II

В двойные бронированные ворота въехал последний из тюремных фургонов. Ворота тут же были заперты, и один из охранников открыл дверь камеры, в которой подследственные, привезенные для допроса, ожидали отправки обратно в тюрьму. Для некоторых из них ожидание растянулось на несколько часов. Другой полицейский опустил лестницу фургона, направлявшегося в Сантэ. Арестованных по одному выводили во двор и заталкивали в темно-зеленый кузов, по которому гулко стучали капли дождя. С каждой стороны его было расположено по пять камер, разделенных центральным проходом. Там перевозимых встречал конвоир, который снимал с них наручники и распределял по двое в каждую камеру.

Это были узкие клетушки, лишенные какой бы то ни было обстановки. Правда, там были откидные скамьи, однако, если в камере находились двое, пользоваться ими было невозможно. Приходилось стоять, прижавшись друг к другу и повернув голову к зарешеченному вентиляционному окошку. Вожделенный приют любви для гомосексуалистов!

Стоя рядом с фургоном, рыжий жандарм пересчитывал своих арестантов. Десять камер по двое в каждой. Итого двадцать.

— Сарте!

Убийца, с которого уже сняли стальную цепочку, поднимался в кузов последним. Войдя в проход, он протянул скованные руки конвоиру.

— Ты поедешь в наручниках, — заявил тот.

— Но…

Охранник выплюнул спичку, которой ковырял в зубах.

— Таков приказ. Залезай!

И он кивнул на клетушку, где уже сидел какой-то бродяга, промышлявший, по виду, кражами кур и содержимого церковных кружек для сбора подаяния. Муш вошел. За его спиной захлопнулась дверь, и раздался голос конвоира:

— Эй, Рюпуа! Теперь давай остальных!

В глазах убийцы промелькнул огонек. Кажется, ему начинало везти. Все складывалось лучше, чем он ожидал. Когда арестованных оказывалось слишком много, тех из них, кто проходил по делам о хулиганстве, перевозили в центральном проходе. Этим желторотым ребятам было на все наплевать, и каждый раз они поднимали страшный шум. Они цеплялись к конвоирам, изводили их насмешками, изощренно ругались. Охранники, естественно, не оставались в долгу. Начинался настоящий бедлам. Именно это и нужно было Мушу. Его удивляло только одно обстоятельство. Обычно этих молокососов отправляли во Фрэн. Впрочем, у парней, которых везли в Сантэ, срок уже подходил к концу.

Рыжий жандарм затолкал в фургон четырех юнцов без наручников и сам залез последним. Снаружи за ним заперли дверь. Жандарм уселся на откидную скамью у зарешеченного окошка, позволявшего ему просматривать весь проход. Его коллега на другом конце коридора устроился подобным же образом, повернувшись спиной к кабине и стараясь разглядеть в полумраке сидевших в проходе парней. Как и следовало ожидать, это оказался всякий сброд. Едва фургон тронулся с места, они завели одну из своих дурацких песен.

— Заткнитесь, черт побери! — заорал рыжий жандарм.

— Не груби, дядя! — ответил ему чей-то голос. Охранник привстал, ища взглядом невежливого юнца, и, конечно же, никого не нашел. Он сел на место и со вздохом покачал головой:

— Ну и молодежь! Вот в наше время…

— Все вы были занудами! — прервал его издевательский голос.

Жандарм, задетый за живое, попытался придать своему добродушному лицу кровожадное выражение. Его коллега в другом конце прохода посоветовал ему не придавать происходящему серьезного значения.

— Брось, Рюпуа! Ты же знаешь, что все они чокнутые!

Чтобы успокоиться, тот достал сигарету. Шаря по карманам в поисках зажигалки, он наткнулся на стальную цепочку и посмотрел в сторону камеры, в которой был заперт Муш. Да, с такими молодцами не шутят! По счастью, ему не каждый день приходилось конвоировать врага общества номер один, как его прозвали журналисты. Лично он предпочитал иметь дело с мелкими воришками, это не так опасно. И Рюпуа повернул колесико зажигалки.

Сидя в своей клетушке, Муш старался пореже дышать. От старого бродяги несло, как из сортира. Однако это не мешало убийце действовать. Он достал из кармана сверток и протянул его соседу.

— Ну-ка разверни!

— Что это такое? — пробормотал, не понимая, тот. — Хорошо, хорошо…

Испуганными движениями босяк снял пластиковый пакет и крышку картонной коробки. Под ней обнаружилось нечто, напоминающее плоский пенал с клеймом «Сделано в Японии». В угол коробки был засунут сложенный лист бумаги. Достав его, Муш обнаружил маленький ключ. Ничего не скажешь, Альдо умел шевелить мозгами! Убийца протянул ключ бродяге и подставил ему наручники:

— Ну-ка сними с меня это!

Тот наконец понял, в чем дело. В его голове проносились сумбурные мысли. Он здорово влип! Этот бандит не оставит его в покое. И почему их посадили вместе?! Сам он хотел только одного: чтобы его не трогали. За кражу нескольких бутылок вина ему полагалось от силы шесть месяцев тюрьмы. Если же он поможет кому-то бежать, срок наверняка увеличат… И бедолага затряс головой, замахал руками, отказываясь участвовать в чем бы то ни было.

— Тебе представился прекрасный случай! — уговаривал его Муш. — Мы слиняем вместе!

Едва не плача от страха, его сосед, однако, продолжал упорствовать. Мушу пришлось несильно стукнуть его под ложечку.

— Ну же! Давай!

Глаза бродяги заблестели от слез. Он повернул голову к двери и поднял руку, как будто хотел постучать. Убийца понял, что у старика хватит ума закричать. Допускать этого было нельзя. Он схватил соседа за горло и свирепо сжал. Тот застонал, но его никто не услышал, потому что юнцы, сидевшие в проходе, затянули новую песню.

Муш еще усилил хватку и уперся правым коленом в живот своей жертвы. Тот захрипел. Муш сдавил горло бедняги изо всех сил, не обращая внимания на грязные ногти, которые впились ему в спину. Его охватила жажда убийства. Сталь, наручников врезалась в шею босяка под кадыком. Руки бродяги потеряли силу, потом безвольно опустились. Он испустил последний хрип, но и тот не проник за железную перегородку. Муш подождал, когда наступит смерть, отстранился, и безвольное тело соскользнуло на пол. В полумраке чуть видны были беловатая пена на губах и черный язык, высовывающийся из клоаки рта. Не теряя ни секунды, убийца поднял упавший во время борьбы ключ, снял наручники и развернул листок бумаги. Там было написано: «Если нужно сверлить, нажми на красную кнопку, если пилить — на желтую. Эта штука работает сама. Рукоятки выдвигаются из ее верхней части». Коротко и ясно.

Муш принялся за работу. Он опустился на колени, отодвинул тело убитого, прижал его спиной к перегородке и нажал на красную кнопку. Из нижней части пенала выдвинулось сверло. Муш воздал хвалу изобретательности японцев и попробовал проделать отверстие в полу. Сначала он опасался сильно давить на рукоятки. Но сверло вгрызалось в сталь, жужжание дрели было тихим, почти неразличимым. К тому же шум проносившихся мимо машин и пение юных хулиганов заглушали любые звуки. Убийца просверил рядом друг с другом несколько дыр, потом убрал сверло и нажал на желтую кнопку. Выдвинулась тонкая упругая пила, похожая на язык змеи. Головастые ребята эти внуки микадо![3] Но самое трудное было еще впереди. Муш принялся пилить пол. Работа шла довольно быстро, но время от времени приходилось останавливаться и прислушиваться к тому, что делается в коридоре, откуда могла угрожать опасность. Но его ушей достигали только вопли молокососов. Отталкивая время от времени труп, чтобы освободить место для работы, убийца без большого труда сделал пропилы в середине камеры и у стен. Потом, пользуясь наручниками как рычагом, он попытался поднять вырезанный кусок. Тот сначала не поддавался, но Муш дождался, когда мимо пройдет грузовик, и нажал изо всех сил. Пол с резким скрипом поднялся, и через дыру он увидел мокрый асфальт, а в его легкие ворвался холодный воздух, пропитанный парами бензина. Чтобы труп не выпал на дорогу, он подложил под него вырезанную пластину и, устремив взгляд на дверь, замер в ожидании. Из импровизированного люка, через который он надеялся выбраться на свободу, до него доносились звуки обезумевшего города, злобные крики и ругань шоферов. При каждой остановке у светофора он напрягался, готовясь к прыжку и не зная, когда фургон доедет до улицы Кассини. Все теперь зависело от женщины с собачкой. В случае, если бы она так и не объявилась, он вполне мог вдруг оказаться во дворе Сантэ.

Муш попытался определить, по какой улице они едут, и высунулся наружу, едва не поцарапав нос о трансмиссию. Однако он увидел лишь колеса, разбрызгивающие воду, и ноги прохожих, спешащих укрыться от дождя. Он ощутил во рту неприятный вкус машинного масла и немного приподнялся. Он уже все решил. Явится женщина или нет, он все равно должен рискнуть. Он не позволит снова себя поймать! Ведь речь шла о его голове! Однако он не знал, в каком месте ему следовало выпрыгнуть из машины, поэтому приходилось действовать наугад.

В дверь камеры забарабанили мощные кулаки конвоира, преисполненного сознания значимости собственной персоны. Муш мгновенно вскочил и встал у глазка, закрыв каморку своим телом.

— Эй, как дела? — крикнул жандарм. — Что вы там делаете? Наверное, онанизмом занимаетесь?

— Проваливай к черту! — злобным голосом ответил убийца, зная, чего от него ждут.

В коридоре раздался дружный гогот, и глазок закрылся. Рукавом плаща Муш вытер капли выступившего на лбу пота. В ту же секунду он услышал душераздирающий скрежет тормозов и, не удержавшись на ногах, упал на колени рядом с люком. Он замер, не понимая, что произошло: ложная тревога, или они, наконец, добрались до улицы Кассини. Из кабины фургона до него донесся злобный вопль шофера:

— Осторожнее, идиотка! Куда ты несешься?! Сначала научись водить!

Убийца высунул голову из дыры в полу и прислушался. Внезапно сквозь шум он различил женский голос.

— Мсье Сарте!

Повернув голову, он увидел пару великолепных ног в белых сапогах, а рядом с ними черно-белого фокстерьера с хитрыми бусинками глаз. Муш спустил ноги в люк и через две секунды уже стоял рядом с бортом фургона, держа в руке собачий поводок, протянутый ему женщиной. Он взял ее под руку, и они почти побежали под изумленными взглядами супружеской четы, которая никак не могла понять, откуда вынырнул этот мужчина с перемазанным машинным маслом лицом.

— Я жена Альдо, — сказала на ходу женщина. — Он ждет нас недалеко отсюда.

Она даже не посмотрела в сторону своей золовки, хотя именно Тереза заставила фургон остановиться. Теперь она, сидя за рулем малолитражки, удалялась вверх по улице, провожаемая ворчанием шофера:

— Ох уж эти бабы! Сидели бы лучше дома и вязали приданое детям!

— Все нормально. Поехали дальше, — сказал, пожимая плечами, жандарм, едва не уснувший в кабине фургона и спросонья выхвативший пистолет. Обернувшись, он заметил вдалеке супружескую пару с собачкой, переходившую улицу, вздрогнул, а потом облегченно рассмеялся:

— Ну и болван же я! Мне на секунду показалось, что там идет Муш!

Шофер тоже посмотрел вслед сворачивающей за угол паре и хихикнул:

— Протри-ка получше глаза, старина! А то у тебя появляются видения!

— Все в порядке, ребята! Пьяная баба за рулем! — через перегородку крикнул жандарм своим коллегам внутри фургона. Он совсем успокоился и, сунув за щеку кусок жевательного табаку, задвигал челюстями, как корова на лугу.

Едва Муш в сопровождении женщины и фокстерьера влез через заднюю дверь в черную «ДС», как ждавший их, не выключая мотора, Альдо тронул машину с места. Он молча проехал две улицы и лишь потом посмотрел на Муша в зеркало заднего вида.

— Как дела, Роже?

— Превосходно! Прими мои поздравления!

Муш взял протянутую ему Жанной сигарету и, вспомнив, что во времена, когда они работали вместе, сицилиец отличался стремлением тщательно продумывать все детали операций, все же спросил:

— У тебя есть, где отсидеться?

— Можешь об этом не беспокоиться, — проговорил тот, проскакивая между автобусами. — Дай ему очки, Жанна!

Жена сицилийца достала из сумки темные очки, и убийца с облегчением их надел. Благодаря фотографиям в газетах его лицо стало слишком известным.

— Я уже почти перестал надеяться. Прошло почти три месяца с тех пор, как я попросил дочь поговорить с тобой.

— Организовать все это было очень непросто, — согласился Альдо. — К тому же необходимо было получить согласие отца.

Муш с облегчением вытянул ноги и погладил мокрую голову фокстерьера.

— За сто десять миллионов[4] я мог бы найти кого-нибудь еще. Но я не каждому верю. А вот в тебе не сомневаюсь ни на минуту.

В ответ на комплимент Альдо кивнул головой.

— Как тебе понравился Серджо?

— Он оказался на высоте. А что за блондин был вместе с ним?

— Луи Бардан, мой зять.

— А-а! — протянул Муш. Ему было известно, что семейство Маналезе многочисленно, а его члены, за редкими исключениями, предпочитают иметь дело только друг с другом. Однако он не подозревал о существовании зятя.

— Он тоже был великолепен. Чтобы в таком одеянии явиться во Дворец правосудия, нужно обладать крепкими нервами. Он мог допустить какую-нибудь оплошность!

— Это был единственный способ передать тебе пилу, — заметил сицилиец, обгоняя автобус с немецкими туристами. — Надеюсь, она работала нормально. У тебя не было с ней никаких сложностей?

— С ней-то нет, — сказал Муш, глубоко затянулся и, посмотрев на сидящую рядом с ним блондинку в белой, похожей на матросскую, шапочке на голове, неохотно признался. — Но мне пришлось пришить какого-то бродягу.

Женщина бросила на него быстрый взгляд, в котором был не страх, а какое-то болезненное любопытство.

— Мне это было очень неприятно, — продолжал убийца, — однако у меня не было выбора. Он хотел закричать.

— Понимаю… — неуверенно пробормотал Альдо.

Муш посмотрел на улицу, где зажглись фонари.

— С тех пор, как я замочил того легавого, обо мне писали всякую ерунду. Но что бы ни говорили, мне не нравится убивать. Я знаю, некоторым это доставляет удовольствие, но это не мой случай.

Он откинулся на спинку и погрузился в задумчивость, машинально гладя собаку. Однако, когда машина резко затормозила у светофора, он очнулся и спросил:

— Как ты считаешь, мне можно будет сегодня встретиться с дочерью?

— Это будет зависеть от отца, — ответил Альдо. — Думаю, впрочем, что тебе придется подождать. Ты должен будешь пересидеть несколько дней в надежном месте.

Муш с удивлением посмотрел на сицилийца. Тот говорил об отце голосом, в котором звучали почтительность и покорность. А ведь ему самому уже наверняка стукнуло тридцать пять! Странные нравы у этих итальянцев! К тому же старик едва ли участвовал в подготовке побега. Муш и не подумал бы обратиться к нему за помощью, тем более что не был с ним знаком. Как, впрочем, и с женщиной, сидящей сейчас рядом с ним, и с зятем Альдо. Он не знал никого из Маналезе, кроме двух братьев. Впрочем, в этом семействе, наверное, все всегда действовали сообща. Участие Альдо в ограблении, которое организовал Муш, можно было считать случайным. Они никогда больше не работали вместе.

— Кому пришло в голову прихватить с собой шавку?

— Мне, — улыбнулась Жанна. Я подумала, что так буду привлекать меньше внимания, если ожидание затянется. Кроме того, если бы конвоиры увидели вас с собакой на поводке, это сбило бы их с толку. Пока они разобрались бы, в чем дело, мы были бы уже далеко.

— Отличная идея! — похвалил Муш. — Твоя жена просто молодец, Альдо!

— Да, женщины у нас очень изменились.

На губах сицилийца играла улыбка, но его глаза оставались настороженными.

— Я имею в виду, у нас во Франции. Если же говорить о нашей родине, о Сицилии…

На дороге возникла небольшая пробка, и он вынужден был затормозить рядом с полицейской машиной. Убийца отодвинулся в тень. Альдо подождал, пока пробка рассосется, и только тогда продолжил:

— Отцу стоило большого труда примириться с этим изменением, но все же он сумел себя преодолеть. Правда, он последовал примеру своих американских друзей… Ты знаешь, кто остановил тюремный фургон на улице Кассини? Моя сестра Тереза!

— В самом деле?! — восхитился Муш. — Первоклассная идея! Полицейским и в голову не может прийти, что женщина способна на такое! Браво, парень!

— Поздравления не по адресу, — поправил его Альдо, обгоняя разносчика газет, изо всех сил крутившего педали велосипеда. — Можешь высказать их моему отцу. Это он все устроил.

— Я вижу, — пробормотал убийца, машинально останавливая взгляд на круглых коленях соседки и не без наслаждения втягивая в себя аромат ее духов. Она его волновала. Впрочем, едва ли существовала женщина, которая сейчас оставила бы его равнодушным. За все время пребывания в тюрьме он не видел ни одной женщины, кроме собственной дочери, которая приходила к нему на свидания. С женой он встречаться отказался и требовал, чтобы она с ним развелась, считая, что ей не следует носить имя человека, которому уготована гильотина. Муш отвернулся от Жанны и принялся разглядывать ножки дам, пытающихся остановить редкие в этот час свободные такси.

Загрузка...