Школяры

Взросление

Новый учебный год начался для наших школяров с нескольких сюрпризов. Во-первых, они «переехали» в другой класс, а, точнее, в кабинет химии. В кабинете этом не было привычных парт, вместо них стояли лабораторные столы. На новом месте школяры решили и рассесться по-новому, тем более, что многие их друзья-соседи по партам покинули школьные стены. Да и препятствовать школярам никто не собирался – садитесь, куда хотите и с кем хотите.

Вторым сюрпризом стало появление новых, совсем молоденьких учительниц, приехавших в Висим после окончания педагогического института. Математику теперь стала им преподавать Людмила Николаевна Баженова, а английский язык – Наталья Владимировна Афанасьевская. Сказать, что отношения школяров с новыми «училками» сразу же стали прекрасными, значит, покривить душой. Нет, всё было далеко не безоблачно.

Закончилась большая перемена, прозвенел звонок, а в классе практически ничего не изменилось, каждый занимался своим делом: Соня Кривоногова рассказывала девчонкам о том, как они вчера ходили гулять на Метелёв лог, и как Юрка Деулин по прозвищу «Слон», дурачась перед ними, случайно прострелил себе руку. Юрка, «Персик» и Серёжка Отливанов обсуждали предстоящий футбольный матч с параллельным классом. Два Коли, Шмелёв и Отливан приставали к Тоне Кожневой, а та неистово отбивалась от них, шипела и царапалась, за что впоследствии и получила прозвище «Киса». А Алёшка Черемных сидел и пускал бумажные самолётики.

Вошла Людмила Николаевна. И надо же было так совпасть, что один из Лёшкиных самолётиков плавно приземлился прямо на голову учительнице. Класс замер в ожидании развязки, а развязка получилась совсем неожиданной.

– Ой, Люд, извини, – вдруг выдавил Лёшка, – я не хотел, вот честное слово.

Несколько следующих минут все, без исключения, и даже молодая учительница громко смеялись. А Алёшка стоял и ждал приговора. Но не дождался.

– Черемных, садись, – наконец, сказала Людмила Николаевна, вытирая глаза платочком. – В качестве наказания в следующий раз ты нам расскажешь о логарифмах. Договорились?

– Я вообще-то не договаривался, – начал, было, Лёшка, но, глянув на учительницу, осёкся, – куда ж мне деваться – договорились.

На следующий день, лишь только Людмила Николаевна вошла в класс, Лёшка молча встал, без приглашения картинно прошёл к доске и почти наизусть рассказал целую главу из учебника алгебры. Слово надо держать…

– Пацаны! – громко крикнул на перемене Вовка Протченко, – а к нам завтра из города артисты приезжают. Концерт будет.

– А ты откуда знаешь?

– Так внизу на дверях объявление висит.

Ребят заинтриговало Вовкино сообщение. Городские артисты были в посёлке большой редкостью. Больше обходились своими, доморощенными талантами. Правда, пели и плясали эти таланты совсем неплохо. Одни Проводы русской зимы, ежегодный районный праздник, проводимый в посёлке, чего стоят. Вот уж где было раздолье для талантов. Концерт в поселковом клубе не прекращался тогда чуть ли не весь день.

– И всё-то ты, «Лёва», знаешь, – протянул Коля Отливан, – а не знаешь ли случайно, кто приедет, что за артисты?

– Написано – вокально-инструментальный ансамбль из пединститута.

Среди ребят пробежало оживление, ожидался, действительно, хороший концерт. Вокально-инструментальные ансамбли только входили в моду и очень нравились молодёжи. На школьных вечерах постоянно крутили пластинки с их песнями. У многих на слуху были названия «Поющие гитары», «Голубые гитары», «Норок», «Червона рута»… А кто не знал о «Битлз»? Поэтому и среди наших школяров была заметна некая радость.

Ожидания никого не обманули. К шести часам в клубе яблоку негде было упасть. И студенты-артисты старались, как могли. Для многих сельчан было в диковинку увидеть электрогитару или ударную установку.

– Чего это они гитары свои верёвками привязали, – удивлялись мужики, – боятся, что украдут, что ли?

А бабульки тыкали пальцем в барабаны и посмеивались:

– Вёдер-то сколько понаставили…

Как бы там ни было, но концерт прошёл на «ура». Музыканты исполняли песни на любой вкус: и медленные, и быстрые, и модные, и слегка забытые. Несколько номеров исполнили по заявкам. Весь зал громко пел «Катюшу», «Подмосковные вечера». Концерт длился больше трёх часов, и из клуба все расходились уже затемно.

На следующий день в школе только и разговоров было о вчерашнем концерте. А на уроке физики школяры попросили Николая Александровича рассказать, как работают музыкальные электроинструменты, и нельзя ли их самим сделать.

– Ну, почему нельзя, можно, – ответил учитель, – только боюсь, что с нашими возможностями инструменты получатся некачественными. А хорошую музыку нужно играть на хороших инструментах.

– Николай Александрович, а балалайку можно сделать, как электрогитару? – спросил вдруг Витя Воловиков.

Все захихикали, но учитель остановил смех:

– Зря смеётесь. Принцип-то работы, что у гитары, что у балалайки, что у скрипки – одинаковый. Поэтому и извлекать из них звуки с помощью электричества вполне возможно. Подождите, мы ещё и электробаяны с вами услышим, и ещё какие-нибудь инструменты. Дайте только время…

По посёлку пронеслась эпидемия. Нет, люди не падали, поражённые каким-нибудь заморским гриппом, не страдали безудержной диареей. Зараза оказалась другого свойства. Почти вся молодёжь пристрастилась к игре в карты. Собирались кучками, находили укромное местечко подальше от глаз взрослых и резались не в простенького, всем известного «дурачка», а в так называемое «очко». Причём, играли, преимущественно, на интерес, не на какие-нибудь там щелбаны, а на деньги. Как следствие, моментально возникло и расползлось по посёлку множество домыслов и сплетен.

– Мань, ты слыхала, говорят, в карты теперь и людей проигрывают, – судачили женщины в магазине «под Поселковым», – кого проиграют, того ножом и зарежут.

– Ой, господи, что творится-то. А много уже зарезали?

– Да я не знаю точно…

– Вот, не знаешь, а болтаешь. У нас за последнее время, кроме как дед Прохор, никто и не помирал, никого не хоронили.

– Ну, так это, значит, в других местах режут…

В другом же магазине, «в Нагорных», о картёжных проигрышах твердили совсем иное, приспосабливая это к недавно случившемуся происшествию.

– Вот Богом вам клянусь, а дом у Шмелёвых неслучайно сгорел. Не иначе его в карты проиграли…

А у Кольки Шмелёва и вправду дотла сгорел красавец-дом. Заполыхав под утро, он в течение часа превратился в головёшки. Не помогли ни прибывшие пожарные, ни соседи, поливающие горящий дом из вёдер. Сгорело всё. Дом было жалко вдвойне, так как Колькин отец не один год любовно украшал его резьбой по дереву, превращая в настоящее произведение искусства.

Колька и его сестренка, разумеется, в этот день в школу не пришли, слишком были напуганы и расстроены. На временное проживание они определились к бабушке. А потом их семья и вовсе переехала в город, где Колька и заканчивал учёбу в школе.

Так класс потерял ещё одного своего ученика. Школяров осталось девятнадцать человек. Однако, когда фотографировались на общую фотографию выпускного класса, то и Колькина «фотомордочка» была помещена в её правый верхний уголок. И ведь, что интересно, на фотографии школяров было всё равно девятнадцать. Сначала не могли понять, как такое могло случиться, но потом вспомнили: оказывается, это Соня Кривоногова заболела в момент фотографирования и «выпала» из общей фотографии.

А картёжные страсти никак не прекращались. Кто-то пустил слух, что на узкоколейке места в вагонах проигрывают: сядешь на такое место и из вагона-то тебя и выбросят. Потом придумали, что места проигрываются и в клубе, а «проигранных» могли запросто пырнуть ножом в тёмном месте. Короче говоря, страху такими разговорами нагнали много. И хоть все эти выдумки, в конце концов, в подавляющем большинстве, выдумками и остались, но в карты молодёжь всё-таки поигрывала.

Даже ребята с Первомайской улицы, известные своим увлечением спортом, и те на какое-то время взяли в руки карты. Опустела спортивная площадка. Юрка и его закадычный дружок Сашка Колесников сразу после школы спешили на Первомайскую, но там стояла тишина. Они вдвоём начинали пинать мяч, поочерёдно становясь в футбольные ворота. Выходил кто-нибудь из ребят, загадочно шёпотом сообщал, что они играют в карты у кого-нибудь на сеновале, и что в футбол играть сегодня не выйдут, потом также загадочно исчезал. А Юрка с Сашкой, которых как-то эти карточные игры совсем не увлекали, собирались и уходили домой.

Так продолжалось довольно долго. Но всему бывает конец. Надоело и «картёжникам» сидеть за картами по углам, не видя белого света. Постепенно всё вернулось на свои места. Снова звонко застучал футбольный мяч на Первомайской, а в посёлок пришло успокоение…

– Пацаны, смотри, что у меня есть.

Витя «Шанежка» выложил на свой учебный стол колоду карт. Но карты эти были не простые, а с обнажёнными девушками.

– Ух, ты! – воскликнул Коля Отливан. – Красота-то какая!

– Вы, потише, – предупредил Витя, – застукают – влетит всем.

Девчонки, заинтересованные бурным поведением в районе Витиного стола, тоже приблизились к нему. Но мальчишки быстро оттеснили их со словами:

– Пардон, это не для вас.

Карты быстро разошлись среди мальчишек, и собрать их, наверно, было уже невозможно.

– Как же теперь быть, – сочувственно сказал Юрка, протягивая Вите парочку карт, которые достались ему.

– А, ерунда. У меня фотоплёнка есть с этими картами, ещё напечатаю. Приходи ко мне, вместе печатать будем.

– Ладно, если мать отпустит. Я тебе позвоню, если что.

– Ты карты-то возьми себе, зачем возвращаешь. Мне они без надобности.

– Да нет, мать увидит – прибьёт.

– Кому тут карты не нужны? – подскочил Коля Отливан, услышавший последние Юркины слова. – А мне они очень понравились, – продолжил он, выдёргивая их из Витиных рук. – Вы не возражаете?

– Да забирай, жалко, что ли, – буркнул Витя.

На следующей перемене Вовка Протченко скомандовал:

– Серёга, – это он Отливанову, – на шухер.

Серёжка взял учебный стол, пододвинул его к двери и стал через него выглядывать в коридор – не идёт ли Николай Александрович. Других учителей школяры как-то не боялись, а вот своего классного руководителя и побаивались, и уважали.

– «Лёва», ты что тут за секреты нам объявить собираешься? – поинтересовался Коля Отливан.

– Не секреты, а кое-что такое, что ого-го!

С этими словами он достал из своего стола потёртую тетрадь.

– Ну, и что это за манускрипт?

– Это «Баня» Толстого. Слыхали про такую?

– Про баню, что ли? – переспросил Сашка Иванов.

– Не просто про баню, а про рассказ Толстого «Баня». В нём написано, как бабы с мужиками вместе моются, и как они там это… ну, в общем… девчонки тут, а то бы я сказал.

– Да ты, Вовка, не стесняйся, – пришла на выручку Томка Кушнова, – скажи просто – как они детей делают.

– Фу, – фыркнула Тоня Кожнева, – какая пошлость.

– А я где-то читал, – подал голос Юрка, – у одного известного актёра в спальне над кроватью лозунг висел: «Что естественно – то не безобразно». Жаль, имени этого актёра не запомнил.

– Во-во – что же тут безобразного, «Кисуля», или, как ты говоришь – пошлого. Всё естественно.

Внезапно заговорила Алла Девкина:

– Вы тут все так уверенно говорите, как будто уже прочитали этот рассказ. А сами даже не знаете, что там и кто всё это написал.

– Как кто? – зашумел Вовка, – я же сказал – Толстой!

– А какой Толстой? Я вот двух знаю, – уверенно продолжала Алла. – Лев и Алексей.

– Ага, есть ещё Толстой, который «Аэлиту» написал, – добавил Юрка, а ему можно было верить: все знали, что он очень много читает.

– Ну, не знаю. Тут от руки переписано…

– …а, значит, не исключено, что всё это брехня, – опять встрял Юрка. – И вообще, у нас всего понаписано столько, что свободно можно нашу школу не один год отапливать. Хорошего же и интересного совсем мало…

– Брехня не брехня, хватит умничать – давайте лучше решать, как читать будем: по очереди или хором.

– Только не хором! – зашумели девчонки.

Тут от дверей подал голос Серёжка, про существование которого все как-то забыли.

– Шуба! Дядя Коля идёт! – крикнул он и моментально отодвинул стол от дверей на своё место.

– Ладно, «Лёва», пускай свою «Баню» по рядам. С «Федьки» вон начни, – подытожил Коля Отливан.

Целую неделю по классу бродила замусоленная тетрадка. Её передавали очень бережно из рук в руки, стараясь избежать посторонних взглядов. Школяры постигали жизнь…

Постепенно и мальчишки, и девчонки, кто тайно, а кто и открыто начали влюбляться. Или, в крайнем случае, заглядываться на особ противоположного пола. Стало ли причиной этому их взросление, или просвещение с помощью Витькиных карт и Вовкиной тетрадки – было непонятно. Скорее всего, время брало своё.

Витя Ляпцев, первооткрыватель в этом деле, продолжал гулять с Галей из противоположного класса. Коля Отливан все перемены пропадал в этом же классе, где девчонок было преимущественное большинство. Аля Калинина и Вира Смирных нашли себе друзей на год-два старше себя.

Даже молчун и тихушник Юрка, и тот не преминул влюбиться в девочку, недавно приехавшую вместе с родителями из Невьянска. Была она на два года младше Юрки и, благодаря своей привлекательной внешности, сразу же стала объектом внимания для многих мальчишек, буквально не дававших ей прохода. А Юрка подойти к девочке всё никак не решался, влюблялся, так сказать, издалека. Он пытался оказывать какие-то знаки внимания: подсовывал в праздники открытки в карман её пальто, заглядывал на переменах в её класс, старался сесть за её парту, когда приходилось уступать свой кабинет химии для проведения лабораторных работ другим классам. Если шёл в кино, то старался сесть, как можно ближе, к этой девочке. А однажды в новогодние каникулы, по счастливой случайности, он целый вечер катался с этой девочкой и её подружками с ледяной горки, построенной на центральной площади посёлка прямо под окнами школы. Справедливости ради, надо сказать, что Юркина увлечённость носила односторонний характер, в свой адрес он не получал даже мимолётного взгляда. Он, конечно же, по-своему страдал, но не сдавался…

Начиная с восьмого класса, школярам разрешалось посещать праздничные школьные вечера. Они приходили, по первости кучковались где-нибудь в сторонке и наблюдали за старшими ребятами. Но постепенно и сами несмело, нерешительно начинали принимать участие в танцах и играх.

Юрке нравились такие вечера. Нравилось праздничное приподнятое настроение, царившее в спортивном зале школы. Нравилась громкая весёлая музыка. Дома он мог потихоньку слушать музыку, только если удавалось поймать её на маломощном радиоприемнике, встроенном в неработающий телевизор. А здесь всегда было обилие пластинок и проигрыватель, соединённый Николаем Александровичем через усилитель с мощными динамиками.

Юрка даже приспособился быть всегда первым возле проигрывателя, ещё тогда, когда учитель только подсоединял какие-то одному ему известные провода и приборы. В результате почти всегда его назначали ответственным за смену пластинок. И это его очень радовало.

– Юр, поставь Ободзинского, – попросили подошедшие девчонки из его класса.

– А что именно желают дамы, – согнулся в шутливом полупоклоне Юрка.

– Дамы желают «Восточную песню»!

– Будет исполнено…

И на резиновый диск проигрывателя ложилась большая пластинка с песнями Валерия Ободзинского. Убрана пылесборником ненужная пыль, осторожно опускается игла адаптера, или, проще говоря – звукоснимателя, и в зал из динамиков полилось: «Льёт ли тёплый дождь, падает ли снег, я в подъезде против дома твоего стою…». Юрка слушал песню и невольно сравнивал себя с её героем. И ведь, как ни странно, почти всё сходилось. Даже то, что по ночам он тоже стал пробовать писать стихи. Простенькие, корявенькие, но ведь он только учился. А вот сюжет у него всегда получался интересный. Пока он не решался показывать кому-нибудь свои «опусы», даже лучшим своим друзьям, и прятал блокнот подальше от посторонних глаз, до лучших времён…