Шлак

Глава 4

Первое, на что я обратил внимание, заходя в обеденный зал, расписание работы. Столовая начинала обслуживание посетителей в пять утра и заканчивала в одиннадцать вечера. Планшет показывал четверть десятого. Большинство столов были свободны, лишь кое-где сидели припозднившиеся клиенты, да возле раздачи один стол оккупировала молчаливая компания.

Я взял чистый поднос, прошёл к стойке. Повариха посмотрела на меня устало и нехотя поднялась со стула.

— Чего тебе? Комплексный?

Я кивнул. Выбор был не богатый и не знакомый. В двух котлах исходило паром что-то зелёное, вроде бы суп и каша, рядом на подносе прикрытый целлофаном нарезанный хлеб. Кусочки до того тонкие, что сквозь них на свет смотреть можно. Дальше ещё два котла — с перловкой и щами, за ними пустые стаканы и титан, надеюсь, с чаем. Вот и весь выбор, хотя Ровшан обещал разнообразие.

Повариха щедро наложила в алюминиевую тарелку зелёной каши, в другую налила супу. Хлеб вниманием обошла, и кивнула на титан.

— Чаю сам нальёшь.

Да, я не обманулся, это действительно был чай. Не крепкий и не сладкий, но чай. И горячий.

— Можно два стакана?

— Чаю хоть обпейся, он бесплатный, за остальное три стата. Давай запястье.

— А хлеб?

Хлеба очень хотелось. Зелёная еда аппетита не вызывала; я принюхался к ней по-собачьи, запах кисловато-сладкий и вместе с тем едкий. А хлеб — он настоящий. Ржаной, с прожаренной корочкой. Каждая пора видна невооружённым глазом. Не хлеб — сказка.

— Хлеб — три стата. Расценки забыл или новенький?

— Из последней партии.

На лице поварихи отразилось сочувствие.

— Тяжко небось? Ну ничего, привыкнешь. Поначалу всем тяжко. Ты только от сотрудничества не отказывайся, иначе ох как…

Недоговорив, она покачала головой и вернулась к стулу.

Подхватив поднос, я прошёл к ближайшему свободному столу. Суп на вкус оказался так себе. Жидкий, как бульон. Ложка не понадобилась, я не съел его, а выпил. С кашей пришлось повозиться. Она прилипала к зубам, к дёснам и на вкус казалась подгоревшей. Ради эксперимента, я перевернул тарелку вверх дном, и содержимое не вывалилась.

— Эй, клетчатый, ты из новой партии что ли?

Из-за стола, за которым сидела молчаливая компания, поднялся здоровяк в коричневом.

— Да, сегодня прибыли.

— А тебе не объясняли, чем коричневая майка отличается от твоей чёрно-белой робы?

— Пониженным статусом. Я должен быть вежливым.

— Вот именно — вежливым. Кто позволил тебе сесть за соседний стол? Твоё место в дальнем углу. Жрёшь быстро, ходишь с опущенной головой, потому что ты — кто?

— Кто?

— Опущенный!

Он заржал, сотрапезники тоже заржали, один подавился хлебом и закашлял. Сосед со всего маха хлопнул его по спине, едва не припечатав к столу.

— А ты кто? — взыграла во мне обида. — Глава опущенных?

Здоровяк тоже подавился, только смехом. Он булькнул, вытаращил глаза. Подельники поднялись, уставились на вожака, ожидая приказа.

Опять перестарался. Может быть, этот здоровяк и не Костыль, боксёрскими приёмами не владеет, но их четверо, а я один, и бить они меня все вместе будут.

Я перехватил ложку чашкой в ладонь, сжал покрепче. На крайняк, ткну первому, кто подойдёт, в глаз черешком. Или в горло. Проткнуть не проткну, но травмирую. Что ж за день такой, без люлей шагу не сделать. Или здесь всегда так?

В другую руку взял пустую тарелку. В каком-то фильме видел: надо швырнуть противнику предмет в лицо, он отвлечётся, и тут же бить ножом, в моём случае — ложкой. И обязательно держаться возле препятствия, чтоб со всех сторон не зашли.

Хороший сценарий, только не исполнимый. Двое обошли стол слева, двое справа. Хочешь, не хочешь, а зажали. Я обернулся к одним, выставил ложку перед собой, повернулся к другим. Нет, тут ни тарелка, ни ложка не помогут. Сейчас надавят одновременно и набьют моську до неузнаваемости.

— Привет, Гришуня. Беспредельничаешь?

Напротив остановился мужчина. Худой, как оглобля, и выше меня на полголовы. Лицо тоже худое, хищное, сплюснутый нос, волосы до плеч. На вид далеко за сорок, под полтос. Рубаха как у меня — клетчатая. Он только что поел и нёс посуду на мойку.

— Шёл бы ты мимо, Гук. Тебя наши дела не касаются.

— Да мне тебя жалко. Ты же грамотный, Гришуня, читал Свод. За провокацию можно в яму на принудиловку отправиться.

— На принудиловку? — здоровяк на секунду растерялся, но тут же мотнул головой и вернул лицу выражение бесконечной дурости. — А кто докажет?

— Ты совсем рехнулся? А камеры по углам нахера натыканы? — незнакомец махнул рукой, я проследил за его жестом, но никаких видеокамер не увидел.

— И чё мне с твоих камер? Они звук не пишут, иди, докажи, что не он первым меня козлом назвал.

— Козлом тебя называть не обязательно, это и так все знают. Важно другое. Ты уверен, что не пишут?

— Все так говорят, — в голосе Гришуни появилась неуверенность.

— За что ты так Контору не уважаешь? Тебе лапшу на уши повесили, и ты её с гордостью носишь. Умывайся иногда, дорогой.

Здоровяк сжал кулаки, но в драку лезть не спешил, и напоминать незнакомцу, что у того клетчатая рубаха тоже не торопился.

— Ты в Загоне человек уважаемый, Гук, лапшу тебе прощаю. А за новичка зря вписался. Не в своё дело влез. Я этому шлаку сейчас рожу за грубость располосую, и конторщики меня поддержат.

Он сделал грозное лицо, сдвинул брови, но Гук на это только рассмеялся.

— Ты ещё глупее, чем я думал. Для конторщиков ты плевок на полу. Они при верном раскладе Ковролина не поддержат, а уж тебя и подавно. Шёл бы ты хабар с нюхачей собирать. А парня оставь. Он новичок, наших дел не ведает. Если ты его под Смертную яму подведёшь, с тебя самого шкуру заживо снимут. Забыл Таракана? Так я напомню, мне не сложно.

Боевой порыв Гришуни и компании сдулся. Гук говорил о чём-то таком, что ни одному из них не нравилось. И боялись они не камер на стенах, которых я так и не увидел. Крепыш с ножевым шрамом на щеке буркнул:

— И то верно, Гришунь. С Тараканом тогда реально жёстко обошлись, я видел. Оно нам надо?

— Замолкни, Лущ, — здоровяк скрипнул зубами. — Лады, Гук, уговорил. Умеешь ты уговаривать. Все пожрали? Валим отсюда.

Я сел доедать кашу. Аппетит пропал, в горло зелёные комья лезли плохо, приходилось запихивать. Гук отнёс посуду, налил себе чаю, подсел ко мне. За то, что спас меня, спасибо ему большое. Однозначно сейчас бы валялся под столом с разбитой мордой и доломанными рёбрами. Я так и сказал: спасибо. Он не услышал, только кивнул в спины уходящему Гришуне.

— В глаголы лезет, авторитет на мелочи зарабатывает. Сильный, но не умный. Не против, что я возле тебя пристроился?

Нельзя быть против человека, который только что тебя выручил, да и поговорить с кем-то, кто знает местные порядки тоже важно. Вопросов было много, и все они ждали ответов.

— Глаголы — это беспредельщики?

— Типа того. Блоковая преступность. Проституток крышуют, нюхачом приторговывают, мелочь трясут. Шпана, короче. На тебя ещё не раз наедут. Просто держись построже. Начинают давить — дави в ответ, но не груби, не давай повода придраться к словам. Правильно себя поставишь — отстанут. В каждом блоке таких банд пять-шесть, и каждая мнит себя великой. У них на банданах обязательно знак какой-нибудь. Череп, кости, ножи, ещё какая-нибудь хрень. В детстве мультиков про пиратов насмотрелись, вот и рисуют себе разных Роджеров. Увидишь, узнаешь. С ними конторщики должны бороться, Ровшан и его команда, но им это нахер не надо. Зачем Ровшану лишние заботы? К тому же глаголы ему еженедельный оброк приносят или барщину отрабатывают, он вообще в шоколаде получается. Так что в этом вопросе у него защиты не ищи.

— Тебя послушать, так он крёстный отец в блоке.

— Он хитрый. Начинал как Гришуня, с мелочи, потом в конторщики перешёл, подставил прежнего старосту и на его место сел. Сам никого не прессует, а если человек не понравился, спорить начинает, подсылает к нему того же Ковролина, тот вопрос решает кардинально. Шлак в отстой, у Ровшана в блоке тишина. Контора довольна.

— А что за Смертная яма? Все о ней говорят и все боятся, но никто толком не объясняет.

Я потянулся за чаем.

— Яма? Это, брат, самое большое дерьмо, в которое можно вляпаться. Официально — производственная ферма, а в народе — Смертная яма или просто яма. Говорить о ней не любят, чтобы беду не накликать. Я тебя как новичка предупреждаю: никого о ней не спрашивай. Примета плохая, можно в харю схлопотать. Время придёт, сам всё узнаешь. Скажу только, что рано или поздно, каждый в неё попадёт.

— Кладбище?

Гук кивнул.

— Типа того, только друзей и родственников лучше не навещать. Тебя как зовут? — съехал он с темы.

— Донкин Евгений.

— Здесь не принято фамилии использовать. Можно, конечно, никто не запрещает, но лучше не надо. В Анклаве у красных ещё сойдёт, там у них свои порядки, а внутри Загона жизнь по-другому устроена. Например, я — Гук. Есть Чук и Гек. Слышал о таких?

— Читал.

— Вот. А я между ними — Чук, Гук и Гек. Нравится? Сам придумал. А ты… Донкин? Я бы предложил упрощённое Дон. Или можешь придумать что-то иное, что больше по нраву. Один зашлакованный потребовал называть его Навуходоносором. Представляешь, как это выговаривать, особенно тем, кто плохо знаком со Священным писанием?

— Дон вполне подойдёт. Ребята во дворе так меня называли. Да и в армии тоже.

— А служил где?

— При складе ГСМ.

— Части материального обеспечения? Здесь это не котируется.

— А кто котируется?

— Те, кто на спуск нажимал. Снайпера, пулемётчики. Особенно с реальным боевым опытом.

— Да мне вроде тоже показывали, куда нажимать.

— Показывать и нажимать — разные вещи. Но ты не расстраивайся, и тебе применение найдут. Ты, кстати, одежду промаркируй, иначе стащат. Сегодня же промаркируй, или не раздевайся. Вообще, возьми за правило всё свое маркировать. Под шелухой вежливости здесь такая грязь скрывается, что лучше в неё не закапываться.

Насчёт вежливости это точно. Может быть, где-то за пределами блока она ещё работала, но внутри у этой машины колёсики давно сломались, а то и вовсе никогда не крутились.

— А что насчёт разноцветных маек?

— Майки, халаты, футболки, банданы — это всё… Как тебе объяснить… Это не цветовая дифференциация штанов, это много шире. Это — шкала ценностей, и чем светлее цвет, тем ты ценнее. Два самых дешёвых цвета — клетчатый и коричневый. Разницы между ними почти никакой. Повезёт заключить контракт на стандартное сотрудничество, Контора на автомате поднимет тебе статус, переключит с чёрно-белого режима на коричневый. Если будешь тратить в течение двух недель от пятидесяти статов в день, тоже повысят. Возможностей подняться много. И слететь тоже много. Стуканёт Ровшан наверх, что Гришуня на тебя наехал и спровоцировал драку, Гришуню понизят, а Ровшану премия прилетит.

— Сколько?

— Не знаю, там от информации зависит и от доказательной базы, но по-любому неплохо. Контора стукачество поощряет, ей это выгодно. И народу тоже выгодно, лишний стат не помешает. Здесь если не каждый на тебя настучать готов, так через одного точно. Видишь, как повариха смотрит? Если б Гришуня тебе рожу начистил, она бы стопудово сообщение в Контору отправила. Это и есть видеокамера. И звук она тоже неплохо пишет.

Повариха по-прежнему сидела на своём стуле, скучала, но глазками по сторонам водила.

— А как синюю майку получить?

— С этим сложней. Контракта с Конторой мало, надо профессию подходящую иметь: врач, программист, или настолько понравиться Конторе, что она обратит на тебя внимание и начнёт продвигать. А вообще, знаешь, не спеши ты вверх по цветной лестнице. Можно потом так скатиться и удариться… Посиди внизу, осмотрись. Глядишь, жизнь не такой уж и плохой в чёрно-белом варианте окажется.

Я бы не прочь последовать совету Гука и осмотреться. Наверх никогда не стремился, потому и подался после университета в баристы, хотя путей было множество. И в армию сходил, и волонтёром поработал. Но сейчас ситуация получалась иная: я должен найти своих девочек. Они остались там, на базе, а все рано или поздно попадают в Загон. Все. Вернуться назад не получится. Как сказал Дряхлов, дорога здесь с односторонним движением. Не знаю, с чем это связано: касается это только шлака или в принципе нет возможности вернуться? Однако если подняться до определённого цветового уровня, уверен, появиться шанс что-то изменить, как минимум получить больше информации и на что-то повлиять. Снизу я влиять не смогу.

Сейчас примерный расклад ясен. Пункт первый: стать охранником. Вряд ли это нечто обременительное, и точно самое доступное. Дубинка на поясе, сопровождение прибывающего шлака, постовая служба. Вот к чему стоит присмотреться, а дальше будем разбираться.

— Гук, как стать охранником?

Долговязый неодобрительно покачал головой.

— Не услышал ты меня. Вроде бы умный парень, а глухой.

— У меня причины есть.

— Какие?

— Очень веские, Гук, поверь. Целых две, и обе весомые.

— Ну как знаешь. Я тебе свои взгляды навязывать не стану. Хочешь обжечься — обжигайся. А может и повезёт тебя. Короче, следи за сообщениями. Контора периодически предлагает обычные и стандартные контракты, надо успеть принять их. Синий цвет — успел, красный — жди следующего, — он вздохнул. — Весь наш мир построен на цветовой гамме и её оттенках.

— А что насчёт особых?

Гук посмотрел на меня поверх стакана.

— Особых? — он усмехнулся. — Рано тебе об этом думать. Но если вдруг случится такое, не вздумай отказываться. За отказ может прилететь хороший штраф. А если выполнишь, считай пара недель красивой жизни обеспечены. Если выживешь.

Тринадцатое место я нашёл быстро: первый комплекс шконок от входа, первый ярус, третье от края. Занавеска сдвинута, внутри бардак и явная недостача. Матрас и тонкое одеяло на месте, подушка отсутствовала. Шкафчик в изголовье без дверки и пустой. На всякий случай зафиксировал картинку на планшет. Если Ровшан придерётся, вот доказательство, время под фоткой тоже поставлено.

Я свернул одеяло, бросил под голову. Ни раздеваться, ни разуваться не стал, как советовал Гук. Лёг — и понял, что спать не хочу. Вторые сутки на ногах, но сна ни в одном глазу. Это от нервов. Чтобы не терять время в бесполезных метаниях и подсчёте мифических овец, занялся изучением планшета. Размер примерно десять на восемнадцать, тютелька в тютельку помещается в карман рубашки и ещё позволяет клапан застегнуть. Включается нажатием клавиши сбоку. Зарядка… Батарея заряжена полностью, насколько её хватает, не знаю. Зарядного устройства нет, но на стене у головы тонкий провод с разъёмом. Подходит. Дальше…

На рабочем столе несколько ярлыков. В верхнем левом углу значок книги с гусиным пером, под ним капсом «КОНТОРА». Самый первый — самый главный. Надавил, открылось окно. С десяток разделов. Напротив графы «Сообщения» — число 24 жирным курсивом. Двадцать четыре непрочитанных сообщения! Кинулся читать — официальная лента: изменения статуса, предупреждения, напоминания. Ничего интересного. Открыл меню, убрал галочки с новостных статей, оставил только предложения о сотрудничестве.

Следующий раздел «Отдел кадров». Сначала заставка в виде графической девушки в офисной обстановке. Сплошной шаблон вплоть до милейшей улыбки и очков на кончике носа. Текст на полстраницы:

Как-то чересчур приторно, но доступно. А Гук говорил, что надо следить за сообщениями.

Я кликнул на «старатель». Профессия для меня незнакомая. Они золото моют или алмазы добывают? Тогда чем это отличается от обобщённого «шахтёр»? Вроде бы в мире принято и тех, и тех называть одинаково.

Клик вывел на страницу, где контуры офисной девушки сообщили:

Вот как. В чём-то Гук оказался прав. Как минимум одна из профессий требует отдельного договора и сообщения.

Я кликнул на «Охранник». На заставке появился брутальный мужчина в синем камуфляже, со скрещенными на груди руками и сардонической ухмылкой. Под ним два раздела: внутренняя охрана, внешняя охрана. Я нажал внешнюю…

Вот как. Собственное оружие. Всё намного сложнее, чем я думал. Оказывается, у меня есть право иметь оружие. Только где его взять?

Выругавшись сквозь зубы, я выбрал внутреннюю охрану. Открылась анкета. Две верхних строки были заполнены: имя и профессия. Я навёл курсор, удалил прежнее имя и ввёл новое — Дон.

Выскочило окно:

Да.

Окно исчезло.

Имя в верхней строке сменилось. Теперь я официально стал Доном. Следующие вопросы звучали как обычная анкетная штамповка для организаций полувоенного толка: пол, возраст, где служил. Потом начали вкрадываться вопросы психологической направленности, некоторые повторялись, но уже другими словами. Отвечать я старался максимально честно, хотя многие моменты моей прошлой жизни проверить было невозможно.

Отправив анкету, получил сообщение:

Что ж, будем ждать. И надеяться.

Я закрыл «Отдел кадров» и перешёл к «Внутреннему своду законов». Длинный талмуд параграфов в большинстве своём начинался со слова «Запрещено». Я пробежал глазами несколько строк. Запомнить всё нереально, надо иметь фотографическую память, но основное уяснить удалось. Убийство и провоцирование убийства в зависимости от последствий наказывается Смертной ямой, либо принудительными работами в оной. Могилы они там что ли копают? Что конкретно представляет собой яма — ни слова, подразумевалось, что житель Загона должен знать это без пояснений.

Следующий ярлык был подписан как «Сервис», по сути, частные объявления, в обложке указывалась цена за разовый показ — от пяти статов в сутки. Услуга пользовалась спросом, объявления были выделены в отдельные группы: куплю, продам, разное. Взгляд зацепился за интим. Палец замер над иконкой. Нажать, не нажать? Нажал — и застрял на полчаса.

Предложения были самые разнообразные, многогендерная Европа отдыхает. Но меня привлекала только женская часть.

Какое завышенное самомнение. Лучше моей Данары нет никого. Ни одна женщина с ней не сравнится.

Ты так ещё не пробовал J и всего-то за тридцать статов. 100.296.326.СЗ.

Ого, даже смайлик есть. А личные номера видимо для связи, чтоб договориться о времени и месте.

Исходя из того, что комплексный обед стоит три стата, цена более чем приемлемая, только, боюсь, не каждому такая дешевизна придётся по нутру. Впрочем, когда приспичит, а на счету пусто… Кстати, сколько на моём?

Я открыл «Финансы».

Последняя фраза не просто красная — она мигала, предупреждая об опасности.

Вернулся на прежнюю страницу, открыл раздел «Разное». Хотел посмотреть, что ещё народ предлагает. Среди множества однотипных объявлений наткнулся на предложение о маркировке. Цена не указывалась, но доверительное слово присутствовало: «недорого». Открыл чат, ввёл указанный номер и написал:

Отправил сообщение, выключил планшет. На сегодня всё. Первый день, первая ночь, за перегородкой храп. Где-то кричат, поют, никаких законов о соблюдении тишины. Тяжко мне здесь придётся.