Шпионка

Глава 13

Нина Климова, штаб главнокомандующего, восточный фронт.

23:47.

Бокалы тихонько звякнули хрустальными боками, и я мысленно чертыхнулась. Высунулась в коридор, огляделась — чисто. Осторожно прикрыла за собой дверь, и, поудобнее перехватив бутылку с вином, крадучись прошмыгнула мимо клюющего носом дневального.

Какого черта я делаю?! Может вернуться пока не поздно? Ну да, спустить все на тормозах и потом полжизни корить себя за упущенный шанс. Так, соберись. Удача любит смелых!

Из-под двери кабинета Его Светлости пробивалась полоска света. Не спит. Я медленно, стараясь не скрипнуть, приоткрыла щелочку и осмотрелась. Может он не один? Один. Сидит в кресле, склонившись над столом и что-то пишет.

«Уф… Смелее, девочка!» — подбодрила я себя и скользнула в комнату.

Он заметил меня не сразу, а увидев, удивился:

— Нина?

В ответ я смущенно улыбнулась и дала себе мысленного пинка, отлипая от двери.

— Что вы здесь делаете?

Ну что за вопрос, господин герцог?! Что еще может делать девушка в полночь в кабинете красивого мужчины с бокалами и бутылкой вина?

И под его строгим взглядом, мне тут же захотелось спрятать руки со своими сокровищами за спину. Но вместо этого, я чуть приподняла бутылку и покачала ею, точно маятником.

— Зашла к вам, отметить удачное завершение операции, — улыбнулась я, и по-хозяйски прошествовала к его креслу. Остановилась рядом, едва не касаясь бедром его коленей, оперлась пятой точкой о край стола, и дерзко взглянула ему в глаза.

Герцог пребывал в шоке. Откинувшись на спинку кресла, он не сводил с меня изумленного взгляда.

— А что, у вас всегда принято таким образом праздновать удачное завершение дел?

Что значит: «таким образом»??? Меня царапнул его двусмысленный намек, но я состроила невинную мордашку, стараясь не обращать внимания на его тон.

— А у вас разве не так? Вы не празднуете победу или выгодную сделку? Мне кажется, наше задание завершилось весьма благополучно, что и стоит отметить. Не так ли? — с этими словами я протянула ему бокал, и, выдернув из бутылки пробку, налила нам вина на два пальца. — Мы с вами живы, почти не пострадали…

— Почти! — намекнул он на свою контузию.

— Предотвратили диверсию… почти! И, считай бесплатно, обзавелись ультрановым, ультранавороченным, ультраполезным оборудованием. Думаю, за это стоит выпить, — и пригубила бокал.

— Боюсь, диверсию мы не предотвратили. И найденное нами оружие лишь капля в море. Полагаю, таких схронов у повстанцев еще не один десяток по всему фронту.

— Хм… Думаю, вы правы. Глупо было бы с их стороны класть все яйца в одну корзину, — и тут же, поддавшись порыву великодушия, подцепила валяющийся рядом карандаш и развернулась к столу. — Я бы на их месте устроила схроны вот здесь… и здесь… и вот там…

Я потянулась за картой, склоняясь над столом все ниже и ниже, прекрасно отдавая себе отчет в том, какое зрелище открывается герцогу сзади. Плотная ткань юбки туго обтягивала мою попку, приподнимая подол все выше и выше, пока в разрезе кокетливо не мелькнула кружевная резинка чулочка. Ох, надеюсь он смотрит туда, а не на мое пунцовое лицо и закушенную губу.

Ну почему мне было так стыдно перед ним? Я давно уже не девочка, и не раз приходилось тесно общаться с мужчинами, как по долгу службы, так и для себя любимой. Соблазнять красавчиков для меня не ново. Отчего же с ним все не так? Может, потому что он мне нравится? Действительно нравится. Нравится настолько, что его мнение обо мне было весьма и весьма значимо для меня. Еще эти мои заигрывания с ним, на грани фола. А вдруг он посчитает меня шлюхой?

Энжью, тем временем, не долго любовался моими прелестями, отставив бокал в сторону, подскочил к столу, коршуном нависнув над ним. Сдвинул к себе карту и с энтузиазмом принялся изучать мои отметки, вытащив из вазочки второй карандаш. Я приуныла. Не такой реакции я от него ожидала. Мог бы хоть и поближе встать, кончиками пальцев коснуться моей руки, например.

— Полагаете, именно здесь? Почему?

— Исходя из дислокации ваших частей. Труднодоступности мест. Малонаселенности районов. Ландшафт опять же характерный, есть где спрятать.

— Хм… возможно, — пробормотал он себе под нос, еще больше склоняясь над картой. — Нужно будет проверить… Я бы еще и здесь осмотрел…

Присев на край стола, я демонстративно закинула ногу на ногу, подтянув юбочку повыше на бедра. Энжью даже глазом не повел, продолжая что-то сосредоточенно чиркать карандашом по карте. Пригубив вина, я невзначай коснулась груди, расстегивая на блузке еще одну пуговичку. Повела плечами. Поправила воротничок, открывая доступ к ложбинке между грудями… Ноль реакции.

Я начала медленно закипать. Он что, специально меня игнорирует? Я тут перед ним вся такая доступная, прямо-таки бери — не хочу! А он и глазом не косит в мою сторону, будто я для него пустое место! Глотнула вина со злости. Плеснула себе еще, попутно отметив, что к своему бокалу он так и не притронулся. Психанула. Одним махом опрокинула в себя все содержимое. Чуть не подавилась и тут же почувствовала, как зашумело в голове. И такая злая обида накатила, что сил нет сдержаться:

— Вы что, гей?

— Что? — вскинулся он. И брови так хмурит сердито, старательно не опуская взгляда на мою грудь.

— Мальчиков, говорю, любите? — ой, зря я это сказала, вон как лицо потемнело от гнева.

— Вы в своем уме, госпожа Климова? Смотрю вино вам в голову ударило, — резким кивком головы он указал на мой пустой бокал.

— Ну а как еще понимать вашу реакцию? Я к вам пришла, сама, одна, ночью, с бутылкой вина. Пытаюсь тут вас соблазнить, а вы даже не смотрите на меня! Если вас не интересуют женщины, то что? Или вас не интересую конкретно я? Черт возьми, мне казалось… Блин, я чувствую себя полной дурой, — сползла со стола, оправила юбку. — Я так долго решалась прийти сюда. Все боялась, как вы это воспримите. Не посчитаете ли меня подстилкой, или как это у вас тут называется… женщиной легкого поведения. Переживала все, как это отразится на нашей дальнейшей совместной работе. Надеюсь, вы все-таки человек благородный и забудете этот инцидент? Договорились?

И не дожидаясь его ответа, не глядя на него, поспешила на выход. За спиной раздался непереводимый глухой рык, но я не обернулась. Распахнула дверь, скользнула взглядом по вытянувшемуся в струнку, сонно хлопающему глазами дежурному, и пошагала в свою комнату.

— Нина! — запоздало раздался окрик герцога, но дверь уже захлопнулась за моей спиной, ставя точку на этом неприятном унизительном эпизоде моей жизни…

00:14

…Бокалы тихонько звякнули хрустальными боками, и я мысленно чертыхнулась. Высунулась в коридор, огляделась — чисто. Осторожно прикрыла за собой дверь, и, поудобнее перехватив бутылку с вином, крадучись прошмыгнула мимо клюющего носом дневального.

Какого черта я делаю?! Может вернуться пока не поздно? Ну да, спустить все на тормозах и потом полжизни корить себя за упущенный шанс. Так, соберись. Удача любит смелых!

Из-под двери кабинета Его Светлости пробивалась полоска света. Не спит. Я медленно, стараясь не скрипнуть, приоткрыла щелочку и осмотрелась. Может он не один? Один. Сидит в кресле, опустив голову.

«Уф… Смелее, девочка!» — подбодрила я себя и скользнула в комнату.

Он тут же вскинулся, пристально всматриваясь в мое лицо. Будто ждал меня. Догадался, что я приду? Я такая предсказуемая?

— Нина, — он приподнялся в кресле, сделав рукой приглашающий жест.

— Э…

Ну же, где твоя хваленая наглость!

— Вот, зашла к вам, отметить удачное завершение операции, — улыбнулась я, и по-хозяйски прошествовала к его креслу. Остановилась рядом, едва не касаясь бедром его коленей, оперлась пятой точкой о край стола, и дерзко взглянула ему в глаза.

Он смотрел на меня прямо, буравя черными дулами зрачков и улыбался. Сдержанно. Он вообще был какой-то весь напряженный. Даже пальцы побелели, стискивая подлокотники кресла.

— Хм… А что, удачное предложение, — он неторопливо поднялся, все так же не выпуская меня из прицела своих глаз. Осторожно выкрутил из моих окостеневших пальцев бутылку и, откупорив ее, разлил вино по бокалам, на два пальца.

Он стоял очень близко, почти нависая надо мной, чуть ли не касаясь своим бедром. Я чувствовала его запах, легкий, свежий, точно воздух после дождя. Чувствовала исходивший от него жар и… МОЩЬ. Он подавлял меня, и я невольно сжалась, отодвигаясь от него на ватных ногах, опустила взгляд.

Уф… Сколько в нем силы, сколько власти надо мной! Я смутилась, потерялась на его фоне. Вся моя бравада развеялась прахом под его напором.

— Итак, как же принято праздновать успех у вас в Конфедерации? — он вновь настиг меня, оказавшись так близко, что моя грудь почти касалось его кителя. Ой-ой-ой, теперь главное глубоко не дышать! Я машинально схватилась за воротничок, стягивая края блузки.

— Предлагаю для начала выпить, — и как щит выставила перед собой бокал.

Он чуть нахмурился, дернул уголками губ, но тут же слегка качнул рукой, чокаясь со мной.

— За удачное завершение операции! — наигранно бодро провозгласила я и залпом опрокинула в себя все до капли. Герцог же едва пригубил, и тут же потянулся к моему фужеру, отбирая его. Это чтобы я не напилась тут от страха, как свинья? А чего, собственно, я боюсь? Я ведь и шла сюда с определенной целью. А тут такой напор… Просто пышет тестостероном. Самец. Доминатор. Нет, я понимаю, давно женщины не было, и все такое… И я вроде бы как нравлюсь ему, кажется. НО! Но зачем же так на меня давить?!

Энжью отстранился, убирая бокалы подальше на тумбочку, и тотчас же развернулся ко мне, уперся бедром в ее край, сложил на груди руки. Взгляд медленно заскользил вниз, задержавшись на кромке короткой юбки. Я вдруг вспомнила, какое на мне откровенное белье, и зарделась. Рука тут же дернулась оправить слишком короткий подол, но на полпути замерла, не решившись привлекать к чулочкам еще больше внимания. Вместо этого я стремительно ретировалась на другую сторону стола, спрятавшись за спинкой стула.

Взгляд заметался по столешнице, натыкаясь на стопку исписанных листов, вазочку с карандашами, изрисованную кружочками карту и…

— О! Как интересно! — я дернула за край карты, придвигая ее к себе. Глаза мои округлялись все больше и больше. Там, помимо уже проверенных нами схронов повстанцев, были выделены размашистыми окружностями еще несколько предполагаемых мест, где можно было припрятать оборудование. — Это ведь отмечены предполагаемые места схронов?

Энжью кивком головы подтвердил мои подозрения и подошел ближе, остановившись чуть ли не за моим плечом. Но меня это уже не волновало. Я жадно разглядывала отметины на карте, понимая, что лучшего места для груза просто не найти. Я бы и сама, учитывая все данные расположения войск, ландшафт и малонаселенность этих районов, устроила тайники именно в этих местах.

— Вы сами до этого додумались, или вам подсказал кто? — спросила я герцога, оборачиваясь.

Он как-то неопределенно пожал плечами и спросил:

— Как вы полагаете, это все возможные места или могут быть еще, не учтенные нами?

Подцепив валяющийся тут же карандаш, я подалась вперед, изучая ломаную линию фронта.

— Хм… Ну если предположить, что планируется масштабное наступление, то было бы неплохо охватить и вот этот кусочек территории. Пусть он и не имеет стратегического значения, но здесь река. Удобно сплавляться, удобно держать оборону. По воде быстрее поставляют припасы и резерв.

Я так увлеклась умозаключениями, что не заметила, как герцог склонился надо мной, практически прижавшись грудью к моей спине. Его рука скользнула по моему предплечью, ладонь накрыла мои пальцы и нежно выдернула из них карандаш, коим я рисовала стрелочки и крестики на карте. От неожиданности я дернулась, вскидываясь, едва не угодила макушкой Его Светлости по подбородку, и резко отпрянула в сторону. Да какого черта! Он мне нарочно тут зубы заговаривал и отвлекал?

Мой взгляд метнулся в сторону выхода и герцог, словно почувствовав мой настрой, сместился в этом же направлении. Паника отразилась в моих глазах. А если он тут меня запрет и… Нет, я, конечно, без боя не дамся, но уровень моей боевой подготовки ничто по сравнению с его. В этом я убедилась еще там, на болоте, где он расправлялся со мной одной левой.

За всеми этими паническими мыслями я как-то уже и забыла, с какой целью вообще к нему пришла. Одна. Ночью. С вином.

— Нина! Что такое? — он был весь напряжен и в тоже время растерян. — Что не так?!

Ох, если бы я знала!

— Знаете, я, наверное, пойду, — пробормотала я, продвигаясь к выходу, по большой дуге обходя его массивную фигуру.

— Что на этот-то раз я сделал неправильно?! Ты же сама за этим ко мне пришла! — бросил он мне в спину.

Уже вцепившись в дверную ручку, я обернулась. Он был очень расстроен, плечи поникли, в глазах печаль, руки опущены, только кулаки сжаты до побелевших костяшек.

— Я не знаю. Это как-то слишком… Вы были так настойчивы. Этот напор… Я не хочу, чтобы вы думали, что я легкодоступная и мне нужен только секс… Нет, я, конечно, не против, вы мне нравитесь, но я не прыгаю в постель к тому, кто воспринимает меня как шлюху.

— Шлюху?! Нина, вы не так меня поняли…

Но я резко перебила его, не желая слушать какие-либо оправдания:

— Ваша Светлость, надеюсь этот инцидент останется между нами.

Распахнула дверь, скользнула взглядом по вытянувшемуся в струнку, сонно хлопающему глазами дежурному, и пошагала в свою комнату. За спиной раздался глухой рык и непереводимая рассерженная тирада, но я не обернулась…

00:41

…Бокалы тихонько звякнули хрустальными боками, и я мысленно чертыхнулась. Высунулась в коридор, огляделась — чисто. Осторожно прикрыла за собой дверь, и, поудобнее перехватив бутылку с вином, крадучись прошмыгнула мимо клюющего носом дневального.

Какого черта я делаю?! Может, вернуться пока не поздно? Ну да, спустить все на тормозах и потом полжизни корить себя за упущенный шанс. Так, соберись. Удача любит смелых!

Из-под двери кабинета Его Светлости пробивалась полоска света. Не спит. Я медленно, стараясь не скрипнуть, приоткрыла щелочку и осмотрелась. Может он не один? Один. Сидит в кресле, опустив голову.

«Уф… Смелее, девочка!» — подбодрила я себя и скользнула в комнату.

Он поднял голову, посмотрел на меня печально. Я замерла на миг, не зная, как поступить дальше. Что-то случилось?

— Нина, — прошептал он, побелевшими губами. Ему плохо? Последствия контузии сказываются?

— Вам плохо? Нужна помощь? — рванулась я к нему, забывая и про вино, и про зажатые в руке фужеры.

— Тшшш. Все хорошо, — вытянутой рукой остановил он мой альтруистический порыв и улыбнулся. — Теперь все хорошо. Голова немного кружится.

Но я ему не поверила, я видела и бледность на его лице, и поджатые белесые губы, и вымученную улыбку, и боль в глаза. Но он же Мужчина! Именно так, с большой буквы. Он не выкажет свою слабость. Не допустит, чтобы его унизили жалостью. До последнего будет храбриться и бить себя кулаком в грудь. А коли так, сделаем вид, что ничего не замечаем.

— А я вот зашла к вам отметить удачное завершение операции, — улыбнулась я ласково и, остановилась рядом, едва не касаясь бедром его коленей. Оперлась пятой точкой о край стола, и словно маятником покачала бутылкой.

— Замечательная идея, — кивнул он и протянул руку за бутылкой. Откупорил ее, плеснул в бокалы на два пальца, отставил в сторону. Осторожно взял у меня из рук свой фужер, едва коснувшись прохладными пальцами, и тут же легонько чокнулся со мной. — У вас замечательная традиция, отмечать подобным образом удачное завершение дел.

— О-хо-хох, — выдохнула я грустно, — боюсь это наше с вами дело еще не закончилось.

— Почему вы так считаете? — удивленно спросил он, прокручивая в пальцах тонкую ножку бокала. По-моему, он так к нему и не притронулся.

— Ну посудите сами, тайников мы нашли лишь несколько. А учитывая, что повстанцы готовят массовое наступление по всей линии фронта, было бы глупо с их стороны…

— Класть все яйца в одну корзину, — в унисон со мной проговорил он.

— Э… да! — улыбнулась я, одарив его благодарным взглядом. Или нежности в нем было больше? А, не важно! — Найденные нами схроны лишь капля в море. Вот смотрите…

Я отставила в сторону свой бокал и, развернувшись к столу, подтянула к себе карту, попутно цепляя валяющийся рядом карандаш.

— Я бы на их месте устроила бы тайники вот здесь и… — я ошалело уставилась на исчёрканную кружочками, крестиками и стрелочками ломаную линию фронта и меня нарыло мощным чувством дежавю.

Я не заметила, как из кресла поднялся Энжью, не почувствовала, как он подошел ко мне со спины, как склонился над моим плечом, окутывая своим неповторимым запахом, как ткань его кителя скользнула по моему предплечью, овевая теплом. Я очнулась только тогда, когда крупная бордовая капля разбилась о поверхность стола около моей руки, забрызгивая мелкими кровавыми крапинками белую манжету моей блузки.

Чертыхнувшись, герцог резко отстранился от меня, отворачиваясь, но я успела заметить, как он зажал ладонью нос, пытаясь остановить кровотечение. Но кровь все равно просачивалась сквозь пальцы, стекала по гладко выбритому подбородку на грудь, впитываясь в темную ткань кителя.

— Что с вами? Вам нужна помощь? Мне позвать доктора?

Однако герцог меня проигнорировал. Выдернул из кармана белоснежный платок, приложил его к носу, и он тут же окрасился в насыщенный алый цвет. Ах ты, елки зеленые! Тут одним платочком не обойтись.

— Где у вас аптечка?

И тишина в ответ.

— Колин, черт тебя побери! — гаркнула я и он вздрогнул, повернул ко мне голову. — Где у тебя здесь аптечка, спрашиваю?!

Он все так же молча махнул рукой в сторону спальни, и я, ухватив его за рукав, потащила в смежную комнату.

Уложила вяло сопротивляющегося мужчину на кровать, приподняла голову, подперев подушкой, высыпала на прикроватную тумбочку содержимое аптечки и почесала затылок. Ну и как, скажите, его лечить такими примитивными медикаментами? Могу только клизму поставить. Боюсь ему такое лечение не понравится.

Ладно, пока обойдемся подручными средствами. Вскрыла упаковку марлевых салфеток, заменила ими окровавленный платок, и строго настрого наказав лежать и не дергаться, рванула к себе за лекарством.

Распахнула дверь, скользнула взглядом по вытянувшемуся в струнку, сонно хлопающему глазами дежурному, сорвалась на бег, но на полпути затормозила.

— Так, ты! Быстро беги за док… — ткнула я пальцем в мужичка, но тут вспомнила какие у них здесь замечательные отношения с докторами и осеклась. — Быстро беги на кухню. Наберешь там миску льда и бегом сюда! Давай, пошел! Одна нога здесь, другая там!

Вот что значит командирский тон! Дежурный даже и не заикнулся, что он на посту и ему как бы и не положено бегать туда-сюда, аки мальчик на побегушках, помчался как миленький. Вот разгильдяи! Распустились тут совсем!

— Вот так, — просюсюкала я, поправляя на переносице герцога увязанный в тряпичный узелок лед. — Еще минут десять так полежите, и все пройдет. Нельзя было вам сегодня вообще вставать. После таких контузий люди месяцами в больнице проводят под капельницами…

— Нина…

— Всего неделя прошла, а вы уже пашите как вол ломовой. Нельзя же так. Случись с вами что, кто вас заменит? Никто!

— Все со мной в порядке, — вставил наконец свою реплику герцог и тут же подорвался встать. Но я настойчиво уперлась ладонями ему в грудь, укладывая обратно. Пальцы вмиг намокли и окрасились алым. Ох, блин, я и забыла, что у него еще и вся одежда в крови.

Кое как оттерла тряпицей руки и взялась за пуговицы кителя, расстегивая их одну за другой. Затем рубашку. Затем смочила водой марлю и дрожащей рукой стала вытирать с груди кровавые разводы.

Глаз на герцога не поднимала, знала, что он неотрывно следит за моим лицом и боялась. Боялась выдать свои чувства, боялась, что он поймет мое состояние и оттолкнет. Зачем ему такая сучка, что слюной исходит при виде обнаженной мужской груди? Неприятно чувствовать себя такой, но оторваться от него я не могла. Сначала обтерла влажной ветошью, затем промокнула кожу сухим полотенцем, потом рукой провела, проверяя качество работы. Раз. Другой.

— Ни-и-на-а…

Господи, какой у него густой обволакивающий голос! У меня все тело мурашками покрылось, волоски дыбом встали. Я подняла на него глаза и чуть не заскулила. Эти губы, эти скулы, нос, глаза, волосы — я хочу их. Хочу целовать их, гладить, покусывать, ласкать. Хочу запустить пальцы в эту шевелюру и не отпускать. Хочу сжать в ладонях это лицо и зацеловать его до боли в губах. Хочу проникнуть ему под кожу и раствориться в нем. Хочу слушать стук его сердца, чувствовать его руки на себе, его тепло… У-у-у-у…

Энжью вдруг дернулся, отбросил на пол узелок со льдом, обхватил меняя за плечи и опрокинул спиной на кровать. Навалился сверху, не сильно, но ощутимо, только чтобы не убежала, закинул мне на бедра ногу и впился в мои губы поцелуем. Настойчиво. Жадно. Подавляя.

Но я не сопротивлялась, не менее жадно рванулась навстречу. Задохнулась от восторга. Застонала, оплетая его ногами. Огладила ладонями по груди, обняла за талию, еще крепче прижимая к себе, подтянулась вверх, царапая ногтями его спину и плечи. Отстранилась. Начала стаскивать с него китель и рубашку.

Он мне помог, быстро и ловко. А затем вновь прижал к себе, заскользил губами по лицу, опускаясь все ниже и ниже. Рванул за полы блузки, распахивая ее. Пуговички мелким горохом посыпались на пол. Его губы скользнули на грудь и наткнулись на кружево бюстгальтера. Пару секунд он любовался этим откровенным сексуальным атрибутом, а затем накрыл сосок горячим ртом, прямо так, через ткань. Я вздрогнула, всхлипнула и выгнулась дугой. Еще… Еще… Заерзала, пытаясь стянуть с плеч мешающую блузку, и он помог мне избавится от нее. Следом на пол полетел и бюстгальтер. Колин что-то рыкнул неразборчивое и накрыл мою грудь ладонями, опускаясь губами еще ниже.

Вот он кончиком языка очертил впадинку пупка, заставляя меня дрожать от каждого прикосновения, затем подул, вызвав толпу мурашек и вынудив втянуть живот. Вот его рука скользнула по бедру, задирая подол юбки. Вот его пальцы сдвинули в сторону кружево трусиков и горячие губы накрыли лоно. Ох, только не останавливайся, прошу тебя, пожалуйста, иначе я умру…

А когда он вошел в меня, я вскрикнула, разразившись слезами. И вцепилась в него руками и ногами, не давая испуганно отстраниться.

— Все хорошо, милый. Все хорошо, — шептала я, перебирая пальцами его волосы. И счастливо улыбалась сквозь слезы, вглядываясь в мерцавшие в черной глубине его глаз звезды.

Я влюбилась в него. Как девчонка. Как в первый раз. Влюбилась так, как никогда раньше. Это было новое чувство для меня, более глубокое, более восторженное, более яркое, поглощающее. И более пугающее.

Я поняла, что растворяюсь в нем, теряю себя. Что его желания, мысли, чувства становятся смыслом моей жизни. Я, как преданная собачка, заглядывала ему в глаза и ждала его ласки и одобрения.

Но так быть не должно! Нельзя так всецело отдаваться своим чувствам. В конце концов у меня своя жизнь, а у него своя, и рано или поздно наши пути разойдутся. У меня есть работа и обязанности. Мы из разных миров. И когда-нибудь мне придется вернуться домой. А он останется здесь. Навсегда. И больше я его не увижу. Как мне тогда жить? Как мне жить без него?

На людях он был, как всегда, собран, сдержан, деловит. Но стоило нам остаться наедине, как он преображался. Глаза его зажигались, он был добр, нежен, ласков. Он окутывал меня любовью и заботой, был понятлив и предупредителен. А я, наоборот, страшась будущего, становилась все более капризной и нетерпеливой. Замыкалась в себе, стараясь избегать лишних встреч.

А через неделю после нашей первой ночи пришло донесение, что повстанцы взорвали патронный завод. И я поняла, что это мой шанс бежать. Бежать, пока эта любовь окончательно не затянула меня в свои сети, пока еще не так много воспоминаний, пока еще не так больно, пока еще есть силы пережить это расставание.

Энжью собрал высший состав на экстренное совещание. А я бросилась в свою комнату, лихорадочно запихивая вещи в рюкзак. Как хорошо, что их у меня не так много. Главное, карты свои не забыть!

Пятнадцать минут, и я готова. Теперь с независимым видом пройти мимо дежурного, незамеченной покинуть штаб, угнать «катафалк» и на космодром. А там ближайшим челноком на космическую станцию и домой. Фигня. Все проще некуда! Как два пальца…

Из-за закрытой двери кабинета Его Светлости доносился невнятный бубнеж престарелого князя Таффа. Но вот Энжью резко прервал его и дал слово усатому Фрейко. У меня защемило сердце. Я должна взглянуть на него. В последний раз. Только одним глазком.

Едва сдерживая дрожь, слегка приоткрыла дверь. Совсем чуть-чуть, лишь на щелочку, как тогда в нашу первую ночь. Он сидел за столом, хмурясь, выслушивал донесения князя. Как всегда собран, деловит, серьезен. Взгляд упирается в стол перед собой. Задумчиво вертит в руках карандаш. Я смотрю на него жадно, впитываю каждую мелочь. Взглядом словно кончиками пальцев ощупываю его лицо. Я запомню его именно таким. Навсегда.

Но вдруг он вскидывает голову, поворачивается к двери, вглядывается. Он не мог меня видеть, никак не мог! Неужели почувствовал? Я испуганно отпрянула, попятилась, прячась в тени коридора.

Слышу скрип отодвигаемого кресла, шаги, и срываюсь на бег.

С крыльца слетела, не касаясь ступеней, огляделась, выискивая взглядом пустой транспорт. «Катафалк» стоял недалеко. Видимо, недавно на нем кто-то приехал. Завести его — не проблема, примитивная система зажигания поворотом одного рычага, даже ключей не нужно, и ребенок справится. Охрана у ворот — тоже фигня. Я знаю пароль! Я вижу ориентир…

За спиной хлопнула входная дверь, и я рванула вперед.

— Нина!!!

— Не оглядываться! Не оглядываться! Не оглядываться! — словно мантру, шепчу я себе.

— Нина, стой!

Громкий топот за спиной, и я ускоряюсь. Ныряю в «катафалк». Поворачиваю рычаг зажигания. Нащупываю ногой педаль газа, вдавливаю ее в пол. Резкий разворот руля — и вот я уже несусь к воротам.

— ОТКРЫВАЙ ВОРОТА!!! — ору так, что сама глохну. — ОТКРЫВАЙ, ТВОЮ МАТЬ!!! ЩА СНЕСУ НАФИГ!!!

Но охрана мешкает, видит, что Энжью несется за мной следом. Да и я уже близко — открыть все равно не успеют, лишь в последний момент прыскают в стороны, спасаясь от моего тарана.

Ворота-то хлипкие, почитай турникет, обнесенный колючей проволокой. Я сбиваю его легко. Однако от удара меня подкинуло так, что челюсть клацнула и…

… — Нина!!!

— Не оглядываться! Не оглядываться! Не оглядываться! — словно мантру шепчу я себе.

— Нина, стой!

Громкий топот за спиной, и я ускоряюсь. Успеваю пробежать полпути до «катафалка» и тут цепкий захват плеча разворачивает меня на 180?.

— Стой, я сказал!

Ага, щаз-з! Резкий рывок противника на себя, уход в сторону с захватом руки, удар ладонью по уху, чтобы ошеломить, подсечка, перекат, и я уже на свободе. Ныряю в «катафалк». Поворачиваю рычаг зажигания. Нащупываю ногой педаль газа, вдавливаю ее в пол. Резкий разворот руля, и вот я уже несусь к воротам.

— ОТКРЫВАЙ ВОРОТА!!! — ору так, что сама глохну. — ОТКРЫВАЙ, ТВОЮ МАТЬ!!! ЩА СНЕСУ НАФИГ!!!

Но охрана мешкает, видит, что Энжью сидит на земле и трясет головой, приходя в себя. Да и я уже близко — открыть все равно не успеют, лишь в последний момент прыскают в стороны, спасаясь от моего тарана.

Ворота-то хлипкие, почитай турникет, обнесенный колючей проволокой. Я сбиваю его легко. Однако от удара меня подкинуло так, что челюсть клацнула и…

… — Нина!!!

— Не оглядываться! Не оглядываться! Не оглядываться! — словно мантру, шепчу я себе.

— Твою мать! — резкий толчок в спину, и я кубарем лечу под колеса «катафалка».

Мощное тело вдавливает меня в землю, заламывая руку в болевом захвате — не дернуться. Энжью рычит что-то непереводимое на своем языке: матерится, наверное. Вздергивает меня на ноги, разворачивая лицом к себе. Он очень бледный, всклокоченный и почему-то грязный, будто его мордой по земле повозили. Чем, черт возьми, они там на совещании своем занимались?!

— Нина! БРЫБРУБРЫ! Какого ГРАБРУБРЫ («суслика?» — неуверенно выдает «переговорник») происходит?! Куда ты собралась?

— Я ухожу, Колин.

— Это я уже понял. Куда, черт возьми ты собралась?

— Домой, блин, я собралась! Домой! Я ухожу, понял! — сорвалась я на крик.

— Почему? Что случилось? Тебя отзывают? Мне не поступало такого приказа.

— Да нет никакого приказа. Я сама ухожу. Не хочу быть с тобой. Я бросаю тебя, ясно? — кидаю жестокие слова ему в лицо, разворачиваюсь и ныряю в «катафалк». Но все же оборачиваюсь, смотрю на него в последний раз. Он стоит посреди двора растерянный, одинокий, несчастный, ссутулившийся, словно в один миг постаревший на десятки лет. Смотрит на меня, хмурится, собирая морщинки на лбу и не понимая, почему так произошло, за что я его так. Больно. Подло. Жалко. Сердце рвется на куски. Но по-другому никак. Потом будет еще больнее.

Стираю со щеки набежавшие слезы, поворачиваю рычаг зажигания, нащупываю ногой педаль газа, вдавливаю ее в пол. Резкий разворот руля и…

… — Нина!!!

— Не оглядываться! Не оглядываться! Не оглядываться! — словно мантру, шепчу я себе.

Громкий топот за спиной, и я ускоряюсь. Ветер холодит мокрые щеки. Мокрые? Странно. Я что, плакала?

Резкий толчок в спину опрокидывает меня на землю. Острое колено вдавливает в грязь, тут же заламывая руку в болевом захвате — не дернуться. Энжью молча вздергивает меня на ноги, перехватывая мои руки. Смотрю на него в недоумении. Он очень бледный, всклокоченный и почему-то грязный. Мертвые глаза, словно дула пистолета держат меня на прицеле.

— Пусти! — дергаюсь я, но он держит крепко, молчит. Разворачивает меня спиной к себе и, подталкивая в спину, ведет к штабу. — Пусти, говорю!

Но он только сильнее сжимает свои ледяные пальцы на моем запястье.

— Какого черта ты творишь?! — не унимаюсь я.

Я совершенно не понимаю его поведения. Откуда такая жестокость? Почему он так разъярен? Почему молчит, в конце концов?!

Энжью, не ослабляя хватки, втолкнул меня в свой кабинет, попутно рыком разогнав всех подчинённых. Протащил через всю комнату, ногой открыл дверь в спальню и швырнул меня на кровать.

Щелкнул замок запираемой двери, и я осталась один на один с разъяренным зверем.

— Теперь поговорим, — хрипло прошептал он.

— О чем, черт возьми, ты хочешь поговорить? О своей грубости? — я соскочила с койки, вытянулась перед ним во весь свой мышиный рост, грозная до жути. — Что случилось? Почему ты вообще напал на меня?! Из-за того, что я под дверью послушала? Тебе не кажется, что это слишком?

— Прекрати, — резко оборвал меня он. — Объясни, почему ты меня бросаешь?

— Что?! Откуда… Как ты узнал?! — сказать, что я в шоке — ни сказать ничего. Как он вообще мог узнать об этом, если я сама решилась на побег только сегодня утром? Мысли мои прочитал, когда я в щелку его кабинета подглядывала? Телепат? Да ну, нет! Что за бред!

И тут я вспомнила тот насмешивший всех донос, что на Зоране члены королевской семьи имеют сверхспособности, но какие именно — не знает никто. Так что, выходит, он и правда телепат? Ох, ты ж, боженьки!

И тут опять я вспомнила эпизод недельной давности, здесь в спальне, когда я с ума сходила, мечтая, чтобы он наконец-то меня поцеловал и… все остальное. И он понял тогда чего я хочу!

Точно телепат! Как же теперь быть? Что же делать? Что делать-то, говорю?!

— Объясни мне, почему ты решила уйти? — вновь повторил свой вопрос Энжью, сжимая кулаки. — Что не так? Я чем-то обидел тебя? Чего-то не сказал? Не дал? Не сделал? Я не знаю ваших традиций, возможно, я что-то упустил. Если так, то это не со зла, пойми. Объясни мне в чем моя вина, и я исправлю это!

Он подошел вплотную, коснулся ледяными пальцами моей щеки, убирая за ухо выбившуюся из хвоста прядку. Рука его заметно подрагивала.

— Ты ни в чем не виноват, — я перехватила его руку, прижала к щеке, накрыла своей ладонью. Какая она у него холодная! Почему дрожит? Взяла его вторую руку, разжала кулак, спрятала его ледяные пальцы в своих ладонях, прижалась к ним губами, согревая дыханием. — Наоборот. Ты очень милый, добрый, заботливый. Ты — самый лучший! Лучше всех, кого я когда-либо знала на всем белом свете. Поэтому я должна уйти.

— Не понимаю… — нахмурился он, и я заметила у него на лбу мелкие бисеринки испарины.

— Ты настолько хорош, что не любить тебя невозможно. А я уже не могу прожить без тебя ни дня! Но что потом? Что нас ждет? У нас нет будущего. Я гражданка Конфедерации, чужая здесь для всех. К тому же работаю на разведку. А в разведке отставок не дают, по крайней мере по собственному желанию. Я здесь пока я вам нужна. Пока длится эта ваша гражданская война. Сколько? Месяц? Два? Полгода? Год? А что потом? Потом меня отзовут, и я вынуждена буду вернуться, оставив тебя здесь, — и пока я говорила, едва сдерживая слезы, Колин хмурился все сильнее, сжимая побелевшие губы. — А ты? Ты подданный императора. В тебе течет королевская кровь. Разве может быть с тобой такая плебейка, как я? Но даже не в этом суть. Ты не рядовой солдат, ты главнокомандующий восточным фронтом. Ты не можешь жениться на мне — таков ваш закон. Мы никогда не сможем стать полноценной семьей, жить не таясь, завести детей.

Я потянулась и осторожно коснулась его щеки кончиками пальцев, кожа под ними оказалось совсем холодной. Теперь у него дрожали не только руки, его самого уже слегка познабливало.

— Я хочу быть с тобой, Колин. Я хочу жить с тобой, любить тебя, рожать тебе малышей, но я не могу не думать о будущем, которого у нас нет. Мне уже сейчас больно расставаться с тобой, а что будет через месяц? Через год?

— Никто не знает, что ждет нас через месяц или через год, — прошептал он, едва шевеля посиневшими губами. — Возможно у нас с тобой не будет и завтра. Поэтому так важен каждый миг вместе.

Он склонился ко мне, обжигая мой лоб ледяным поцелуем.

— И я хочу, чтобы этот каждый миг моей жизни был с тобой. Сколько нам осталось? Минута? Пять? А если повезет, то и месяц. Целый месяц, минута за минутой я буду любить тебя, жить тобой, думать только о тебе. Не лишай меня этого, прошу. Позволь мне прожить с тобой эту минуту. А о будущем подумаем тогда, когда оно настанет.

Я тихо всхлипнула, прижимаясь к нему сильнее, обхватила руками, пытаясь унять его дрожь. Прижала голову к груди, слушая стук его сердца. Рваный, неравномерный, то затихающий, то ускоряющий свой ритм. Мне это очень не понравилось. Я подняла голову, вглядываясь в его бледное лицо и закрытые глаза, и тут что-то теплое плюхнулось мне на лоб. Отерла его рукой, увидела бурые разводы и ахнула.

— Кровь! Опять?

— Откат, — прошептал непонятное Его Светлость и стал заваливаться назад.

С трудом удержала его мощное тело, не дав ему рухнуть мешком на пол. Кое как уложила на доски, стянула с кровати подушку, подпихнула ему под голову. Как остановить ему кровь — я знала, а вот что делать с этим самым «откатом» — понятия не имела.

— Какого, блин, черта?! Какой еще «откат»? Что мне делать?!

— В кармане… В сердце… — прошептал он чуть слышно, и провалился в беспамятство.

— В кармане. В кармане, — я зашарила руками по карманам кителя. Левый — ничего. Правый — ничего. — В каком, блин, кармане???

Ах, ты ж, черт! Есть же еще потайной. Я быстро ощупала руками его грудь и действительно обнаружила что-то продолговатой формы. Схватилась за пуговицы кителя, негнущимися от страха пальцами начала расстегивать их одну за другой. Ну почему они все такие тугие и скользкие! Так достаточно. Запустила руку за пазуху, нащупывая карман. Выдернула на свет жестяную коробочку. Повертела, пытаясь понять, как вообще это открывается, нашла защелку, дернула. В коробочке обнаружила стеклянный шприц и ампулу с неизвестным препаратом. Быстро насадила иглу на шприц. Разломила ампулу. Набрала препарат в шприц. Спустила воздух. Так, что теперь? Энжью сказал — в сердце. Значит, в сердце! Распахнула побольше китель. Рванула полы рубашки. Ощупала грудь, выбирая место и с силой всадила туда иглу. Надавила на поршень. Так, все. Отбросила шприц в сторону. Он жалобно звякнул, разбиваясь. Плевать. Новый найду. Потерла лицо руками, выдыхая напряжение и подавляя панику. От страха сердце грохотало прямо в ушах. Теперь осталось только ждать, а это невыносимо.

— Ну же! Давай уже, очнись! — но мужчина все также не приходил в себя. Я всхлипнула, утерла со щек дорожки слез и положила голову ему на грудь. Аритмия прекратилась, но дыхание едва прослушивалось. Надо было бы встать, укрыть его пледом, но я так и осталась лежать на полу, прижавшись к его груди, не замечая, как слезы медленно скатываются мне под щеку.

Кажется, от пережитого ужаса я совсем онемела и потеряла чувствительность, потому что не сразу заметила, что его рука тихонько гладит меня по голове. А когда почувствовала, вскинулась, увидела его слабую улыбку и вдруг заревела в голос, поддавшись накатившей истерике. Ревела долго и со вкусом. Утирала слезы, смотрела на любимое лицо и начинала все с начала. А он все гладил меня по голове и шептал:

— Не уходи. Не бросай меня. Прошу. Не уходи…

И я не ушла, видит бог! Прожила с ним каждую минуту этого дня, и следующего, и еще, и еще…

Этой ночью сон будто нарочно избегал меня. На какой бы бок я не повернулась, в голове тут же начинала настойчиво свербеть одна и та же тревожная мысль.

Все не давали мне покоя эти странные «откаты» Его Светлости с ознобом, кровотечением и потерей сознания. И главное, не было никаких предвестников начинающегося приступа. А значит и наступить он может совершенно внезапно, а я опять буду к нему не готова!

— Колин! — тишина.

— Ваша Светлость! — толкнула я его в бок. — Ты спишь?

— Сплю.

— Не спи!

— Эх, — тяжело вздохнул он. — Все равно сплю.

— Я понимаю, ты устал, хочешь спать, но я должна знать!

— Успокойся. У меня с ней ничего не было, — пробормотал он сонно и плотнее придвинул к себе под бок мою тушку.

— С кем?

— А ты о ком?

— Ну теперь уже и сама не знаю.

— Тогда тем более спи.

— Нет, я должна знать!

— Может утром узнаешь?

— Нет! Я уже извелась вся, спать не могу!

— Фух! — выдохнул он и откатился на спину. Подтянулся повыше, облокачиваясь спиной о спинку кровати и потер ладонями заспанное лицо. — Ясно.

— Пойми, а вдруг это важно?! Ведь этот приступ может случиться с тобой в любую минуту! Может тебе нужна срочная помощь или госпитализация?!

— Какой приступ? — нахмурился он.

— Ну этот твой «откат». Кровотечение, судороги, потеря сознания. Может быть это болезнь какая-то страшная, а ты и не знаешь? Вдруг это случится с тобой прямо сейчас? — и я кинулась щупать его хмурый лоб и прикладывать ухо к груди, считая удары сердца.

— Если ты сдвинешься еще немного ниже, то прямо сейчас у нас с тобой случится спонтанный секс, — пророкотал он, и стал шутливо подталкивать мою голову к своему прикрытому одеялом паху.

— Да ну тебя! — вскинулась я. — Я же серьезно переживаю за тебя. Вдруг ты серьезно болен?

— Да не какая это не болезнь, — вздохнув, заявил он, и подтянув меня к себе поближе, пристроил мою голову себе на плечо.

— А что же?

— Это расплата.

— За что? — опять подняла я свою лохматую голову.

— А это уже военная тайна! — он чмокнул меня в нос и опять прижал к себе.

— Да я же серьезно, а ты все шуточки шутишь! — обиделась я и начала отползать в сторону.

— И я серьезно, — не дал он мне далеко уйти, и обхватив ладонями мое лицо, посмотрел в глаза. — Если ты кому-нибудь скажешь об этом, мне придется тебя убить.

Я удивлённо вскинула брови: он что, серьезно? Походу, да. У меня аж мороз по коже прошелся, представив, что он это сделает. И ведь сделает же! А так ли уж важно мне знать эту его тайну?

— Потому что это не только моя тайна, эта тайна государственной важности, и от нее зависят жизни многих людей, — его ладони плавно скользнули по моим плечам вниз до кончиков пальцев, и легонько сжали их.

— Пусть так. Я понимаю. Но если от этого зависит и твоя жизнь, то я должна знать. Чтобы, случись это вновь, я смогла бы все предотвратить.

— А это не от тебя зависит, — Колин поднял мои ладони к своему лицу и нежно поцеловал каждый пальчик.

— А от кого? От тебя?

— Угу, — буркнул он и, спустившись на подушку, притянул меня себе на грудь. — Я знаю, до вас неоднократно доходили слухи о том, что на Зоране члены королевской семьи обладают невероятными сверхспособностями. Я прав?

— Пф-ф! — фыркнула я. — Так это же сказки!

— Если бы! Но нет. Это действительно так, — я недоверчиво уставилась в его глаза. — Но у каждого человека они уникальны.

— То есть твоя сверхспособность — это устраивать по желанию этот самый «откат»?

Его глаза вдруг изумленно распахнулись, и он засмеялся. Искренне так, хорошо. А когда успокоился сказал:

— Моя сверхспособность — возвращать время.

— Чего?!

— Помнишь ту ночь, когда ты пришла ко мне в кабинет с бутылкой вина и пыталась меня соблазнить?

— Ну, было дело. Шла я с такими намерениями, да, но тебе было так плохо из-за контузии, что пришлось тебя срочно лечить, а не соблазнять.

— Это было следствие отката. В ту ночь мне дважды пришлось возвращать твое время.

— Эм… Как?.. Зачем?

— В первый раз я не совсем понял твои намерения и потому был нерешителен, сдержан — и ты ушла. Во второй, наоборот, был слишком настойчив и испугал тебя — и ты опять ушла. А потом наступил откат.

А я вдруг вспомнила то мощнейшее чувство дежавю, что накрыло меня тогда в его кабинете при взгляде на исчерканную карту.

— Так, погоди! Ты не разыгрываешь меня? — я решительно вырвалась из его объятий и уселась на кровати, поджав ноги и нервно комкая простыню на груди. — Так это что, правда?! То есть ты правда можешь менять время?! Ты серьезно?! Что, правда?! Честно-честно?! Не врешь?! Точно?!

Вау! Нет, не так… ВАУ!!! ОХРЕНЕТЬ!!! ВОТ ЭТО ВЕЩЬ!!! ВОТ ЭТО ВОЗМОЖНОСТИ!!!

— Да с такими возможностями столько всего можно сделать! Это же считай всю жизнь прожить заново! Сколько ошибок можно исправить! Прикинь, не сдал нормативку, отыграл все назад и вуаля! Или завалил экзамен… или кошка любимая под машину попала, а ты хоп! и спас ее в последний момент, — в голове бурлило еще множество восхитительных идей, как можно еще использовать такие невероятные способности, но… (всегда и везде есть это «НО» — это классика жанра, если все просто круто и замечательно, то всегда в этой бочке меда найдется ложка дегтя!), — А как часто можно вот так вот поворачивать время?

— Да сколько угодно…

ВА-А-А-У!!!

— …пока не помрешь от отката.

Упс. (Ну, я же говорила!)

— Так, — захлопала я ресницами, спускаясь с небес на землю, — то есть этот твой последний откат, когда ты чуть коньки не отбросил…

— Что не отбросил? — переспросил он. Видимо у них в языке нет такого понятия.

— …когда ты чуть не умер, — перефразировала я, — ты тоже менял время?

— Это когда ты сбежать от меня хотела?

«Угу-угу», — закивала я головой. — И сколько раз?

— Не помню. Раза три или четыре.

— Ого! Видимо я была решительно настроена.

— Не то слово! По уху мне дала.

— Серьезно? А я-то все голову ломала чего ты такой грязный и злой, и откуда про мой побег узнал! Я же никому не говорила про это, вообще спонтанно все вышло. Подумала, ты телепат.

Он засмеялся и щелкнул меня по носу. А я вдруг вспомнила в каком состоянии он тогда находился, и сердечко ёкнуло, сжимаясь от боли. Это же все была моя вина. За что я так с ним?

— И зачем ты так мучаешься со мной? — задала я риторический вопрос.

— Чтобы ты была рядом, — все же ответил он, и запустив пальцы мне в волосы, потянулся ко мне. Его губы коснулись век, спустились по щеке, поцеловали уголок рта, затем вверх на висок, и замерли там. — Только это важно. Остальное переживем.

Я молчала, прижималась к нему, гладила по спине и думала о том, чем мы готовы жертвовать ради других. Это только в книжках и кино все слишком из себя «героические» герои легко расстаются со своей жизнью, спасая группку незнакомых людей, а в реале и бутерброд зажилим, лишь бы другим не достался. А я бы вот так смогла бы, как он? Ради него? Наверное, да, будь у меня такие же сверхспособности.

— Слушай, а твой отец тоже может возвращать время? У вас эти способности по наследству передаются?

— Способности передаются по крови, все потомки, в ком течет императорская кровь, имеют какие-либо способности, но чем меньше доля крови, тем реже они проявляются. К слову, у наших с тобой детей они могут проявиться пятьдесят на пятьдесят. Но что это будут за способности, может знать только император. Это его отличие от нас, сила его власти. Я не знаю, какими способностями обладает мой отец, он не знает о моих. Это запретная тема. Только император Кримп знает о нас все. Знает, как воздействовать на нас и как блокировать наши возможности.

— Но почему так? Зачем вы скрываете это друг от друга?

— Потому что это приведет к междоусобной войне. Так уже было на заре становления государства. Много тысяч лет назад. Ведь наши сверхспособности — это, по сути, мутация, завязанная на определенном гене в крови. Когда-то давным-давно такой вот мутант пришел к власти, с помощью своих способностей уничтожил всех своих соперников и основал императорскую династию. Его дети унаследовали его ген, и обладая сверхсилами, едва не перебили друг друга, стремясь подмять под себя земли братьев. Смутное время. Тяжелое. Оно отбросило нас в развитии на тысячу лет назад. Сжигались целые селения, города, области. Брат убивал брата, вырезая под корень всю его семью. И так длилось многие и многие поколения, пока один умный человек не научился управлять этим геном. Он нашел способ блокировать его. И сейчас только император обладает этим знанием. Он единственный, кто может блокировать наши способности по отношению друг к другу. Мы не видим, какими силами обладает другой носитель гена, и не можем воздействовать на него своими возможностями. Мы не видим слабых и сильных сторон оппонента, не можем создать коалиции против других. Это значительно снижает агрессивность, — Колин отстранился и серьезно посмотрел мне в глаза. — На разглашение этой информации у нас наложено вето. То есть, по сути, сейчас я подписал нам с тобой смертный приговор. Ты понимаешь меня?

Он дождался моего кивка и добавил:

— Если ты не уверена, что сможешь держать это в себе и не проболтаться ненароком, или не готова к этому знанию, оно вызывает дискомфорт или пугает тебя, я могу сейчас просто перевести стрелки назад, будто бы этого разговора у нас с тобой не было. Так как?

Я замотала головой, прекрасно осознавая всю долю ответственности, что он возложил на меня, и испытала безмерную благодарность за его доверие ко мне. Не это ли то самое главное, что связывает двух людей, заставляя их более бережно относится друг к другу? Разве не за это мы любим и ценим друг друга?

— Единственный человек, о чьих способностях мне известно, — продолжил тем временем Колин, — это Бриан Слейко, лидер повстанцев. Император сам раскрыл нам его возможности, чтобы мы могли наиболее эффективно бороться с ним. Однако что-то не очень у нас получается. Два года уже воюем, да только линию фронта двигаем туда-сюда на пару километров.

— А какие у Бриана способности? — спросила я и засомневалась, а можно ли мне об этом знать.

— Он может проходить сквозь предметы. Любые предметы. Металл, стекло, камень, ткань, дерево.

— Вот это ж ни фига себе! Это ж какие возможности! Да его же ни одна тюрьма не удержит!

— Возможно, у него и есть уязвимое место, но нам о нем ничего не известно. Возможно, его можно убить прямым попаданием в сердце или отрезав ему голову, например, но до него же еще нужно добраться. Он постоянно меняет место своей дислокации.

Ну да, им-то еще ничего не известно о ковровой бомбардировке, об ядерном взрыве, о биологическом оружии массового поражения, о планетарной бомбе и многих других эффективных способах убийства. А я даже и заикаться об этих вещах не буду.

— А вот мне все-таки интересно, — сменила я тему, — а если этот ваш ген подсадить простому человеку, сможет ли он развить в себе сверхспособности?

— Я не понимаю, как это «подсадить» ген?

— Ну с помощью генной инженерии. Это операция такая.

— У вас в Конфедерации такое могут?

— У нас там много что могут, и почку новую вырастить, и человека клонировать, и овцу с двумя головами.

— Зачем ей две головы?

— Мутант!

— Хм. Ясно. Ну на счет подсадить ген и будут ли способности, я ничего сказать не могу. У нас он передается естественным, так сказать, путем, — заключил он и поцеловал меня в ушко. Потом шейку. Потом плечико, ключицу и спустился на грудь. — Кстати, на счет детей. Мы давно уже вместе, и… Как ты себя чувствуешь?

— Эм… Оу… Ты хочешь спросить, не беременна ли я?

— Очень хочу, — мне показалось это прозвучало как-то двусмысленно, нет?

— Не переживай! — успокоила я его. — У меня блок стоит на пять лет. Он нарушает фертильность и подавляет менструальный цикл. У нас с тобой впереди еще два года безопасного секса.

— Ясно, — сухо сказал он, вновь целуя мне шейку и чуть прикусывая плечо. — Ну если нет детей, то может пока потренируемся их делать?

Тренироваться — это я всегда! Тренироваться я люблю…

Вечером я подловила Энжью на тренировочной площадке (он там с ребятами по траве катался, примерно как мы с ним в деревеньке заброшенной в палисадничке) и долго любовалась красивыми мужскими телами. Ну и пару приемчиков подглядела, тут же отработав их на манекенах. А когда все разошлись, подхватила Его Светлость под локоток и уволокла в дальний угол за сараи. Не целоваться, нет! Мне все покоя не давали его способности менять время.

— Как ты себя чувствуешь? — зашла я издалека.

— К чему этот вопрос? — удивленно заломил он бровь.

— Может, ты устал, или у тебя болит что-нибудь?

— Ты сомневаешься в моей выносливости, девочка? — сграбастав меня за талию, он прижал меня к своему обнаженному торсу.

— То есть чувствуешь ты себя прекрасно? — не унималась я, скользя ладонями по его груди.

— Так, что ты задумала? — строго спросил он.

— Я понимаю, что я наглая, настырная и приставучая особа, — запела я, выкручиваясь ужом из его крепких объятий, — но я должна знать, как ты это делаешь! Я понимаю, что это уже тянет не только на расстрел, но и на четвертование, но давай ты мне сначала покажешь, а потом убьешь, а? А то вдруг меня казнят уже завтра, а я так и не узнаю, как ты это делаешь!

— Хм, — нахмурился он, и огляделся по сторонам, — давай попробуем так…

Взял меня за руку и потащил к двери склада. Дернул дверцу, срывая хлипкий замочек, и зашел внутрь. Осмотрел помещение, нашел какую-то грязную тряпку и стал прилаживать ее мне на голову.

— Это еще зачем? — возмущенно отмахнулась я.

— Для чистоты эксперимента. Не мешай!

Сделав свое грязное дело, от отошел от меня на шаг, полюбовался долю секунды, потом посмотрел на свои огромные наручные часы, подкрутил там стрелки и…

Я продолжала стоять посередине сарая, ожидая непонятно чего.

И тут дверь распахнулась, и вошел Колин. Глянул на меня и, усмехнувшись, сказал:

— Миленький у тебя головной убор. Ты зачем эту тряпку на голову натянула?

— Какую тряпку? — подняла я руку, сдернула с головы грязную ветошь и брезгливо отшвырнула в сторону. — Фу, гадость какая! Как она вообще у меня на голове оказалась?!

— А ты помнишь, зачем мы вообще сюда пришли?

— Ну, ты мне показать хотел, как ты время поворачиваешь вспять.

— И как, показал?

— Наверно. Я не знаю.

— Что ты помнишь из последних минут?

— Эм, я попросила тебя показать мне, как ты умеешь возвращать время. Мы зашли в этот сарай. Ты сказал «жди здесь» и ушел.

— Я точно это сказал?

— Но ты же ушел! Зачем-то оставил меня здесь одну. И я ждала. Значит, сказал «жди здесь».

— А я точно уходил?

— Но я же стояла в сарае одна! Значит, ты ушел. Разве не логично? А ты сам не помнишь, что ли?

— В том то и дело, что нет. Если я возвращаю время относительно себя, то все события последних минут для меня пропадают, будто их никогда и не было.

— Но для меня время не менялось! Значит, я должна все помнить. Ты сказал мне «жди здесь» и ушел. Потом зашел и сказал, какой у меня миленький головной убор.

— Кстати, ты зачем эту тряпку на голову надела?

— Да фиг его знает! Наверно, для чистоты эксперимента.

— Ты помнишь, как ее надевала? Показать можешь? — и он протянул мне ветошь. Я посмотрела на нее брезгливо, взяла за кончик двумя пальчиками и задумалась, пытаясь вспомнить.

— Скажи мне, ты вообще по собственному желанию надела бы эту тряпку себе на голову?

— Да ни за что! — отшвырнула я несчастную тряпицу прочь.

— Вот и мне так кажется. Скорее всего, эту тряпку тебе на голову повязал я.

— А потом сказал «жди меня здесь» и ушел.

— Не уверен. По-моему, я вообще ничего не говорил и не уходил.

— Почему ты так думаешь? — я придирчиво осмотрела свои руки на наличие грязи и на всякий случай отерла их о штаны.

— Потому что если бы мы проводили эксперимент, то я бы поступил следующим образом: повязал бы тебе тряпку, и ничего не говоря, открутил бы время назад.

— Но я же стояла в сарае одна! И ждала тебя. С тряпкой на голове. Значит, ты сказал мне стоять и ждать с тряпкой на голове. Как еще все это можно разумно объяснить?!

— В том-то и дело, что твой разум ищет логичные объяснения случившемуся, и достраивает вымышленные, но наиболее вероятные события в образовавшиеся пробелы. Да, время я менял относительно себя, поэтому-то меня и перенесло в другое место, туда, где я был на тот момент времени. Но поскольку мое перемещение косвенно касалось и тебя, то твой разум построил свой сценарий событий, который тебе кажется наиболее логичным и вероятным.

— А куда тебя перенесло? Какая у тебя была версия реальности?

— Пойдем, — взяв меня за руку, мы вышли из сарая и остановились за углом. — Мы стояли здесь.

— Да.

— Потом ты пошла в сарай. Я пошел следом. Но когда вошел, то увидел тебя с тряпкой на голове и удивился.

— Мда, дела… — я взяла его под руку, и мы неспешным шагом направились к полигону за его одеждой.

— По молодости я много экспериментировал со временем. Поэтому могу точно сказать, что доверять нужно прежде всего своей интуиции. Если для тебя не типично обвязывать голову грязной тряпкой, значит, ты этого скорее всего не делала. Но если ты все же обвязываешь грязной тряпкой голову, то всегда делаешь это определенным образом, определенными движениями, и завязываешь зачастую определенным узлом, эти движения для тебя привычны, тогда твое тело само должно помнить их и повторять на автомате. Но, поскольку ты не носишь на голове тряпку и не завязываешь ее определенным узлом, твое тело не смогло этого вспомнить и повторить, то можно сделать вывод, что ты не надевала тряпку на голову — это сделал я.

Время — вообще понятие относительное. Иногда нам кажется, оно тянется бесконечно долго, а иной раз не успеешь оглянуться, а уже ночь за окном.

— То есть получается, если я вышла из комнаты в двенадцать часов и провела у тебя полчаса, а потом ты открутил мое время обратно, то у тебя и у меня время на часах будет двенадцать тридцать?

— Да. На наших часах оно не изменится, как шло, так и идет дальше. Просто ты будешь думать, что вышла из комнаты не в двенадцать, а в двенадцать тридцать. Твой разум подстроится под новую реальность и выстроит новую цепочку вероятных событий.

— А если вернуть время не на час, а на день или два?

— Это уже гораздо сложнее. В этом случае придется изменить слишком много взаимосвязанных между собой факторов. И перекроить реальности гораздо большего числа людей, что были во взаимодействии с тобой в этот период времени. Боюсь, откат при данных обстоятельствах станет для меня летальным.

— Значит, чем больше период открученного назад времени и чем чаще ты это делаешь, тем сильнее бьет по тебе откат?

— Верно, — грустно улыбнулся он.

— А как же память? — все не унималась я. — Почему ты не помнишь, как все было? Почему тогда в комнате, возвращая время раз за разом, ты помнил все прошлые события, а сейчас забыл?

— Потому что сейчас я возвращал свое время и перекраивал свою версию событий, поэтому все старое стерлось из моей памяти. Ведь по сути этого прошлого у меня и не было. А когда я возвращаю чужое время, это не касается моей памяти, моя реальность не меняется, потому что Я управляю этим процессом. Реальность меняется только для другого человека. А я являюсь, как бы это сказать… «хозяином» его времени.

И так это пафосно прозвучало, что я хихикнула, и, сделав книксен, воскликнула:

— О, великий и могучий Повелитель времени, позвольте задать вам еще один маленький вопросик?

— Задавай, — великодушно разрешил он и усмехнулся мне одним уголком губ.

— Скажите пожалуйста, а вам для этого процесса обязательно нужны часы?

— Любой прибор, отмеряющий время. Но часы со стрелкой удобнее всего, — и он продемонстрировал мне свои наградные «куранты» на запястье. — Время возвращают не часы, а я, примерно представляя, в какой момент прошлого я бы хотел вернуться. А часы позволяют более точно определить этот отрезок времени.

— А если у тебя нет часов? Если их украли? Сломали? А если тебе руки связали, и ты не можешь открутить стрелки?

— А на эти «если» я отвечать не подряжался, — и, схватив меня за руку, прижал к себе, целуя волосы.

— Ну, а все же, — запрокинув голову, не сдавалась я, — если у тебя нет под рукой часов, как тогда?

— Тогда я создам их сам. Из капель воды, из мелкой гальки, из крупинок песка… — его глаза притягивали меня как магнит, я потянулась к нему, поднимаясь все выше и выше на носочки. Я обхватила его руками за шею, вынуждая склониться ко мне еще ниже, я тонула во тьме его глаз, завороженная его тихим голосом, — из взмахов ресниц, из биения пульса, из ударов сердца… дыхания…

А потом наши губы встретились, и весь мир провалился в бездну.