Лорд Остермор и мистер Кэрилл смотрели в сторону дома, но ее светлости не было видно.
Мистер Кэрилл вопросительно взглянул в бесстрастное лицо Ледюка и в этот момент уловил чуть слышный шорох платья позади беседки. Обернувшись к графу, он легким кивком указал направление, откуда донесся звук. На его губах появилась улыбка. Махнув рукой, мистер Кэрилл отпустил слугу, и тот отправился к пруду.
Раздосадованный тем, что его прервали, лорд Остермор нахмурился.
— Может быть, войдете, мадам? — сказал он. — Здесь лучше слышно, да и вообще удобнее.
Графиня вновь зашуршала платьем, на сей раз не таясь, и вошла в беседку, нимало не смущенная. Мистер Кэрилл почтительно привстал.
— Окружаете себя шпионами, которые следят, как бы кто не подобрался незаметно, — заметила графиня.
— Наоборот, берегусь от шпионов, — ответил ей супруг.
Леди Остермор смерила его холодным взглядом.
— Вам есть что скрывать? — спросила она.
— Свой позор, — с готовностью отозвался он и, выдержав короткую паузу, поднялся на ноги, уступая ей свое место. — Вас сюда не звали, но уж коли вы здесь, то оставайтесь и слушайте, мадам. Это поможет вам разобраться в том, что вы называете несправедливым отношением к сыну.
— Уместно ли докучать подобными разговорами постороннему человеку… гостю?
— Я собираюсь обсудить в вашем присутствии то, о чем хотел поговорить без вас, — сказал граф, оставив без внимания ее вопрос. — Садитесь, мадам.
Она фыркнула, с треском захлопнула свой веер и уселась. Мистер Кэрилл опустился в кресло, а его светлость взял стул.
— Мне стало известно, — тут же заговорил он, повторяя для графини уже сказанное, — что его милость герцог Уортон намерен вновь раздуть скандал по поводу краха Южноморской компании, как только сумеет доказать, что я был в числе людей, которые воспользовались льготами компании.
— Воспользовались?… — отозвалась леди Остермор презрительным тоном, в котором звучала горечь. — Вы сказали, «воспользовались»? Вы отдаете отчет своим словам? В этом бесчестном предприятии вы потеряли едва ли не все свое состояние и еще говорите о каких-то выгодах?
— Поначалу я получал прибыль — как и многие другие. И если бы я удовлетворился достигнутым и меньше верил дуракам, все было бы хорошо. Вероятно, блеск золота помутил мой разум. Мне хотелось еще и еще, и вот я потерял все, что имел. Одно это уже в достаточной мере прискорбно. Однако может случиться и кое-что похуже. Меня могут заставить вернуть все, что я получил от компании. Даже если придется отдать все, что у меня осталось, это едва ли возместит потери. Может получиться так, что я останусь нищим, да меня же еще и ославят.
Лицо ее светлости покрылось мертвенной бледностью, в глазах появилось выражение ужаса. Она, как и граф, пережила немало кошмарных дней, когда шесть месяцев назад начались разоблачения, покрывшие позором имена Крэггза, Эйслеби и еще полдюжины людей и погубившие их.
Его светлость несколько секунд смотрел на супругу.
— И если рухнут мои последние надежды, — продолжал он, — то благодарить за это нужно будет именно моего сына.
— Отчего же? — леди Остермор сумела найти в себе силы, чтобы задать вопрос презрительным тоном. — Кому, как не Ротерби, вы обязаны тем, что вас не разоблачили еще шесть месяцев назад? Разве не дружба, которой удостоил Чарлза его светлость герцог Уортон, спасла вас тогда?
— Почему же он не заботился о сохранении добрых отношений? — вскипел граф. — Для этого нужно было лишь проявлять почтение и уважение, каких требует Уортон от своих приближенных. Чарлз пал столь низко, что даже распутник герцог отвернулся от него ради спасения своего имени. Ротерби пытался опозорить порядочную девушку, нанес удар в спину человеку, пощадившему его драгоценную жизнь. Его светлость обещал разделаться не только с Чарлзом, но и с его отцом. Теперь вы понимаете, мадам? И вы, мистер Кэрилл?
Мистер Кэрилл понимал. Он понимал даже лучше, чем рассчитывал граф. Понимал лучше, чем сам граф. То же самое можно было сказать и о ее светлости.
— Вы болван! Слепец! — воскликнула она. — И вы обвиняете сына! Скорее, ему следовало бы обвинить вас в том, что ваше бесчестье вложило оружие в руки его врага!
— Мадам! — взревел граф, багровея и тяжело поднимаясь на ноги. — Да знаете ли вы, кто я такой?
— О да, я знаю, кто вы и что вы — а вам этого не понять никогда! Боже! Да можно ли представить себе такого самовлюбленного идиота? Прости меня, Господи! — она встала и обернулась к мистеру Кэриллу. — Вас, сэр, — сказала она ему, — втянули в это дело, не понимаю зачем…
Она внезапно умолкла и посмотрела на него колючими глазами, словно желая пронзить его взглядом.
— Зачем вы впутались? — потребовала она. — Я хочу знать: чего ради? Какой помощи от вас ожидал мой супруг, рассказывая вам об этом деле? Может быть, он… — Графиня на мгновение замолчала, и на ее морщинистом нарумяненном лице появилась коварная улыбка. — Уж не собрался ли он продаться королю-изгнаннику, и уж не явились ли вы сюда его секретным агентом? Не в этом ли разгадка?
Мистер Кэрилл, внешне невозмутимый, но сконфуженный, улыбнулся и взмахнул изящной рукой.
— Мадам… Ваша светлость слишком быстры в выводах. Вы поспешили сделать заключение, оснований для которого нет и быть не может. Его светлость измучен так, что — увы! — не способен щадить чувства собеседника. Разве это не ясно?
Графиня горько улыбнулась.
— Вы мастер на отговорки, сэр. Однако ваши слова равно как и выражение лица его светлости дают ответ, которого мне недоставало. Я сделала предположение наугад, но похоже, моя стрела попала в цель?
На лице лорда Остермора отразилось столь явное смятение, что разобраться в его мыслях не составило бы ни малейшего труда. Еще во время первой их встречи мистер Кэрилл понял, что из всех людей, причастных к конспиративной деятельности, наименьшими способностями в этом деле обладает лорд Остермор. Он выдавал себя на каждом шагу — если и не впрямую, неосторожным словом или действием, то уж обязательно — выражением лица.
Милорд сделал отчаянную попытку выкрутиться.
— Ложь! Клевета! — закричал он. — Неужели я стал бы запутываться еще больше, участвуя в заговоре — в мои-то годы! Зачем мне это? Какая мне польза от короля Якова?
— Именно этот вопрос я задам Ротерби, и его ответ поможет мне во всем разобраться, — отозвалась графиня.
— Ротерби? — воскликнул он. — Вы расскажете этому мерзавцу о своих подозрениях? Дадите ему в руки средство погубить меня?
— Ха! — ответила ее светлость. — Так вы признаетесь? — Она пренебрежительно рассмеялась и затем с внезапной суровостью и материнской гордостью продолжала: — Чарлз Ротерби мой сын, и я ни за что не позволю, чтобы он стал жертвой вашего безрассудства и несправедливости.
И она вышла, взмахнув веером, зажатым в одной руке, и с эбеновой тростью в другой.
— О Боже! — простонал Остермор, тяжело опускаясь на стул.
Мистер Кэрилл глубоко вздохнул.
— Я полагаю, — сказал он голосом, холодным, словно свинцовая примочка, — я полагаю, это еще одна причина, по которой вашей светлости не стоит идти дальше по этому пути.
— На что же мне в таком случае надеяться? Черт бы меня побрал! Мне конец!
— Ну что вы, — успокоил его мистер Кэрилл. — Даже если допустить, что вас правильно информировали и что герцог Уортон действительно намерен выступить против вас, то это еще не значит, что он сумеет собрать доказательства. Те из них, которые раньше можно было отыскать, к нынешнему моменту уже утеряны. Вы слишком рано отчаиваетесь.
— Вы правы, — задумчиво и даже с некоторой надеждой согласился граф и с энергией, присущей людям, готовым принимать решения и тут же менять их на самых шатких основаниях, воскликнул: — Черт побери! В конце концов, это лишь слухи, будто бы Уортон затевает что-то недоброе; к тому же вы сами сказали, непохоже, чтобы ему сейчас удалось собрать доказательства моей вины. Их и тогда-то нелегко было раздобыть. И все же я хотел бы подкрепить свою уверенность. Полагаю, мое письмо королю Якову не принесет вреда. Мы еще поговорим о нем, когда вы соберетесь в путь.
У мистера Кэрилла мелькнула мысль, что леди Остермор и ее сын могут устроить неприятности, достаточно серьезные, чтобы помешать его отъезду, и он был весьма близок к истине: ее светлость уже уединилась с Ротерби в своем будуаре.
Виконт был одет в дорожный костюм — он собирался уехать в деревню, так как прекрасно знал о том, как к нему относятся в городе, и вовсе не желал терпеть унижений и оскорблений, ожидавших его, вздумай он появиться в обществе. Ротерби стоял перед матерью — высокий, статный молодой человек с мрачным лицом и строптиво надутыми губами. Ее светлость сидела подле туалетного столика в позолоченном кресле и рассказывала сыну о страхах его отца, опасавшегося разорения и бесчестья. Услышав, что главная опасность исходит от герцога Уортона, виконт выругался сквозь стиснутые зубы.
— Разорение твоего отца означает также и наше с тобой разорение, поскольку он уже давно спустил мое состояние в своих махинациях.
Виконт рассмеялся, пожимая плечами.
— Какое мне дело? — сказал он. — Какой мне резон спасать остатки его состояния после того, как он поклялся, что мне не достанется ни пенни?
— Но есть еще и родовое поместье, — напомнила ему мать. — Если от нас потребуют возмещения убытков, король не станет нас защищать. Он предпочтет швырнуть этот кусок воющим псам, которые пострадали от делишек твоего отца и угрожают поднять смуту, если их не удовлетворят. Когда Уортон раздует скандал, мы разоримся.
— И все это из-за того, что герцог возненавидел меня, — задумчиво произнес Ротерби и выругался. — Мерзавец! Ради спасения своего имени он принес меня в жертву — точно так же, как и махинаторов Южноморской компании. Грязный распутник, ему хотелось одного — оправдаться в глазах горожан, которых уже тошнит от него самого и его выходок. Корыстный мерзавец, требует от окружающих высокой нравственности, а сам утопает в роскоши и грехе! — Виконт ударил кулаком по ладони. — Но есть способ заставить его замолчать.
— Какой? — с надеждой спросила мать.
— Стальной клинок, — объяснил Ротерби и похлопал по эфесу шпаги. — Я могу вызвать его на дуэль. Это нетрудно. Скажем, неожиданно подойти и ударить его. Вспыхнет ссора.
— Глупости! Он использует твою стычку с Кэриллом в качестве предлога ни при каких обстоятельствах не встречаться с тобой. Он велит слугам пресекать любые твои попытки оскорбить его.
— Он не посмеет!
— Фу! Любой одобрит его действия, поскольку ты напал на Кэрилла со спины. Это была такая глупость, Чарлз!
Виконт отвернулся и повесил голову, полностью признавая в душе, хотя и без горечи, ее правоту.
— Ты можешь получить помощь из рук того же человека, который стал причиной твоих нынешних затруднений — я говорю о Кэрилле, — сказала графиня. — Я больше чем когда-либо подозреваю, что он — сторонник изгнанного короля.
— Я знаю.
— Ты знаешь об этом?
— Почти уверен. И Грин тоже. — Ротерби принялся рассказывать матери о том, что он знал. — Грин заподозрил Кэрилла еще во время их встречи в Мэйдстоуне, но отказался от этой мысли, поскольку я заставил его сотрудничать со мной. Теперь и я, и лорд Картерет платим ему, и если ему удастся загнать Кэрилла в его нору, он получит плату с обоих.
— Вот как? И что ему удалось узнать? Он что-нибудь узнал?
— Самую малость. Этот Кэрилл частенько появляется в доме некоего Ричарда Эверарда, который прибыл в город неделю спустя после приезда Кэрилла. Известно, что этот самый Эверард — сторонник короля Якова. Агент изгнанного короля. Поначалу его собирались арестовать, но затем решили установить слежку, и в настоящее время ему предоставлена свобода действий. И вот из-за моей оплошности Кэрилл прекратил ездить к нему. Но они переписывались.
— Я знаю, — сказала ее светлость. — Только что ему передали письмо. Я пыталась выведать его содержание. Но он слишком хитер.
— Хитер он или нет, — отозвался ее сын, — но, покинув Стреттон, он рано или поздно выдаст себя и тем самым даст повод для ареста. Но какая нам-то от этого польза?
— Какая, спрашиваешь ты? Если существует заговор и мы сумеем его раскрыть, мы могли бы, поторговавшись с министром, прекратить следствие, которое затевает Уортон в связи со скандалом в Южных морях.
— Это означало бы выдать отца! Какая нам от этого польза? Ничуть не лучше, чем изобличение в махинациях.
— Какой же ты тугодум, Чарлз! Неужели ты думаешь, что мы не сумеем раскрыть заговор и выдать Кэрилла и Эверарда, если ты решишь их выдать, не впутывая в это дело отца? Его светлость осторожен и нерешителен, и ты можешь быть уверен в том, что он не дастся им в руки.
Ротерби неторопливо, широким шагом расхаживал по комнате, задумчиво опустив голову и сложив руки за спиной.
— Нужно подумать, — сказал он. — Этот план может сработать, к тому же я могу рассчитывать на Грина. Он уверен в том, что в Мэйдстоуне Кэрилл обвел его вокруг пальца и скрыл документы, несмотря на тщательный обыск. К тому же, Кэрилл вел себя непочтительно. Грин жаждет расквитаться с ним. Мне кажется, он с удовольствием поможет нам.
— Но не забывай: это оружие нужно пускать в ход ловко и осторожно, — сказала ему мать. — Лучше тебе остаться в городе, Чарлз.
— Ничего подобного, — возразил он. — Я устроюсь где-нибудь в удобном местечке, ведь мой любимый отец не желает, чтобы я осквернял своим присутствием его священное обиталище. Может быть, после того как я вытащу его из болота, в котором он завяз, он соизволит смягчиться. Хотя, честно говоря, я отлично проживу и без его благословения.
— Ты его сын, — сказала графиня, поднимая глаза. — Его отцовские чувства слишком сильны. Именно поэтому он так возненавидел тебя. Он видит в тебе те самые недостатки, которых не замечает в себе.
— Милая матушка! — воскликнул виконт, кланяясь.
Графиня бросила на сына сердитый взгляд. Она обожала иронизировать сама, но не терпела иронии по отношению к себе.
Ротерби вновь поклонился. Он подошел к двери и собирался уже выйти, когда его остановил голос матери.
— Очень жаль, что нам придется столь решительно порвать с Кэриллом, — сказала леди Остермор. — Порой он ведет себя как шут гороховый, но у него есть немало достоинств.
Сын молчал, вопросительно глядя на нее.
— Он мог бы стать мужем Гортензии и избавить меня от этой бледной дурочки.
— В самом деле? — спросил виконт безразличным голосом.
— Они созданы друг для друга.
— Вот как?
— Да, так оно и есть. И я готова поклясться, они сами знают об этом. Видел бы ты этих голубков в беседке, когда я застала их час назад.
Ротерби попытался улыбнуться, но сумел лишь изобразить кривую ухмылку. В глазах матери, наблюдавшей за его лицом, внезапно появилось выражение озабоченности.
— Что ты? — спросила она. — Неужели ты еще не забыл об этом увлечении?
— О чем вы, мадам?
— О глупости, которая обошлась тебе так дорого. Боже! Я просто не понимаю, если девушка была тебе столь небезразлична, чего же ты не женился на ней, когда все было в твоих руках?
Лицо Ротерби стало еще бледнее. Он стиснул кулаки.
— Я и сам удивляюсь, — с жаром в голосе ответил виконт и вышел, закрыв за собой дверь и оставив ее светлость изумленной и рассерженной.