Шлак

Глава 20

Утром я воспользовался путём, который посоветовала вахтёрша с ТЭЦ. Поднялся пораньше, чтобы не опоздать на встречу с оружейником, и общим коридором в толпе стандартных сотрудников прошёл к рабочему выходу. По дороге прилетело сообщение:

Неплохо водилы получают. Но крутить баранку не моё. В нашей семье водителем была Данара, а мы с Кирой предпочитали сидеть на заднем сиденье и давиться чипсами.

Кайло в руке тоже не моё, несмотря на зарплату. Но в этом сообщении интересным было другое: получение квартиры. Здесь можно получить квартиру? И жить как человек? Я обязательно должен поговорить с Гуком. Найду его завтра после смены и поговорю. Он должен знать об этом. Было бы совсем неплохо обзавестись своей жилплощадью. В сравнении с жилым блоком, где постоянный гам, вопли, ругань и вонь, это должно быть раем.

Петлюровка с утра походила на город после набега вражеских орд. Дворник сметал мусор в кучи, возле палатки с конусной как у шапито крышей собирались люди с помятыми лицами. Они смотрели на меня, как голодный пёсо на добычу, я для них слишком чистый и потому лакомый. Сейчас им было трудно. Голова болела, сухость во рту, лёгкий тремор верхних конечностей, но как только опохмелятся или нюхнут своего нюхача, выйдут на тропу войны, чтобы добыть статы на новую понюшку. Поэтому надо как можно скорее забрать автомат.

Мастерская была открыта. Оружейник сидел на пеньке возле горна, протирал ветошью МП. Поверх затворной коробки — коллиматор. Явно не новый; на корпусе царапины, шкала на барабане яркости стёрта, защитная крышка на окуляре отломана, но сердце всё равно забилось радостно, как у ребёнка при виде долгожданной игрушки.

— Явился? — глянул на меня оружейник.

Он положил автомат на верстак, нагнулся и вынул из тайничка в полу мешочек с патронами.

— Держи. Как договаривались — тридцать две, девятого калибра. За качество отвечаю.

Патроны были как близнецы похожи на те, что я нашёл в танке, разве что гильзы казались более новыми. Я зарядил магазин, вставил в приёмник, откинул приклад. Теперь это полноценное оружие. Не снайперская винтовка, конечно, но мне она и не нужна. Мне вполне хватит того, что получилось.

— Купи запасную батарейку для коллиматора, их в каждом магазинчике при жилом блоке полно, — посоветовал оружейник. — Пружину я поменял, где надо подмазал. Всё нормально, только чистить не забывай.

Выйдя из мастерской, я приложил автомат к плечу, навёл метку коллиматора на людишек у шапито. Те шарахнулись, опрокидывая друг друга.

Целиться стало намного удобнее. Отныне совсем не обязательно прищуривать левый глаз, достаточно совместить красную метку с целью и можно давить спуск. На близких расстояниях преимущество бесспорное. Спасибо мастеру. Однако на расстоянии за сотню шагов, метка полностью закрывала фигуру человека, и точность была уже относительной. Те раздолбаи у шапито зря так дёрнулись, шанс попасть в них хоть и велик, но не стопроцентный. К тому же не мешало бы пристрелять оружие. Но это в ближайшем боестолкновении. Тратить патроны по сорок статов за штуку по обычной мишени слишком накладно.

Без десять восемь я подходил к административному зданию ТЭЦ. Возле припаркованной боевой платформы стояли бойцы с глаткостволами. Шла сдача дежурства заступающей смене. Рыжебородый крепыш в синем статусе осматривал отсеки. Простоватый мужичёк, работяга. Наверняка семья есть, дети. Рядом другой синий объяснял обстановку.

— Был один выезд под утро. Возле Анклава рухнула промежуточная опора. Думали, дикари подрубили, у них с редбулями тёрки, вот и подсуетились. Оказалось, основание подгнило. Там не столбы, а старьё, давно пора менять. За два часа починили. Больше никуда не катались. А тебе третьего дали?

Рыжебородый кивнул в мою сторону.

— Похоже, вот этот, — он поманил меня пальцем. — Чё встал? Иди сюда.

Я подошёл.

— Зови меня Рыжик, — представился он. — Это не из-за бороды. Гриб такой есть — рыжик. Слышал? Я старший смены. Кум объяснил ситуацию?

— В общих чертах. Остальное, сказал, ты доведёшь.

Рыжик взмахом руки отпустил старую смену. Докапываться ни до чего не стал, дескать, колёса грязные, пыль с бортов не смахнули. Он казался слишком добрым и слишком простоватым. На охранника, а уж тем более на бригадира, не тянул. Но что есть, то есть.

Рыжик щёлкнул щеколдой, откинул задний борт и поднялся в кузов.

— Давай за мной. Осмотрись. Наша задача — обеспечение безопасности ремонтной бригады. Охранников трое, ремонтников двое. Если требуется помощь — подержать чего-то или, скажем, ключ на семнадцать из машины принести — посылай нахер. Не справляются, пусть вызывают подмогу. Мы периметр держим.

Рыжик хлопнул ладонью по рулевому колесу.

— Водить умеешь?

— Если только козу на поводке.

— Здесь ничего сложного. Смотри: педаль газа, педаль тормоза, да в принципе тормоз и не нужен. Газ сбрасываешь, сама останавливается. Запоминай, мало ли что случится. Любой должен уметь.

— А случаи часто случаются?

— Случаются. Иногда дикари балуют, могут пульнуть пару раз. Вон в борту отметины, посчитай, если желание имеешь. Но это хохмы ради, развлекаются они так. Хуже, если на рейдеров наткнёшься. С ними сложнее. Конченные отморозки, особенно прихожане. Против них мы пулемётик возим, — он кивнул на закреплённый к борту пулемёт Дегтярёва. — Вызываешь по рации подмогу, и пока та не придёт, отстреливаешься. Но чаще твари нападают. Одиночки опасаются, а вот когда стая…

Рассказывая, он повёл меня в администрацию.

— Давно в Загоне?

— Вторая неделя пошла.

— Хрена себе! — присвистнул Рыжик. — И уже шмайсер надыбал?

— Это МП сорок. Но кроме него я ещё шоу успел выиграть.

— То-то гляжу физиономия знакомая, — уважительно проговорил бригадир. — Ладно, давай о насущном. Вряд ли ты успел со всеми повадками тварей познакомиться.

— Язычника видел, багета.

— Это серьёзные ребята, да, хотя в нашей профессии опаснее всего подражатель. Багета или, к примеру, язычника, можно издалека приметить. Они всегда напрямую прут. Тупые, что с них взять? Или пёсо. Эти принюхиваются сначала. Если чувствуют, что сила за ними, нападут — не сомневайся. Против них надо шуму побольше и наглости. Можно матом, они страсть как мат уважают. А вот подражатель — это, я тебе скажу… Доводилось в Развале подражателей встречать?

— Не доводилось.

— Это, я тебе скажу… Так-то они помедленнее прочих будут. Да что там прочих, на средней дистанции их даже лизун обгонит. Но по части засад равных не найдёшь. Подпускают шагов на десять — и прыжок. Или в горло, или когтями полосуют. Когти острые, как у кошки, рвёт ими даже бронезащиту. Заметить сложно, можно только обмануть. Меняют цвет, форму, подражают звукам: вздох, плачь, кашель, слова отдельные произносят, фразу. За это их подражателями и прозвали. Но слова логически не связаны. Засады устраивают в домах, в подвалах, в кустах, за пределы городов выходят редко. Пластаются по земле, среди обломков и лежат сутками, выжидая свой шанс. Мужики говорили, что они могут месяц не жрать. А то и два. Издалека похожи на людей, особенно в сумерках, а вблизи упырь. Кожа голая, бледная, обвисшая. Ходят сгорбившись, руки по земле волочатся. Прежде чем куда-то лезть — осмотрись. Кашляни или песню запой, стих какой-нибудь прочти. Знаешь стихи? На звук человеческого голоса вполне могут среагировать.

— А убивать их как?

Мы прошли мимо кабинета Кума. Рыжик толкнул следующую дверь. Внутри стоял длинный стол, лавки, ящик с инструментами, провода, кабели. За столом сидели трое, торопливо ели. Один проговорил набитым ртом:

— Рыжик, где бродишь? Остынет всё.

— Новичка в курс ввожу. Знакомьтесь: Дон. Откуда ты?

— Третий блок.

— Садись, Дон, позавтракаем.

Завтрак оказался неплохим, не обманул Кум: варёный рис, масло, сыр, хлеб, кофе. Порции большие, я объелся.

— Утром не забудь талоны у Кума получить, — допивая кофе, сказал Рыжик. — По ним тебе в блоке трёхразовая кормёжка положена.

Я выдохнул. Жизнь начинала налаживаться. Осталось найти жену с дочерью, узнать, какие квартиры выдают, и будет совсем хорошо. Но об этом надо говорить с Гуком. И хотелось бы понять, с какого перепугу тут Мёрзлый нарисовался. У Гука с ним отношения натянутые, причём неприязнь, скорее всего, обоюдная. Что такого должно произойти, чтобы отмахнуться от старых обид и сесть за стол переговоров? Или моего крёстного реально в яму отправили?

Рыжик дал полчаса переварить завтрак и снова отвёл меня на парковку с бронеплощадками. Вынул из багажного отделения предмет, отдалённо напоминающий качёк с тремя трубками и иглой. Я видел такой у ребят из охраны сборщиков крапивницы.

— Это нанокуб, — Рыжик взял качёк и несколько раз потянул за рукоять. — Доводилось встречаться?

— Однажды.

— Когда выходишь за периметр, эта штука должна быть с тобой. Если тварь на тебя вышла — вали и суши. Действие простое. Втыкаешь иглу ей в вену, тянешь за рукоять, включается центрифуга. Через сбрасыватель выходит грязь, а по этой трубке в колбу стекают наногранды. С одной твари можно высушить до семидесяти карат. А из ревуна ещё больше, но они мне пока не попадались, и слава богу. Убить ревуна… Я не знаю, как его можно убить. Из крупнокалиберного пулемёта, наверное, и то одного мало будет. Проще всего убить лизуна. Он безобидный, но сушить его плохая примета, да и нанограндов с него пшик. Потом пёсо. Сильный, проворный, осторожный. Нанограндов чуть больше. Старатели его не трогают, смысла нет время тратить, а у нас он основная добыча. Если перебить стаю, можно полсотни карат взять, это примерно четырнадцать тысяч статов. Как тебе? Не часто такое бывает, но бывает. Куш делим на всю бригаду плюс Куму четверть. Он работодатель, он тоже в доле. А можно и сотню насушить, вообще красота.

— А если наоборот?

— В смысле?

— Если тварь нас высушит?

Рыжик насупился.

— И такое случается. От нас по собственной воле люди не уходят. Парнишку, который до тебя работал, багет располовинил. Зевнул малость, и только лужа крови осталась да ноги в ботинках, всё остальное сожрали.

Я представил, как это могло произойти, при хорошем воображении это не сложно, и меня замутило. Очень не хочется становиться комплексным обедом для твари.

Рыжик убрал нанокуб в багажник.

— Чтобы завалить тварь, надо очень постараться. Дробь на них действует как раздражитель. Наногранды такую рану залечивают быстрее, чем ты перезарядишься. Нужна пуля. И не просто пуля, а безоболочная. А многие ещё и надрезы делают крест-накрест. Знаешь, что это такое?

— Экспансивная пуля. Видел. При попадании в плоть раскрывается и наносит дополнительные повреждения. Они запрещены Гаагской конвенцией.

— Про конвекции не слышал, про запреты тоже. А тебе посоветую сделать пару надрезов на своих. В сложной ситуации не повредит. Если, к примеру, человеку дозу вколоть — а это четырнадцать с половиной карат, между прочим — то не каждое смертельное ранение окажется смертельным. А в тварях этих карат до сотни. Некоторые раны на глазах затягиваются. Сам видел.

— Это называется регенерация, — негромко проговорил я.

— Насрать как называется. Ты стреляешь, а эта хрень продолжает идти! Бить надо в голову: глаз, горло, ухо. В лоб бесполезно, пули рикошетят. Лучше всего в живот, чтоб кишки вывернуло. Зрелище не приятное, зато действенно. В моей бригаде мужик был, бывший старатель, вот уж кто их сушил! Старатели вообще по этой части лучшие. Они даже ножами их бьют, прикинь? Но это надо знать куда. У каждой артели свои ухватки, всё до мелочей отработано. А перед сушкой они себе дозу колют, чтоб способности повысить.

— И где теперь этот мужик? Тоже багет располовинил?

— Выгнали его, — нахмурился Рыжик. — В Петлюровке обитает, если жив, конечно. Грантоед он.

— Это ещё что за зверь?

— Наркоман. Типа нюхач, только не порошок нюхает, а наногранды колет. К ним тоже тяга образуется, если не по правильному делать. Дозу можно колоть не чаще чем раз в месяц, а если чаще, то в голове что-то меняется.

— Чаще-то зачем?

— Сразу видно, что ты никогда под дозой не был. — Рыжик блаженно улыбнулся. — Ощущения… страх напополам со вседозволенностью. Ты всё можешь, у тебя всё получается, — он передёрнул плечами. — Только действует это не долго. Через несколько часов отпускает, а хочется ещё. Только вот перебор нанограндов мозги ломает. Короче, кто может себя контролировать, у того всё нормально, а кто не может, становится грантоедом. А у таких людей одна судьба, — он выставил палец и сымитировал выстрел.

— Или яма, — подытожил я.

— Яма? Нет. Грантоедов туда не берут. Внутри они уже твари, всё, спеклись полностью, пыльца на них не действует. Крышу сносит по полной. Бешенные, ничего не бояться. За пару карат готовы на всё.

Мы проболтали до полудня, потом обед. Как самого молодого меня отправили на кухню, выдали два армейских термоса. Потом я попытался прилечь, вспомнив старинную поговорку, что после сытного обеда полагается поспать. Не успел. Только закемарил, в комнату вошёл Кум.

— Чё развалились? Подъём. Обрыв на линии.

— Где? — приподнял голову Рыжик.

— Похоже, за вторым трансформатором. Точнее не скажу. Между мостом и Квартирником.

— Блин, далеко.

— Давайте, давайте, завтра дрыхнуть будете. В Квартирнике уже революция, без электричества жить не могут.

Собрались быстро. Ремонтники и третий охранник сели в грузовик, мы с Рыжиком забрались в боевую платформу. Рыжик опустился на водительское место, нажал стартер. Платформа вздрогнула и заурчала.

— Ты тоже учись, — сказал бригадир, плавно трогаясь с места. — Наше сотрудничество строится на принципе взаимозаменяемости. Подранят меня или ещё что, кто поведёт? Тут главное за аккумуляторами следить. Зарядки хватает на сто километров, плюс минус ещё несколько. Если подсела батарея, возле каждого трансформатора есть система подзарядки. Подсоединяешь плюс к плюсу, минус к минусу. За два часа зарядится целиком.

С парковки Рыжик повернул направо, оставив далеко в стороне угольный склад и Петлюровку. Ехали не быстро, километров тридцать в час. Дорога походила на стиральную доску, броневик подскакивал на выбоинах, и стрелка спидометра истерично металась из стороны в сторону. С полчаса простояли на переезде у поворота к терриконам, ждали, когда пройдёт состав с углём. Машинист поезда не торопился, бесконечное множество раз сдавал назад и возвращался. Я смотрел вдаль за рельсы. Там возвышались шахтные постройки, дымили трубы, гремел паровой молот. Промзона походила на муравейник: люди, люди, повозки, постройки, снова люди. Всё мирно, обычно, словно и нет никакой статусной лестницы, тварей, шлака и забегов по городским улицам без единой надежды на победу. Может быть не так уж и не прав Гук, утверждая, что в Загон стоит очередь из желающих получить вид на жительство?

Состав наконец-то пропыхтел в сторону склада, и Рыжик надавил газ. Дорога вывела к очередной железнодорожной ветке, вдоль которой мы доехали до ворот.

В этой части Загона мне ещё не доводилось бывать. Терриконовая стена возвышалась, кажется, чуть выше, чем у Радия. По гребню были оборудованы такие же укрепления, у ворот охрана. Мы проехали не останавливаясь. Рыжик махнул бойцу с двустволкой, тот ответил кивком. Через три километра вывернули на широкую дорогу. Асфальт сохранил остатки разметки. На обочине стоял дорожный знак дополнительной информации: Обводное шоссе. Дорога старая, но по-прежнему в хорошем состоянии. На покрытии заплаты, значит, следят. На поворотах указатели, по обочине тянулись электрические столбы и верстовые указатели. С левой стороны почти вплотную к шоссе подходили городские постройки.

Через десять километров справа показался бетонный забор, обнесённый колючей проволокой. За ним одно-двухэтажные строения. Через каждые сто метров вышки. Между ними КПП и красный транспарант над воротами:

— Анклав, — пояснил Рыжик. — Здесь раньше воинская часть была, теперь редбули сидят. Слышал про таких?

— И даже видел.

— Поосторожней с ними. Ребята горячие, особенно их комиссарша. Наташка… забыл фамилию…

— Куманцева.

— Ага, вроде того. Она у них за главного. Комиссар обороны.

Возле КПП стояла группа людей в гимнастёрках. Один снял с плеча автомат, вышел вперёд. До него было не больше тридцати метров. Мы зацепились взглядами. Не уверен, но мне показалось, что это один из тех, кто стоял с комиссаршей на железнодорожной платформе. Он дёрнул подбородком… Да, точно он. Тот, который с пулеметом.

Минут через двадцать выехали к развязке. Впереди широкий арочный мост через овраг, одна полоса отходила вправо, и вдоль обрыва устремлялась к лесу, вторая резко сворачивала влево и терялась меж тяжёлых кирпичных строений.

— Овражный проспект, — кивнул в левую сторону Рыжик. — По нему в самый раз до резервной электростанции доедешь.

— Это где Сотка?

— Ага. Только она с другой стороны оврага.

— А почему с ней надо здороваться?

— Примета такая. Не я придумал. Иначе удачи не будет.

На повороте стояла трансформаторная будка. Грузовик остановился напротив неё, один из ремонтников вышел, повозился внутри минут пять и вернулся.

— Всё, отключил, можем ехать.

Рыжик направил броневик на мост. Длина — я прикинул на глаз — метров триста, вполовину короче того пешеходного, под которым я нашёл танк. Вот бы куда попасть, набрать патронов, взять пару гранат.

— Мы до Сотки доедем?

— Нет, — покачал головой Рыжик. — Не наше царство. Там кабель проложен по канализации и доходит до Северного поста.

— Большая канализация?

— Под всей северной частью. Город под городом. Туда лучше не соваться.

— А до Квартирника далеко?

— От моста километров семьдесят будет.

Метров через пятьсот за мостом показались дома. Придорожный посёлок. На въезде висела покосившаяся вывеска: «Придорожный». Название соответствовало расположению. В центре двухэтажное кирпичное здание с выломанными дверями и выбитыми окнами. Какой-нибудь бывший сельсовет. Газоны заросли травой и кустарником, перед крыльцом следы кострища, пустые консервные банки, обрывки бумаги, несколько старых стульев.

Столб напротив повален. На дороге кольцами вились провода.

Мы остановились, не доезжая метров пятьдесят. Грузовая платформа объехала нас и остановилась рядом. Из кузова высунулся пожилой ремонтник.

— Чё встал, Рыжик?

Бригадир настороженно смотрел на поваленный столб. Он лежал поперёк дороги, комель разлохмачен, словно кто-то очень большой поковырялся им в зубах. В месте установки виднелась небольшая воронка.

— Ни хрена себе заявочка… Как будто взорвали. У кого мозгов на такое хватило?

— Ну да, — почесал маковку ремонтник. — Взрывчатку сюда тратить глупо. Если только дикари, да и то спьяну. Или редбули. Я слышал, Натаха с конторскими разосралась из-за последнего шоу. У неё там несколько бойцов полегли.

Он многозначительно посмотрел на Рыжика.

— Не, точно не редбули, — прикусил губу бригадир. — Они бы трансформатор взорвали, а из-за столба тратиться не станут. Думаю… Ладно, чё гадать. Надо идти смотреть. Стёпа, — окликнул он третьего охранника. — Ты пулемётик подготовь на всякий случай, а я с новеньким осмотрюсь, гляну, что к чему.

— Может, я с тобой?

— Да не. Кто бы тут ни был, они уже ушли. Нагадили и ушли. Я здание проверю, вдруг там тварь какая запряталась. Потренирую парнишку.

— Пулемёт тогда зачем?

— Я ж говорю: на всякий случай.

Рыжик нажал газ, подъехал ближе к поваленному столбу и припарковался у обочины. Достал из багажного отделения патронташ, обрез. Когда-то это была вертикалка, но оружейник укоротил стволы наполовину, подрезал цевьё и спилил приклад. Если из такого шмальнуть шагов с десяти, никакие наногранды не помогут, разорвёт в клочья кого угодно.

— Дон, снимай автомат с предохранителя и за мной, — выставляя обрез перед собой, сказал Рыжик.

Первым делом мы осмотрели столб. Это действительно был подрыв. Кто-то не слишком умный, примотал к основанию столба гранату, приладили к кольцу верёвку, отошёл и дёрнул. Сердцевина столба прогнила, и граната лишь добила его. Намного проще было свалить его при помощи топора или пилы, затрат меньше, а результат тот же.

Рыжик нагнулся, поводил пальцем над землёй.

— Смотри, — он указал на отпечатки подошв. — Обувка совсем новенькая. У поношенной рисунок как будто размытый, а здесь видишь чёткий какой.

— И что это может значить?

— Что может… Обувь у них хорошая.

Рыжик встал, повёл глазами по сторонам. Кусты на газоне шевельнулись.

— Видел? — напрягся я.

— Ветер, — уверенно ответил Рыжик. — Пошли.

Из простенького мужичка он вдруг превратился в бойца. Поменялось всё, даже тембр голоса. Плечи расслабленно опустились, цевьё обреза свободно легло на раскрытую ладонь. Глядя на него, я почувствовал уверенность. С таким можно не только столбы ремонтировать, но и в разведку идти.

Поднявшись на крыльцо, Рыжик заглянул в каждое окно, и только потом махнул рукой, разрешая войти внутрь.

Я осмотрелся. Длинный коридор, на полу мусор, в углах паутина, на стенах обрывки старых плакатов. Мы обошли каждую комнату. В дальней нашли две лежанки из тряпья. Окна заделаны дверками от шкафа и подпёрты для прочности конструкцией из двух столов. Наверняка, чей-то схрон. Но последний раз пользовались им давно, пол и лежанки успели покрыться пылью. На дощатом полу я разглядел несколько глубоких царапин.

— Лизун, — указывая на царапины, уверенно сказал Рыжик, и пояснил. — Видишь, дерево как будто отвёрткой ковыряли. Он когда ходит, когти не втягивает, поэтому такие следы. Если вдруг встретишь, не вздумай гладить.

— А их можно гладить? — недоверчиво протянул я.

— Некоторые пробуют. А чё нет? Они не опасные, но если что не по нраву, могут когтями так хряпнуть… Короче, просто не трогай.

Мы вернулись ко входу и по скрипучей лестнице поднялись на второй этаж. Рыжик выглянул в коридор, кашлянул, подождал, снова кашлянул и проговорил:

— Допустим, подражателей нет. Расходимся, ты налево, я направо. И не ленись, каждую комнату осматривай.

На этаже была та же разруха, что и внизу. Окна побиты, мусор, паутина. Похоже, здесь давно никого не было. Ни людей, ни тварей. Ни одна душа не заглядывала в эти места с тех самых пор, как случился Разворот.

Я осмотрел все помещения. Напряжение отступило, дышать стало легче. На стене заметил несколько фотографий в рамках, над ними подпись: «Передовики производства». С фотографий смотрели уставшие и довольные люди: механизаторы, доярки, учителя. Добрые оглаженные ветром и солнцем лица, молодые, в возрасте. Кто-то из них, возможно, живёт сейчас в Загоне, и знать не знает, что его фото по-прежнему висит на этой стене. А кого-то уже нет. Кто-то стал тварью…

На улице хлопнул выстрел. Я кинулся к окну и встал, прячась за откосом. Осторожно выглянул. Ни броневика, ни грузовой платформы из-за деревьев видно не было, зато возле поваленного столба торчали трое некромонгеров. Одеты в чёрные кожаные плащи, укрывающие тела по самые пятки. Как же им жарко, наверное. Высокий стоячий воротник закрывал затылок и нижнюю часть лица. Бритые наголо, лысины разрисованы синими полосами. У двоих двузубые вилы, у третьего ружьё, похожее на фроловку[11]. Он и стрелял. Когда я выглянул, он как раз передёрнул затвор и снова выстрелил в сторону платформ. Пороховой дым вырвался из ствола и завис над ним облачком. Двое с вилами бросились вперёд, а стрелок вновь потянул рукоять затвора.

Я совместил метку коллиматора с плащом и надавил спуск. Сделал так, как учил Гук — плавно и коротко: раз-два. Пули впечатались в спину стрелка. Я увидел, словно в замедленном действии, как прогибается кожа под давлением свинца, как идут по плащу волны, потом всё ускорилось, тело выгнулось и завалилось на столб.

Снизу ударила длинная очередь. Пули пчелиным роем зажужжали возле головы. Я отпрянул от окна. Нападавших явно больше трёх, и на вооружении у них не только вилы.

На лестнице послышался топот. Одна, две, три секунды… Мелькнули полы плаща, я выстрелил, выстрелили в меня. Заряд дроби прошёл выше. Я снова выстрелил. Отстрелянные гильзы посыпались на паркет и запрыгали по нему как горох. Где Рыжик? Где этот чёртов бригадир?!

В коридор ввалился здоровенный некромонгер, заорал и, дёргая цевьё, начал посылать в мою сторону заряд за зарядом. Я вжался в пол, слушая, как с противным звоном рикошетит картечь от стен, и выпустил остатки магазина. Не попал, даже не понял, куда ушли пули.

Здоровяк начал перезаряжать ружьё. Он откинул полу плаща, медленно двумя пальцами потянул патроны из ячеек патронташа, вставляя их в гнездо магазина. А я сжался и ждал, когда он снова начнёт палить.

Из дальней комнаты наконец-то появился Рыжик. Он дуплетом разрядил вертикалку в здоровяка, того бросило вперёд, ружьё вырвалось из рук. Я вскочил на карачки и пополз к нему. Здоровяк ещё дышал. Он попытался дотянуться до приклада, корчился, но сил не было. А у меня появился шанс. По лестнице снова стучали сапоги, и если я успею первым взять ружьё…

Не успел. Чужой каблук ударил в лоб, свет померк. В полубессознательном состоянии я чувствовал, как меня хватают под мышки и волокут вниз. Пятки нелепо бьются о ступени. Кто-то гоготал, словно бесноватый, и бил меня по рёбрам, по тем самым многострадальным рёбрам, которые только-только зажили.

Меня вытащили на улицу и бросили в пыль у дороги. Тем же образом вытащили Рыжика и бросили рядом. Лицо бригадира было разбито в хлам, по всей видимости, по нему прошлись прикладом. Нос сломан, губы в лепёшку, левый глаз заплыл и превратился в щёлку. Зато в правом оставалось немного разума. Рыжик оценил мой вид, и с трудом подмигнул: держись, парень, не всё ещё потеряно.

Хотелось бы верить, ибо нападавшие не выглядели добряками. Я видел человек десять, не считая тех двоих, которых мы завалили. Все в плащах, наголо бритые, с синими полосами на лицах. Ирокезы что ли? У одних полосы вертикальные, у других горизонтальные, в чём отличие понять сложно. Да и вообще я сейчас мало что понимал. В ушах звенело, давали себя знать последствия удара по голове.

Извиваясь ужом, я подполз к Рыжику и прохрипел:

— Чё за хрень?

— Миссионеры, — сплёвывая кровь, просипел бригадир.

— Какие миссионеры?

— Секта. Их раньше много было. А эта… Знаю только, что тварей жрут, и у них от того с головой не в порядке. Говорят, людьми тоже не брезгуют.

Твою ж дивизию… Только людоедов мне не хватало.

Подошли двое, подняли меня на ноги и вытащили на дорогу. Я попробовал снова завалиться, лежать было проще, чем стоять, голова не так сильно гудела, но резкая пощёчина вернула часть сил, а мысли, как ни странно, обрели ясность.

Я увидел броневик и грузовую платформу. Внутри копошились фигуры в плащах, растаскивая то, что там находилось. Оба ремонтника, и молодой, и старый, стояли в сильно наклонной позе, касаясь пальцами асфальта. Из такого положения ничего не сделаешь и никуда не побежишь. Умно. Молодой попытался распрямиться, и сразу схлопотал прикладом по почкам. На обочине лежал Степан, судя по позе, не живой.

Рыжик всхлипывал и повторял:

— Ну, влип… сука… ну, влип… — и сплёвывал красную слюну.

Миссионеры собрали всё, что представляло ценность: оружие, инструменты. Бухты электрического провода обвязали верёвкой, и один бугай, ничуть не меньше того, что завалил Рыжик, повесил себе через плечо.

Подвели ремонтников, поставили в один ряд с нами. Двое миссионеров встали по бокам, остальные распределились по фронту. У каждого ружьё или вилы, у некоторых на поясах длинные ножи в тёмно-бурых ножнах с металлической окантовкой. Чувак с проводами вооружился нашим пулемётом и направил ствол на нас.

Вперёд вышла девка. На рожицу так себе, лет двадцать, и тоже бритая наголо. Глаза влажные и злые. Плащ расстегнут, на шее большой деревянный католический крест, почерневший от времени. Синие полосы перечёркивали лицо наподобие английского флага. Она вытащила нож и сунула остриё мне под подбородок.

— Ты… — от неё сильно пахло гвоздикой, а язык и зубы покрывал зелёный налёт, как будто только что съела лист крапивницы. — Ты убил брата Бачиа.

— Вы напали, мы защищались, — прохрипел я. — На войне умирают не только враги.

Я сказал это без какой-либо надежды на понимание, тем более что они людоеды, а это такие ребята, которые кулинарные вкусы ставят выше всех прочих. Но самое интересное, эта миссионерка не фонтанировала эмоциями. Никакими. Не смотря на злость во взгляде, ей было похер. Ей просто был нужен крайний, тот, на ком она должна показать всю степень своей горечи по убиенным соратникам. И сейчас она этого крайнего выбирала. Поскребла ножичком мою шею, оставив на ней несколько царапин, и перешла к Рыжику.

— Ты убил брата Сизого.

Рыжик не стал оправдываться; опустил голову и стоял, закрыв глаза и ожидая своей участи. С губ по-прежнему стекала кровавая слюна. Здорово его отделали.

Ремонтникам лысая стерва не сказала ничего. Посмотрела каждому в глаза, потом повернулась к своим. Те ждали приговора. Вот у них с эмоциями всё было нормально. Некоторые даже подрагивали от предвкушения казни. Один с вилами подался ко мне. Я замер. Сердце застучало так, что в такт ему конвульсиями завибрировало горло. И руки. А ноги онемели, я едва держался, чтобы не упасть.

Миссионерка развернулась и широким взмахом снесла Рыжику голову. Та поскакала по асфальту как мячик, а тело, простояв долю секунды, повалилось на дорогу.

Меня стошнило. Изо рта полилась желчь с кусками не переваренного обеда. Я присел на корточки, склонился к земле.

— Готфрид, брат мой, — услышал я голос сектантки, — сожги тела наших погибших братьев. Тризну по ним мы справим, когда вернёмся в миссию.

— Времени на достойные похороны нет, сестра Урса.

— Тогда пусть их похоронами займутся изменённые. Уходим отсюда.

Нас поставили в затылок друг к другу, просунули жердь между ног и скотчем примотали к ней руки. Мне досталось место замыкающего, и мне же прилетел удар прикладом меж лопаток.

— Пошли! — гаркнул здоровяк с электрокабелем.

Краем глаза я успел заметить, как брат Готфрид снимает с Рыжика берцы, потом брюки. С одёжкой у сектантов были проблемы. Большинство выглядели как бомжи со свалки; только плащи, пусть и грубой выделки, смотрелись солидно, по-революционному. Наташка Куманцева, думаю, не отказалась бы от такого.