40

Спецкурс Петрова меня расстраивал: по моему мнению, мы просто топтались на месте. Автогенка мне надоела: я уже научился сосредоточиваться, держать мысль, убрал запретительную перебивку, свободно снимал напряжение, — словом, делал всё то, что Петров показал мне на первых уроках.

Правда, в программе появились мнемоника и эвристика.

Мнемоника мне сначала понравилась: с памятью у меня были всегда нелады.

Я добросовестно учился сортировать, группировать и запоминать информацию, выделять общие признаки, Петров меня очень хвалил.

Эвристика (искусство находить неожиданные решения) шла более туго, но кое-какие успехи тоже были.

И все-таки я до сих пор не умел ни прослушивать, ни блокироваться, ни исчезать.

Ни тем более летать.

Иными словами, никаких особенных способностей я в себе не обнаруживал, а Петрова это как будто не заботило.

Каждую ночь мне снилось, что я летаю. Эти сны отличались такой достоверностью, что по утрам у меня болели плечи, а ступни ног покалывало от ощущения высоты. Летал я не под куполом, а в каких-то пустынных краях, среди звёзд, над сверкающими скалами. Широко раскинув руки, я пар£л среди остроконечных вершин, счастливый и гордый собою, и пытался найти ответ на вопрос, который меня почему-то заботил: откуда свет? чем эти кручи и хребты так ярко освещены? Ведь небо фиолетовое, и в нем горят только звезды.

Первое время правдоподобность этих снов меня пугала, но постепенно я к ним привык.

И причина, вызывавшая эти сумасшедше радостные галлюцинации, была мне ясна: я слишком много думал о полетах, слишком завидовал Денису и Леночке, и вот моя зависть приняла формы ночных грёз.

Загрузка...