То Лев Толстой. А то — какой-нибудь Фитюлькин.

— Фитюлькина не читай.

— Как же не читать, если он в продаже всегда, а Толстой никогда? Дефицит.

— Что верно, то верно. Дефициту нема. Забурел народ. Подай ему это, подай то. Да все чтобы высшего сорта.

— За что боролись, — заметил Федя.

— За что боролись, то имеем. Но ведь человеку все мало. Норовит побольше захапать. Для-ради чего?

— Лично мне много не надо. Квартира есть. Зарабатываю нехудо. Конечно, хочется иной раз жене что-нибудь купить на радость. Да за модой не угонишься. Я ей духи куплю французские на день рождения. Пускай душится!

— Не вижу разницы, что французские, что наши. Только что фасон и дороже.

— Франция — законодатель моды.

— Видел я эту Францию. Приезжала к нам в управление торговли представительница фирмы из Руана. Француженка. Я разглядел ее — женщина как женщина. Не намазанная. Костюм кримпленовый. У моей Тони получше есть.

— Заграничная жизнь нашему человеку непонятна.

— А им наша жизнь понятна? Ничего подобного. По радио один выступал — немец, что ли, или испанец. Говорит: загадка русской души. Хочу постичь. Чепуха! У русского человека душа вот тут находится, — Игорь Антонович похлопал себя по загривку. — Как сказано у Пушкина: вынесет все, и широкую ясную… — Игорь Антонович запнулся. — Дальше не помню.

— Это Некрасов написал.

— Именно! Сколько на нас перло, сколько кромсало. Вынесли все.

— Выдюжим и в очередной раз, если понадобится.

— Была бы моя воля, сказал бы я этим американцам; кончайте играть с огнем. Неужели вам жить неохота?

— Еще как охота при ихнем-то изобилии.

— Изобилее у богатых. Они с жиру бесятся. А трудяги бастуют, сопротивляются.

— А хорошо бы побеситься маленько. С жиру. Ради интереса.

— Так не шутят, Федя. Узнал бы ты ихнюю жизнь, призадумался бы. У них преступность, мафия разная, проституция — не приведи господи! Мы живем хорошо. Вот клубнику Тоня соберет, повезу товарищам корзину, угощу. Им приятно, мне радость. А что, много мне надо? Машину налажу и буду ездить за милую душу. До пенсии всего ничего осталось. Живи — радуйся.

— Мне бы сейчас пару тысчонок на хозяйство не помешало, — вздохнул Федя. — Да где взять?

— Ты молодой. Будут у тебя тысчонки, заработаешь. Еще и машину купишь.

— Да уж… — недоверчиво протянул Федя.

— А вот увидишь. Жизнь вперед движется. Войны не будет — все будет.

— В Сингапуре какого-то турка убили. Дипломата.

— Аллах с ним! Плесни кваску маленько.

Люся с дочкой, гуляя, завернули к матери и застряли в шумном родительском доме. «Пусть поволнуется! — думала она о муже. — Бросил нас на весь выходной».

Антонина Петровна полила огород. Собрала миску первой созревшей клубники, присела отдохнуть на покосившуюся у плетня скамеечку и задумалась. «Мужик один без жены на машине. А ну как завихрится старый козел за какой-нибудь юбкой?» Она слегка забеспокоилась, потом вспомнила, что брюква еще не прополота, и кряхтя поплелась вдоль грядки.

Маленькая птичка бесстрашно кружила рядом, садилась на взрытую землю и склевывала червячков.

«Отважная!» — думала Антонина Петровна и старалась не делать резких движений, чтобы не спугнуть гостью.

Выходной день клонился к вечеру.