Шкура льва

Глава 22 Охотники

Первым вошел Темплтон — высокий джентльмен в парике до самых плеч, с длинным, бледным лицом, решительным ртом, с острым, но добрым взглядом.

Вслед за ним появился мистер Грин. Хамфриз удалился, закрыв за собой дверь.

Мистер Темплтон отвесил ее светлости глубокий поклон.

— Мадам, — сказал он очень серьезным тоном. — Я приношу вашей светлости и вам, милорд, мои искренние соболезнования и глубочайшие извинения за бесцеремонное вторжение в столь печальный момент.

Трудно сказать, заметил или нет мистер Темплтон, что на их лицах не было и следа печали.

— Я бы никогда не отважился на это, — продолжал он, — если бы ваша светлость не пригласил меня.

— Пригласил вас, сэр? — с почтением отозвался Ротерби. — Едва ли я мог даже рассчитывать…

— Вы пригласили меня, хотя и не напрямую, — ответил помощник министра. Его глубокий низкий голос казался намеренно осторожным, как будто он тщательно обдумывал каждое слово, прежде чем его произнести.

— Не напрямую, но приняв во внимание ваше послание к лорду Картерету. Милорд пожелал, чтобы я лично расследовал это дело до того, как оно получит огласку. Этот человек, — указывая на Грина, продолжал он, — получил от вас информацию, что вы держите здесь агента Стюарта и что у вас есть важное известие для министра.

Ротерби поклонился в знак согласия.

— Единственное, чего я желал, так это того, чтобы мистер Грин подготовил ордер на арест этого человека. Потом я готов рассказать все, что знаю. У вас есть ордер? — поинтересовался он.

— В последнее время было раскрыто необычайно много «заговоров», — произнес мистер Темплтон, — которые в конечном счете таковыми не являлись, и я рассчитываю, что вы, милорд, отнесетесь к этому делу крайне осторожно. Я полагаю, его величеству нежелательно, чтобы оно получало огласку до тех пор, пока не останется никаких сомнений в том, что это действительно был заговор. Разговоры лишь возмущают спокойствие общества, а, к несчастью, поводов для волнений и так предостаточно. Следовательно, было бы целесообразно, прежде чем произвести арест, быть вполне уверенными, имеются ли для этого веские основания.

— Но тут настоящий заговор! — раздраженно воскликнул Ротерби, теряя терпение из-за осторожности других. — Реальная опасность.

— Для того, чтобы убедиться в этом, — невозмутимо продолжил помощник министра, — необходимо иметь веские доказательства, прежде чем предпринять дальнейшие шаги. Ознакомьте меня со всеми фактами, которыми вы располагаете.

— У меня предостаточно информации. Заговор действительно вынашивается сообщниками Стюарта, готовится восстание, и настоящий момент признан благоприятным, так как доверие народа к правительству пошатнулось из-за катастрофы в Южных морях.

Мистер Темплтон медленно покачал головой.

— Осмелюсь высказать свои наблюдения, сэр. Подобные предлоги использовались в последнее время во всех разоблаченных «заговорах». Единственным утешением для нас, друзей его величества, является то, что ни один аргумент не выдерживает критики при тщательном рассмотрении дел.

— Именно этим мое разоблачение будет отличаться от остальных, — заявил Ротерби таким тоном, что впоследствии мистер Темплтон стал отзываться о графе как о «чертовски вспыльчивом человеке».

— У вас есть доказательства?

— Документы, среди которых личное письмо самозванца.

Резко очерченное лицо мистера Темплтона стало серьезным.

— Тогда дело действительно принимает серьезный оборот. Кому, позвольте вас спросить, сэр, предназначалось это письмо?

— Моему покойному отцу, — ответил граф.

— О-о! — мистер Темплтон издал многозначительное восклицание.

— Я нашел письмо после смерти отца, — продолжал Ротерби. — Я вовремя вырвал его из рук этого шпиона, который как раз собирался уничтожить добычу в тот момент, когда я схватил негодяя. Мной руководила преданность его величеству, сэр, и я пожелал, чтобы мистер Грин подготовил ордер на арест изменника.

— Сэр, — сказал мистер Темплтон, смотревший на графа глазами, в которых удивление смешалось с восхищением, — это действительно акт преданности, огромной преданности при таких… особых обстоятельствах дела. Я не думаю, что правительство его величества, учитывая, кому было адресовано письмо, смогло бы порицать вас, даже если бы вы его скрыли. Осмелюсь заметить, милорд, ваш поступок сродни патриотизму сынов античного Рима. Я убежден, правительство его величества не останется равнодушным и высоко оценит вашу преданность.

Ротерби отвесил глубокий поклон в благодарность за комплимент. Ее светлость закрыла губы веером, пряча циничную ухмылку. Стоявший сзади, подле кресла Гортензии, мистер Кэрилл тоже улыбнулся, а несчастная девушка, уловив его улыбку, пыталась найти в ней добрый знак.

— Я уверена, — вставила графиня, — сын благодарен вам за то, что вы так высоко оценили его поступок.

Мистер Темплтон поклонился ей с величайшей учтивостью.

— Я бы чувствовал себя камнем, мэм, не высказав своего восхищения.

— Я полагаю, сэр, — в своей спокойной манере вставил мистер Кэрилл, — это скорее патриотизм Израиля, чем Рима.

Мистер Темплтон обратил к нему свое лицо с холодным недовольством. Он хотел что-то сказать, но, пока подыскивал слова, подобающие ситуации, Ротерби опередил его.

— Сэр, — воскликнул он, — все, что я сделал, я сделал, не обращая внимания на возможно губительные последствия моего решения. Этот бунтовщик воображает, что я намеревался совершить сделку. Но вы должны понимать, сэр, при сложившихся обстоятельствах это лишено всякого смысла. Теперь слишком поздно пытаться продать бумаги. Я готов отдать письма, которые нашел. И все же, смею надеяться, правительство согласится с тем, что я имею некоторое право на получение признания за ту услугу, которую я оказал его величеству и стране и исполнение которой задело честь моего отца.

— Конечно, конечно, милорд, — промычал мистер Темплтон. Похоже, его энтузиазм по поводу римского патриотизма Ротерби несколько поубавился.

— Я полагаю, лорд Картерет не допустит, чтобы такая… э-э-э… верность его величеству осталась невознагражденной.

— Я хочу просить вас, сэр, просить ради памяти моего отца, над которой нависла неотвратимая угроза быть запятнанной…

Мистер Кэрилл улыбнулся и кивнул. Он мог рассуждать независимо — скорее как зритель, — и все-таки он должен был признать: его брат проявил тонкую проницательность, на которую только был способен.

— Да, мой отец имел отношение к афере в Южных морях, — продолжал Ротерби, — но он мертв и не может защитить себя от тех обвинений, которые предъявил ему герцог Уортон. Поэтому моего отца можно представить в свете, который… э-э-э… ну, словом, не совсем соответствует образу джентльмена. А тут еще заговор… Но все это не имеет ровным счетом никакого значения, когда речь идет о безопасности нашего королевства. Сейчас на весы легли мои личные интересы и интересы государства, и мой выбор прост. Единственное, о чем я осмеливаюсь просить вас, сэр… — я понимаю, раскрыть заговор невозможно, не упомянув о несчастной доле отца, умоляю лишь о том, чтобы лорд Картерет счел возможным не упоминать о делах в Южноморской компании. Отец уже заплатил за них своей жизнью.

Мистер Темплтон смотрел на молодого человека с неподдельным состраданием. Он был совершенно одурачен и в глубине своей души сожалел, что на какое-то мгновение усомнился в чистоте помыслов Ротерби.

— Ваша светлость, я хочу заверить вас в своей симпатии, моем глубочайшем уважении к вам, графиня, — сказал он. — К сожалению, по делу о Южных морях у меня нет никаких полномочий. Лорд Картерет поручил мне только дело об аресте. Я должен разобраться с персоной, которая находится у вас в руках, выяснить, достаточно ли оснований для подписания ордера. Тем не менее, милорд, я могу пообещать, учитывая вашу готовность отдать нам эти письма, важность которых обусловлена, как вы уверяете, их крайне опасным содержанием, а также принимая во внимание вашу героическую верность его величеству, лорд Картерет не будет увеличивать то бремя, которое вам и так уже приходится нести.

— О, сэр! — прочувственно воскликнул граф. — У меня не хватает слов, дабы выразить вам свою признательность.

— У меня тоже нет слов, — вставил мистер Кэрилл, — чтобы выразить восхищение этим великолепным спектаклем. А я и не подозревал, Ротерби, что вы обладаете такими блестящими способностями.

Мистер Темплтон снова нахмурился.

— Это уже наглость, — сказал он.

— Что вы, сэр, ну какая же наглость, здесь действительно самое неподдельное восхищение.

Ее светлость еле слышно засмеялась, взглянув на Кэрилла.

— Вы слушаете опасного заговорщика, мистер Темплтон. Он кичится своей совестью, несмотря на злодейство, в котором замешан.

Граф повернулся и взял письма со стола. Он вручил их помощнику министра.

— Вот, сэр, письмо от короля Якова моему отцу, а вот — ответное послание.

Мистер Темплтон взял письма и подошел к окну, чтобы изучить их. Его лицо просияло. Ротерби встал подле кресла своей матери, оба смотрели на мистера Кэрилла, а тот, в свою очередь, с едва уловимой усмешкой, играющей в уголках его губ, не сводил глаз с мистера Темплтона. Только раз он нагнулся и прошептал что-то на ухо Гортензии, и они перехватили ее взгляд, наполовину испуганный, наполовину вопросительный. Мистер Грин, стоя возле двери, вертел в руках шляпу, исподтишка наблюдая за всеми, при этом не привлекая к себе внимание окружающих, — в результате долгой практики он достиг в этом совершенства.

Наконец мистер Темплтон повернулся, сложив письма.

— Это очень серьезно, милорд, — заявил он, — не сомневаюсь, лорд Картерет пожелает лично выразить свою признательность и благодарность за услугу, которую вы ему оказали. Полагаю, вы можете рассчитывать на его щедрость.

Он положил письма в карман и поднял руку, указывая на мистера Кэрилла.

— Это и есть тот самый человек? — спросил он. — Шпион короля Якова?

— Это тот самый агент, который доставил письмо от самозванца моему отцу, и нет сомнений, что он отвез бы и ответ, если бы мой отец был жив.

Мистер Темплтон вытащил письма из кармана и подошел к столу. Усевшись, он взялся за перо.

— Вы, конечно, сможете это доказать? — спросил он, пробуя кончик пера большим пальцем.

— Безусловно, — последовал ответ, — моя мать может предоставить свидетелей, которые подтвердят, что именно он доставил письмо от Стюарта. Кроме того, негодяй напал на мистера Грина, о чем, не сомневаюсь, вам уже доложили, сэр. И наконец, доказано, что он, первым заполучив бумаги, пытался их уничтожить. Но я вовремя остановил его. Мои слуги готовы засвидетельствовать, что мы были вынуждены вломиться в эту комнату силой, чтобы отнять у него письма.

Мистер Темплтон кивнул.

— Тут все ясно, — сказал он, обмакнув перо.

— И все же, — заметил мистер Кэрилл с расстановкой, — стоит взглянуть на дело и с другой стороны.

Мистер Темплтон хмуро посмотрел на него.

— Вам предоставят такую возможность, — произнес он, — кстати, как ваше имя?

Мистер Кэрилл некоторое время смотрел на секретаря министра каким-то странным взглядом:

— Я — Жюстен Кэрилл, седьмой граф Остермор, ваш покорный слуга.

Мистер Кэрилл не ожидал такого эффекта: все были ошарашены. Пять пар расширенных глаз уставились на него.

Наконец из уст ее светлости вырвался смех:

— Он сумасшедший, я давно это подозревала.

Мистер Темплтон, опомнившись, со злостью ударил по столу кулаком. Это был действительно серьезный повод, чтобы выйти из себя, хотя умение владеть своими чувствами при любых чрезвычайных обстоятельствах было предметом его гордости.

— Кто вы такой? — потребовал он снова.

— Вы плохо слышите, сэр? Я лорд Остермор. Если вы определенно не хотите быть обманутым и чувствовать себя полным дураком перед лордом Картеретом, то вам надлежит вписать в ордер именно это имя.

Мистер Темплтон откинулся на спинку кресла, скорее в замешательстве, чем в раздражении.

— Конечно, — сказал мистер Кэрилл, — я могу все объяснить, и вы увидите, как вас одурачили. А что касается голословных утверждений, будто я шпион, агент самозванца, — он пожал плечами и махнул рукой, — думаю, мне не придется их опровергать, когда вы узнаете все остальное.

Ротерби сделал шаг вперед, сжав кулаки, его лицо пылало. Ее светлость протянула костлявую руку, схватив его за рукав, и дернула к себе.

— Фу! Чарлз, — сказала она.

Мистер Кэрилл прошествовал к секретеру и оперся о его крышку, оказавшись ко всем лицом.

— Я вынужден подтвердить, господин помощник министра, — сказал он, — инцидент с нападением на мистера Грина имел место. Я должен был заполучить бумаги, которые он искал в этом столе.

— Почему тогда… — начал мистер Темплтон.

— Терпение, сэр! Я признаю это, но не думаю признать все остальное. Я утверждаю, что причины моих поисков совсем иные, нежели вы думаете.

— Что же тогда? Что еще? — зарычал Ротерби.

— Да — что еще? — спросил мистер Темплтон.

— Сэр, — сказал мистер Кэрилл, печально качая головой. — Мне кажется, уже первое мое сообщение шокировало вас, будьте любезны приготовиться ко второму. Окажись я на вашем месте, сэр, я бы хорошенько подумал, прежде чем подписать ордер. Сделав так, вы окажетесь орудием в руках тех, кто замышляет погубить меня. Они готовы использовать даже лжесвидетелей. Я имею в виду вдову покойного графа и его сына, — сказал он, показав на графиню и своего брата.

Несмотря на очевидную дикость обвинения, ни мать, ни сын не смогли вымолвить ни единого слова оправдания, дабы выпутаться из этого глупого положения.

Мистер Темплтон дико захрипел:

— Что вы несете, сэр?

— Правду.

— Правду? — эхом повторил помощник министра.

— Вы никогда не слышали такого слова?

— Я начинаю думать, — продолжал мистер Темплтон, разглядывая прищуренными глазами сухощавую, стройную фигуру, — ее светлость права. Вы действительно сумасшедший, но ваше безумие особого рода.

— Мы должны немедленно разобраться с этим, — взорвался Ротерби, вскочив с кресла. — Мы обязаны принять меры! Мы потратили на этого безумца целый день! Выпишите ордер на имя Кэрилла Жюстена, как все его называют, а уж мистер Грин проследит за всем остальным.

Мистер Темплтон выразил свое нетерпение, крутя в руке перо.

— Вам не стоит рассчитывать, сэр, — заверил его мистер Кэрилл, — что мне нечем подтвердить свои слова. У меня есть доказательства, неоспоримые доказательства, подтверждающие все сказанное мною.

— Доказательства? Я без конца слышу сегодня это слово от всех присутствующих здесь.

Сказанное нельзя было отнести только к мистеру Грину, чье лицо сейчас выражало сильное внутреннее напряжение. Он не допускал и мысли о сумасшествии мистера Кэрилла. Все прошедшее он объяснял совершенно иначе.

— Да, доказательства, — снова заговорил мистер Кэрилл, вытаскивая футляр из своего кармана. Затем он достал из него свидетельство о рождении и положил его перед мистером Темплтоном.

— Взгляните на это для начала.

Мистер Темплтон согласился, становясь все более серьезным. Он посмотрел на мистера Кэрилла, потом на Ротерби, который был мрачнее тучи, ее светлость, взволнованно дышавшую. Его взгляд вернулся к мистеру Кэриллу.

— Вы и есть тот самый человек, о котором здесь говорится? — спросил он.

— Я могу убедительно доказать это, — ответил мистер Кэрилл. — У меня нет недостатка в друзьях в Лондоне, которые могут засвидетельствовать этот факт.

— И все же, — начал хмурый и ошеломленный мистер Темплтон, — этого документа недостаточно для того, чтобы подтвердить, что вы действительно тот человек, за которого себя выдаете. Из него видно только, что Жюстен Кэрилл доводился покойному сыном.

— Идем дальше, — сказал мистер Кэрилл, выкладывая следующий документ — выписку из регистрационной книги церкви Святого Этьена, в которой значилась дата смерти его матери.

— Знаете ли вы, сэр, в каком году состоялась свадьба этой леди, матери Ротерби, с покойным графом Остермором?

Это было в тысяча шестьсот девяностом году. Думаю, она может подтвердить.

— Что все это значит? — промолвил мистер Темплтон.

— Сейчас вы поймете. Взгляните на дату, — сказал мистер Кэрилл, показывая пальцем нужное место в документе.

Мистер Темплтон громко прочитал — «1692», — а затем имя скончавшейся — «Антуанетта де Бюали де Малиньи».

— И что же? — спросил он.

— Вы поймете, когда я покажу вам бумагу, которую я вытащил из этого стола во время последней схватки с мистером Грином. Если вы считаете, сэр, что цель оправдывает средства, то это именно тот самый случай. Нечто совершенно отличное от того пустякового дела с государственной изменой, в которой меня обвинили.

И он передал помощнику министра третий документ. Ротерби и его мать, охваченные сильнейшим волнением, молча приблизились к мистеру Темплтону и изучали бумагу через его плечо широко открытыми, завороженными глазами. Истина разоблачения надвигалась на них.

— Боже! — взвизгнула графиня. Она поняла значение прочитанного еще до того, как Ротерби начал что-либо соображать. — Это обман!

— Ну что вы, мадам, оригинал записи вы можете найти в регистрационной книге церкви Святого Антония, — отвечал мистер Кэрилл. — Я спас этот документ, а вместе с ним и письмо моей матери отцу, которое было написано после его возвращения в Англию. Час назад я завладел бумагами, вытащив их из секретера.

— Что это? — потребовал от него Ротерби. — Что это?

— Свидетельство о браке вашего отца, покойного графа Остермора, и моей матери, Антуанетты де Малиньи. Они обвенчались в церкви Святого Антония в Париже в тысяча шестьсот восемьдесят девятом году. — Он повернулся к мистеру Темплтону: — Теперь вы понимаете, сэр? В 1689 году они обвенчались; в 1692 году моя мать умерла; а в 1690 году лорд обвенчался с госпожой Сильвией Эверидье.

Мистер Темплтон мрачно кивнул, слишком внимательно рассматривая документ, дабы избежать взгляда женщины, которую он знал под именем Остермор.

— К счастью, — сказал мистер Кэрилл, — я смог получить эти бумаги вовремя. Надеюсь, нет надобности объяснять, как я нуждался в них. Как мало было нужно, при желании, чтобы выдвинуть против меня тяжкие обвинения.

— Ради всего святого… — начал Ротерби, но мать остановила его, сжав запястье.

— Помолчи, дурень! — прошипела она ему на ухо. Ей было необходимо собраться с мыслями, взвесив каждое слово, прежде чем начать говорить. Она оказалась на краю бездны. Один ложный шаг мог привести обоих к неизбежному краху, один неверный ход — и все могло быть невозвратимо потеряно.

Ротерби, похоже, испытывал неподдельный ужас, он был сломлен, чего раньше за ним не замечалось, и тут же замолчал.

Мистер Темплтон встал, сложил бумаги и отодвинул их.

— Вы можете доказать, что искали только этот документ? — спросил он.

— Я могу подтвердить, что мистер Кэрилл искал именно эту бумагу, — заговорила Гортензия, она придвинулась к своему возлюбленному, радуясь возможности свидетельствовать в его пользу, — я находилась в комнате, когда он вошел и сразу же направился к столу, как будто дом был хорошо ему знаком. Могу поклясться, он искал именно этот документ.

— Милорд, — мистер Темплтон с поклоном обратился к мистеру Кэриллу, — теперь я вижу, что вы действовали с благими намерениями. Похоже, сейчас вас не за что арестовывать. Думаю, я не получу одобрения министра, если подпишу ордер на арест при наличии тех сведений, которыми мы располагаем. Это дело уже в компетенции лорда Картерета.

— Позвольте заметить, что я был бы рад получить аудиенцию у его светлости в ближайшее время, — сказал новоиспеченный лорд Остермор. — Касательно же письма, которое, якобы привез из Франции от самозванца, — улыбнулся он всепрощающе, — стечение обстоятельств было таково, что присутствующий здесь мистер Грин подозревал меня. Как только я прибыл в Англию, он подверг меня тщательному обыску в Мэйдстоуне, который, как вы понимаете, не дал никаких результатов. Я был оскорблен перенесенным унижением. И вот сегодня я рад случаю, который помог объяснить мою невиновность.

— Милорда действительно можно поздравить, — согласился мистер Темплтон. — На вас не лежит ни малейшей тени подозрения, и ваша репутацию безупречна.

— Вы дурак! — закричала та, которая еще час назад звалась графиней Остермор. — Болван! — Она яростно наседала на мистера Темплтона.

— Мадам, я бы не советовал вам позволять себе так много, — с достоинством ответил помощник министра.

— Так много, идиот? — обрушилась она. — Да я готова заложить свою душу — несмотря ни на что, этот человек заговорщик. И что бы он там ни говорил, здесь он искал именно письмо короля.

Мистер Темплтон печально посмотрел на нее.

— Мадам, вы можете клясться, сколько вам угодно, но вам никто не поверит. Факты говорят сами за себя.

— Вы не верите мне? — негодовала она.

— Моя вера не может ничего изменить. Ваш покорный слуга, мадам, — заключил он скорее в силу привычки. Поклонившись ей, Темплтон взял шляпу и трость, кивнул Ротерби и направился к двери, которую мистер Грин распахнул для него.

Уже на пороге Темплтон отвесил поклон мистеру Кэриллу.

— Ваша светлость, я направляюсь к лорду Картерету. Он будет ждать вас с нетерпением.

— Я не заставлю его милость долго ждать, — ответил мистер Кэрилл. Помощник министра вышел, мистер Грин, поколебавшись мгновение, последовал за ним. Он понял, что партия проиграна и, следовательно, ему здесь нечего больше делать.