11

Нервничать я начинаю, едва только вижу маму. Она стоит рядом с папой у четвертого терминала и неотрывно смотрит на двери, через которые течет поток прибывших пассажиров. Как только мама замечает меня, лицо ее лучится от радости. Ее изрядно ошеломило известие, что приезжаю я без Люка, и мне несколько раз пришлось повторить, что у нас с ним все в порядке.

Потом клятвенно заверять, что меня не уволили.

И побожиться, что меня не преследуют акулы кредитно-финансовой системы.

Знаете, когда я вспоминаю, через что родителям пришлось пройти из-за меня за последние годы, мне становится немного не по себе.

— Бекки! Грэхем, вот она! — Мама кидается вперед, сметая с пути семейство в тюрбанах. — Бекки, родная! Как ты? Как Люк? Все в порядке?

— Привет, мама! — Я сжимаю ее в объятиях. —У меня все хорошо. От Люка привет. Все прекрасно.

Кроме сущего пустяка — у тебя за спиной я сплела заговор и намылилась выйти замуж в Нью-Йорке.

Хватит, решительно приказываю я себе. Папа целует меня и забирает тележку с багажом. Еще не время говорить об этом. И даже думать. Займусь этим позже, когда мы приедем домой, а разговор завяжется сам собой.

И будет за что зацепиться.

«А ты не подумывала о том, чтобы отпраздновать свадьбу в Америке, Бекки?»

«Знаешь, мама, занятно, что ты об этом заговорила…»

Точно. Подожду, когда придется к слову.

Но как ни стараюсь я держаться непринужденно, думать ни о чем другом не могу. Мама с папой ищут свою машину, выясняют, в какой стороне выезд, и спорят, нормально ли платить за час парковки три фунта шестьдесят пенсов, а у меня сводит желудок каждый раз, когда звучат слова «свадьба», «Люк», «Нью-Йорк» и «Америка», даже если произносят их мимоходом.

Так же было, когда я объявила родителям, что решила сдать экзамен повышенной сложности по математике. Том, наш сосед, вздумал его сдавать, и Дженис так гордилась, что я взяла и брякнула родителям, будто тоже сдаю. И весь экзамен пряталась в магазине, целых три часа. Потом настало время результатов, и родители то и дело спрашивали: «Но что же ты получила?»

Тогда я выдумала, будто экзаменаторам пришлось проверять математику дольше, чем другие предметы, потому что она сложнее. И я серьезно думаю, что предки бы поверили, не ворвись к нам Дженис с криком «У Тома высший бал, а что у Бекки?»

Чертов Том.

— Ты еще ничего не спросила о свадьбе, — говорит мама, когда мы мчимся по шоссе A3 в сторону Оксшотта.

— А! Верно, кажется, не спросила. — Я стараюсь подбавить в голос оживления. — Так как там с подготовкой?

— Честно говоря, мы не очень-то много сделали, — говорит папа.

— Времени уйма! — беззаботно отмахивается мама.

— Это всего лишь свадьба, — подхватывает папа. — По-моему, люди поднимают из-за этого слишком много шуму. Все и в последнюю минуту можно уладить.

— Совершенно верно, — с облегчением произношу я. — Целиком и полностью согласна.

Хвала небесам. Я откидываюсь на спинку сиденья. Возбуждение отпускает меня. Вот и чудесно. Раз они еще ничего не организовали, тем проще все отменить. Судя по всему, родители не слишком и беспокоились. Все складывается отлично. Было из-за чего лезть на стенку!

— Кстати, Сьюзи звонила, — говорит мама, когда мы приближаемся к дому. — Спрашивала, не захочешь ли ты с ней повидаться сегодня. Я сказала, что конечно же захочешь… Да, должна тебя предупредить. — Мама разворачивается на сиденье. — Том и Люси.

— Да? — Я настраиваюсь выслушать в подробностях, как они обустроили кухню, или узнать, что Люси повысили на службе.

Мама понижает голос, как будто мы не одни в машине:

— Они разошлись.

— Разошлись? — Я ошеломлена. — Ты серьезно? Да они женаты всего…

— Меньше двух лет. Можешь себе представить, как убита Дженис.

— Но что произошло? — тупо спрашиваю я. Мама поджимает губы:

— Люси сбежала с ударником.

— С каким ударником?

— Из группы. У него, очевидно, пирсинг на… — Мама выдерживает неодобрительную паузу, а я лихорадочно перебираю в голове все возможные варианты, об иных из которых, уверена, мама и не слышала (честно говоря, и я не слышала — пока не перебралась в Нью-Йорк). — На соске! — заканчивает мама.

Я перевожу дух.

— Давай-ка еще раз. Люси сбежала с ударником, у которого проколот сосок?

— Он живет в фургоне, — вставляет папа.

— После всего, что Люк сделал для их очаровательной оранжереи… — Мама качает головой. — Бывают же неблагодарные девицы.

В голове не укладывается. Люси работает в банке «Уэзерби». Они с Томом живут в Рейгете. Занавески у них в тон дивану. Откуда она, черт возьми, откопала ударника с проколотым соском?

Внезапно я вспоминаю разговор, подслушанный в саду. Люси отнюдь не казалась счастливой. Но и на то, что она задумала побег, тоже похоже не было.

— А как Том?

— Справляется, — говорит папа. — Он сейчас дома, с Дженис и Мартином, бедняга.

— Если хотите знать мое мнение, так он легко отделался! — заявляет мама. — А вот Дженис мне жаль. После того, как они устроили такую прелестную свадьбу! Эта девица всем им головы задурила.

Мы подруливаем к дому. К моему изумлению, у поворота на подъездную дорожку припаркованы два белых фургона.

— Это что такое? — удивляюсь я.

— Ничего, — отвечает мама.

— Водопроводчики, — говорит папа.

Но лица у обоих какие-то странные. Глаза у мамы блестят, и, пока мы идем к дверям, она пару раз косится на папу с заговорщицким видом.

— Ну что, готовы? — как бы между прочим спрашивает папа. Потом вставляет ключ в замок и распахивает дверь.

— Сюрприз! — хором кричат они, и челюсть моя стукается об землю.

Старых обоев больше нет. Нет и вытертого ковра в холле. Все отделано в светлых тонах, на полу покрытие из волокон алоэ, повсюду новые светильники. Я озираюсь, не веря своим глазам. На лестнице мужчина в комбинезоне красит перила, еще двое, забравшись на стремянку, возятся с люстрой. Везде пахнет краской и новизной. И потраченными деньгами.

— Вы дом перестроили, — слабым голосом бормочу я.

— К свадьбе! — Сияя, мама смотрит на меня.

— Ты же говорила… — Я сглатываю. — Ты говорила, что сделано мало.

— Мы хотели приготовить тебе сюрприз!

— Что скажешь, Бекки? — Папа обводит рукой вокруг. — Нравится? Одобряешь?

Он спрашивает шутливо. Но я-то знаю, как важно для него, чтобы мне понравилось. Важно для них обоих. Они сделали все это для меня.

— Это… фантастика, — хрипло произношу я. — Просто чудесно.

— А теперь пойдем, посмотришь сад!

Я безмолвно тащусь следом за мамой. Среди клумб копошится команда садовников в форме.

— Они высадят анютины глазки надписью «Бекки и Люк»! Как раз расцветут в июне. И еще будет новый пруд — прямо у входа в шатер. Я видела такой по телевизору.

— Звучит… грандиозно.

— А ночью все освещается, так что во время фейерверка…

— Какого фейерверка? — вырывается у меня. Мама смотрит на меня с удивлением.

— Я же тебе посылала факс про фейерверки, Бекки! Только не говори, что ты забыла.

— Нет! Конечно, нет!

В памяти всплывает кипа факсов, полученных от мамы; я виновато запихивала их под кровать, какие-то бегло просмотрев, а какие-то и вовсе не прочитав.

Что я творю? Почему я не обращала внимания на происходящее?

— Бекки, золотце, ты плохо выглядишь, — качает головой мама. — Наверное, устала после перелета. Давай-ка выпьем по чашке кофе.

Мы входим в кухню, и меня вновь охватывает паника.

— Бы и кухню заново обставили?

— Нет-нет! — весело откликается мама. — Просто кое-что перекрасили. Прелестно смотрится, правда? Ладно. Возьми этот чудесный рогалик. Это из новой булочной.

Она протягивает плетенку, но мне и кусок в горло не лезет. Мне плохо. Я понятия не имела о том, что здесь происходит!

— Бекки? — Мама смотрит на меня. — Что-то не так?

— Нет! — быстро говорю я. — Все… превосходно. И что прикажете делать?

— Знаешь… я, пожалуй, пойду распакую вещи. Разберусь немного.

Когда я закрываю за собой дверь спальни, бледная улыбка все еще лепится к моей физиономии, а в груди тяжело бухает сердце.

Это не по плану.

Это совсем не по плану. Новые обои? Пруд? Фейерверк? Как получилось, что я ничего не знаю? Я же должна была догадаться. Это все по моей вине. О господи…

Как я скажу маме с папой, что все это нужно отменить? Как можно такое сделать?

Я не могу.

Но я должна.

Но я не могу. Не могу — и все.

Это моя свадьба, напоминаю я себе, смутно надеясь, что вернется моя нью-йоркская упертость. Где хочу, там и выхожу замуж.

Но эти слова звучат гак фальшиво, что я морщусь. Может, в самом начале это и было правдой. До того, как было что-то сделано, до того, как в это вложили силы. Но теперь… теперь это уже не просто моя свадьба. Это подарок мамы с папой. Это самый большой подарок, который они сделали мне в жизни, и они вложили в него всю свою заботу и любовь.

И я собираюсь отвергнуть его. Собираюсь сказать: спасибо, дорогие, зря старались.

Где только была моя голова?

Лезу в карман за своими записками, которые накорябала в самолете Б преддверии разговора с мамой.

Причины, по которым наша свадьба должна состояться в «Плазе»

• Разве тебе не хочется съездить в Нью-Йорк, при том что все расходы будут оплачены?

• «Плаза» — фантастический отель.

• Тебе не придется тратить свои силы.

• Шатер только перевернет вверх дном все в нашем саду.

• Тебе не придется приглашать тетю Сильвиго.

• Получишь бесплатно таблички от «Тиффани»…

Какими убедительными казались эти аргументы, когда я их записывала. А теперь они смехотворны. Маме с папой ничего не известно о «Плазе». С чего вдруг они захотят лететь в какой-то расфуфыренный отель, которого и в глаза не видели? Почему они не могут хозяйничать на свадьбе, о которой всегда мечтали? Я их единственная дочь. Единственный ребенок.

Господи, что же делать?

Я сижу, устремив взгляд на листок бумаги и пытаясь что-нибудь придумать. Отчаянно ищу решение, лазейку, через которую можно было бы выбраться, не желая сдаваться, пока есть хоть малейшая зацепка. Кругами, кругами — и все на одном месте. Кругами, кругами — как заводной заяц, бьющий в барабан.

— Бекки?

Входит мама, и я в панике комкаю листок и зажимаю в кулаке.

— А, кофе! — бодро восклицаю я. — Как мило.

— Без кофеина, — говорит мама, вручая мне кружку с надписью «Не психуй, устраивая свадьбу, — пусть психует мама». — Я подумала, что ты сейчас, возможно, пьешь именно из такой.

— Нет, — с удивлением говорю я. — Но это не имеет значения.

— Как ты? — Мама присаживается рядом со мной, и я переправляю бумажный шарик из одной ладони в другую. — Устала немного? И наверное, не очень хорошо себя чувствуешь.

— Не то чтобы совсем плохо… — Я вздыхаю несколько тяжелее, чем следовало бы. — Хотя еда в самолете была та еще.

— Тебе надо поддерживать свои силы! — Мама сжимает мою руку. — А теперь… У меня кое-что есть для тебя, дорогая! — Она вручает мне листок. — Что скажешь?

Я разворачиваю лист и… столбенею. План дома. Дома с четырьмя спальнями. Дома в Оксшотте!

— Замечательно, правда? — Мама вся светится. — Ты только посмотри!

— Вы что, переехать хотите?

— Это не для нас, глупышка! Будете жить прямо рядом с нами, за углом! Видишь, здесь навес — для барбекю, в доме две ванные комнаты…

— Мама, мы живем в Нью-Йорке.

— Это вы сейчас там живете. Но это ненадолго. Вы же не собираетесь остаться там навеки, правда?

В голосе мамы внезапно слышится беспокойство, и, хотя она и продолжает улыбаться, я по глазам вижу — она вся напряглась. Я открываю рот, чтобы ответить, и вдруг, к своему собственному изумлению, спохватываюсь, что мы с Люком так далеко и не загадывали.

То есть я всегда полагала, что однажды мы возвратимся в Англию. Но когда?

— Бекки, вы не планируете поселиться там навсегда? — У мамы вырывается короткий нервный смешок.

— Не знаю, — смущенно говорю я. — Сама не знаю, что мы будем делать.

— Нельзя же целой семье жить в этой тесной квартирке! Вы захотите вернуться домой! В прекрасный дом с садом! Особенно теперь!

— Теперь — это почему?

— Так… — Мама делает неопределенный жест рукой.

— Ты о чем? Мама вздыхает.

— Бекки… Я понимаю, что ты немного… стесняешься говорить об этом людям. Но ничего страшного, дорогая! В наши дни это вполне допустимо. Этим уже нельзя заклеймить!

— Заклеймить? Ты что…

— Единственное, что нам надо знать… — мама выдерживает деликатную паузу, — это на сколько перешивать платье? К тому дню?

Перешивать платье? Какого… Погодите-ка…

— Мам! Ты что, решила, будто я… того… — Теперь уже я делаю неопределенный взмах рукой,

— А разве нет? — Мама разочарована.

— Нет! Конечно, нет! С чего ты взяла?

— Ты говорила, что хочешь обсудить с нами что-то важное! — Мама утешается глотком кофе, — Речь шла не о Люке, не о твоей работе и не об управляющем банка. Сьюзи ждет ребенка, а вы, девочки, всегда все делали вместе, ну, мы и предположили…

— Так вот, я не беременна. И не подсела на наркотики, предупреждая твой следующий вопрос.

— Так что ты хотела нам сказать? — Мама отставляет чашку и с тревогой смотрит на меня. — Что было таким важным, что ты примчалась домой?

В спальне повисает тишина. Мои пальцы покрепче стискивают кружку.

Вот оно. Ключевой момент настал. Нужно сознаться во всем. Рассказать маме о «Плазе». Если я собираюсь это сделать, сейчас самое время. Пока они не угрохали еще больше денег.

— Это… — Я замолкаю, отхлебываю кофе. — Просто…

Горло сдавливает, меня слегка мутит. Как я скажу маме, что выхожу замуж где-то еще? Как можно такое сделать?

Закрываю глаза, вызываю в памяти сверкание огней, роскошь, позолоту и бархат отеля «Плаза». А вот и я, кружусь по бальному залу под взглядами восхищенной толпы.

Но почему-то… это больше не перетягивает чашу весов. И уже не так манит.

Чего я, в конце концов, хочу? Что мне нужно на самом деле?

— Я так и знала! — Мама с ужасом смотрит на меня. — Я так и знала! Вы с Люком все-таки поссорились, верно?

— Мама…

— Я знала! Несколько раз говорила твоему отцу: сердцем чувствую — Бекки едет домой, чтобы отменить свадьбу. Он мне твердил, что это чепуха, но мать всегда знает такие вещи. И я была права, да? Ты хотела отменить свадьбу?

Я словно язык проглотила. Так она догадалась, что я приехала отменить свадьбу. Как?!

— Бекки? С тобой все в порядке? — Мама обнимает меня за плечи. — Дорогая, послушай. Мы не против. И папа, и я желаем тебе только добра. И если для этого нужно отменить свадьбу, так мы и поступим. Золотко, нельзя бросаться в замужество очертя голову, если ты не уверена на все сто процентов. На все сто!

— Но… вы столько сил вложили… — бормочуя. — Потратили столько денег…

— Это неважно! Какое значение имеют деньги! — Мама крепко прижимает меня к груди. — Бекки, если у тебя есть хоть тень сомнения, мы отменим все прямо сейчас! Мы только хотим, чтобы ты была счастлива. И ничего больше.

Такое сочувствие… такое понимание… Несколько мгновений я не в силах говорить. Мама предлагает мне то самое, просить о чем я и приехала. Никаких вопросов, никаких обвинений или упреков. Лишь любовь и поддержка.

Я смотрю на ее лицо, доброе, родное, и окончательно и бесповоротно понимаю, что это невозможно.

— Все в порядке, — выдавливаю я наконец. — Мама, мы с Люком не ссорились. Свадьба… состоится. — Я тру лицо руками. — Знаешь, я выйду на улицу. Подышу.

В саду двое садовников поднимают головы от работы и здороваются. Я слабо улыбаюсь в ответ. Нет, это уже настоящая паранойя: мне кажется, что моя тайна так велика, что скрыть ее просто невозможно. Все вокруг наверняка видят, как тайна лезет из меня, как огромной надписью висит над моей головой:

Я планирую другую свадьбу. А РОДИТЕЛИ — ни сном ни духом.

Да, я в курсе, что влипла. Да, знаю, что я дура. Да пошли вы все, не видите, что ли, в каком я раздрае?!

— Привет, Бекки!

Подпрыгнув от неожиданности, я оборачиваюсь. У ограды в соседском саду стоит Том и скорбно смотрит на меня.

— А, Том!

Я пытаюсь скрыть свое потрясение. Черт возьми! Выглядит он плачевно: бледный, несчастный, выряжен во что-то несусветное. Не то чтобы Том отличался стилем в одежде, но вместе с Люси какой-никакой лоск он обрел. И волосы так не торчали. Но теперь они снова засаленные, и одет он в коричневый джемпер, который Дженис подарила ему на Рождество лет пять назад.

— Мне так жаль, что…

— Чего уж там.

Ссутулившись, Том оглядывает садовников, суетящихся у меня за спиной.

— Как подготовка к свадьбе? Продвигается?

— А… прекрасно. Пока все так, на бумаге. Что-то сделать, что-то проверить… что-то… уточнить.

Ага, к примеру, на каком континенте выходить замуж. Рехнуться!

— Вспоминаю, как мы готовились к нашей свадьбе. — Том покачивает головой. — Как будто миллион лет прошло.

— Том… — Я закусываю губу. — Мне очень жаль. Давай сменим…

— Знаешь, что самое худшее? — Том пропускает мои слова мимо ушей.

«Твои волосы», — едва не брякаю я.

— Самое худшее — я думал, что понимаю Люси. Что мы понимаем друг друга. Но все это время… — Том лезет в карман за платком, сморкается. — Теперь, оглядываясь назад, я вижу, что к этому все и шло.

— Правда?

— Да. Я не придавал значения мелочам.

— Например? — осторожно спрашиваю я. Как бы только не выдать, до чего мне любопытно.

— Ну… — Он задумывается на миг. — Например, Люси все твердила, что застрелится, если ей еще хоть минуту придется провести в Рейгете.

— Ничего себе. — Я несколько ошарашена.

— И та истерика, которую она закатила в мебельном магазине…

— Истерика?

— Принялась вопить: «Мне двадцать семь лет! Мне двадцать семь лет! Какого черта я здесь делаю?» Ее охранники унимали.

— Ничего не понимаю. Она же любила Рейгет! Вы оба казались такими… — «Самодовольными» — самое подходящее слово. — Такими счастливыми!

— Счастливыми мы были до тех пор, пока не распаковали все свадебные подарки, — задумчиво произносит Том. — Но потом… Она как будто огляделась вокруг и поняла… что отныне это — ее жизнь.

И то, что она увидела, ей не понравилось. Включая меня, надо полагать.

— Том…

— Она стала твердить, что ее тошнит от пригорода, что она хочет пожить настоящей жизнью, пока молода. А я все думал: дом только что перекрасили, новую оранжерею строим — не время переезжать… — Взгляд у Тома совсем жалкий. — Послушать ее надо было, верно? Может, и татуировку стоило сделать.

— Она хотела, чтобы ты сделал татуировку?

— Ей под пару.

Люси Вебстер с татуировкой! Даже смех разбирает. Но я смотрю на несчастное лицо Тома, и меня охватывает злость. Ладно, за все эти годы не раз случалось, что мы с Томом не ладили. Но такого он не заслужил. Он такой, какой есть. А если Люси не была с ним счастлива — какого черта лезла за него замуж?

— Том, ты не должен винить себя, — твердо говорю я. — У Люси, похоже, свои тараканы в голове.

— Ты думаешь?

— Конечно. Ей повезло с тобой. Она дура, если этого не признает. — Повинуясь порыву, я перегибаюсь через изгородь и обнимаю его.

— Ты всегда понимала меня, Бекки.

— Что ж, мы достаточно долго знаем друг друга.

— Никто не знает меня так, как ты.

Руки его все еще лежат у меня на плечах, и я отступаю на шаг, якобы для того, чтобы указать на дом, где мужчина в комбинезоне красит оконную раму.

— Видел, что затеяли мама с папой? Спятить можно.

— Да уж. Я слышал, фейерверк будет. Ты, наверное, на седьмом небе.

— Ага, дождаться не могу, — машинально бормочу я.

Эти слова я произношу каждый раз, когда кто-то упоминает о свадьбе. Но теперь я смотрю, как меняется мой старый, родной дом — словно красотка, наносящая макияж, внезапно осознаю, что действительно этого жду.

Жду, когда увижу наш сад весь в воздушных шариках, маму — принаряженную и счастливую. Когда буду готовиться у себя в спальне, за своим туалетным столиком. Прощаться с прежней жизнью. Не в безликом номере отеля… а здесь. В доме, где я выросла.

В Нью-Йорке мне такая свадьба казалась нелепой. Мелкой и скучной по сравнению с блеском «Плазы». Но теперь уже нью-йоркская роскошь становится нереальной. «Плаза» ускользает, точно экзотический далекий праздник. Ничего не скажешь, это было занятно — играть роль нью-йоркской невесты-принцессы, пробовать роскошные блюда, обсуждать шампанское и цветочные украшения ценой в миллион долларов.

Но правда такова: мое место здесь. В этом английском саду, который я знаю всю свою жизнь.

И что же мне делать?

Неужели я собираюсь…

Невероятно.

Неужели я на самом деле прикидываю, не отменить ли ту пышную свадьбу?

От одного предположения мне становится зябко.

— Бекки? — врывается мамин голос в мои мысли. Мама стоит в дверях кухни. — Бекки! Тебя к телефону.

— Иду. Кто это?

— Некто по имени Робин. Том, дорогой, привет!

— Робин? — Я озабоченно морщу лоб. — Какой еще Робин?

Не припоминаю никаких Робинов. Разве что Робин Андерсон из «Ежемесячных инвестиций», но я с ним почти не была знакома…

— Фамилию, боюсь, я не разобрала, — говорит мама. — Но она очень приятная. Сказала, что звонит из Нью-Йорка…

Робин?!

Меня точно парализует. От страха я буквально примерзаю к ступеням крыльца.

Робин звонит… сюда?

Так не должно быть. Робин не из этого мира, она принадлежит Нью-Йорку.

— Твоя подруга? — невинно спрашивает мама. — Мы так хорошо поболтали о свадьбе…

Земля качается у меня под ногами.

— Что… что она сказала? — лепечу я.

— Ничего особенного. — Мама с удивлением смотрит на меня. — Спросила, какого цвета будет мое платье… и все время твердила что-то странное про скрипачей. Дорогая, ты ведь не хотела скрипачей па свадьбе?

— Нет, конечно! — Мой голос звучит чересчур пронзительно. — С чего вдруг мне понадобятся скрипачи?

— Бекки, дорогая, ты хорошо себя чувствуешь? — Мама вглядывается в мое лицо. — Давай я ей скажу, что ты перезвонишь.

— Нет! Не говори с ней больше! То есть… все прекрасно. Я возьму трубку.

Кидаюсь в дом; сердце прыгает как сумасшедшее. Что я скажу? Что передумала?

Схватив трубку, я обнаруживаю, что мама вошла следом за мной. О господи. Как прикажете выкручиваться?

— Привет, Робин! — Невероятным усилием я заставляю свой голос звучать естественно. — Как дела?

Ладно. Попробуем отвязаться от нее — и побыстрее.

— Привет, Бекки! Как я рада, что мне выпал случай поговорить с вашей матерью! — восклицает Робин. — Она такая милая. Как бы я хотела поскорее повидать ее!

— Я бы тоже этого хотела, — со всей возможной искренностью говорю я. — Не дождусь, когда вы… познакомитесь.

— Хотя я удивилась, что она не знает о Венском струнном оркестре. Ай-ай-ай! Маму следует держать в курсе, Бекки!

— Ну конечно, — бормочу я после паузы. — Просто я была немного занята.

— Могу себе представить, — сочувственно откликается Робин. — А почему бы мне не отправить ей письмо с подробной информацией? Тогда она будто увидит все воочию! Если вы дадите мне адрес…

— Нет! — кричу я и прикусываю язык. — То есть… не стоит беспокоиться. Я все передам. Правда. Не посылайте… ничего. Вообще ничего.

— Даже пару вариантов меню? Уверена, ей было бы приятно взглянуть!

— Нет! Ничего не надо!

Мои пальцы крепко сжимают трубку, на лбу выступает испарина. На маму я и взглянуть не смею.

— Ну ладно, — произносит Робин наконец. — Вы босс! Так вот, я говорила с Шелдоном Ллойдом насчет сервировки…

Пока она заливается соловьем, я бросаю взгляд на маму. Она стоит в двух шагах и наверняка разобрала слово «Плаза». И «свадьба», и «бальный зал»…

— Правильно, — бормочу я, не вникая в то, что говорит Робин. — Звучит прекрасно. Но… Робин, послушайте. Я приехала домой, чтобы побыть в стороне от всего этого. Не могли бы вы не звонить сюда больше?

— Разве вы не хотите быть в курсе событий? —удивляется Робин.

— Нет. С этим все в порядке. Вы просто… занимайтесь всем, а я подключусь, когда приеду на следующей неделе.

— Никаких проблем. Я понимаю. Вам нужен тайм-аут! Бекки, обещаю без крайней необходимости не беспокоить. Счастливо вам отдохнуть!

— Спасибо. Пока, Робин.

Я кладу трубку, и меня слегка трясет. Слава богу, от этой отделалась.

Но я не чувствую себя в безопасности. Оказывается, у Робин есть номер моих родителей. Кто знает, что считается крайней необходимостью при подготовке свадьбы? Да что угодно! Розовый лепесток не на месте оказался. Достаточно ей брякнуть одно неосторожное слово — и обе сообразят, что происходит. Мама сразу поймет, зачем я приехала и что я хотела сказать.

Нет, я не могу нанести ей такой удар.

Что ж, у меня два выхода: иди заставить маму с папой сию минуту переехать, или…

— Мама, послушай, эта женщина, Робин. Она…

— Да?

— Она… помешанная.

— Помешанная? — Мама во все глаза смотрит на меня. — Ты о чем, родная?

— Она… Она влюблена в Люка!

— О господи!

— Да, и ей чудится, что она выходит за него замуж.

— Замуж? — У мамы вытягивается лицо.

— В отеле «Плаза»! Она даже пыталась… запять там очередь. Под моим именем!

Мои пальцы сплетаются в замысловатые узлы. Я совсем спятила. Мама никогда не поверит в такую чушь. Ни-ко-гда! Ни за какие миллионы…

— Знаешь! меня это не удивляет, — вздыхает мама. — Я сразу почувствовала, что с ней что-то не так. Вся эта галиматья со скрипками… И она как одержимая выспрашивала, какого цвета платье я надену…

— Да-да, точно, она совсем одержимая. Так что в следующий раз просто извинись и сразу вешай трубку. И, что бы она ни несла, не верь ни слову, как бы правдоподобно это ни звучало. Обещаешь?

— Конечно, золотко. Как скажешь. — И она бормочет, удаляясь в кухню: — Бедная женщина. Как таких не пожалеть, Грэм, ты слышал? Эта дама из Америки, которая позвонила Бекки. Она влюблена в Люка!!

Все, я больше не могу.

Мне срочно надо увидеть Сьюзи.

Загрузка...