Проклятущие туфли! Во всем Лондоне во обще ни одной пары не осталось. Не то что зеленой. Неудивительно, что Фабии загорелось иметь их, – это же что-то вроде святого Грааля, только ни на одной картине не найдешь подсказки, где их искать. Убила весь вчерашний день на поиски, обзвонила всех знакомых, все магазины, всех-всех. Даже связалась с моей прежней коллегой Эрин из нью-йоркского «Барниз», но она лишь сочувственно посмеялась.
В итоге к поискам подключился Дэнни. Он куда-то позвонил и выведал, что пара туфель есть у знакомой модели, а она сейчас на съемках в Париже. В обмен на коллекционный пиджак модель согласилась передать туфли другу, который прошлой ночью должен был лететь в Лондон. Дэнни встретился с этим другом и скоро доставит туфли мне.
Точнее, так мы задумали. Но от Дэнни пока ни слуху ни духу. А уже пять минут одиннадцатого, я почти в панике. Стою на углу Деламейн-роуд, разодевшись в пух и прах: красное платье с запахом и набивным рисунком, шпильки от Прада и палантин из искусственного меха в винтажном стиле. Все проезжающие мимо машины притормаживают. Наверное, со стороны меня можно принять за глубоко беременную уличную проститутку для извращенцев.
Достаю мобильник, снова набираю номер Дэнни:
– Дэнни!
– Мы уже рядом! В двух шагах. Сейчас на мосту… уу-х!
Дэнни должен был завезти мне туфли еще прошлым вечером, но вместо этого рванул клубиться с каким-то фотографом, с которым познакомился на отдыхе. (Подробностей не знаю. Дэнни расписывал, как они провели ночь вдвоем в Марракеше, а я не слушала – искала, где у малыша уши, чтобы зажать.) Отвечая по телефону, Дэнни то и дело заливается хохотом, заглушая рев «харлея», который ведет его друг. Как ему не стыдно! Развлекается, а я как на иголках!
С тех пор как уехал Люк, я почти не спала. А вчера ночью, когда меня все же сморило, мне приснился жуткий сон. Будто бы я стою на крыше башни «Оксо», а Люка нигде не видно. Несколько часов торчу на ветру, под проливным дождем, и жду, жду… Наконец Люк приходит, но превращается в Элинор и начинает читать мне нотации. А когда у меня выпадают все волосы…
– Разрешите?
Женщина с двумя детьми меряет меня странным взглядом.
– О, простите. – Посторонившись, я пропускаю ее.
С того дня, как мы с Люком расстались в больничной палате, я с ним ни разу не разговаривала. Несколько раз он пытался звонить, но я отключалась и слала короткие СМСки: извини, скучаю, все хорошо. Не хочу с ним говорить, пока не дошло письмо, а его, если верить экспресс-почте, доставили только вчера вечером. Кто-то в женевском офисе расписался за него в 18:11. Наверное, Люк уже все прочитал.
Жребий брошен. Сегодня в шесть все будет ясно. Либо он придет и будет ждать меня, либо…
Опять меня тошнит. Я резко встряхиваю головой. Нет, лучше не думать. До шести надо еще дожить, но сначала – съемка. Я уже подкрепилась «Кит-Катом» и опять уткнулась в распечатку отрывка из статьи, который прислала мне Марта. Это интервью с еще одной «мамулей-красотулей» – Марта просила просмотреть его, «для общего представления». Мою конкурентку зовут Амелия Гордон-Барракло. Она позировала в необозримой детской в Кенсингтоне, нарядилась в расшитый бисером балахон и штук шестьдесят браслетов. Ее интервью так и сочится самодовольством.
Всю мебель для детской мы заказали в мастерских Прованса.
Да?.. Ладно, а я скажу, что у нас мебель от мастеров из… Внешней Монголии! И мы не просто заказали ее, а откопали. Если верить глянцевым журналам, никто ничего не покупает просто в магазине – вещи откапывают, находят на свалках или получают в наследство от крестной – всемирно известного дизайнера.
Дважды в день мы с мужем занимаемся йогой для супружеских пар в нашей «обители отдохновения». Это вносит гармонию в наши отношения.
Сердце пронзает боль: я вдруг вспоминаю, что мы с Люком тоже занимались йогой для супружеских пар в наш медовый месяц.
Вернее, просто йогой, зато вместе.
В горле вырастает ком. Не смей. Прекрати. Держись уверенно. Тебя же будут снимать для журнала. Скажу, что мы с Люком знаем кое-что покруче йоги. Помню, читала, а как называется, забыла. Но «ци» там точно было.
Мои мысли прерывает рев мотора. Оборачиваюсь и вижу потрясную картину: по нашей тихой улочке несется мощный «харлей».
– Э-эй! – кричу я и размахиваю руками. – Сюда!
– Эгей, Бекки! – Байк с эффектным разворотом тормозит передо мной. Дэнни стаскивает шлем, спрыгивает на тротуар и протягивает мне коробку: – Вот, держи!
– О, Дэнни, спасибо! – Я набрасываюсь на него с объятиями. – Ты меня спас!
– Пустяки! – Дэнни лихо запрыгивает на сиденье. – Расскажешь потом, что было! Кстати, это Зейн.
– Привет! – Я машу Зейну, затянутому в кожу с головы до пят, и он приветственно поднимает руку. – Спасибо за доставку!
Байк уносится прочь. Я подхватываю чемодан, набитый запасными нарядами и аксессуарами, и охапку цветов, которые специально купила сегодня утром, чтобы украсить дом. Спешу по улице к тридцать третьему дому, втаскиваю на ступеньки свое добро и звоню в дверь. Тишина.
Подождав, звоню еще раз, потом громко зову Фабию. Но мне никто не отвечает.
Неужели она забыла, что съемки сегодня?
– Фабиа, вы меня слышите? – Я стучу кулаком в дверь. – ФА-БИ-А!
Мертвая тишина. В доме никого нет. Я на грани паники. Что же мне делать? С минуты на минуту подъедут фотографы из «Вог»…
– А-у! Всем привет! – звучит веселый голос.
Оборачиваюсь и вижу девушку, выглядывающую из окна «мини-купера». Она тоненькая, с блестящими волосами, каббалистическим браслетом на запястье и явно подаренным в честь помолвки кольцом с гигантским камнем. Журналистка из «Вог», не иначе.
– Ты Бекки? – спрашивает она.
– Да! – Я заставляю себя широко улыбнуться. – Привет! А ты Марта?
– Точно! – Она окидывает быстрым взглядом дом, будто считает этажи. – Какой у тебя шикарный дом! Скорее бы посмотреть, какой он внутри!
– Э-э… спасибо!
Марта терпеливо ждет. И я стою, небрежно прислонившись к колонне. Подумаешь, решила подышать воздухом на собственном крыльце. Обычное дело.
– Все в порядке? – Марта озадачена.
– В полном! – небрежно взмахиваю руками я. – Стою вот… отдыхаю…
Мозг мой работает в бешеном ритме. Можно, конечно, ограничиться съемками прямо на крыльце. Вот именно. Скажу, что больше всего в доме мне нравится эта массивная дверь, а ради остального не стоит даже…
– Бекки, ты что, ключи потеряла? – недоумевает Марта.
Гениально. Ну конечно! Как я сама не додумалась?
– Ну да! Вот растяпа! – Я хлопаю себя по лбу. – И как назло, запасных нигде нет, и соседи разъехались…
– Ну вот… – Марта приуныла.
Я сокрушенно пожимаю плечами:
– Так уж вышло. Мне очень жаль. Но мы можем устроить…
Договорить я не успеваю: дверь распахивается, и я чуть не вваливаюсь в дом. На пороге стоит Фабиа в оранжевом платье от Марни и трет глаза.
– А, Бекки! – Голос у нее плывет, будто она сидит на транквилизаторах.
– Ага! – Марта оживляется. – Вот повезло, и без ключа обойдемся! А кто это, Бекки?
– Фабиа. Наша… жиличка.
– Жиличка? – Фабиа брезгливо морщится.
– И добрая подруга, – спешно поправляюсь я и беру ее под руку. – Мы очень близки…
К счастью, к дому подъезжает машина, останавливается позади «мини» и начинает сигналить.
– Да умолкни ты! – кричит Марта. – Бекки, мы собирались съездить за кофе, тебе прихватить?
– Нет, спасибо! Я подожду здесь, дома. У себя дома. – И я по-хозяйски берусь за дверную ручку. – До встречи!
Провожаю взглядом машину, потом поворачиваюсь к Фабии:
– А я уже думала, вас нет! Ладно, не будем терять время. Я вам привезла, что вы просили. Вот сумка, вот кафтан… – Я вручаю ей пакеты.
– Замечательно, – ее глаза алчно вспыхивают, – а туфли?
– Сейчас, – обещаю я. – По просьбе моего друга Дэнни их привезли из Парижа. Знаете дизайнера Дэнни Ковитца?
Доставая коробку, я прямо сияю от гордости. Такое никому не под силу. У меня потрясающие связи. Жду, что Фабиа сейчас ахнет или скажет: «Вы прелесть!» Но она только открывает коробку, несколько минут разглядывает туфли и кривится.
– Цвет не тот. – Она закрывает крышку и сует коробку мне. – Я просила зеленые.
Она что, дальтоник? Туфли самого изысканного светлого оттенка полыни, да и на коробке крупными буквами напечатано «ЗЕЛЕНЫЕ».
– Фабиа, они зеленые.
– А я хотела… – она неопределенно крутит кистью. – Такие, синевато-зеленые.
Мое терпение вот-вот лопнет.
– Вы хотите сказать, бирюзовые?
– Да! – оживляется она. – Бирюзовые, вот именно. А эти слишком блеклые.
Ушам не верю. Эти туфли облетели полмира, попали сначала в Париж с моделью, потом в Лондон, побывали в руках известного дизайнера. А ей подавай другие!
Ладно, она их получит.
– Хорошо, – говорю я, откладывая коробку. – Я раздобуду вам бирюзовую пару. Но мне необходимо попасть в дом.
– Даже не знаю, – перебивает Фабиа. Она прислонилась к дверному косяку и рассматривает вытянутую из рукава нитку. – Если честно, это неудобно.
Неудобно? Что за новости?
– Но мы же договорились на сегодня, или вы забыли? Съемочная группа уже здесь!
– А нельзя просто отделаться от них?
– Нельзя! – В волнении я повышаю голос. – Они же из «Вог»!
Она снова равнодушно пожимает плечами, а я вдруг вскипаю. Ведь я заранее предупредила ее. И обо всем условилась. Она не имеет никакого права так поступать со мной!
– Фабиа, – тяжело дыша, я придвигаюсь к ней, – не отнимайте у меня единственный шанс попасть в «Вог». Я добыла вам кафтан. И сумку. И даже туфли! Вы обязаны впустить меня в дом, или…
– Или что? – усмехается Фабиа.
– Или… я позвоню в «Барниз» и вас занесут в черный список! – вдруг нахожусь я. От ярости мой голос превращается в шипение. – Очень удобно, вы ведь, кажется, в Нью-Йорк переезжаете?
Фабиа бледнеет. Ха! Она на крючке.
– А мне-то что делать? – хмуро спрашивает она, убирая руку с дверного косяка.
– Не знаю! Сходите на массаж горячими камнями или еще куда-нибудь. Только не путайтесь под ногами! – Оттеснив ее, я втаскиваю в холл чемодан.
Отлично. Пора за дело. Рывком открываю чемодан, вынимаю нашу с Люком свадебную фотографию в серебряной рамочке и ставлю на самое видное место – на столик в холле. Вот так. И дом сразу стал моим!
– А где ваш муж? – интересуется Фабиа, которая наблюдает за мной, скрестив на груди руки. – Разве он не придет? Можно подумать, вы мать-одиночка.
Ее слова неожиданно попадают не в бровь, а в глаз. Несколько секунд я не решаюсь подать голос.
– Люк за границей, – наконец объясняю я. – Как раз сегодня прилетает, но попозже. Мы с ним встречаемся в шесть на крыше башни «Оксо». Он успеет. Я в нем уверена.
Глаза начинает жечь, я свирепо моргаю. Ни за что не опозорюсь.
– Что с вами? – Фабиа смотрит на меня в упор.
– Ничего, просто сегодня важный день для меня. – Я достаю платок и аккуратно промокаю глаза. – Можно мне стакан воды?
– Господи Иисусе, – бормочет Фабиа, удалясь в кухню. – Из-за какого-то долбаного журнала!
Так. Я, можно сказать, обжилась. Через двадцать минут Фабиа все же соизволила уйти, и теперь дом кажется почти моим. Все фотографии настоящих хозяев я убрала и заменила своими. На диван в гостиной бросила подушки с инициалами Б и Л. Всюду расставила вазы с цветами. Запомнила, где что хранится в кухне, и даже прилепила к холодильнику пару записок: «Закончилось органическое квиноа!» и «Люк, не забудь: в субботу цигун для супружеских пар!»
Навожу последние штрихи: торопливо расставляю на полках мои туфли вперемешку с обувью Фабии, ведь меня наверняка будут расспрашивать про аксессуары. В дверь звонят как раз в тот момент, когда я пересчитываю пары обуви от Джимми Шу. От неожиданности я вздрагиваю и мигом впадаю в панику. Рассовываю последние туфли куда попало, смотрюсь в зеркало и на негнущихся ногах спускаюсь вниз.
Торжественный миг! Я всю жизнь мечтала, чтобы мою одежду сфотографировали для журнала!
Шагая через холл, мысленно перечисляю, что на мне надето. Платье – «Диана фон Фюрстенберг». Туфли – «Прада». Колготки – из «Топ-шопа». Сережки – мамин подарок.
Ох, нет, некруто. Пусть лучше напишут «собственность модели». Нет, лучше «винтаж». Скажу, что нашла их зашитыми в корсет тридцатых годов, который купила в одном старом ателье, затерянном в парижских переулках. Блеск.
Старательно изобразив сияющую улыбку, распахиваю дверь – и цепенею.
Это не фотографы. Это Люк.
Он в пальто и с чемоданом. И похоже, сегодня не брился.
– Что все это значит? – без предисловий спрашивает он и показывает мне письмо.
Растерявшись, я молча смотрю на него. Я думала, все будет совсем не так. Он должен был ждать меня на крыше башни «Оксо», весь такой влюбленный и романтичный. А он стоит на пороге чужого дома встрепанный и злой.
– Э-э… – Я сглатываю. – Ты что здесь делаешь?
– Что я здесь делаю? – возмущенно повторяет он. – Реагирую вот на это! Ты не отвечаешь на мои звонки, я понятия не имею, что тут творится… – Он потрясает письмом: – «Давай встретимся на крыше башни "Оксо"». Что за бред?
Бред?
– Никакой не бред! – оскорбляюсь я. – Если ты еще не понял, я пыталась спасти наш брак…
– Спасти наш брак? – Люк широко открывает глаза. – На башне «Оксо»?
– Да, как в кино! Ты пришел бы, и все кончилось бы хорошо, как в «Неспящих в Сиэтле»…
В моем голосе сквозят слезы разочарования. А я так надеялась, что все получится. Думала, что Люк придет на крышу, мы бросимся друг к другу в объятия и снова станем счастливой семьей.
– Так. Что-то я не понимаю. – Люк снова хмурится и заглядывает в письмо. – Это же бессмыслица: «Мне известно, что у тебя был -». И прочерк. Что у меня было? Инсульт?
Еще издевается. Это невыносимо.
– Роман! – кричу я. – Роман! Твой роман с Венецией! Или ты забыл, что я все знаю?
Я думала, может, ты захочешь дать нашему браку еще один шанс, но если нет – дело твое, уходи. А у меня съемка для «Вог», – заканчиваю я, сердито мазнув ладонью по глазам, полным слез.
– Мой – что?
Кажется, и вправду не догадывается.
– Бекки, ты шутишь.
– Ага, ничего себе шуточки. – Я порываюсь закрыть дверь, но Люк удерживает меня за руку.
– Прекрати! – рявкает он. – Ни черта уже не понимаю. Письмо это дурацкое, ты обвиняешь меня в том, что у меня роман… Нет уж, объяснись.
Он что, с луны свалился? Или у него память отшибло?
– Ты же сам во всем сознался, Люк! – с досадой напоминаю я. – Сказал, что якобы оберегаешь меня из-за давления и так далее. Забыл?
Люк не сводит с меня глаз, будто надеется прочитать на лице ответы.
– А, мы говорили об этом в больнице, – вдруг доходит до него. – Перед тем как я уехал.
– Да! Ну что, вспомнил? – не удержавшись, язвительно добавляю я. – Ты собирался обо всем рассказать мне, когда родится ребенок. Хотел «посмотреть, что получится». Можно считать, ты во всем признался…
– Но говорил не про этот чертов роман! – взрывается Люк. – А про кризис с «Аркодасом»!
Я как будто с разбега натыкаюсь на стену.
– Ч-что?
Вдруг я замечаю, что на тротуаре стоят двое детей и смотрят на нас. Наверное, та еще картинка: я с гигантским животом, небритый Люк…
– Пойдем в дом, – сдержанно зову я. Люк оборачивается и смотрит в ту же сторону, что и я.
– Хорошо, пойдем.
Он шагает через порог, я закрываю дверь. В холле становится тихо. Я не знаю, что сказать. Просто слова иссякли.
– Бекки, не понимаю, почему ты сделала столько неверных выводов. – Люк тяжело и протяжно вздыхает. – У меня были неприятности на работе, а я старался избавить тебя от лишних волнений. Но никакого романа я не заводил. Да еще с Венецией.
– Она сама мне сказала. Люк, кажется, изумлен.
– Не может быть.
– Да, сказала! Объявила, что ты уходишь от меня к ней. А еще сказала… – Я прикусываю губу. Мучительно вспоминать все, чего я наслушалась от Венеции.
– Это же безумие. – Люк раздраженно качает головой. – Не знаю, о чем вы там говорили с Венецией и кто кого не так понял, но…
– Выходит, между вами ничего не было? Совсем ничего?
Люк запускает пальцы в волосы и на миг закрывает глаза.
– А с чего ты взяла, что между нами что-то было?
– Как это с чего? – удивляюсь я. – Люк, ты шутишь? Я даже не знаю, с чего начать. Вспомни, сколько раз вы с ней куда-нибудь ходили вдвоем. Сколько написали СМСок на латыни, о которых ты мне даже не говорил. Она вечно высмеивала меня на приемах, я видела, как вы вместе сидите у нее на столе, и еще ты солгал в тот вечер, когда вручали премии… – У меня дрожит голос. – Я же знаю, что тебя в зале не было!
– Я соврал, потому что не хотел расстраивать тебя! – Таким разозленным я вижу Люка впервые. – Мои подчиненные так странно вели себя с тобой, потому что я всем разослал письма и категорически запретил посвящать тебя в проблемы компании. Под страхом увольнения. Бекки, я просто оберегал тебя.
Я вдруг вспоминаю, как однажды увидела его за столом: мрачное лицо, сведенные брови. Это было всего несколько недель назад. С тех пор Люк то сердился, то отсутствовал.
Тогда почему же Венеция…
С какой стати она…
– Она говорила, что ты уходишь от меня к ней. Что ты хочешь видеться с ребенком. – У меня срывается голос, и я всхлипываю.
Ухожу от тебя? Бекки, иди сюда. – Люк крепко обнимает меня, я роняю голову к нему на грудь и орошаю слезами рубашку. – Я люблю тебя, – решительно заявляет он. – И никогда от тебя не уйду. И от малышки Биркин.
Откуда он…
А-а, наверное, нашел мой список имен.
– От Армагеддона, – поправляю я, шмыгая носом. – Или от Маракуйи. Так я сказала твоей маме.
– Превосходно. Надеюсь, она лишилась чувств.
– Почти. – Я пытаюсь улыбнуться, но не могу. Еще не отошла. Бесконечные недели я тревожилась, придумывала себе невесть что и боялась самого худшего. Не могу я просто взять и успокоиться. – А я уже думала, придется стать матерью-одиночкой, – всхлипываю я. – Поверила, что ты ее любишь. И не понимала, почему ты вдруг стал совсем чужим. Это было ужасно. Лучше бы ты просто объяснил, что у тебя сложности на работе.
– Да, надо было. – Некоторое время он молчит, уткнув подбородок мне в макушку. – Если честно, Бекки… хорошо, когда есть место, где можно забыть обо всех бедах.
Я поднимаю голову и смотрю на Люка. Он выглядит мрачно. И устало, вдруг понимаю я. Как же он, оказывается, устал.
– Так что случилось? – Я вытираю ладонью лицо. – Что это были за сложности? Хоть теперь расскажи.
– С «Аркодасом», – коротко бросает он.
– А я думала, с ними все так удачно складывается. Считала, что это из-за них ты открываешь новые филиалы.
– Глаза бы мои их не видели, – цедит Люк с такой ненавистью, что мне становится страшно.
– Люк, в чем дело? – нервничаю я. – Давай присядем. – Я веду его в гостиную Фабии и усаживаю на пухлый замшевый диван. .
– Там целый клубок проблем. – Люк поднимает брови при виде подушек с нашими инициалами, устало садится и подпирает голову ладонями. – Тебе они ни к чему.
– Неправда. Я хочу знать все. С самого начала.
– Это настоящий кошмар. И самое страшное – обвинение в домогательстве.
– В домогательстве? – ахаю я.
– Помнишь Салли-Энн Дэвис?
– Конечно. И что с ней?
Салли-Энн работает в компании с тех пор, как я познакомилась с Люком. Она сдержанная и молчаливая, но милая и ответственная.
– Между ней и Йеном произошел… инцидент. Она говорила, что он приставал к ней, вел себя грубо и агрессивно. Над ее угрозой подать в суд он только посмеялся.
– Боже, какой ужас! А ты?..
– Я верю Салли-Энн на все сто, – решительно заявляет Люк.
Некоторое время я сижу молча. И вспоминаю папку от Дейва Мастака. Досье на Йена, которое он собрал. С исками против него, которые успешно «замяли».
Может, сказать Люку?
Нет. Разве что в крайнем случае. Иначе возникнет много ненужных вопросов, а когда Люк узнает, что я нанимала детектива, он наверняка разозлится. И потом, я же изрезала в лапшу все, что было в папке, так что доказательств у меня больше нет.
– И я верю ей, – с расстановкой говорю я. – А что сказал… Йен?
– Почти ничего достойного повторения. Обвинил Салли-Энн в том, что она все выдумала, лишь бы получить повышение. О том, какого он мнения о женщинах, лучше промолчу.
Я хмурюсь, пытаюсь припомнить события последних недель.
– Это случилось, когда ты не смог поехать со мной на занятия для будущих родителей?
– Да, именно. – Он потирает лоб. – Бекки, я не мог сказать тебе. Поверь, мне хотелось, но я понимал, что ты только расстроишься. И Венеция твердила, что тебе нужен покой.
Покой. Ясно зачем: чтобы сработал ее план.
– И что было дальше?
Салли-Энн повела себя более чем достойно: сказала, что не станет раздувать скандал, если ей поручат других клиентов. Так мы и сделали. Но о случившемся уже знала вся компания и гудела как улей. – Люк вздыхает. – Честно говоря, с «Аркодасом» с самого начала было трудно работать.
– Из-за Йена, да? – напрямик спрашиваю я.
– Не только. Его подчиненные ничем не лучше. Настоящие бандиты, все до единого. – По его лицу пробегает тень. – И вот… все повторилось.
– С Салли-Энн?
Люк качает головой.
– Один тип из «Аркодаса» довел до слез ассистентку Эми Хилл. В ярости он пригрозил ей физической расправой.
– Не может быть!
– У меня в компании эти мерзавцы чувствуют себя как дома… – Люк делает резкий выдох, будто пытается взять себя в руки. – Я собрал совещание и потребовал, чтобы этот сотрудник «Аркодаса» извинился перед Эми.
– И он согласился?
– Нет. – Люк болезненно морщится. – Он потребовал уволить ее.
– Уволить?! – ужасаюсь я.
– Он представил дело так, будто виной всему некомпетентность Эми. Мол, если бы она справлялась с работой, ему не пришлось бы сердиться на нее. Против него ополчились все мои сотрудники. Мне шлют письма с протестами, отказываются заниматься делами «Аркодаса», грозят уволиться… – Люк запускает обе пятерни в волосы, вид у него совсем замученный. – Говорю же, это кошмар.
Я откидываюсь на спинку дивана Фабии и пытаюсь осмыслить услышанное. Не могу поверить: все это время Люк носил в себе столько проблем! И ни разу не поделился ими со мной. Потому что оберегал меня.
Не было у него никакого романа.
Перевожу взгляд на его осунувшееся, потерянное лицо, и до меня вдруг доходит, что Люк вполне может и сейчас обманывать меня. Даже если насчет «Аркодаса» сказал правду. Возможно, он все еще встречается с Венецией. «Люк просто играет, чтобы не расстраивать тебя», – в миллионный раз звучит у меня в ушах мерзкий голос.
– Люк, прошу тебя, – торопливо говорю я, – пожалуйста, скажи всю правду. Ты с ней встречаешься?
– Что? – Люк удивленно поворачивается ко мне. – Бекки, я думал, этот разговор кончен…
– Понимаешь, она уверяла, что ты просто играешь. – Я в отчаянии стискиваю пальцы. – Может, ты и сейчас что-то скрываешь от меня. Скажи правду, чтобы я не нервничала зря.
Люк смотрит на меня в упор и сжимает мои ладони.
– Бекки, мы с ней не встречаемся. Между нами ничего нет. Не знаю, что мне еще сказать, чтобы ты поверила.
– А почему она говорит, что вы встречаетесь?
Понятия не имею. – Люк еле сдерживает раздражение. – Честное слово, не знаю, что она вбила себе в голову. Послушай, Бекки, тебе придется просто довериться мне. Сможешь?
Молчание. А все потому, что я просто не знаю. Не представляю, можно ли ему доверять.
– Хочу чаю, – бормочу я и встаю.
Я думала, как только мы поговорим, все прояснится и встанет на свои места. А оказалось, говорить начистоту – все равно что выходить на подиум на виду у всего зала. Не представляю, чему теперь верить. Не оглядываясь, ухожу на кухню и начинаю открывать все шкафы ручной работы, пытаясь сообразить, где у Фабии чай. Господи, я же собираюсь выдать этот дом за свой собственный. Хозяйке положено знать, где у нее чай.
– Вот сюда загляни, – советует Люк, когда я открываю шкаф со сковородками и в сердцах хлопаю дверцей. Вот только дверца не хлопает, потому что она дорогущая и хорошо пригнана. – В угловой буфет.
Открываю буфет и сразу вижу коробку с чайными пакетиками. Выставляю ее на стол и прислоняюсь к нему: меня вдруг покидают все силы. Тем временем Люк отходит к высоким застекленным дверям и стоит, глядя в сад. Плечи у него словно каменные.
Наше примирение я представляла себе совсем иначе. Оно ни капельки не похоже на мои мечты.
– Как ты намерен поступить с «Аркодасом»? – наконец спрашиваю я, раскручивая чайный пакетик за нитку. – Эми увольнять не за что.
– Я и не собирался.
– Какие еще есть варианты?
– Вариант первый: я пытаюсь замять скандал, – отвечает Люк, не поворачивая головы. – Вызову огонь на себя, всех успокою и буду работать дальше.
– Пока не повторится то же самое, – подытоживаю я.
– Именно. – Люк поворачивается и мрачно кивает. – Вариант второй: я приглашаю на совещание представителей «Аркодаса». И говорю прямо, что не позволю досаждать моим подчиненным. Потребую извиниться перед Эми. Заставлю понять мою точку зрения.
– А третий вариант есть?
По выражению лица Люка я уже догадываюсь какой.
– Есть. Если они откажутся… – Он выдерживает длинную паузу. – Мы в свою очередь отказываемся работать с ними. Расторгаем контракт.
– Это возможно?
– Вполне. Обойдется, правда, чертовски дорого. За расторжение контракта в первый год работы мы будем должны выплатить неустойку. К тому же благодаря этому контракту мы уже открыли филиалы по всей Европе. Предполагалось, что мы шагнем на эту ступень, чтобы завоевать весь мир. Новые филиалы должны были стать нашими воротами в будущее…
Я слышу в его голосе острое разочарование. Как хочется покрепче обнять его! Я помню, как мы радовались, когда «Брэндон Коммыоникейшнс» добился сотрудничества с «Аркодасом». Ради этого компании Люка пришлось потрудиться. Новый крупный клиент казался заветным призом.
– Что ты будешь делать? – робко спрашиваю я.
Люк берет с приставного столика антикварного щелкунчика. Его лицо непроницаемо.
– Могу просто сказать моим сотрудникам, что им придется терпеть все выходки клиента. Одни уволятся, другие будут вынуждены смириться. Людям нужна работа. Пусть даже с дерьмовыми клиентами.
– И в дрянной компании.
– Дрянной, но преуспевающей компании. – В его голосе сквозят нотки, которые мне определенно не нравятся. – Не забывай, что наша главная задача – делать деньги.
Ребенок вдруг так сильно пинает меня изнутри, что я морщусь. Как все это болезненно и мучительно. Я. Люк. Отвратительная ситуация.
– На это ты не пойдешь, – говорю я.
Люк непроницаем, не лицо – кремень.
Любому покажется, что он или не согласен со мной, или не слышал, или ему все равно. Но я-то знаю, о чем он думает. Он любит свою компанию. И хочет видеть ее крупной, крепкой и преуспеваюшей.
– Люк, сотрудники «Брэндон Коммьюникейшнс», – я делаю шаг к нему, – это твоя семья. Они преданы тебе уже много лет. Представь, каково бы тебе пришлось, будь Эми твоей дочерью. Ты бы стер ее работодателя в порошок! Понимаешь, о чем я? Ты сам себе хозяин! Ты сам выбираешь, с кем тебе сотрудничать. Этим и хороша твоя работа.
– Я поговорю с ними. – Люк по-прежнему смотрит в пол. – И попробую все прояснить. Может, вместе мы справимся.
– Может быть, – киваю я, стараясь не выдать надежды.
Люк вдруг ставит щелкунчика обратно на стол и поднимает голову.
– Бекки, если мне придется расторгнуть контракт с «Аркодасом», мультимиллионерами мы не станем. Постарайся это понять.
Мне становится больно и горько. Как радостно было знать, что дела идут хорошо, что скоро мы завоюем весь мир и будем летать повсюду только личными самолетами. А я-то уже размечталась о потрясающих сапожках на шпильках от Вивьенн Вествуд за тысячу фунтов.
Ну и ладно. В «Топ-шопе» за пятьдесят фунтов можно найти не хуже. Их и прикуплю.
– Еще неизвестно. Может, станем, когда ты заключишь следующий крупный контракт. А пока… – я оглядываю шикарную дизайнерскую кухню, – и без миллионов обойдемся. Остров никуда не убежит, купим в будущем году. – Я на минуту задумываюсь. – И вообще, собственный остров – это уже баловство. Нам и без него неплохо.
Посмотрев на меня в упор, Люк вдруг фыркает.
– Знаешь что, Бекки Блумвуд? Из тебя выйдет чумовая мама.
– Да? – От неожиданности я розовею. – Правда? В хорошем смысле?
Люк подходит ко мне и осторожно кладет ладони на живот.
– Этому человечку здорово повезло, – шепчет он.
– Но я не знаю ни одной детской песенки, – мрачнею я. – Даже убаюкать его не смогу.
– Ценность детских песенок сильно преувеличена, – авторитетно заявляет Люк. – Буду читать ему на сон грядущий статьи из «Файнэншиал тайме». Снотворное – первый сорт.
Мы смотрим на мой раздутый живот. Никак не привыкну к тому, что внутри у меня живет малыш. Который когда-нибудь появится на свет… непонятно как.
Нет, об этом лучше не думать. Время еще есть, наверняка изобретут что-нибудь.
– Бекки, может, ты все-таки скажешь, кто там – Армагеддон или Маракуйя? – На лице у Люка странное, неопределенное выражение.
– Что? – теряюсь я.
– Сегодня утром я не сразу понял, где ты. Пришлось порыться в твоих ящиках… – он колеблется. – Так я и наткнулся на набор для определения пола будущего ребенка. Стало быть, ты уже все знаешь?
Сердце гулко бухает. Влипла. Давно надо было выбросить проклятый тест. Вот глупая.
Люк улыбается, но как-то невесело. Мне становится стыдно. Как мне в голову пришло принять такое важное решение тайком от Люка? Даже непонятно, зачем вообще понадобилось узнавать пол ребенка. Какая разница?
Я беру Люка за руку и сжимаю ее:
– Люк, я не делала тест. Так что я ничего не знаю.
Но глаза у него все еще грустные.
– Ладно тебе, Бекки. Рассказывай. Не стоит ждать чуда, если один из нас уже все знает заранее.
– Да не делала я тест! Честно! Это укол, вдобавок ждать несколько недель…
Он не верит мне, по лицу видно. В родильной палате ему скажут, к примеру: «У вас мальчик!» – а он будет думать только об одном: «Бекки давно уже знала».
В горле застревает ком. Не хочу, чтобы так было! Мы должны все узнать вдвоем.
– Люк, поверь, я его не делала, – отчаянно твержу я со слезами на глазах. – Это правда! Я не стала бы тебя обманывать! Ты должен мне верить. Нас ждет замечательный сюрприз. Нас обоих.
Нетерпеливо смотрю на него и тереблю юбку. Люк испытующе изучает мое лицо.
– Ладно. – Он наконец перестает хмуриться. – Ладно. Верю.
– И я тоже тебе верю, – вдруг говорю я неожиданно для себя.
Сказала и поняла, что так и есть. А ведь я могла бы требовать доказательств, что Люк не встречается с Венецией. Могла снова приставить к нему шпионов. Могла всю жизнь подозревать его и страдать.
Рано или поздно перед каждым встает выбор: доверять или не доверять. И я выбрала доверие. Уже.
– Иди сюда. – Люк заключает меня в объятия. – Все хорошо, милая. Все будет в порядке.
Помедлив, я отстраняюсь от Люка, делаю глубокий вздох, чтобы взять себя в руки, выпиваю воды. И наконец оборачиваюсь к нему:
– Люк, почему Венеция сказала, что у тебя с ней роман, если это неправда?
– Понятия не имею. – Люк растерян. – Ты уверена, что правильно поняла ее? Может, она имела в виду что-то другое?
– Нет же! – сержусь я. – Не настолько я глупая! Она именно так и сказала. – Я отрываю кусок бумажного полотенца и сморкаюсь. – И кстати, принимать нашего ребенка я ей не доверю. И ни на какие дурацкие чаепития не пойду.
– Отлично, – Люк кивает, – тогда можно вернуться к доктору Мозгли. Знаешь, он ведь писал мне по электронной почте, интересовался, как у тебя дела.
– Правда? Как мило…
В дверь звонят, и я чуть не подпрыгиваю. Это они. А я едва не забыла.
– Кто это? – спрашивает Люк.
– Из «Вог»! Поэтому я здесь! У меня сегодня фотосъемка!
Мчусь в холл, по пути заглядываю в зеркало и в отчаянии застываю. Все лицо распухло и пошло пятнами, глаза покраснели, улыбка вымученная. Я уже не помню, где в доме какая комната. Совсем забыла фразы, приготовленные для интервью. У меня даже вылетела из головы марка трусиков, которые сейчас на мне! Нет, я не справлюсь.
В дверь снова звонят. Дважды.
– Не хочешь открывать? – Люк выходит за мной в холл.
– Надо отменить съемку! – Со скорбным видом я развожу руками. – Ты только посмотри! Я похожа на чучело. В таком виде нельзя сниматься для «Вог»!
– Все будет чудесно, – решительно заявляет он и идет к двери.
– Они думают, что этот дом наш! – в панике шиплю я ему вслед. – Я сказала им, что мы здесь живем.
Люк оборачивается, лихо подмигивает мне и распахивает дверь.
– Здравствуйте! – произносит он уверенным голосом главы крупной компании. – Добро пожаловать в наш дом!
Визажистам давно пора дать Нобелевскую премию: они дарят людям счастье. И стилисты тоже.
И главное, Люка наградить.
Прошло уже три часа, съемка идет как "по маслу. Люк очаровал всю съемочную группу; он устроил им экскурсию по дому. И все решили, что мы и правда здесь живем!
Я чувствую себя совсем другим человеком. И выгляжу тоже. Мое пятнистое лицо удачно замаскировали макияжем. Визажистка была сама любезность: сказала, что видала случаи и потяжелее. По крайней мере, я не явилась на съемку навеселе и с опозданием на шесть часов. И не приволокла с собой противную тявкающую шавку (по-моему, она вообще не в восторге от топ-моделей).
Теперь мои волосы блестят и вообще выглядят изумительно, мне привезли целый фургон одежды, который припарковали у дома. Я стою на мраморной лестнице, наряженная в платье «Миссони», улыбаюсь, слушаю щелканье затворов и чувствую себя Клаудией Шиффер.
А Люк ждет у подножия лестницы и подбадривает меня улыбками. Он все время был рядом. Даже отменил все утренние совещания и поучаствовал в интервью. Он сказал, что теперь, когда мы ждем ребенка, он научился смотреть в перспективу и вообще уверен, что родительские обязанности в корне изменят его. Сказал, что беременность только прибавила мне красоты (вранье, конечно, но приятное). Еще сказал…
Словом, он много чего наговорил. Оказалось, он даже знает, кто написал картину, которая висит в гостиной над камином: его спросили – и он сразу ответил. Люк гений!
– Может, поснимаем снаружи? – Фотограф вопросительно смотрит на Марту.
– Отличная мысль, – кивает она, и я спускаюсь по лестнице, старательно подбирая подол.
– А можно мне платье от Оскара де ла Рента?
Стилист приносит обалденное лиловое вечернее платье с плащом – наверное, их сшили для какой-нибудь беременной кинозвезды специально к премьере, но они ей не понадобились. Я просто обязана примерить это чудо.
– Да, на фоне травы будет эффектно. – Марта смотрит в сад через застекленную дверь. – Какой у вас ухоженный сад! Планировкой вы занимались сами?
– До последнего кустика! – говорю я и кошусь на Люка.
– Разумеется, нанимали специалистов по ландшафтному дизайну, – поясняет Люк, – но общая концепция – наш вклад.
– Да-да, – киваю я. – Наши источники вдохновения – дзэн, общение с людьми, урбанистические пейзажи…
– Для этого проекта важнее всего было найти выгодное расположение деревьев, – добавляет Люк. – Пришлось пересаживать их три раза.
– Ого! – Марта с умным видом кивает и строчит в блокноте. – Да вы перфекционисты!
– Просто увлекаемся дизайном, – серьезно поправляет Люк, потом быстро подмигивает мне, а я еле сдерживаюсь, чтобы не прыснуть.
– Наверное, с нетерпением ждете, когда сможете вынести на эту лужайку своего малыша. – Марта улыбается. – Когда он научится ползать, потом ходить…
– Да, – Люк берет меня за руку, – с нетерпением.
Я уже собираюсь что-нибудь добавить, как вдруг мой живот сжимается, будто его сдавили двумя руками. Кажется, такое случается уже не в первый раз, только раньше было гораздо слабее.
– Ох, – вырывается у меня.
– Что такое? – тревожится Люк.
– Ничего, – спешу ответить я. – Плащ надевать?
– Сначала надо поправить макияж, – решает Марта. – Может, отправим кого-нибудь за сэндвичами?
Я иду через холл и у двери останавливаюсь. Живот опять скрутило. Со мной все ясно.
– Опять? – Люк наблюдает за мной. – Бекки, что происходит?
Спокойно. Только без паники.
– Люк, – я изображаю олимпийское спокойствие, – кажется, у меня схватки. Уже довольно давно.
Живот снова сжимается, я начинаю часто дышать, как меня учили на занятиях. Невероятно: интуиция подсказывает мне, что делать!
– Давно? – Люк в тревоге спешит ко мне. – Насколько давно?
Пытаюсь вспомнить, когда впервые испытала такие же ощущения.
– Часов пять. Значит, раскрытие – почти пять сантиметров!
– Пять сантиметров? – Люк не понимает. – Что это значит?
– Значит, мы на полпути. – От волнения у меня звенит голос. – Ребенок скоро родится!
– Господи боже… – Люк вытаскивает мобильник и жмет кнопки. – Алло, «скорая»? Соедините побыстрее, пожалуйста.
Пока он называет адрес, у меня вдруг начинают дрожать колени. Но мне же говорили, что до девятнадцатого ничего не будет. Я думала, у меня в запасе еще три недели.
– В чем дело? – спрашивает Марта, отрываясь от своих записей. – Идем сниматься в сад?
– У Бекки схватки, – объясняет Люк, отключив телефон. – Боюсь, нам пора в больницу.
– Схватки? – Марта роняет разом блокнот и карандаш и бросается поднимать их. – О боже! Но ведь еще рано!
– Да, мы думали, ждать еще три недели, – кивает Люк. – Видимо, преждевременные роды.
– Ты в порядке, Бекки? – Марта пристально смотрит на; меня. – Обезболивающие нужны?
– Я пользуюсь естественными методами, – задыхаясь, объясняю я и вцепляюсь в свои ожерелья. – А еще у меня есть родильный камень древних маори.
– Ух ты! – восторгается Марта и снова хватается за блокнот. – А как пишется «маори»?
У меня опять скрутило живот, я изо всех сил сжимаю камень. Несмотря на боль, я ликую. Правильно говорят: роды – ни с чем не сравнимое событие. Кажется, будто все тело действует гармонично и слаженно, как и предначертано самой природой…
– А сумку ты уже собрала? – Марта боязливо следит за мной. – Вроде бы с собой положено брать сумку?
– У меня чемодан, – в паузах между старательными вдохами-выдохами объясняю я.
– Ясно, – вмешивается Люк, убирая телефон. – Берем чемодан. Быстро. Где он? И твои бумаги для больницы.
– Он в… – Чуть не брякнула, что все вещи дома. У нас в квартире. – М-м-м… в спальне.
У туалетного столика. – Я с отчаянием смотрю на Люка.
Его лицо вдруг проясняется:
– Понял. Конечно, по дороге мы прихватим все, что понадобится.
– Сейчас принесу! – вмешивается Марта. – С какой стороны от столика?
– Нет! То есть… только что вспомнила: я же переложила вещи! – И я указываю на сумку «Малберри», которая видна в приоткрытую дверцу шкафа в холле. – Я нарочно сюда ее перенесла.
– Отлично. – Люк с трудом вытаскивает сумку из шкафа, из нее вываливается теннисный мяч.
– Зачем тебе в больнице теннисный мяч? – удивляется Марта.
– Для… э-э… массажа. Ох! Господи! – Я стискиваю в руке камень маори и часто дышу.
– Больно, Бекки? – волнуется Люк. – Похоже, становится хуже. – Он нервно смотрит на часы. – Да где же эта чертова «скорая»?
– Схватки усиливаются, – превозмогая боль, ухитряюсь кивнуть я. – Наверное, раскрытие уже сантиметров шесть или даже семь.
– А вот и «скорая». – Фотограф выглядывает за дверь. – Уже подъезжает.
Люк подает мне руку:
– Идти сможешь?
– Кажется, да. Наверное.
Мы выходим на крыльцо и ждем на верхней ступеньке. «Скорая помощь» перегородила всю улицу, на крыше бешено крутятся синие мигалки. Несколько любопытных прохожих остановились поглазеть.
Наконец-то. Из больницы я вернусь уже с малышом!
– Удачи! – кричит мне вслед Марта. – Надеюсь, все пройдет благополучно!
– Бекки, я люблю тебя. – Люк крепко жмет мне руки. – Я так тобой горжусь. Ты прекрасно держишься! Так спокойно, сдержанно…
– Ощущения совершенно естественные, – бормочу я почти благоговейно, как Патрик Суэйзи в конце «Привидения», рассказывающий Деми Мур, что там, на небесах. – Это больно и в то же время прекрасно…
Из машины вылезают два врача и направляются к нам.
– Ты готова? – спрашивает Люк.
– Угу. – Глубоко вздыхаю и начинаю спускаться по ступенькам. – Ну, пора.