Сквозь широкие окна верхнего этажа не было видно обычного перед входом в каждое солидное учреждение асфальта, стоянки служебных машин, снующих "портфельных людей".
Виднелся хребет за Енисеем, добротный таежный хребет с сероватыми гольцами скал. И дальше еще хребты и скалы, типичная горно-таежная Сибирь с гарями и малинниками, с ледяными ручьями в затененных логах, с буреломом и медвежьими берлогами. Конечно, никаких берлог из окна не разглядишь. Но я помню эти места с детства, ходили мы туда по ягоды с большой опаской…
Да, Институт леса и древесины Сибирского отделения Академии наук СССР, в своей области головное учреждение страны, придвинут к объекту изучения так, что ближе некуда. Произошло это два десятилетия назад. До той поры находился он в Москве, а в тайгу снаряжал экспедиции. Порой фундаментальные исследования теряли тесную связь с главными проблемами, выдвигаемыми практикой. Недоставало постоянного общения с теми, кто охраняет и разводит леса, кто заготавливает древесину и очищает ложе для водохранилищ.
Директор института член-корреспондент Академии наук СССР Александр Сергеевич Исаев вспоминает первые годы на новом месте:
— Организатор института в Красноярске, академик Анатолий Борисович Жуков, начинал с перестройки не только научной работы, но и психологии людей. Хлынул поток проблем, к которым они были готовы лишь отчасти. Именно нашему институту предстояло определять лесную политику Сибири, трансформируя, приспосабливая к здешним условиям накопленный наукой опыт. "Сибирский поворот" в фундаментальных исследованиях нужно было подкреплять оперативным решением проблем прикладного характера. Можно сказать, что в окна лабораторий врывался шум таежного океана, шум требовательный, настойчивый. В нем как бы слышалось: нельзя ничего откладывать, сибирская тайга — сказочное богатство, однако нуждающееся в постоянном радении и заботе. Еще Аксаков предостерегал: мы богаты лесами, но богатство вводит нас в мотовство, а с ним недалеко и до бедности.
В институт меня привело желание узнать, что думает наука о лесах Приангарья. Еще до беседы с Александром Сергеевичем выяснил, что ими занимаются многие научные сотрудники. Лаборатория лесовозобновления исследует экологические закономерности их формирования, дает рекомендации правильной рубки (если бы эти рекомендации стали таким же законом, как план заготовок древесины!). Биохимики, изучая формирование живых тканей дерева, выясняют, какие биохимические элементы влияют на рост той же ангарской сосны и нет ли экономичных, эффективных способов заставить ее расти быстрее, жить дольше.
Прямое отношение к Приангарью и у лаборатории химии древесины. Ее интересует различная продукция ангарской тайги, уже используемая человеком, и та, что может быть получена в дальнейшем.
Помимо экспедиций, снаряжаемых на Ангару, институт создал у водохранилища Братской ГЭС специальный стационар. Ангарская сосна — главная забота работающих там специалистов.
— Сегодня направляем на Приангарье значительные силы, — сказал Александр Сергеевич. — В начале одиннадцатой пятилетки на основе полной информации о приангарских сосновых лесах должны разработать рекомендации для их сохранения и правильного использования. Нигде в мире нет сосны прекраснее ангарской. Качества ее выше похвал. Но запасы древесины в Приангарье, как, впрочем, и в значительной части таежной Сибири, оказались при точных подсчетах куда меньше, чем предполагали. Не надо закрывать глаза: система вырубок, принятая сейчас на Ангаре, истощает ценнейший лесной фонд. Рубки, при которых берется лишь самая лучшая древесина, оставляют делянки настолько захламленными, что их надо расчищать, прежде чем заниматься лесовосстановлением.
Нужен порядок, при котором лесозаготовители, нарушающие правила рубки, уничтожающие подрост — молодые деревья, — несли бы строгую и притом действительно соответствующую причиненному вреду материальную ответственность. Следует учитывать стоимость лесовосстановления при любых работах, наносящих урон тайге.
Гидростроители любят говорить о дешевой энергии. Но, позвольте, так ли она дешева, если подсчитать, сколько древесины вырубается, а то и гибнет при заполнении водохранилища? Строительство крупной гидростанции связано с комплексом экологических проблем, с некоторыми необратимыми явлениями — и тут нужно все хорошенько взвешивать с дальним заглядом в будущее. Вот недавно мы с Иваном Александровичем Тереховым, директором Института физики, нашего соседа в красноярском Академгородке, спустились по Енисею, посмотрели, в частности, где думают строить Средне-Енисейскую и Осиновскую гидростанции…
Это не было командировкой. Двое ученых провели на реке отпуск. Взяли катерок, рыболовную снасть. Спустились по Енисею в северные плесы, далеко ниже устья Ангары, ниже впадения Подкаменной Тунгуски. Оба довольны. "Последние годы отпуск проводил как обычно: освободившись от директорских дел, писал, делал расчеты. А тут — упоение красотой…"
Александр Сергеевич с удовольствием рассказывает о встречах на реке, о белых северных ночах. Нет, он не сибиряк. Терсков — тот сибиряк, сын капитана с Ангары, а он же из семьи московского профессора. Но в Сибири не новичок. Окончив Лесотехническую академию, попросился на восток. Четыре года проработал в зоне затопления Зейской ГЭС, так что о гидростанциях может судить с некоторым знанием дела. Аспирантуру окончил заочно. В Красноярске с 1960 года. Сначала — младший научный сотрудник, в 1963 году защитил кандидатскую диссертацию, восемь лет спустя — докторскую, с 1976 года — член-корреспондент Академии наук. Ему нет еще и пятидесяти. Прикидываю: за два с половиной десятка лет работы в Сибири и на Дальнем Востоке вчерашний студент стал руководителем крупного академического института.
Ученый смотрит на карту, где от Уральского хребта до сини Тихого океана простирается великий край. Край этот требует многого от исследователя, в какой бы области тот ни работал. Требователен он и к науке о лесах.
— Все должно быть в поле нашего зрения — от лесотундры до сухих степей Южной Сибири. От проблемы поворота части стока сибирских рек, затрагивающей огромные пространства тайги, до рекомендаций, какие именно кустарники лучше высаживать на улицах и в скверах молодых поселков в Тюмени и на БАМе. Наши стационары — а их полтора десятка — заняты обширным комплексом исследований. У Якутского — леса зоны вечной мерзлоты. В нефтяном краю возле Нижневартовска прослеживается влияние деятельности человека: в поисках подземных богатств там все же мало думают о сбережении лесного покрова. В районе КАТЭКа, Канско-Ачинского топливно-энергетического комплекса, важно проследить воздействие на растительность выбросов тепловых электростанций: ведь здесь мыслится создание ряда энергетических гигантов. Стационар в Саянах занят кедровниками. Перед вводом в строй Саяно-Шушенской ГЭС мы исследовали, как заполнение водохранилища скажется на животном мире. Теперь выделены заповедные участки для маралов, коз, горных баранов. Во время нашей недавней поездки по Енисею мы побывали в районе стационара, где отрабатываются дистанционные, другими словами — аэрокосмические методы изучения лесного покрова, в том числе с использованием самолета экологического патрулирования, буквально начиненного всевозможной аппаратурой для наблюдения за лесами.
Александр Сергеевич Исаев напоминает: по мнению экологов, сама сибирская тайга приобрела значение поистине планетарное. Прежде изучали ее отдельные массивы. Теперь пора подняться и до научных обобщений, позволяющих верно оценить во времени, пространстве и взаимосвязи все леса Сибири и Дальнего Востока, как части биосферы, как хранителя вод, как гигантскую фабрику кислорода для обитателей планеты.
Репортажи с борта космических кораблей свидетельствуют об удивительных возможностях съемки из космоса. Не первый год космических наблюдателей занимает и тайга. О чем же говорит снимок, сразу охватывающий территорию в десятки тысяч километров?
Начать с того, что такой снимок "разглядывает" не человеческий глаз, а скользящий световой луч чувствительного фотосчитывающего устройства. Малейшие переходы яркости, плотности получают цифровые обозначения. После этого за дело берется электронно-вычислительная машина.
Расшифрованные с ее помощью снимки дают представление о таких вещах, которые не всегда способен верно определить ученый, работающий непосредственно в таежной чаще.
Наблюдения с борта орбитальных станций, а также информация, получаемая спутниками типа "Метеор", позволяют составлять карты лесов, подсчитывать запасы древесины на большом пространстве. Особенно важна съемка из космоса для территориально-производственных комплексов: она помогает принимать хорошо взве-шейные решения о водоохранных лесах, о зеленых зонах вокруг будущих городов и поселков, помогает составлять верный баланс взаимодействия сил человека и природы.
Космонавты оперативно сообщают о большом скоплении над участком тайги грозовых облаков — и это сигнал тревоги для лесной авиации: жди пожаров от удара молнии. Космический наблюдатель может… следить за соблюдением правил рубки в самых глухих уголках тайги. Так что нарушителям этих правил приходится вспоминать слова из некогда популярной песенки: "Мне сверху видно все, ты так и знай!"
Важнейшее преимущество спутников — возможность быстро улавливать перемены в "зеленом океане". Сравнение двух снимков, сделанных через какой-то промежуток времени, способно заменить исследования дорогостоящих наземных экспедиций.
Рассказ о дистанционных методах изучения тайги Александр Сергеевич закончил полушутливо:
— Да, вот так, совсем простенько. Такое, казалось бы, сугубо земное дело, как лесоводство, — и космос.