Огюст ле Бретон
Сицилийский клан

I

В длинном коридоре, где на каждой двери висели таблички с фамилиями судей, слышался негромкий шум. Подследственные, сидя на скамьях и опершись спинами на грязную стену, ожидали вызова. В конце коридора в сопровождении двух жандармов показался Роже Сарте по прозвищу Муш. Тринадцать месяцев, проведенных в тюрьме, наложили на него свой отпечаток. Он слегка растолстел, что вполне объяснялось спертым воздухом и недостатком движения. С губ его не сходила вызывающая улыбка, за внешне безразличным выражением глаз таилась настороженность.

— Сюда! — приказал, дергая за прикрепленную к наручникам цепочку, рыжий коренастый жандарм, идущий первым. Но Мушу не нужно было показывать дорогу. За время следствия его привозили сюда из тюрьмы Сантэ десятки раз. Он уселся напротив кабинета следователя Мартена. Рядом плюхнулся охранник. Другой жандарм отошел поболтать с коллегой, сопровождавшим старика с внешностью благородного жулика. Муш попытался поправить узел галстука, но ему мешала цепочка. Он негромко запротестовал:

— Вы могли бы по крайней мере убрать цепь! Не наброшусь же я на вас!

— У меня есть четкие распоряжения насчет тебя, — невозмутимо ответил охранник. — И тебе это известно.

И все же снял ее. Муш вернул на место узел галстука и принялся неловко шарить в кармане плаща, пытаясь выудить оттуда пачку «Голуаз», которыми он вынужден был довольствоваться вместо любимых «Пэлл-Мэлл». Рыжий жандарм пришел ему на помощь. Взяв сигарету, Муш протянул ему пачку:

— Угощайтесь!

Неподкупный, как Робеспьер,[1] тот отрицательно покачал головой и вытащил древнюю зажигалку. Муш жадно затянулся, зажмурившись от наслаждения. Из этого состояния его вывел звук шагов. Он поднял веки, и сердце его подпрыгнуло. Со стороны, противоположной той, откуда вошел Муш, показался Серджо, младший брат Альдо. Можно было подумать, что итальянец поджидал его, затаившись где-нибудь в укромном углу. На нем тоже были наручники, рядом шел охранник, высокий красивый блондин со смеющимися глазами. Серджо что-то сказал ему на ходу, и оба остановились рядом с Мушем. Итальянец хотел сесть рядом с убийцей, но охранник резко его остановил:

— Вон туда!

Он устроился на скамье между двумя преступниками и повернулся к своему рыжему коллеге:

— Если этим ребятам дать волю… Кивнул на Муша и спросил:

— А это кто?

— Муш. Тот самый, — ответил жандарм.

Добродушие блондина внезапно исчезло. Нахмурив брови, он внимательно смотрел на своего соседа и, наконец, яростно проговорил, стиснув зубы:

— Вот оно что… Надеюсь, тебе отрубят башку, мерзавец! Убивать полицейских…

— Мы все на это надеемся, — поддержал его рыжий.

Он изучал Серджо, на котором были куртка из тонкой замши, шерстяная рубашка в красную клетку и кремовые джинсы. Настала его очередь полюбопытствовать:

— Ты тоже к Мартену?

— Нет, — ответил блондин, посмотрев на соседнюю дверь. — Мы к следователю Ренонсо. Рановато приехали. Мой парень в замше ничего общего не имеет с твоим убийцей. Он здесь за кражу машин.

Рыжий жандарм с неодобрением взглянул на Серджо и вздохнул:

— Эта молодежь просто с ума сходит от автомобилей.

Он взял сигарету из пачки, протянутой блондином над коленями Муша, зажег ее и снова вздохнул:

— Мой старший просит, чтобы я купил ему подержанную машину. Представляешь?! Это с моими-то доходами… Сейчас они все носятся на своих жестянках, как будто кто-то воткнул им в задницу шило!

В его взгляде читался извечный вопрос. Рука Муша, в которой он держал сигарету, на мгновение застыла. Он почувствовал, что охранник Серджо, незаметно толкнув его ногой, положил в карман его плаща удлиненный плоский предмет. Но лицо убийцы оставалось спокойным. Рядом с ним послышалось шуршание. Колено блондина снова уперлось в ногу Муша. Тот медленно повернул голову и встретился глазами с соседом, делавшим вид, что читает газету. В верхней части листа было едва заметно написано: «Побег сегодня. Машинка на батарейках. Инструкция внутри. В твоем распоряжении десять минут. На улице Кассини тюремный фургон ненадолго остановится. Будь готов. Тебя позовет женщина с собачкой на поводке. Пойдешь за ней. Ни пуха ни пера». Муш чуть кивнул в знак того, что все понял. Он снял с языка крошку табака и повернулся к своему охраннику:

— Моя дочь тоже без ума от автомобилей. Молодых ведь нужно понять…

Тот, выведенный из задумчивости, проворчал:

— Не хватало еще, чтобы ты учил меня понимать молодежь! Убийца!

Муш хотел возразить, но его опередил Серджо:

— Я могу сходить в туалет?

Белокурый жандарм сложил газету, поправил кепи, встал и раздраженно сказал:

— Шагай!.. До скорого, — обратился он к рыжему охраннику. — Если только вас не вызовет следователь. Ты потом в Сантэ?

— Да, — подтвердил тот. — А ты во Фрэн?[2]

— Увы! Представляешь, какие концы?!

Конвоир Серджо дернул его за рукав замшевой куртки и приказал:

— Пошевеливайся!

Шаги их смолкли в дальнем конце коридора, но Муш даже не посмотрел им вслед. Он скрестил ноги и, сделав вид, что рассматривает свои плохо начищенные ботинки, пытался локтем ощупать предмет у себя в кармане. Это был его последний шанс. Следствие завершилось, и теперь он только чудом мог оказаться за стенами тюрьмы. Мысль написать следователю, что он готов во всем сознаться, и тем заставить вызвать себя на допрос, оказалась удачной.

Мушу не удалось сохранить маску безразличия. Его охватила нервная дрожь, предвестница предстоящего действия. Это не укрылось от внимания жандарма:

— Заболел?

Убийца пожал плечами и поморщился:

— Что-то знобит.

Чтобы успокоиться, он несколько раз медленно вдохнул и выдохнул. Скоро ему потребуется все его везение, и нельзя будет позволить себе ни малейшего промаха. Муш погасил каблуком окурок, и как раз в этот момент открылась дверь. Из нее выглянул секретарь, похожий на крысу.

— Сарте!

Рыжий жандарм встал и похлопал своего подопечного по плечу. Его коллега пристроился по другую сторону убийцы, и все трое вошли в кабинет следователя Мартена. Однако Муш застыл на пороге, увидев, с кем ему предстоит встретиться. Кроме следователя, в кабинете сидел начальник Антигангстерской бригады уголовной полиции главный комиссар Ле Гофф. Со времени их последней встречи прошло уже более трех месяцев.

— Шагай, не задерживайся! — рассердился рыжий жандарм, вталкивая Муша внутрь.

Убийца оказался перед столом следователя, но, казалось, не замечал того, кто за ним сидел. Все его внимание было сосредоточено на комиссаре, который в свое время поклялся арестовать главаря банды, прославившейся на всю Францию дерзкими ограблениями. Они совершались всегда по пятницам, когда из банков в специальных фургонах доставлялись на заводы крупные суммы денег. Именно поэтому Муш получил свое второе прозвище — Пятничный толстяк. Ле Гофф сдержал клятву, и сейчас убийца не мог отвести взгляда от того, кто взял над ним верх.

— Есть одно препятствие, Сарте, — сразу же начал Мартен. — В последнюю минуту ваш адвокат сообщил, что не сможет приехать. Так что если вы хотите перенести нашу встречу…

Муш пожал плечами:

— Как вам будет угодно, господин следователь!

— Ну что ж, — проговорил тот. — Мы подходим к концу, Сарте. Ваше дело скоро будет передано в следственную палату. Однако перед тем, как его закрыть, мы с комиссаром хотели бы узнать, что означает ваше письмо.

Мартен помахал в воздухе листком бумаги.

— Почему именно сейчас, черед год после вашего ареста, вы решили сознаться в убийстве инспектора Лармено?

— Потому что его убил именно я.

Ле Гофф сделал шаг по направлению к Мушу, потом застыл на месте, сверля его взглядом своих бледно-голубых глаз.

— Скажите лучше, что вы вдруг решили покрыть своего сообщника Жозефа Кюрвье по прозвищу Джо Костыль, — проговорил он хриплым от постоянного курения голосом. — Именно этого вы хотите, Сарте. Но ведь и мы не дураки. Нам уже давно известно, что автомат, из которого был убит Лармено — любимое оружие Кюрвье.

— Вы лучше моего знаете, что это ничего не доказывает, господин комиссар, — с ухмылкой возразил допрашиваемый. — Кюрвье до сих пор ни в чем не сознался. Даже в том, что мы с ним были знакомы. Кроме того, вы должны понимать, что любой человек может воспользоваться любым оружием. В тот день автомат взял я.

— Нет! — крикнул Ле Гофф, и следователь вздрогнул от неожиданности. — Нет! Вы не убивали Лармено. Мне неизвестна причина ваших запоздалых признаний, только вы этого не делали! Вы достаточно замазаны убийством старшего инспектора полиции Врийяра и решили взять на себя часть вины сообщника, понимая, что в вашей судьбе это уже ничего не изменит!

— Попробуйте это доказать! — прервал его Муш, — Я сознаюсь в убийстве, Кюрвье нет. Что же из этого следует?!

— Подумать только! — вмешался следователь. — Что такое, Сарте? Профессиональная солидарность?! Это отдает дешевой романтикой.

Убийца наконец посмотрел в его сторону.

— Разве моей головы вам недостаточно, господин следователь?! Вам нужна еще и голова Кюрвье?

Ле Гофф подошел к Мушу еще на шаг и теперь почти касался его. Его губы скривились от ярости, и он прорычал:

— Я победил вас, Сарте. Вас и вашу банду. И над Джо я тоже возьму верх. Я заставлю его признаться в убийстве и отправлю на гильотину!

Его палец уперся в грудь Муша.

— Вы можете признаваться, в чем угодно. Мы оба знаем, что в Лармено стрелял Джо Костыль.

— Докажите!

Не переставая вызывающе улыбаться и даже не пытаясь выглядеть убедительным, убийца цинично добавил:

— Вы хотите лишить жизни невиновного?! И это ваше хваленое правосудие?!

— Какая муха вас укусила, Сарте? — настаивал следователь. — Почему вы решили написать мне? Чего вы хотите добиться?

Секретарь перестал стучать по клавишам машинки. Сбитый с толку внезапно наступившей тишиной, Муш взглянул на него и вновь ухмыльнулся:

— Считайте, что всему причиной угрызения совести.

В руке Ле Гоффа сухо щелкнула сломанная спичка. Вновь послышался монотонный стук пишущей машинки. Следователь вздохнул:

— Почему вы не хотите нам помочь? Вы же понимаете, что ваше положение безнадежно. Но содействие нам может смягчить вердикт присяжных. Как вы полагаете, комиссар?

Ле Гофф внимательно посмотрел на свою сигарету. Он не хотел опускаться до подобной лжи. К тому же он заранее знал, что убийца не попадется в эту ловушку. Так и получилось.

— Прекратите болтовню, господин следователь, — проговорил Муш. — Всем нам прекрасно известно, что я погорел. Если среди твоих охотничьих трофеев значится полицейский, тебе уже не выпутаться. Смягчающих вину обстоятельств в таких случаях просто не бывает. Никогда. Так что как-нибудь утром вам придется встать очень рано, чтобы полюбоваться, как мне отрубят голову.

Слегка повернувшись, он добавил:

— И вам тоже, господин комиссар.

В глазах полицейского появился блеск, но голос его оставался спокойным, даже бесстрастным:

— Я приду, Сарте. Я буду там вместо Лармено, Врийяра, их жен и детей. Я приду.

Их взгляды скрестились. Следователь, взглянув на них, протянул руку к секретарю, и тот, вытащив из машинки лист, передал его своему начальнику.

— Прошу подписать ваше признание, Сарте.

Секретарь сунул Мушу ручку, а следователь протянул ему протокол, положив его на папку. Убийца поставил подпись, не читая. Мартен кивнул на него жандармам, которые все это время подпирали спинами дверь:

— Уведите!

Стальная цепочка сверкнула в свете лампы, и только в этот момент Муш заметил, что в комнате включили электричество. Стоял конец апреля, и хотя в этот еще непоздний час на улице было светло, в кабинете стало темновато. Муш пошел вслед за рыжим жандармом к двери и, пока тот ее открывал, услышал за спиной голос следователя:

— Еще не поздно вернуться к вашим так называемым признаниям, Сарте. Вам это зачтется.

Тот, кого газеты окрестили Пятничным толстяком, медленно повернулся. Он прижал локоть к карману, чтобы находившийся там предмет наверняка не был виден, и упрямо наклонил лоб.

— До свидания, господин следователь. До свидания, комиссар. Мне очень жаль, но в тот день автомат был у меня. И ни у кого другого.

Жандарм натянул цепочку, и убийца переступил порог.

— Минутку, Сарте!

Во рту у него вдруг пересохло. Он повернул голову в сторону Ле Гоффа, отдавшего приказ. Комиссар задумчиво смотрел на убийцу. Внезапно тому показалось, что наметанный глаз полицейского задержался на кармане его плаща. По спине Муша побежал холодный пот, но его губы по-прежнему были растянуты ядовитой усмешкой. Игра шла по крупной. Ставкой в ней была его жизнь. Неужели проклятый легавый все-таки догадался?! Может быть, издалека карман выглядел подозрительно?

Муш откашлялся и поинтересовался:

— Да, мсье комиссар? Что вам угодно?

Он приготовился к самому худшему: к обыску и неизбежному обнаружению свертка. Но Ле Гофф проронил всего лишь:

— Правду о Кюрвье.

Убийца с трудом подавил чувство облегчения.

— Я уже сказал вам правду, господин комиссар. Автомат был у меня…

Тот остановил его движением руки.

— Как хотите, Сарте. Но я все равно докажу вину вашего сообщника, даже если придется выделить его дело в отдельное производство. Не думайте, что все кончено.

— Никогда нельзя терять надежды, господин комиссар, — не мог не ответить ему Муш. — До свидания.

Дверь за ним и жандармами закрылась. Немного помолчав, Ле Гофф обратился к Мартену:

— Я вынужден просить вас о новой отсрочке, господин следователь. Я все же хочу выдвинуть против Джо обвинение в убийстве моего сотрудника. Завтра я отправлюсь к нему во Фрэн. Если удастся обнаружить какие-нибудь новые факты, в конце концов мне удастся загнать его в угол.

Его собеседник теребил подписанный Мушем лист.

— Вы ставите меня в затруднительное положение. Теперь в моих руках признание. А Кюрвье вот уже целый год отрицает свою вину.

— Но ведь мы с вами знаем, что в этом признании нет ни слова правды! Дайте мне еще немного времени. Прошу вас!

Мартен со вздохом уступил.

— Договорились, Ле Гофф. Только не затягивайте. Прокурор хочет, чтобы дело банды слушалось на осенней сессии суда. Сами понимаете, нужно успокоить общественное мнение!

Длинными пальцами, пожелтевшими от табака, комиссар неторопливо помассировал лоб.

— Мы устроим так, господин следователь, что все останутся довольны.

И он снял с вешалки свой плащ, в складках которого еще блестели капли дождя.

Загрузка...