Новая куртка, недавно купленная Катей, была предметом Ванечкиной гордости, но в то же время и мучений. Дело в том, что она была украшена яркой аппликацией Микки Мауса, однако портрет этого симпатичного персонажа располагался почему-то на спине. И Ванечка постоянно вертел на ходу головой, пытаясь заглянуть себе через плечо. А потому часто спотыкался и падал.
— Под ноги смотри, нос расквасишь, — бурчал Сергей, как только Ванечка поворачивал голову к плечу.
Но сегодня он не одергивал мальчика: пусть Микки Маус отвлекает его. Все лучше, чем Ванечкин вопрос: куда это мы идем?
Проще и ближе всего было бы отвести его домой, покормить и уложить спать в спокойной, привычной ему обстановке. Ничего себе — «спокойная обстановка». Катина квартира наверняка уже опечатана.
Злосчастная сумка с документами! Не останься она на месте преступления, Грачев отвез бы Ванечку к себе. Там, в его холостяцком жилище, мальчик всегда себя чувствует свободно и вольготно. Мебели у Сергея немного, и можно устраивать шумные игры с беготней и кувырканием, не боясь что-то разбить или поцарапать. Сергей мечтал обзавестись собственным компьютером, да руки так и не дошли до этого, так что ценностей в его норе — никаких. Хочешь — становись индейцем, хочешь — устраивай охоту на диких барсов, а надоест — превращай комнату в космический корабль, с перегрузками, невесомостью и сталкивайся, коли возникнет необходимость, со встречными метеоритами.
Но сумка…
В квартире наверняка уже произвели обыск, и сейчас вооруженный наряд милиции поджидает хозяина. Хозяина-преступника, грабителя и убийцу, не знающего ни стыда, ни жалости. Убийцу, который так ошалел от своего грязного дела, что даже оставил в распоряжении стражей закона паспорт. А в нем, черным по белому — место прописки.
Нет, дорога домой теперь заказана.
Ванечка оставил в покое Микки Мауса.
— Сережа, а мы куда?
— Куда глаза глядят. Гуляем пока.
— А куда твои глаза глядят?
— Да так… Вперед.
— Просто та-ак? — разочарованно протянул мальчик. — Ну не-ет. Это неинтересно, Тараканище.
— А куда интересно, рыжий?
— В «Детский мир», усатый!
Сергей поежился:
— Там я уже сегодня был.
Ваня деловито спросил:
— Ну, и что там продавалось?
— Да ерунда одна. Маска была, резиновая.
— С клыками?
— С клыками.
— И ты не купил?
— Да она… дорогая.
— А-а, — понимающе протянул Ваня. Он хорошо знал это слово: «дорого». Катя всегда еле дотягивала до зарплаты, часто влезала в долги. Лишь в последнее время, когда устроилась в обменный пункт, они стали жить получше. Но все равно впритык. Но хоть еда и одежда Ванечке уже не составляли неодолимой проблемы. И как бы символом новой, безбедной жизни была вот эта куртка с ярким Микки Маусом на спине.
Екатерина радовалась новой, случайно подвернувшейся работе:
— Вот уж повезло так повезло! Теперь заживем!
Вот тебе и «зажили». Вот тебе и «повезло». Как же это так, Катя, Катенька?
Сергею хотелось завыть, запричитать, как причитают деревенские бабы: на кого же ты Ванюшеньку остави-ла-а?!
И вдруг показалось, что в ответ прошелестело — не то во встречном ветерке, не то в шуме автомобильных покрышек: «На тебя, Сережа. На кого же еще?»
И вправду: больше не на кого. Ни родственников, ни близких в Москве у Кати нет.
Постойте-постойте… Как это — нет?
А Катин жених, Юрий Варламов?
Он ведь Ванечку усыновить хотел. Человек он положительный, спокойный, о мальчике позаботиться сумеет. По крайней мере, первое время, пока…
Пока Сергей вынужден будет скрываться. А скрываться придется, это несомненно. И вновь объявиться можно будет лишь тогда, когда разыщут настоящих преступников.
А разыщут ли их, настоящих? И вообще, станут ли их искать? Ведь в руках у милиции только одна-единственная ниточка, которая ведет к нему, Сергею Грачеву. И все, конечно же, уверены, что именно он и есть самый настоящий преступник.
Ладно, поживем — увидим. Сейчас необходимо решить ближайшую, самую насущную задачу: пристроить ребенка.
— А давай-ка, рыжий ты мой Таракашечка, махнем в гости к дяде Юре. Согласен?
— Ес, оф кос, — тут же перестроился на английский язык Ваня. — Дядя Юра накормит нас ананасом. Вместо ужина.
— Почему ты так решил?
— Знаю, — уверенно заявил Ваня. — У него целый склад ананасов. Ему их девать некуда.
Это была особая история, приводившая Катю в восторг. Снова и снова пересказывала она ее Сергею: «Юрик такой внимательный! Когда мы только познакомились, я ему сказала, что с детства не пробовала ананасов. Случайно обмолвилась. А он, представь себе, запомнил! И с тех пор в каждый свой приход приносит по ананасу. Каждый раз, ты представляешь?»
Зеленые верхушки от съеденных тропических фруктов Катя не выбрасывала. Она сажала обрезки-пальмочки в баночки с водой, как луковицы, и они всем на удивление давали корни. Весь подоконник в кухне Семеновых был уставлен этой редкостной рассадой.
— Говорят, через пятнадцать лет на стебле созреет новый плод, — торжествовала Катя, заботливо подливая воду в банки.
— Всего каких-нибудь пятнадцать лет, это же рукой подать, — поддразнивал ее Сергей.
— А что, — не обижалась Екатерина. — Как раз к Ванькиной свадьбе. Во стол будет!
— К тому времени у тебя не то что на стол — целая плантация будет.
— Вот и хорошо. Открою магазин.
— Возьмешь меня продавцом?
— Разве что грузчиком.
— А зарплата?
— Да уж побольше накину, чем в твоем НИИ.
Катя-Катюша, добрая рыжая девчонка. Не пировать тебе на Ванечкиной свадьбе. Да и на своей тоже.
Вот проблема: сообщать Варламову о Катиной гибели или нет? С одной стороны, жених, конечно, должен узнать обо всем сразу же и из первых уст. С другой — а вдруг он проболтается ребенку? Или, чего доброго, раскиснет, впадет в транс. Или ринется в милицию. Или в морг — чтобы увидеть Катю, попрощаться с ней.
Лучше, наверное, не говорить. Придет время, сам узнает. А, собственно, от кого? Они ведь не зарегистрированы, и юридически он Кате никто. Посторонний человек. И следователям, которые поведут дело, не придет в голову с ним связаться.
Скорей всего, его просветят сердобольные Катины соседи, когда ничего не подозревающий, полный предсвадебных надежд жених будет тщетно давить кнопку звонка, держа под мышкой очередной ананас. И лишь потом заметит, что дверь квартиры Семеновых — опечатана.
Сергей представил себе, как вспыхнут в смятении серые глаза Юрия, обычно такие надменно-холодные. Ему стало жаль этого человека, овдовевшего прежде женитьбы. Хотя жалеть-то, конечно, стоило в первую очередь себя…
И все же: рассказывать Варламову о трагедии или не рассказывать? Сергей так и не решил, какой вариант лучше.
Ванечка оборвал его размышления, дернул за рукав.
— Усатый, а усатый! Чего молчишь? Петь давай!
Что ж, петь так петь. Как говорится, легко на сердце от песни веселой. А на сердце ох как тяжело…
И они заголосили вразнобой — это у них называлось «на два голоса»:
Ехали медведи
На велосипеде.
А за ними кот
Задом наперед.
А за ним комарики
На воздушном шарике.
Зайчики в трамвайчике,
Жаба на метле…
— Ну а мы-то с тобой на чем поедем? — прервал пение Сергей, испугавшись, что они обращают на себя внимание прохожих.
Прохожие действительно оборачивались им вслед — но добрыми, посветлевшими лицами. Думали, наверное: как хорошо, когда отец и сын дружны. Если бы они знали, что с сегодняшнего дня у этого горластого малыша нет не только отца, но и матери. Теперь он круглый сирота. Сирота.
— А мы поедем на метро, — сказал Ваня. — С пересадкой. Сережа, дашь мне опустить твой жетончик? А то меня так пропускают, бесплатно. — Он обиженно засопел. — Говорят, еще маленький. А я хочу с жетончиком, там тогда огонек зажигается.
— Да у меня проездной. Ну ладно, куплю тебе жетон. Эх, мне бы твои заботы, рыжий.
— А я знаю, до какой нам станции. «Перово». Мама говорит, это от слова перо. Перо жар-птицы, птицы счастья. Когда мы к дяде Юре ехали, она всю дорогу пела: «Выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня…».
Ванечка так и пел всю дорогу до станции «Перово». Ему было хорошо. Он предвкушал ананасный ужин.
Сергей же втягивал голову в плечи каждый раз, когда на платформе появлялся человек в милицейской форме.
Но вот, слава Богу, добрались. Вышли наружу, опять в спасительную темноту.
— Нам туда, от универсама через сквер, — указал дорогу Ваня.
Сквер — это хорошо. Под деревьями спокойнее. И темнее.
Свернули к длинному красному дому. Пока поднимались в лифте на шестой этаж, Ванюша распет вал: ананасы, ананасы…
Потом звонили в стальную дверь с фигурным глазком, обитую красной клеенкой. Никто не отзывался. Они по очереди прикладывали ухо к обивке, прислушивались. Но разве сквозь такую бронированную громадину что-нибудь услышишь?
Потом стучали. Потом колотили по двери ногами. Но мягкая обивка заглушала звуки.
— Спит дядя Юра, что ли? — расстроился Ваня. Ананасы, можно сказать, уплывали у него из-под носа.
Срывались и планы Сергея. Хотя, собственно говоря, конкретных планов никаких не было. Думал, сдаст мальчика с рук на руки Юрию и уж тогда… Но перепоручить ребенка оказалось некому.
Видимо, толстая дверь все же поглощала звуки не полностью, потому что из соседней квартиры высунулась голова недовольной тетки:
— Чего расхулиганились? Думаете, хозяина нет, так можно двери ломать? А я вот милицию счас…
Заметила маленького мальчика, помягчела: сообразила, что грабители с детьми на дело не ходят:
— А вы бы поаккуратнее. Такая дверь — она больших денег стоит. Не попортили бы дерматинчик-то.
Сергей на всякий случай отодвинулся от варламовской двери. Очень уж ему не понравилась фраза насчет «милиции счас».
— Простите, — сказал он. — Мы к Юрию Варламову. Вы, случайно, не в курсе, когда он вернется?
— Юрий Андреич? А он не вернется, — тетка помотала лохматой головой.
— То есть… как? Вообще?
— Вообще, — отрезала соседка таким тоном, что у Сергея похолодело внутри. С Юрием что-то случилось? Сначала Катя, теперь ее жених? Однако тетка, вдоволь налюбовавшись его замешательством, сжалилась и пояснила. — До понедельника.
Сергей перевел дух.
— Он что, уехал?
— Уехал. Не то конференция у него, не то еще что…
— Какая конференция в выходные?
— Ну уж не знаю, не знаю. Он мне не докладывается. Сказал — в понедельник вернется, и точка. За дверьми вот просил последить. А то ходят тут всякие…
Ванечка понял, что последнее замечание было адресовано им.
— Мы не всякие! — возмутился он, однако соседка уже скрылась за дверью.
— Вот и накрылись твои ананасы, Иван, — сказал Сергей.
Что же теперь делать? Куда двинуться?
— Тогда едем к маме! — потребовал Ваня.
— К маме… — повторил за ним Грачев.
А что, если… Надо попробовать, рискнуть. Действительно, к маме. К его, Сергея, матери. Надежде Егоровне.
Уж конечно, никто лучше нее не сумеет обласкать ребенка, позаботиться о нем. Ему сейчас так нужны добрые женские руки, и вкусный сытный ужин, и чистая мягкая постель.
Сергея Грачева, подозреваемого в убийстве, разыскивают в Москве. А Надежда Егоровна живет в Мамонтовке. Это тридцать километров по Ярославской дороге. Можно надеяться, что преследователи туда еще не добрались.
Другого выхода нет. Главное — не терять времени.
— Я вот что предлагаю, рыжий. Не досталось нам ананасов — поедим мы с тобой пирожков с яблочным повидлом. Любишь пирожки?
— Обожаю! Только мама редко печет. Говорит, возни много. Она после работы устает.
— Ну вот, а моя мама на пенсии, не работает. И напечет тебе целую гору. Махнем к моей маме?
— К бабушке Наде? — спросил Ваня. Он вместе с Катей уже бывал в гостях у Надежды Егоровны. — А мне разрешат на печке полежать?
— Забыл, как в прошлый раз свалился?
— Ну-у, я тогда был маленький.
— А теперь большой, да? Великан?
Ванечка тут же подхватил:
— Страшный великан! Рыжий и усатый та-ра-кан!
Двое — рыжий и усатый, ребенок и взрослый — дожидались лифта. Они не знали, что лохматая соседка с любопытством слушает из своей квартиры их разговор, прильнув к замочной скважине.
И еще не знали они, какое это счастье, что Катиного жениха, Юрия Варламова, в этот момент не оказалось дома.