Дом Фредрика Стууба напоминает ее собственный. Двухэтажный, из серого известняка, с черной шиферной крышей. Таких домов всюду на Доггерландских островах великое множество. Только фасады здесь потемнее, отмечены следами угольной пыли, которая по сей день тонким слоем покрывает весь остров. Карен еще в детстве замечала, что все здесь было как-то темнее, чем до́ма, что весь Ноорё словно с трудом дышал из-за пыли и сажи да темных теней гор. Тогда это казалось ей ужасно любопытным, даже экзотическим. Но сейчас вызывает тягостное ощущение.
Впрочем, на ощущение легкости остров тоже не скупится, она знает. Высоко в горах и в заливах внизу нет и намека на удушливую изоляцию, а дальше к северу, в районе Гудхейма, вообще такая красота, что дух захватывает. Однако здесь, в центре острова, где сосредоточены угольные разрезы и шахты и не чувствуешь постоянного присутствия моря, на Карен наваливается меланхолия. Чтобы заглушить ее, она с вымученной улыбкой оборачивается к Турстейну Бюле и, выудив из кармана пару пластиковых перчаток, а заодно захлопнув дверцу машины, спрашивает:
– Фредрик давно овдовел, не знаете?
Они решили заранее съездить к дому Фредрика Стууба, осмотреться, но клятвенно обещали Сёрену Ларсену до его приезда “даже мушиные следы не трогать”. Сейчас она кивает двум выставленным для охраны полицейским: дескать, вольно, – и быстро идет к дому.
– Да я особо не вникал, – говорит Бюле, догнав ее, – но вообще-то давно. Жена его померла через год-другой после смерти их дочери, а с тех пор по меньшей мере лет двадцать минуло.
Под ложечкой опять все сжимается.
– Сколько ж ей было? В смысле, дочери, – говорит она самым непринужденным тоном.
– Без малого тридцать, по-моему. Говорят, от желтухи. По молодости лет жила трудно и долго с этой заразой ходила. Ульрика, так ее звали. Ее сын Габриель учился в одном классе с моей младшей дочкой, потому я и знаю.
– Значит, у Фредрика был внук, – говорит Карен. – А кто отец Габриеля?
– Чего не знаю, того не знаю. Во всяком случае, замужем она не была. Но я попробую выяснить, если, конечно, она сама знала, кто его отец.
– Это не к спеху. Подождем результатов вскрытия, тогда и начнем разбираться во всей подноготной.
– Вы что же, думаете, это не убийство?
Карен останавливается, положив ладонь на ручки двери.
– Отчего же, почти всё, без сомнения, указывает на убийство, но полная уверенность будет только после вскрытия.
Она поворачивает ручку, отворяет дверь и переступает порог. В следующую секунду у нее уже нет никаких сомнений.
Спустя полчаса, когда черный фургон с Ларсеном и Арвидсеном заворачивает на подъездную дорожку, Карен и Бюле сидят на ступеньках дома Фредрика Стууба.
– У вас нет ключей, – хихикает Ларсен, вылезая из машины.
Его курчавые светлые волосы снова стоят горой. Не дожидаясь ответа, они с Арвидсеном принимаются выгружать сумки с оборудованием, камерой и новыми защитными костюмами. Карен ждет, когда они подойдут.
– Мы вошли и сразу вышли, – говорит она. – Дальше передней не ходили. Ты сам увидишь.
– Н-да, или он не любил убираться, или ему помогли устроить тарарам, – говорит Ларсен минутой позже, когда, быстро заглянув в дом, как и Карен, увидел выдвинутые ящики и сброшенные с полок книги. Сейчас он стоит на крыльце, щурится на бледное солнце. – Вряд ли это обычный взлом, скорее похоже на обыск. Тогда придется нам тоже поискать. Ты понимаешь, что тебе туда нельзя?
– А как ты думаешь, почему я сразу повернула назад? Не первый день на работе, – бросает Карен. – Много времени вам понадобится, как по-твоему?
– Понятия не имею. Вероятно, весь день. Черт побери, не помешала бы двойная оплата, – ворчит он. – Обычно в таких случаях нужны по крайней мере четыре человека.
– Потолкуй с Вигго Хёугеном, он наверняка раскошелится, – усмехается Карен.
Сёрен Ларсен мрачно косится на нее. Скупость начальника полиции выходит далеко за пределы политических решений. Для Вигго Хёугена ежегодные дебаты по бюджету скорее задача побить собственные рекорды.
– С тем же успехом можно попробовать выжать кровь из камня, – фыркает Ларсен. – Я позвоню, когда мы закончим, но это будет наверняка ближе к вечеру. Можешь пока заняться чем-нибудь другим.