Синдром подводника. Т. 2

К партийному собранию.

Штабная команда:

проступки И. А. Удалова, В. В. Игуменцева, В. Ф. Голикова остались практически без дисциплинарного воздействия;

мы сами создаем предпосылки для создания пьянок;

по-прежнему в рабочей комнате моряки пьют чай».

К сожалению, дисциплина в штабной команде желала оставаться лучшей. И я в духе партийной самокритики, по-коммунистически самобичевался, да заодно уж подводил «под раздачу» и Николая Ивановича Королевского, который как СПНШ-С отвечал за этот рассадник нарушений воинских уставов. Вечная борьба с ее нарушителями была постоянной головной болью Николая Ивановича. Лично я пьяных моряков ни разу не ловил, да и такой задачи перед собой не ставил, тем более что вечером вместе с Николаем Ивановичем съезжал домой «на берег». Поэтому моряки, предоставленные сами себе, могли выпить, чтобы «оттянуться» и поразвлечься. Они бегали в рыбацкий поселок Аннушка, где разживались спиртным. А то и помощник командира с какого-нибудь корабля готов был поступиться собственными принципами уставной жизни и «подгонял» им шила (спирта) за срочный и столь необходимый заказ. «Залетали» моряки «по вине» бдительной дежурно-вахтенной службы, которая иногда выявляла подобные факты, чем не задерживала тут же «поделиться» с командованием дивизии.

В 4-й флотилии служил флагманским специалистом некий капитан 1-го ранга, который до этого был командиром подводной лодки на Камчатке. Из той его жизни есть одна история. Мылся он как-то в бане. В данном факте ничего примечательного, а тем более предосудительного не было — рядовое событие, которое с каждым из нас происходит как минимум с недельной периодичностью. А был этот капитан 1-го ранга низенького роста, что заметно даже на фотографиях, да и телосложения отнюдь не богатырского — хил и щупл. Это-то и сыграло с ним в бане, в общем-то, не злую, а просто шутку. В той же бане и в то же время мылся мичман Костенко, которого примечательной личностью тоже не назовешь, если не брать в расчет богатырское телосложение. И вот подошел этот богатырь к крану со своим обрезом (тазик, шайка), чтобы наполнить его водой для помывки своего покрывшегося недельным слоем грязи крепкого тела. Претворяя в жизнь столь тривиальный замысел, мичман Костенко столкнулся с препятствием в виде командира атомной подводной лодки, капитана 1-го ранга. Так как хилый командир стоял спиной и по непонятной причине не представился здоровяку мичману, то последний не знал, кто перед ним стоит, еще и со своим обрезом долго возится у клапана (крана).

Всем известна банно-прачечная демократия в отношении одетых во что мать родила. В соответствии с нею мичман Костенко, глядя со спины на низенькое и щуплое тело неизвестно кого, почти в тактичной и вежливой форме сказал ему:

— А ну, пацан, давай посторонись! Мне тоже воды набрать надо.

Допускаю, что по простоте душевной мичман исключительно для связки слов, а не с целью оскорбления командира еще чего-нибудь добавил.

Капитан 1-го ранга обернулся строгим командирским лицом в сторону почитателя банной демократии и, озадаченно пошевелив кустистыми усами, от неожиданности просто не нашелся что ответить. Мичмана Костенко поведение щуплого «пацана» с не по возрасту пышными усами как-то насторожило. А когда он в раздевалке увидел, как этот «мальчишка» вдруг напяливает на себя форму с погонами капитана 1-го ранга, то решил спасаться бегством в родной экипаж, где готов был просить «политического убежища» у своего командира.

Вывод: Эта жизненная ситуация в очередной раз подтвердила прописную истину, что демократия представляет собой систему с не самыми истинными ценностями. Как и банная демократия, при которой форма важнее сути и материальное важнее духовного, она ограничивается определенными рамками — территориальными, временными или еще какими-то. Впрочем, как и любая ложь, придуманная заранее.

А в нашем случае именно тем помещением, где можно ходить без штанов и с опаской нагибаться за оброненным куском мыла. Ну а за пределами сего помывочного помещения начинается более ответственное отношение к себе, а тем более к капитанам 1-го ранга.

Удар под водой

«12 февраля 1980 г.

Проверка экипажа Г. М. Щербатюка.

В результате проверки сделано 11 замечаний.

Экипажу А. В. Авдеева:

Г. А. Кольцову заняться списанием торпеды.

С. М. Печенкину получить тетрадь у Н. Н. Старчикова:

плановые таблицы НТ-2, НТ-3, ПТ-3 с ПТЗ-2;

ПТ-3 с ПТЗ-2 в двойном экземпляре;

и задание командирам на обеспечение.

Подводные лодки нашей дивизии довольно часто и успешно производили практические стрельбы. В связи с этим мой прямой и непосредственный начальник, флагманский минер Виктор Григорьевич Перфильев поручал мне подготовку заданий на кальке. В этих заданиях указывались позиции подводной лодки и атакуемой цели, отличающиеся лишь объектом атаки, то есть стрельбой по НК (надводному кораблю) или ПЛ (подводной лодке), что находило отражение в буквах аббревиатур учебной задачи. Поэтому для меня сложность в этом задании была только одна — аккуратность исполнения. Надо было без клякс и помарок, разборчиво написать небольшой текст задания. Не зря Виктор Григорьевич давал мне уроки чистописания — помогло, правда, в малой степени.

Провести политзанятия на «ТЛ-9».

Подготовить тематику».

Виктор Григорьевич как флагманский минер отвечал за торпедолов, поэтому с личным составом команды проводил политические занятия. Перед уходом в море он обратился ко мне как к своему помощнику политгрупповода «ТЛ-9», чтобы я его на этом поприще подменил. К этому поручению я отнесся серьезно и ответственно. В то же время мне не хотелось читать скучную лекцию типа «Роль коммунистической партии в …» или «Задачи комсомола по претворению в жизнь исторических решений XXV-го съезда КПСС», тем более что в выборе темы Виктор Григорьевич меня не стеснял. И я остановился на Китае, где на тот момент происходили животрепещущие перемены. В качестве источника подобрал брошюру Эрнста Генри «Китай против Азии». И аудитория отплатила мне той же монетой — никто во время занятий не отвлекался, все с живым интересом и активным участием внимали, а после задавали вопросы. Да я и сам получил удовольствие от таких занятий, мне нравился полный контакт со слушателями и неподдельный интерес к своему выступлению.

Служил на Севере на РПК СН «К-421» проекта 667БД старшим помощником командира по боевому управлению Григорий Виноградов, который и жизнь и фамилию приобрел благодаря двум женщинам, одно — от мамы, а другое — от жены. Его родной, юношеской фамилией была Дубина, неблагозвучная. Поэтому в ознаменование такого потрясающего совпадения личным составом ему было присвоено почетное прозвище «Виноградовая Дубина». В оправдание исконной фамилии Григорий имел широкие плечи и был штангистом.

Впоследствии его назначили командиром на другой ракетоносец проекта 667А. И вот находясь в новом статусе командира на новой лодке с новым экипажем в море, он подвсплыл на перископную глубину со всеми выдвижными устройствами, и с этим лесом выдвижных устройств РПК СН шпарил семнадцатиузловым ходом, рассекая что водную гладь, что подводную под всеми парами, будто крейсер на параде. А чем дальше в лес, тем больше дров. Тут тебе и бурун, расходящийся красивым клином белого цвета, который, конечно же, своим прекрасным зрелищем самым беспардонным образом нарушал скрытность плавания. На беду горе-командиру, над этой крейсерской идиллией пролетал один гаденький-гаденький самолетик. А был тот самолетик разведывательным под названием «Орион», и послан противостоящей державой. С того самолета во всех ракурсах, будто фотомодель какую-нибудь, сфотографировали это прямо-таки замечательное «парадное» зрелище. Ну не мог этот гад пролететь мимо такого замечательно красивого и позорного разоблачительного вида советского атомохода, не оправдав надежд на него.

Иногда бывает, сделаешь какое-нибудь хорошее и замечательное дело, да и забудешь об этом. А потом нечаянно глянешь на сотворенную тобой красоту и, не удержавшись от восторга, вскрикнешь: «Как красиво!», или «Как здорово!» «Вот это да-а-а!».

Но не только хорошие дела вдохновляют на уместные и точные слова. Бывает и наоборот, когда чья-то замечательная дурость вдохновляет на противоположную оценку. Поэтому при получении командиром радиограммы «На перископной глубине полным ходом идет неизвестная ПЛ» Григорий Виноградов, в былом Дубина, весьма самокритично, не ведая, что оценивает самого себя, изрек:

— Вот придурок!!!

Те, кто служил в вооруженных силах, знает одну военную премудрость о том, что «в военном уставе всего две статьи.

Статья первая. Командир всегда прав.

Статья вторая. В том случае, если командир не прав, смотри статью первую.

К приведенному здесь из жизни подводников примеру другие комментарии уже как-то и не просятся.

С учетом подобных как прекрасных, так и не очень, но все равно замечательных дел Григорий Виноградов на этой лодке командирствовал всего три месяца.

«15 февраля 1980 г.

Проверка экипажа А. В. Авдеева».

Было выявлено всего семь нарушений. И это не издевательство, просто ожидалась проверка помощником флагманского минера 4-й флотилии подводных лодок минно-торпедной службы экипажа капитана 1-го ранга Анатолия Владимировича Авдеева. Тем хуже я отнесся к своим обязанностям, особенно с учетом того, что помощником флагманского минера флотилии было выявлено нарушений и недостатков в два раза больше, чем мною. Понятно, что чем меньше замечаний выявляет флотилия, тем меньше вопросов к дивизии. Для интереса привожу эти замечания ниже в полном объеме.

«19 февраля 1980 г.

Проверка экипажа А. В. Авдеева помощником флагманского минера флотилии:

По старшинской книжке:

выводы в планах занятий отсутствуют;

отсутствуют случаи аварийности;

планы занятий не утверждены командиром БЧ-3.

Предохранительный клапан на разветвителе ТА № 5 не опломбирован.

Ключ для прокачки поршня катаракта ТА № 1 надет на квадрат штока.

Отсутствует шарик рукоятки на манипуляторе клапана ДУ-200.

На кремальерном кольце ТА № 1 отсутствует масленка.

Отсутствуют масленки на блокировочной тяге открытия передней крышки ТА № 3, 5.

Манометр продувания труб ТА № 3-6 неисправен или находится не в исходном положении.

На ТА № 4 закрашена бирка указателя положения боевого клапана.

На квадрате штока прокачивания поршня катаракта ТА № 2 надет ключ.

На «84Т» рукоятка находится в положении «ручное».

Проставка на ТА № 6 находится под выпускным клапаном БТС (беспузырная торпедная стрельба).

Клапан продувания боевого баллона ТА № 1, 2 находится в открытом положении.

Не опломбирован предохранительный клапан ЦКЗ (цистерна кольцевого зазора) №1.

Захваты ТПУ (торпедопогрузочное устройство) нуждаются в чистке».

Конечно, можно оправдаться тем, что, во-первых, я же мичман, а тут целый старший офицер — капитана 3-го ранга; во-вторых, я представляю звено дивизии, а тут — аж уровень флотилии; в-третьих, не с моим младым опытом тягаться с матерым минером. И все же. Хотя глубоко порывшись в темных закутках своей покрытой шрамами совести, я все же попытался отыскать сохранившуюся, грызанувшую мою нежную душу зарубку в памяти. Не нашел.

Как-то контр-адмирал Олег Герасимович Чефонов, находясь в своем последнем дальнем походе с родным экипажем на «К-523», ночью подвсплыл на перископную глубину. Это было необходимо для проведения очередного сеанса связи и уточнения места нахождения стратегического ракетоносца. Для плавания перископная глубина является опасной, поэтому перед и во время всплытия применяются меры, чтобы избежать столкновения с надводными объектами. Для этого гидроакустиком предварительно был прослушан горизонт. Затем, подняв перископ, командир визуально дважды проверил ночную поверхность моря, внимательно изучая каждый сектор углом в пятнадцать градусов. Однако при завершении повторного осмотра горизонта вдруг произошел удар. Стало ясно, что подводная лодка столкнулась с неким объектом, масса и размеры которого неизвестны. Реакция командира оказалась мгновенной:

— Опустить выдвижные устройства! Погрузиться на пятьдесят метров!

И тут же из центрального поста по кораблю прошла команда:

— Осмотреться в отсеках!

Из поступивших на ГКП докладов стало ясно, что герметичность прочного корпуса подводной лодки нарушена не была, однако устройство «Волна», одно из самых больших выдвижных устройств, не опускалось. Возникло подозрение, что оно погнулось. Чтобы разобраться в ситуации, необходимо было всплыть и осмотреть все выдвижные устройства.

Всплытие атомного ракетоносца в надводное положение во время боевой службы является чрезвычайным происшествием, так как это нарушает главное условие нахождения корабля в море — скрытность. И при возвращении на базу оно автоматически влечет за собой разбирательство. Однако делать нечего — и командир был вынужден принять решение о всплытии атомного ракетоносца. При этом весь экипаж находился в полной готовности произвести срочное погружение в случае обнаружения признаков появления вражьего ока.

Предположение о том, что труба выдвижного устройства «Волна» погнута, подтвердилось. На первый взгляд это было почти не заметно, тем не менее не позволяло выдвижному устройству опускаться на свое место в шахту. При этом невозможно было закрыть крышку шахты выдвижного устройства, что в свою очередь ограничивало ракетоносец по глубине маневра лишь до пятидесяти метров. Так что по прибытии в базу разбирательство грозило в любом случае — или из-за гнутого выдвижного устройства, или по факту не предусмотренного всплытия.

В сложившейся ситуации у Олега Герасимовича была альтернатива — устранить неисправность и продолжить поход или возвращаться в базу, что являлось срывом выполнения боевой задачи. А это грозило еще большими неприятностями. Да и многоопытному командиру в звании контр-адмирала одна только мысль, что придется возвращаться на базу, претила и, конечно же, была недопустима.

На устранение нештатной ситуации ушло долгих четыре часа, насыщенных как мозговым штурмом, так и тяжелым физическим трудом. Все это время подводная лодка вынужденно находилась в надводном положении, нарушая режим скрытности, в готовности к немедленному погружению. А в это время часть экипажа билась над решением задачи — как опустить погнутое выдвижное устройство. Командир атомного ракетоносца, занятый анализом всех вариантов, предлагал настолько необычные решения, что со стороны это могло показаться просто безумием. Особенно когда для создания противодействия деформации трубы около десятка человек повисло на выдвижном устройстве. Реализацию замыслов осуществлял старшина команды трюмных Анатолий Корсунов, творчески пропускающий через себя каждую идею командира.

В конце концов эта почти неразрешимая техническая проблема была решена и атомный ракетоносец смог продолжить выполнение боевой задачи в условиях скрытного плавания под водой. Выдвижное устройство «Волна» было опущено, шахта закрыта, а значит, была обеспечена ее герметичность. Теперь можно было продолжить плавание без каких-либо ограничений.

Однако, как и следовало ожидать, этим дело не закончилось, так как на берегу по данному факту требовалось разбирательство с наказанием виновного. Командование флотилии не интересовало, что в любой момент, даже, казалось бы, при самых прозрачных обстоятельствах случаются непредвиденные и непредсказуемые ситуации. С каким препятствием столкнулась подводная лодка, так и осталось загадкой. Впоследствии Олег Герасимович предположил, что это был какой-то притопленный объект в виде топляка, контейнера или льдины с размытой волнами поверхностью. А такой объект в ночное время увидеть в море практически невозможно.

Вывод: Как бы ни был хорошо обученным и подготовленным экипаж, а также каким бы ни был умным и опытным командир, в условиях враждебной стихии, коей является море, необходимо еще и везение. В данном случае, когда подводная лодка получила повреждение материальной части, командиру не повезло. Зато повезло в том, что он оказался умным и волевым единоначальником, а экипаж грамотным и слаженным боевым организмом.

Так как имелся факт поломки матчасти, повлекший всплытие в надводное положение подводной лодки с нарушением режима скрытности, то командиру было предложено самому «себя выпороть». То есть подготовить приказ о своем наказании. С чем Олег Герасимович был не согласен, так как в этом происшествии его вина отсутствовала. И это своим заключением подтвердила комиссия, по данному происшествию проведшая проверку с учетом того, что в подобных случаях обычно всегда ищут виновного. А тут, к величайшему сожалению командования, «крайнего» нет и все тут! В военных организациях того времени существовал такой способ воспитания (чего греха таить и ныне присутствует тоже), когда само командование по какой-либо причине не могло или просто не находило оснований для наказания, и в этом деликатном вопросе услужливо уступало дорогу своему подчиненному. При этом данное предложение (читай — приказ) преподносилось как великое благодеяние. В противном случае все равно найдут, за что наказать, только уже властью командования вышестоящей инстанции. Да и строптивость тебе же потом припомнят в сколь-нибудь кратном выражении.

Стрельба торпедами

«25 февраля 1980 г.

Задание ПТ-3 с ПТЗ-2 В. С. Малярову

Оповестить А. С. Емельянова: загрузить 3 изделия 228М (торпеда САЭТ-60М).

В 14.00 торпедным расчетам В. С. Малярова и Н. Н. Германова собраться у флагманского минера для приема практических торпед на ТТБ (торпедно-техническая база).

Сборы командиров ПЛ в ТОВВМУ (Тихоокеанское высшее военно-морское училище им. С. О. Макарова) по торпедной подготовке».

Все это — элементы подготовки экипажей к практическим стрельбам торпедами. Я на кальке вычерчивал задание, экипажи получали соответствующий «боезапас», флагманский минер организовывал, координировал и руководил процессом. На завершающем этапе я, как правило, участвовал в «поимке» вышеозначенных изделий и конвоировании их на торпедолове к пирсу.

Кстати о ТТБ. Жена начальника торпедно-технической базы капитана 2-го ранга была вздорной особой, которая к тому же не дружила с головой. Она имела странную привычку встречать и провожать своего мужа несколько нетрадиционным способом — демонстрировать в окно холеную и ядреную кормовую часть своего тела. Можно себе представить, как народ сбегался поглазеть на такие проводы моряка.

Во время службы в штабе дивизии у меня резко вырос показатель свободного времени. Поэтому хоть изредка, но я выезжал в Находку. Гуляя однажды по портовому городу, который без особых архитектурных замыслов и затей тянулся вдоль линии залива, я наткнулся на выставку художников-абстракционистов из какого-то заштатного американского городишка. Из критических статей добросовестных искусствоведов мы знали, что по большому счету абстракционизм искусством не является. Это всего лишь поиск формы выражения идеи, поэтому он не несет полезной информации культурного и духовного плана. Я решил проверить свою идейную устойчивость к западному эрзац-искусству, походив около получаса по залам выставки. И абсолютно не в угоду советской пропаганде, а по своим впечатлениям скажу — ничего интересного, а тем более взявшего за душу с этой выставки я не вынес. Я имел в своем культурном багаже походы в Эрмитаж, Русский музей, Третьяковку. Поэтому эта экскурсия для меня была сродни мимолетной встрече с легкомысленной девушкой после испытания чувств настоящей любовью.

Посетители также не воспринимали заморское искусство — неопределенно пожимали плечами, переглядывались. И, дабы явно не обидеть устроителей выставки, в большинстве своем просто отмалчивались. Однако в противовес нормальной публике на выставку затесалась настоящая поборница американских ценностей, отнюдь не юная, но экзальтированная особа. Она с глубокомысленным видом расхаживала от картины к картине, каждую нахваливала и пыталась объяснить нам, неучам, высоты этого «искусства», убеждала в невысказанной идее авторов представленных образов. Что это за искусство, которое надо объяснять, да еще так туманно! Лично мне это напомнило эксперименты новатора-доктора с пятнами Роше, новизна была лишь в разнообразии красок, но не в идеях. Я бы назвал это одним словом — профанация. Хотя, кто знает, если бы это была выставка настоящих мастеров абстракционизма, то может быть, я бы изменил свое мнение.

«26 февраля 1980 г.

Партсобрание:

42% — укомплектованность ПЛ мичманами.

За все время службы на флоте помню постоянную озабоченность командования комплектованием экипажей ракетных подводных крейсеров мичманским составом. Здесь имела место их хроническая нехватка. Наверное, поэтому с чьей-то легкой руки институт мичманов на флоте поимел название «золотой фонд флота», или что-то в этом роде, что, наверное, можно было бы сравнить с американским золотым запасом в Форт-Ноксе. Лично я скептически смотрел на нас как на блестящий и дорогостоящий металл, а потому с золотым слитком или хотя бы его обломком себя никак не отождествлял.

Штабная команда — пьянство.

«ТЛ-9» — матрос Михайлов состоит на учете в особом отделе.

Снова очередные перлы нашей воинской дисциплины костью становятся в самом узком месте нашей стройной флотской организации. Быть на учете в особом отделе по тем временам означало ничуть не лучше такого же самого положения относительно правоохранительных органов. За что матроса Михайлова поставили на злополучный учет, уже не помню, но, разумеется, не за игру в карты или нарды во время приборки.

В этой связи припомнилась очередная флотская байка. Как несколько моряков одного из экипажей не то подводной лодки, не то надводного корабля где-то в кубрике развивали чисто гипотетическую мысль. Речь шла об «угоне корабля» и о том, насколько это реально с использованием возможностей именно их, находящихся в кубрике моряков. В итоге сих мечтателей, когда об оных мыслях стало известно особому отделу, в срочном порядке списали с корабля в полуэкипаж.

Вывод: Организм человека — очень сложная система, равновесие которой в виде хорошего здоровья отслеживается медиками посредством профилактической работы. Но и коллектив как социальный организм не менее сложен, поэтому тоже нуждается в балансе всех своих составляющих, в превентивной работе по упреждению нежелательных явлений, способных ослабить его и привести к потере трудоспособности. Эту работу выполняли специалисты политических и особых отделов.

Наверное, потому он и особый отдел. Это называется профилактической работой — во избежание и для полной гарантии с упреждением и главное, чтоб другим неповадно было. Хорошее назидание другим морякам, кто хотел служить на боевых кораблях, а не на бербазе.

Партийная характеристика.

Поставить печать на выписку.

Утвердить акт о продлении изд. 244 у А. В. Авдеева.

Приказ о прикомандировании — проследить».

В 1980 или 1981 году я как член партийной организации присутствовал на отчетно-выборном партийном собрании штаба дивизии. И там начальник штаба капитан 1-го ранга Владимир Петрович Бондарев в своем докладе отметил, что, по данным разведки, все боевые службы (дальние походы) наших стратегических ракетоносцев оказались отслеженными вероятным противником, то есть, грубо говоря, американцами. Этим сообщением я был удивлен и тогда реально и приземлено подумал: «Неужели все так плохо?».

Оказалось, что плохо было не там, а в среде первых кремлевских руководителей. Оправдано ли существовало мнение, что после старта первой или второй ракеты, в лучшем случае после выпуска всех, жить нам останется совсем ничего. Ровно столько, за сколько вражеская торпеда пройдет дистанцию до нашей лодки и еще столько, сколько мы сумеем сохранить боевую устойчивость своего корабля в борьбе за живучесть, пока на нас не посыпались бы последующие удары. А если еще эти, грубо говоря, американцы первыми бы начали, то был риск и вовсе погибнуть бездарно — не успев выпустить из своих шахт ни одной молнии возмездия.

«29 февраля 1980 г.

Проверка «ТЛ-9».

Проверил — девять недочетов в работе. Самое вопиющее и кощунственное нарушение — «Построение на подъем Военно-морского флага не производилось». Даже по сравнению с ржавыми лебедками, поврежденной палубой в корме, пожарным краном, леерами и даже кнехтами это, безусловно, наихудшее, что может быть на корабле, пусть даже маломерном. Ржавчина на металле не так опасна, как ее же наличие в умах и дисциплине личного состава. А в данном случае она оказалась первичной в головах, и уже как следствие распространилась на материальную часть торпедолова. И здесь же возникает вопрос о роли командира Олега Артемова. Ведь при таком положении с материальной частью трудно не видеть то, что само бросается в глаза.

Именно по этой причине на следующий же день я снова оказался на борту этого отнюдь не доблестного «корабля». И проверка была сопряжена не только с осмотром матчасти и личного состава, но и с принуждением последнего к тому, чтобы подумать о положении дел по некоторым позициям. Поэтому ниже я просто процитирую свою следующую запись:

«1 марта 1980 г.

Проверка «ТЛ-9».

Устранены замечания:

Убраны посторонние предметы.

Лозунг переписан.

Установлены резиновые прокладки на береговом кабеле.

В машинном отделении произведена большая приборка.

Аккумуляторные баки очищены.

Верхняя палуба: убрано масло, грязь.

Главные и вспомогательные дизеля отмыты.

Вода из трюма откачана.

Камбуз отмыт, вычищен.

Преобразователь очищен от ржавчины.

Фундамент лебедки: очищен от грязи, вымыт.

Резиновый коврик в наличии.

Заведен новый катерный журнал.

Произведены тренировки по подъему Военно-морского флага и команда приучена для построения при проведении этой церемонии.

У личного состава на шинелях пришиты пуговицы.

В кубриках сделана большая приборка.

Всего устранено 44 замечания».

Этот случай напомнил мне хоть и другой, но очень похожий эпизод из моей служебной практики, который имел место спустя примерно двадцать лет. Я работал в системе МВД, и мне было поручено проверить Учебный центр. При воспроизведении на бумаге своих замечаний я испытал дежавю. Потому что отвратительное состояние проверяемых объектов (на флоте: материальной части катера и помещений дежурной части; и на суше: кухни Учебного центра) мое восприятие сроднило настолько, что даже отдельные фразы удивительным образом совпали. Значит, отвратительное отношение к делу, что на суше, что на плавсредстве, одинаково безобразно замышляется и делается.

«6 марта 1980 г.

К штабным учениям:

Покрасить палубу.

Трап покрасить.

Отмыть двери машинописного бюро.

Гальюн:

покрасить дверь кандейки (выгородки);

покрасить скамью;

отмыть окно;

покрасить бадью;

покрасить умывальник;

отмыть и покрасить окно;

покрасить ПК».

Потренировавшись на торпедолове, я заимел возможность продемонстрировать собственное отношение к своим обязанностям коменданта штаба на виду как минимум всего соединения.

В Тихоокеанском напротив моей квартиры вместе с женой жил мичман, который служил в 26-й дивизии. Он был на два-три года старше меня, ростом и телосложением примерно с моего — на мой взгляд, безобидный товарищ. Обычный мичман, с обычной атомной подводной лодки, проживающий в обычной квартире с обычной и непритязательной женой и с нередкой наклонностью — тягой к спиртному. Как-то в мою дверь позвонили. Открываю. Стоит супруга мичмана-соседа, на мое приглашение войти лишь неопределенно топчется у порога. Видимо, она ожидала увидеть не меня, а мою жену. Наконец, сумев подобрать нужные слова, спросила:

— Хозяйку можно?

— Лен, тут к тебе пришли, — крикнул я жене.

Моя жена, появившаяся в коридоре, с ходу расшифровала пантомиму, которую ей продемонстрировала соседка своим видом и какими-то непонятными намеками. По ходу дела Лена, изменив траекторию движения, направила стопы к кухонному столу, вынула оттуда бутылку водки, молча передала соседке. Я только и успел, что проводить бутылку укоризненным взглядом. Соседка, рассыпаясь в благодарностях, коротко пояснила:

— К нам гости пришли.

Когда дверь закрылась, Лена разъяснила ситуацию:

— Это ее водка. Она сдает нам на хранение, потому что дома спрятать не может — муж находит и уничтожает ее как гидру контрреволюции.

«10 марта 1980 г.

Занятия и тренировки в УЦ отметить.

Автобиографию — в отдел кадров.

Книгу протоколов собраний отдать Иорину.

Прокладки к изд. 244 отдать С. А. Ефремову.

Необходимо:

Переобмундировать комдива.

12.03.1980 г. парадное снаряжение к кортику для капитана 1-го ранга с золотой ниткой (в отличие от обычного) для комдива?»

Я вовсе не исполнял роль флотской белошвейки и не устраивал для комдива примерку в бутике. Это я намекаю на американский фильм «Красотка», где подобная ситуация была неплохо обыграна актерами. Ничего подобного. У нас все выглядело по-советски и по-военному пристойно без капиталистических излишеств. Я пришел на склад и согласно выписанной накладной получил причитающееся комдиву обмундирование.

Хотя, с другой стороны, если утрировать ситуацию, то можно было бы на эту тему пофантазировать. Представить, например, что я, как Ричард Гир, изображаю богатенького папика, а саратовский мужик Эдуард Николаевич, как Джулия Робертс, — девицу с древним как мир ремеслом. В фильме хозяин бутика (допустим, в нашем случае это был бы начальник вещевой части тыла) качественно «облизывал» (обслуживал) Джулию Робертс в присутствии Ричарда Гира. А как бы выглядело навешивание снаряжения с золотой ниткой и кортиком в придачу — в качестве последнего штриха?

А в те времена последним писком военно-морской моды зимнего сезона у командного состава подводников было пальто на натуральном меху . Помню, как в таком пальто щеголял наш комдив Эдуард Николаевич Парамонов. Смотрелось довольно круто.

Взять у С. А. Ефремова ТВ-13ИМ.

Закончить разработку методики планов занятий.

Отпечатать в 10 экземплярах папку документов командира БЧ-3.

Подбить протоколы комсомольских собраний и заседаний комитета ВЛКСМ.

7-го марта мною были сделаны выписки тренировок торпедных расчетов и командиров в учебном центре за февраль и начало марта. Тренировок у экипажей, не занятых боевой службой (дальним походом) или отпуском, было много.

«10 марта 1980 г.

Список мичманов, которым был присвоен второй класс.

Мичман Сердечный Н. П. — «К-497-I»

Мичман Зязев Е. В. — «К-497-I»

Мичман Заборющий С. И. — «К-497-I»

Мичман Черный Н. В. — «К-497-II»

Мичман Капырин Н. Л. — «К-497-II»

Мичман Ситкин Ю. В. — «К-500-I»

Мичман Шахрай В. И. — «К-500-II»

Мичман Ситников Н. А. — «К-512-II»

Мичман Киданов В. В. — «К-523»

Мичман Ловкачев А. М. — «К-523»

Мичман Рехтин Ф. И. — «К-530»

Мичман Антипов Л. Д. — «К-530»

Старший матрос Димов — «К-500-I»

На первый взгляд расположение фамилий имеет как бы бессистемный и хаотичный характер, однако везде существует своя система, и здесь, оказывается, тоже — по тактическим номерам РПК СН, что в виде подсказки дописано в конце.

По окончании школы техников каждому мичману, как бы по определению, изначально присваивался 3-й класс квалификации по специальности. Дальнейший профессиональный рост определялся прохождением службы в конкретном подразделении и подтверждался присвоением очередного номера классности приказом по соединению после сдачи квалификационного экзамена или зачета. После третьего класса присваивался второй, затем первый класс. Наивысшим отличием классности была квалификация «Мастер военного дела». Этим знаком классного отличия гордились все, вплоть до офицеров.

Здесь уместен вопрос: «Почему наряду с молодыми мичманами ребята постарше удостоились лишь второго класса? А где мастера, ну или хотя бы первый класс?».

Естественно, что недавно сформированная дивизия не сразу смогла наладить работу по воспитанию своих классных специалистов. Поэтому всем мичманам предоставлялись равные стартовые возможности независимо от срока службы.

Мичманам за 2-й класс платили 5 рублей, за 1-й — 10, за «Мастера военного дела» — 15. Повышать классность можно было не ранее чем через год, в противном случае доплата не производилась. Кстати, офицерам классность почему-то обходилась дешевле, там была своя квалификационная система.

Единственный моряк срочной службы, который захотел повысить свою классность, это старший матрос Димов. Теперь он с полным правом мог повесить себе на голландку значок в виде щита с цифрой «2».

«21 марта 1980 г.

Проверка экипажа В. С. Малярова».

Сделано три замечания, а матрос Калинин инструкцию и обязанности знает и умело их исполняет. Если у меня в записях отмечено, что матрос, умело исполняет свои обязанности, значит, на моем уровне он проявил себя с положительной стороны, без всяких там натяжек.

Прибалтийские истории…

Военно-морская история, очевидцем которой оказался Леонид Иванович Лукащук.

Колонна автобусов с уволенными на берег проследовала из Павловска в поселок Тихоокеанский, двигаясь в гору, до ворот КПП. Здесь, как положено, колонна произвела остановку для проверки пропусков. В одном автобусе ее осуществляли мичман и молодой матрос, призванный из Казахской ССР со стажем службы три месяца. Оба зашли в автобус и начали проверять: один левую сторону, а другой — правую. Проверка проходила в штатном режиме, сличение лица с фотографическим дубликатом в пропуске трудностей не вызывало, но лишь до тех пор пока, молодой матрос не наткнулся на… собачью морду.

«Трехмесячный» матрос контрольно-пропускной службы в растерянном состоянии выскочил из автобуса, смешивая казахские и русские слова, сделал доклад своему командиру — мичману. Тот, учитывая экстраординарность дела, быстренько сбегал на КПП, где по прямому телефону доложил ситуацию дежурному по флотилии. От момента обнаружения собачьей морды до прибытия не то дежурного, не то его помощника вся колонна находилась в ожидании. С другой стороны, всем было интересно, что произошло и как разрешится инцидент. Наконец прибыло должностное лицо с соответствующими полномочиями, способное разрулить ситуацию.

Что оказалось на самом деле, расскажу по порядку.

Особый отдел КГБ был недоволен пресной жизнью и отсутствием приключений при проведении проверок на предмет преданности личного состава идеям своей страны. Ни шпионов нет, ни даже диверсантов. Захотелось проверить какую-нибудь службу и сделать это не просто абы как, а проявить оперативную смекалку и выдумку с безудержным полетом фантазии. Чтобы поразвлечься, а заодно и проверить бдительность службы контрольно-пропускного поста, особый отдел решился на смелый и выдающийся «производственный эксперимент», а фактически на глумление над формой советского морского офицера. Нашли бульдога, надели на него военно-морской кителек, сфотографировали и даже подобрали особиста с похожей физиономией, вручили ему шутовскую «ксиву» и, благословив, отправили на совершение подвига. Глупость, конечно, но ведь эффект-то был достигнут!

В результате бдительности дежурных КПП ими была выдержана изощренная и издевательская проверка, к которой очень серьезно и с творческим подходом готовился особый отдел. Сам особый отдел с затеей не то чтобы провалился, но был удовлетворен работой контрольно-пропускной службы. Она еще раз вознеслась на недосягаемую высоту, впрочем, она и так там была, так как возвышалась над всей флотилией, на господствующей высоте. А бдительный матрос, обнаруживший собачью морду на пропуске, всему КПП был поставлен в пример и премирован десятисуточным отпуском с выездом на родину.

«26 марта 1980 г.

Партсобрание.

Строгий контроль кандидатов в МВД.

К 1 июня направить военнослужащих в ШТ (школу техников) для обучения.

Первые два вопроса касаются работы с личным составом: выдача направлений (путевок) для работы в милиции и отбор кандидатов для учебы в Школе техников ВМФ во Владивостоке. В первом случае видна ротация кадров с их перетеканием из министерства обороны в правоохранительные органы, во втором — удержание моряков с переводом в более высокую мичманскую «лигу».

Ужесточить контроль по СДП (секретное делопроизводство).

За время моей службы в штабе серьезных нарушений в этом виде деятельности не возникало. Хотя по флоту ходили разные байки о том, как падали в воду портфели с секретными документами и пакетами и о производимых поисковых мероприятиях с использованием водолазов.

Неготовность «ТЛ-9» к учениям во Владивостоке».

С торпедоловом ситуация в принципе была понятной. Это как в военно-морской притче. Моряк в строю: краб (кокарда) погнут, подворотничок грязный, бляха не чищена, ремень болтается, брюки не глажены, обувь не блестит и сам не стрижен и не брит. Словом миллион замечаний. А нет моряка, и возникает лишь одно замечание: отсутствует в строю. Здесь встает вопрос о цене замечания.

Как-то я оказался свидетелем разговора молодых мичманов, строивших виды на жизнь после демобилизации. Шло обсуждение общеизвестного для нас факта, что в 32 года — а если точнее, в 35 лет — мичману можно выйти на пенсию. При этом в их речах чувствовалась некая обреченность по поводу предполагаемого срока жизни. Суть разговора такова. Дескать, надо прослужить на атомных лодках до 35 лет, а не до 32-х. Ведь срок подписки составлял 5 лет, а полагалось перекрыть 25 календарных лет службы в льготном варианте. Для этого требовалось три срока подписки, или 15 лет, что в двойном исчислении добавляло в стаж 30 лет. Вот и получалось, что прослужить надо было до 35-ти лет. А так как последствия радиационного облучения были не изучены и весьма малоизвестны, то один из мичманов так и сказал:

— В тридцать пять лет уйду на пенсию, дальше, если повезет, еще лет 8-10 погуляю. А там и помирать можно.

Теперь смешно это вспоминать, когда видишь, что все оказалось гораздо лучше и надежнее, чем мы тогда могли думать.

В связи с этим мне вспомнился анекдот, который в то время ходил в мичманской среде.

Ко всеобщему удовольствию и всемирной радости, на Земном шаре построили коммунизм. С его победой войны отпали сами собой, так как взаимных претензий у стран не стало: никто ни на кого нападать не собирался. Поэтому армию и флот распустили.

И вот демобилизованный с флота мичман возвращается на родину. В исполкоме по месту прибытия ему предлагают разные сферы деятельности, в которых он мог бы себя проявить с наилучшей стороны. Однако в перечне должностей по душе нашему герою не пришлась ни одна. Тогда ему говорят:

— Уважаемый, скажите сами, где бы вы желали трудиться?

— Я бы пошел в милицию, — сказал бывший мичман.

— Вы знаете, уважаемый, при новом строе сознание народа поднялось на такую высоту, что преступность искоренена. Мы расформировали все структуры правоохранительных органов.

— Тогда возьмите меня в пожарники.

— Дело в том, уважаемый, что при коммунизме сознание народа поднялось на такую небывалую высоту, что люди ведут правильный образ жизни и стали настолько бдительными, внимательными и осторожными, что у нас не возникает пожаров, поэтому нет должности пожарного.

Бывший мичман, уставший от придирчивости коммунистического бюрократа, вконец разозлившись на него и на вновь построенное общество, закричал:

— Что вы ко мне пристали? Да не буду я работать!

Хотя, мне кажется, любой бывший мичман, оказавшись на отдыхе, сумел бы себе найти занятие по душе даже при коммунизме.

«1 апреля 1980 г.

Подготовка к ЗКШУ (закрытые командно-штабные учения) объединения:

Покрасить палубу в предбаннике у А. П. Петренко (кабинет секретной части).

Вымыть дверь — там же.

Вымыть ящик.

Прибить рейку в среднем проходе 3-го этажа.

На трапе вымыть двери.

Опечатать на трапе все электрические щиты.

На трапе 2-го этажа убрать ключ.

Входные двери в штаб вымыть.

В кабинах гальюна навести порядок.

В среднем проходе вымыть все двери и панели.

Убрать пыль».

В этот день жена разбудила меня паническим криком:

— Плита горит!

А просыпаться так не хотелось! Тем более под непонятный перезвон домашний аварийной тревоги. Мало их было на подводной лодке, так еще и тут, в штатских условиях. По привычке я сел и начал ощупывать ближайшее пространство, пытаясь наткнуться на своего верного друга — ПДУ. Осознав, что нахожусь дома, а не в родном отсеке, я в одних трусах притянулся на кухню, по пути морально готовя себя к борьбе за живучесть квартиры. Я ожидал увидеть огромные языки пламени, нешуточный пожар. Но меня встретила Лена с радостной улыбкой:

— Первое апреля! Разыграли! Разыграли!

Розыгрыш удался, чего не скажешь о завершении моего прекрасного состояния — сна.

Когда служил на корабле, жена частенько сетовала на то, что я очень редко бываю дома. А когда я оказался в штабе и стал бывать дома практически каждый день, жена оказалась недовольна тем, что я мало приносил денег. К сожалению, в этой жизни сложно найти золотую середину. Моей жене угодить было трудно, ей хотелось, чтобы я каждый день приходил домой с оттопыренными карманами от пачек денег. Хотя, если честно, то даже если бы мне и удалось так замечательно устроиться, то она все равно нашла бы причину, чтобы дуться и выражать недовольство. Наверное, так устроены не только женщины, а и мужчины тоже.

Командно-штабные учения флотилии предварили на более низком уровне — в дивизии. Однако моя обязанность по их подготовке не изменилась — наведение штабного лоска — это прерогатива коменданта. Хотя должен заметить, что в старом здании, где находился наш штаб, молодому мичману сделать это было как минимум сложно. Навести порядок теми средствами, которые отпускались, было проблематично, да и моего опыта для этого недоставало.

«22 апреля 1980 г.

На завтра:

А. В. Авдеев — перегрузка боезапаса.

В. С. Маляров — проверка готовности к боевой службе.

Подготовка «ТЛ-9» к выходу в море на 2-3 мая.

Заказать изделия А. В. Авдееву — 3 больших и 1 малое.

Г. М. Щербатюку заказать — 2.

Подведение итогов соцсоревнования».

Неотвратимая как рок боевая деятельность дивизии атомных подводных ракетоносцев — перегрузка боезапаса, подготовка к автономке — где-то краем цепляет даже такое, казалось бы, на первый взгляд крохотное и незначительное суденышко, как торпедолов. Без него процесс боевой учебы по минно-торпедной части просто встает на месте.

Вывод: В большом деле нет незначительных деталей. Как общество не может прожить без рядовых своих членов, так атомная субмарина нуждается в утилитарных вещах простого свойства.

Когда мой бывший экипаж «К-523» находился в Палдиски, то и там жизнь не застаивалась как в болотной тине, а била ключом. Да так, что иной раз некоторым особам сворачивало башни набок.

В единственном кабачке этого тихого и небольшого городка, где собирались подводники, проходящие подготовку в Учебном центре, раз в неделю проводился вечер при свечах. Днем это заведение работало как кафе, а с пяти часов вечера меняло статус и превращалось в ресторан. Такие превращения в режиме «туда-сюда» происходили ежедневно.

После дневной работы столики в кафе расставлялись по периметру, освобождая центр зала для танц-пола. Вечер при свечах проводился при отключенном освещении, а на каждый столик выставлялась зажженная свеча. Вот тебе заодно и экономия электроэнергии. Действительно — тут тебе и дешево, тут тебе и сердито. Музыка была живая — играл оркестр, который размещался на невысоком подиуме.

Вечерняя работа ресторана условно делилась на три этапа. Эти три фазы четко прослеживались в деятельности оркестра. Его работу условно можно было сравнить с тактикой наркодилера. Сначала он дает зелье бесплатно, затем берет умеренную цену, а когда клиент подсел на наркотик — цену завышает.

Первое отделение — это когда оркестр хоть и без особого вдохновения, но добросовестно отдавался рабочему процессу, не получая взамен никакого поощрения кроме оклада.

Второе отделение — в какой-то мере у оркестра сохранялся рабочий процесс, но я бы сказал «с оттяжкой». Оркестранты начинали работать вяло, без вдохновения. В этот период начинали поступать заказы от публики, охваченной процессом разогрева.

Третье отделение — оркестр демонстративно сворачивает работу. Таких его «окончаний работы» бывало ровно столько, сколько возникало денежных заказов. Оркестранты вели себя так, будто план уже выполнен, поэтому нет смысла рвать жилы. Рабочее время тихо и незаметно для посетителей подкрадывалось к своему концу, поэтому музыканты делали вид, что пока лениво уложат в футляры инструменты, пока снимут костюмы, пока вымоются в душе, пройдет достаточно времени, чтобы «фабричный гудок» просигналил им окончание смены. Зато публика к этому времени готова была расставаться с деньгами, как кипящая сталь, готова к разливке по формам. Для оркестра это самая настоящая страда. Они играют только под заказ и по-крупному.

Вот в такой обстановке — с одной стороны, полного и всеобщего одобрения процесса, а с другой, ленивого его поощрения — между вторым и третьим отделением произошло событие, которое привнесло эмоциональную насыщенность, так что рутинное течение жизни зала взорвалось переизбытком страстей.

Одна подвыпившая дама встала из-за столика, и вдруг с бухты-барахты, беззастенчиво попирая нормы морали, «присела на лужайке». В качестве лужайки она выбрала самый что ни на есть центр танц-пола, где до этого посетители старательно самовыражались. Нетрезвая дама, видимо, исходила из того, что там, где нет свечей, там темно и никто ее «под кустиком» не заметит. Однако заметили, так как выглядело это как некая демонстрация. И это необычное поведение привело людей в неистовство. И что после этого началось…

Ну мужская часть присутствующих, снисходительная к женским извращениям, была просто поражена фонтанирующим зрелищем.

Зато женщины требовали призвать нарушительницу нравов к порядку, позвали администрацию, от которой потребовали изолировать извращенку от общества. Молодая часть мужской публики не поддержала эти требования, видя в произошедшем изыск живого и необычного выступления. Самыми горячими поклонниками при этом оказались люди сексуально зависимого возраста, склонного к пресыщениям, — юные лейтенанты и мичманы. Они громко поддержали непристойную особь:

— Повторить!

— На бис!

— Еще!

Упившаяся дама пришла в ресторан не одна, а с кавалером, но его индифферентно безразличное отношение к ней выдавало лишь то, что они были чужими людьми.

— Дорогая, ты не добежала до туалета, потому что у вас там образовалась очередь? — спросил он, хохоча, словно наблюдал за умной обезьянкой.

И долго еще эта из ряда вон выходящая шалость одной сумасшедшей будоражила общественность тихого провинциального городка, положив конец вечерам при свечах.

Вывод: Советская Прибалтика вообще была местом, куда следовало ехать, чтобы посмотреть, как не надо себя вести.

Кстати вспомнился случай, произошедший лично со мной. Во время сборов в мой первый отпуск мой товарищ Николай Шиков по кличке Дед попросил меня купить сигарет, так как в Приморье имелись трудности со снабжением, в том числе и с куревом. Отпуск был длинным, почти два месяца, поэтому я решил лететь домой через Таллинн. В самом его историческом центре, в Старом городе, я нашел небольшую, но уютную гостиницу, и на пару дней снял там номер. А затем с удовольствием пустился в экскурсии и прогулки по городу и его окрестностям, с интересом посещал музеи, осматривал исторические памятники. Гуляя, я все же вспомнил о просьбе Деда, купил качественных таллиннских сигарет и, находясь в хорошем настроении, отправился на поиски почты, чтобы отправить бандероль. Дойдя в бесплодных поисках до очередного перекрестка, решил обратиться к помощи местных жителей. На глаза попалась женщина средних лет, и я вежливо обратился к ней:

— Извините, не подскажете ли, где есть поблизости почта?

Она, с готовностью откликнувшись на просьбу, стала объяснять, указывая рукой направление. Вот, — подумал я про себя, — какие добросердечные люди, ну, прямо как у нас в Минске!

Добрая женщина, указывая направление, протягивала руку в сторону, где, по ее словам, якобы находилась почта. Я же по какой-то рассеянности, взял да и посмотрел в противоположную сторону, где мой безмятежно рассеянный взгляд нечаянно уткнулся в рекламную вывеску. А там по-русски красивыми и четкими буквами было начертано «ПОЧТА». Я в изумлении перевел взгляд на благообразную таллиннскую тетушку, которая, войдя в роль Ивана Сусанина, продолжала распинаться, показывая «оккупанту», «верное» направление. Оправившись от шока, но все-таки не от озадаченности, я, запинаясь и боясь оскорбить «милую бабушку» даже тенью подозрения, показал своим взглядом в правильном направлении, промямлил смущенно:

— Но, кажется, вот почта!

И жестом первооткрывателя указал на настоящую почту. И куда только девалось мирное очарование пожилой куратки (презрительное прозвище эстонцев)?

Вдруг из благообразной тетушки она превратилась в злобную и противную старуху. Со словами:

— Ну, я не знаю, какая нужна вам почта, — она круто развернулась и с победным видом, как фрегат с попутно надутым парусом, пошла своим курсом.

Про национальные особенности прибалтийской дружбы в нашей великой семье народов я и до этого был наслышан, но, честно говоря, воспринимал это как наговоры. Однако когда столкнулся и сам испытал на себе некоторые ее специфические черты, то получил массу неприятных впечатлений. С представителями любых национальностей я вел себя одинаково, а вот к отдельно взятым их индивидуумам уже по-разному, в зависимости от того как складываются между нами личные отношения. При этом никогда не считал нужным делать какую-то поправку на чье-то происхождение или национальность. Однако в данном случае ко мне отнеслись как-то подленько и гаденько. Потом я также узнал, что в прибалтийских магазинах, если посетитель обнаруживал славянское происхождение, ему могли не продать понравившийся товар.

Вечером в Старом городе я зашел в уютную кафешку, которая находилась в полуподвальном помещении, и там познакомился с молодой эстонкой. Разговорившись с нею, я по свежему случаю пожаловался на «особую приветливость» ее земляков. Она стала мне проповедовать, что Советская Россия захватила (тогда слово «оккупация» почти не употреблялось, а если и использовалось, то очень осторожно) их республику, и многие эстонцы лишились кровного имущества и недвижимости. Указав на молодого человека, вместе с которым она пришла в кафе и который находился в шумной компании за соседним столиком, сказала:

— Вот, например, мой друг. Его родители из «бывших», поэтому он тоже кое-чем недоволен.

Она старалась выражаться тактично, однако мне ее позиция была ясна. Никто никого в свою веру обращать не собирался, просто мы оба старались друг друга понять.

— Один ваш друг?… — сказал я и улыбнулся. — А я возьму карту и покажу ту часть территории, которая в последнюю войну была в оккупации, под немцами. Там живет народ, который по милости ваших больших друзей потерял каждого четвертого и практически все — кров над головой. Представляете, сколько у нас недовольных? И что? Неужели прикажете выливать это недовольство на ваши головы?

Вывод: 1. Мудр тот народ, который не считает потерей обретение равенства и братства между людьми, возможности жить открыто и безопасно, совершенствоваться и представлять ценность не тем, что у него можно отнять, а своей внутренней неотторжимой духовностью.

2. Предъявлять друг другу исторические счеты, особенно за события, случившиеся в эпоху предков — это значит проявлять гордыню в отношении самой бурной и переменчивой стихии, стихии человеческих отношений.

3. Живущим после безумств последней войны грех жаловаться на то, что они не погибли еще до рождения, что обрели жизнь и возможность наслаждаться миром.

Естественно, я не призывал эту девушку к беспамятству, как и сам не собирался вставать на эту позицию. Историю своих народов надо знать, помнить и любить, как историю своей семьи. Но выставлять ей свои личные счета — смешно. Заниматься не своими задачами и делами, а пересматривать результаты, достигнутые предшественниками, — непродуктивно. Каждое поколение проживает свою жизнь, только ту, на которую оно оказалось способно, неизменимую, неизменяемую и не могущую быть измененной ни пращурами, ни потомками. Их судьбы — это их личное самовыявление, их вклад в наш общий процесс продвижения вперед. И присваивать его или извращать — преступно.

Кто бы назвал естественным, допустим, порядок вещей, при котором сегодняшняя листва на орехе, что растет под окном моей кухни, вздумала протестовать против того, что прошлогодняя его крона пожелтела раньше времени и была жестоко снесена ветрами, и в отместку принялась бы мстить стволу и веткам. Приблизительно так выглядят обиды некоторых моих современников за судьбы прежних жителей своих территорий, а то еще и за материальные потери, которые те понесли и в результате не передали их им, этим жадным до благ потребителям. И кому они предъявляют эти надуманные, не по праву присвоенные обиды? Не поверите! — времени и совсем новым людям.

Прибалтика в советское время вообще отличалась эгоистичными настроениями, шкурными притязаниями, аполитичностью и вольнодумством, беспринципностью нравов своей молодежи, как будто только они должны были быть счастливыми, причем исключительно эксплуатацией себе подобных, исключительно ценой того, чтобы отнять право на счастье у других, исключительно мерзким методом. Одиозные мысли и желания, опасные поползновения, неприемлемые намерения там процветали! И это при том, что им предоставлялись особенные льготы, недоступные другим республикам СССР. Например, возможность свободно выезжать за пределы государства, не обращаясь за разрешением в союзные инстанции. Думаю, об этом многие знают. Именно этот болезненный взгляд на свою историческую миссию они и демонстрируют нынче, глумясь над фактами минувших веков и не заботясь тем, насколько позорное наследство они оставляют своим потомкам.

Но вернусь к повести моих юных лет. Так я, например, слышал о том, как в одном из мест общественного питания там произошла сцена еще круче вышеописанной.

Это было нечто тривиальное, где люди обычного вида банально пили, закусывали, танцевали. И вдруг эта обычность была нарушена парочкой, набравшейся «космических» флюидов, повлиявших на них озверяюще. Парочка резко вскочила и прямо на столике предалась соитию. Публика была шокирована. Здесь, правда, возникает вопрос: Что это было — акт безнравственности или призыв к безнравственности, что вернее.

Добавлю лишь, что город Палдиски расположен в 52-х километрах от Таллинна. Он расположился на полуострове Пакри, на северо-западе Эстонии.

В 1962-м году здесь открылся учебный центр атомного подводного флота СССР, разместивший у себя два наземных атомных реактора. В то время там работало 16 000 человек, что делало его крупнейшим в своем роде в Советском Союзе. Ввиду его большой значимости, весь город был огражден от посетителей до августа 1994 года. Однако основная жизнь экипажа во время нахождения в Палдиски протекала в стенах Учебного центра, где главным был процесс обучения. И офицеры, и мичманы не всегда проводили свой отдых в кафе и ресторанах, кроме учебы и налаживания боевой организации экипажа иногда занимались спортом. Например, во время чемпионата Учебного центра по футболу разыгрывался кубок. Наша футбольная команда отстаивала спортивную честь экипажа. Центровыми нападающими были Константин Роговенко и Игорь Садыков, а на флангах — Михаил Михайлович Баграмян и Руслан Багдасарян.

Командир экипажа Олег Герасимович Чефонов и старпом Алексей Алексеевич Ротач выгоняли личный состав из казармы на поле, чтобы все болели за нашу команду. Так как Михаил Михайлович по возрасту уступал лишь командиру, то ему предложили:

— Михайлович, хватит тебе бегать! Будешь судить.

Вот так однажды Михаилу Михайловичу пришлось судить игру нашего экипажа с командой Учебного центра. И засудил наш Михайлович команду Учебного центра под самый корень. Не надо думать, что он это сделал бесчестно из-за преданности своему экипажу. Со стороны команды Учебного центра было допущено серьезное нарушение — моряки вышли на поле в нетрезвом виде.

«28 апреля 1980 г.

Партсобрание:

Не проводились 3-дневные сборы по специальности при подготовке В. С. Малярова к боевой службе.

Невыполнение норм тренировок КБРТ (корабельный боевой расчет, торпедный) — неуделение этому вопросу должного внимания.

Низкая подготовка ВО (вахтенных офицеров).

Организационные вопросы по линии В. Г. Перфильева — упущение.

В. Г. Перфильев — удовлетворительная оценка.

Допущено 6 грубых проступков в штабной команде, 5 — на торпедолове.

Низкая исполнительность штабной команды».

Несмотря на систематический контроль, отмечено невыполнение норм тренировок корабельных торпедных расчетов. Тем не менее, повторюсь, что интенсивность занятий была достаточно высокой, и если бы этот вопрос не поднимался, то и на должной высоте он бы не удержался.

И еще из флотской жизни…

В 1964-1965 годах на Камчатке базировалась эскадра дизельных подводных лодок. Атомоходы еще только-только начинали «выходить в свет» Камчатки. Тогда же с появлением, а может, еще и до того, появился второй экипаж, который и атомохода толком в глаза не видел. Однако эти подводники носы задирали: как же, мы же атомщики. У атомщиков была столовая, где начальствовал старый мичман Шкуркин. Только это не фамилия, а прозвище, которое пристало из-за того, что он всем говорил: «Я на шкурке играю».

Под шкуркой имелась в виду губная гармошка, на которой действительно он частенько играл. А тут как раз пришла пора отправлять его в отпуск. Как положено, был издан приказ, выписаны воинские перевозочные документы, отпускной билет на имя мичмана Шкуркина, в общем, все честь по чести. Является мичман за получением документов, знакомится с ними и вдруг заявляет:

— Это не моя фамилия!

— Как это не твоя?

Вот тут и выяснилось, что Шкуркин это прозвище, а настоящая его фамилия — Востриков. Что и говорить — заслуженное прозвище нередко становится вторым именем или даже фамилией человека.

«29 апреля 1980 г.

НТ-2, НТ-3, ПТ-3 с ПТЗ-2 — А. В. Авдееву.

Акт об инвентаризации ЗИПа.

На работе я постоянно находился в динамике, все делал бегом или быстрым шагом, а потому всегда имел вид взмыленного коня. Никто не видел, чтобы я шел по Павловску нормальным шагом выполнять какую-либо работу или поручение командования. Всегда спеша, всегда широким шагом, напоминающим аллюр иноходца или спортсмена быстрой ходьбы. Я уж не говорю про неспешную или прогулочную походку. Бывало, глядя на меня, иной человек вздыхал:

— Да ну ее на хрен, такую штабную работу. Я лучше на своей лодке спокойно служить буду.

Дело было, наверное, не только в нехватке времени или желании быстро исполнить поручение, но и в моем характере. Во-первых, я не был приучен сидеть без дела, во-вторых, быстрота движения была свойственна мне от природы.

Поэтому исключительно ради интереса, может быть спортивного, я решил свой обычный рабочий день прохронометрировать. Итак, все тот же день 29-го апреля 1980-го года:

Построение — 08.00-08.15.

Разговор с Вячеславом Тихоновым и прием задания у П. И. Мокрушина — 08.20-08.25.

Выработка характеристики к представлению В. Г. Перфильева — 08.25-09.30.

Неудовлетворенный разговором с В. Тихоновым имел повторную беседу в отделе кадров с ним же — 09.35-09.40.

Ознакомление с графиком дежурств обеспечения — 09.40-09.50.

Визит в вещевую часть — не работает — 09.50-09.55.

Визит в КЭЧ — безрезультатно — 09.55-10.00.

Хорошая новость по телефону от флагманского минера флотилии: наше соединение заняло I-е место в соцсоревновании, заодно получил вводную — 10.05-10.07.

Известный прием: выдать кому-нибудь радостную весть, и тут же озадачить поручением. Отсюда и полученная вводная.

В СБ (секретная библиотека) взял дело, где произвел необходимые отметки — 10.07-10.17.

Учет членов ВЛКСМ — 10.17-10.25.

Подбил «бабки» по канцелярским принадлежностям — 11.25-11.32.

Отпечатал заявку на получение сейфа для отдела кадров — 11.32-11.35.

Визит в вещевую часть — не работает, по пути заскочил в магазин — 11.35-12.00.

Судя по времени, здесь имел место перерыв на обед с адмиральским часом.

Визит в отдел кадров — безрезультатно — 14.30-14.50.

Сигнал «Угроза ПДСС» (подводные диверсионные специальные силы) — 15.00.

Вооружил ДВС (дежурно-вахтенная служба), проинструктировал и выставил дневального — 15.00-15.30.

Обязанности у меня были разные. Иногда приходилось выполнять обычные поручения типа: для отличившегося офицера купить в поселке командирские часы или получить на складе бербазы флаг некоего африканского государства, под которым должен был куда-то идти корабль 26-й дивизии. Были и более ответственные задания. На нашей базе, как уже упоминалось выше, иногда тренировались ПДСС (подводные диверсионные специальные силы) флота.

Так, во время таких учений я однажды был послан на северный мол оперативным дежурным флотилии, для наблюдения за проявлениями активности ПДСС. Для связи мне был придан моряк. В наших Вооруженных Силах со времен Великой Отечественной войны связь являлась одним из самых уязвимых мест, поэтому вместо соответствующих технических средств мне было проще выдать моряка одну штуку, чем найти в том же количестве радиостанцию.

В назначенной точке долго ждать не пришлось. Я увидел, как к проходу между молами, ближе к северному, то есть в непосредственной близости от меня, плыла шлюпка. В ней находился капитан-лейтенант в кремовой рубашке, а впереди, под водой, перемещались несколько боевых пловцов. Как я понял, капитан-лейтенант наводил на цель своих пловцов. Мною тут же было послано «РДО» (радиодонесение) оперативному дежурному со скоростью приданного мне матроса с докладом обстановки, а сам я остался наблюдать за действиями ПДСС. То, что потом начало твориться, мне не совсем было понятно и больше напоминало цирк, чем какую-то серьезную операцию спецподразделения. Вдруг из нашей бухты навстречу шлюпке выскочил буксир и пошел или для перехвата «вражьего» десанта с капитан-лейтенантом на борту, или для создания помех его продвижению вперед. На что отчаянный или безумный капитан-лейтенант тоже отреагировал странно: начал палить по «напавшему» на него безоружному судну из обычной ракетницы. Ракета пошла по какой-то замысловатой траектории: сначала полетела прямо в надстройку, затем, обогнув ее по кривой и шипя от злости, упала в воду.

Итогом этой непонятной операции явилось извлечение всех боевых пловцов из воды со всеми их потрохами и инвентарным имуществом, а также их бесславное «пленение». Боевые пловцы были в гидрокомбинезонах с дыхательными аппаратами и с подводным буксировщиком.

Другая встреча, но уже с горе-контр-ПДССниками была на сухопутной территории нашей базы. Как-то во второй половине дня, прогуливаясь по бездорожью, я неожиданно для себя напоролся на выставленную против «диверсантов» безмятежно и нагло спящую засаду, и даже растерялся. Одетые в камуфляж моряки, разморенные жарким солнцем, валялись в высокой и густой траве, будто убитые. На кого-то из них я даже чуть не наступил, ибо увидел их в каком-то полуметре от себя. Признаюсь, что при виде трех парней в камуфляже, беззаботно разлегшихся у моих ног, я опешил. Их сон был настолько крепок, что даже шум моего продвижения, пока я продирался сквозь густую и высокую траву, никого не разбудил. Постояв с минуту в раздумье с извечным вопросом «Что делать?», я решил не тревожить сна намаявшихся за день младших коллег, а пошел по своим делам, удивляясь их беспечности. Можно было конечно заорать дурным голосом во всю глотку, например:

— Рота подъем! Вспышка слева, вспышка прямо, — имея в виду себя, и, как показывают в голливудских фильмах, засадить прямым ударом ноги промеж двух прожекторов с установкой фонаря дополнительной подсветки спящему бойцу.

Но не стал этого делать, ибо не люблю тот буржуйский кинематограф.

Вывод: Уважение к старшему, заботливое отношение к младшему товарищу, бережливость друг к другу — вот что лежало в основе взаимоотношений в СА и ВМФ СССР. Это обеспечивало преемственность дел и традиций, делало нас непобедимым монолитом. Христово «Возлюби ближнего как самого себя» трансформировалось у нас в фразу: «Хочешь выжить, береги товарища» — которую мы понимали умом и принимали сердцем.

Я русский, а значит, добрый, и пожалел пацанов, а может, и себя заодно. Ведь после одной моей вспышки я вполне мог получить в качестве ответной реакции на пару десятков больше и в итоге обеспечить себе под глаз халявный прожектор, каким подсвечивают небо во время авианалета.

Визит в вещевую часть — безрезультатно — 15.30-15.45.

Замер формата стенгазеты «Комсомольский прожектор» — 15.45-16.00».

О подгнивших фруктах

За время службы на флоте у меня сложилось впечатление, что все эти береговые службы работали по расписанию «из-под полы». Они вообще вели себя так, словно не тыл создан для боевых кораблей, а наоборот — вся морская техника с приданными экипажами существовала исключительно для удовлетворения потребностей этой заважничавшей публики, удостаивающей флотилию своим вниманием. При этом каждый из тыловиков по-своему самоутверждался, засев в доступной ему тарно-ящичной ячейке склада, кандейки, шхеры, кладовки, и понимал это положение вещей как данность, ему положенную. Поэтому к нему, этому «фрукту», особенно к наиболее залежалому на своем (или все-таки не на своем?) месте, нужно было подыскивать заветный ключик, так как на кривой козе подъехать не получалось.

Во-первых, береговым функционерам работать по особому распорядку было выгодно, ибо тогда «поймать», а тем более просто застать кладовщика (а тем более начальника склада) на рабочем месте практически было невозможно. Во-вторых, если у тебя имелся выписанный и подписанный их же руководством документ (накладная, требование) на получение какой-либо материальной ценности, то все равно добиться успеха было не просто. Думаю, проще было верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем получить положенный тебе предмет обмундирования или канцелярские принадлежности для штаба.

Обивание тыловых и береговых порогов — это отдельная статья расходов, как времени, так и нервов. Исключение составляли случаи, когда получение обмундирования или чего-то другого происходило по указанию главного тылового начальника. Тогда самый что ни на есть ничтожно маленький складской червячок ждал тебя в своем дупле чуть ли не с распростертыми объятиями и с радостной улыбкой, что прямо-таки категорически противоречило его обычным традициям обслуживания. С нетерпением он выхватывал у тебя заветную бумажку, которую в обычном случае даже с применением самой изощренной военной хитрости ему было не втюхать, и с милым сердцу посетителя раздражением ему же, сволочь он эдакая, и выговаривал:

— Ну, где тебя черти носят! Заждались уже. Давай быстренько получай свое имущество и освобождай помещение, у меня без тебя дел хватает.

В радостном возбуждении, случалось, ты хватаешь нежданно-негаданно обретенное барахлишко, пока его по ошибке или еще по какой-нибудь причине не затребовали назад, весело и вприпрыжку возвращаешься к себе на штатное место.

Для иллюстрации того, как некоторые весьма «почтенные» и «уважаемые» представители бербазы, как заботливо завернутые в оберточную бумагу апельсинки, уютненько уложенные в тарную ячейку, обитали в своих любовно устроенных гнездышках и прирастали материальными благами, приведу факт из жизни одного подгнившего «фрукта».

На продовольственном складе в Большом Камне, как на отдельно взятой ветке (соединение) отдельно припаханного плодового дерева (бербаза) рос один весьма «важный» и сочный фрукт (мичман). Этот пустопорожний плод наливался не только естественным образом фруктозой (всеми положенными видами довольствия), но и искусственно подпитывался сахарозой (нетрудовыми доходами). В течение пяти-шести лет он на теле флота накапливал и наращивал в своей оболочке всякие там соки, клетчатку в виде различного рода материальных и прочих ценностей. Несмотря на это считал свою жизнь тяжелой, и всем жаловался на нее:

— Я уже шестой год в отпуск не хожу.

Вот такая у этого мичмана была сложная судьба, насыщенная всякими тяготами и лишениями, что он, как вампир, боялся оторваться от важной артерии под названием продовольственный склад и сделать перерыв ну хотя бы на время отпуска. Ведь не дай бог у него кто-нибудь бы перехватил эту золотую жилу, простите кровеносную систему! И такой была тяжелой доля этого упыря, что в качестве отдушины был у него на складе закуток, где он мог позволить себе произвести релаксацию — снять нервное напряжение, злобу и раздражение, накопившиеся за время непосильной работы. После каждой такой зарядки он выходил оттуда, будто зайчик-«энерджайзер» после вставки свежей батарейки — красный и лоснящийся. И с новыми силами, весьма энергично продолжал свою трудную и очень тяжелую работу.

Был у него один очень интересный прием, к которому долгое время никто не мог подкопаться. Кто бы и зачем бы ни пришел к нему на склад, он отвечал:

— По этой накладной уже получено.

О том, что материальные ценности были получены им лично, он незадачливого посетителя не посвящал. Зачем, спрашивается, вот так запросто выкладывать свой главный козырь? На основании им же самим принятой установки этот изобретатель никому и ничего не выдавал. А за свои труды праведные, а большей частью неправедные от обкрадываемого им подводного сообщества имел сторицей, и жил не по средствам. Мичман купил себе легковой автомобиль «Запорожец», умудрился подоткнуть транспортное средство и под зад своему сынку. И в гараже у него чего только не было… Входишь туда и сразу же спотыкаешься о такую ненужную вещь, как ящик с красной икрой, в котором было сто семь баночек многими желаемого дефицитного продукта. Про этот гараж так и говорили, что на нем можно было уйти в автономное плавание, — столько всего там было попрятано, понапихано, порастыкано.

Вывод: Сколько веревочке ни виться…

В итоге этого гражданина мичмана посадили. А это лишний раз подтверждает, что наша служба и опасна и трудна.

Прочие будни

«5 мая 1980 г.

«Отчет комитета комсомола о работе по выполнению решений отчетно-выборного собрания, комсомольских конференций соединения, объединения, флота и плана реализации критических замечаний комсомольцев».

Комсомольское собрание с отчетом о выполнении предыдущих постановлений — один из видов участия молодежи в общественной деятельности. Их повестки дня нам подсказывать не надо было, они появлялись сами, выплывали как следствия нашей профессиональной работы, заботе о быте, своей нравственности, смысле жизни. Сами собрания проходили бурно и насыщенно, иногда отклоняясь от первоначального плана, так что протоколы писать было сложно. Но дисциплина требовала своего, поэтому подчас получались целые развернутые стенограммы. Каждый раз при этом избранный секретарь ворчал, что делает ненужную бюрократическую работу. Тем не менее документацию вели исправно и на должном уровне.

В то время когда мой бывший экипаж на своей субмарине находился в глубинах Японского и Охотского морей, служба в штабе дивизии позволила мне убедиться в очередной жизненной аксиоме. С уходом части мужчин из поселка на время автономки жизнь не замирает, а продолжается для некоторых (обращаю внимание, что не всех) особей женского пола даже на другом, более высоком уровне активности. Когда муж в море и жена остается дома одна, как очень тонко и остроумно подметил один мой товарищ: «Это ж очень удобно».

На мой взгляд, это больше касается жен мичманов, впрочем, здесь возможны и ошибки. Особенно это заметно при посещении ресторана, когда жена отсутствующего моряка на раннем этапе вечера, когда публика даже не разогрелась, уходит оттуда в сопровождении кавалера — поставленная задача выполнена, поэтому нет смысла что-то высиживать. И вот так на протяжении всего вечера происходит тихий развод «одиноких» жен моряков. Ну чем не развод караула по постам? Различие только в том, что количество разводящих совпадает с числом «постовых».

Со слов того же товарища, в их соединении на Севере было негласное правило «пользовать» жен чужого, но не своего экипажа, что можно понять с практической точки зрения — в этом случае все обходилось без скандалов и разборок. В том числе было меньше работы для замполитов. Хотя цинизм и пошлость ситуации без каких-либо объяснений или оправданий очевидны, но зато они жизненны.

Перепев известной песни Макаревича о легкомысленном отношении отдельных жен к своим мужьям-морякам: «Я пью до дна, а муж мой в море, и пусть его смоет волна». С этим перепевом меня тоже однажды жена встретила с моря. Понимаю, что это была лишь невинная шутка, представленная той частью, где доля шутки, а остальное — правда.

К сожалению, в подобные жизненные ситуации попадают не только подводники, надводники, но и все, убывающие в долгосрочную командировку. Эти коллизии являются поводом для взаимных упреков, ссор, драк, разводов, а иной раз и преступлений на бытовой почве, исключительно у тех, кто живет не полноценно, с душой, а только одной частью человека — плотью.

Вывод: Самая большая беда человека — неумение занять свою душу полезным делом, неумение организоваться для него. Следствием этого является желание гнать время вперед, «убивать» его как получится, и тут перевешивающие ум инстинкты толкают человека на дно.

«6 мая 1980 г.

П. И. Мокрушину:

отметить тренировки в КТС (кабинет торпедной стрельбы).

Снова капитан 3-го ранга Павел Иванович Мокрушин остался временно исполнять обязанности флагманского минера соединения за Виктора Григорьевича Перфильева. Я запомнил Мокрушина с его густыми пшеничного цвета усами и добродушной улыбкой, всегда спокойного и уравновешенного. Павел Иванович был одним из самых старых и грамотных командиров БЧ-3 в дивизии. По возрасту старше Мокрушина (20.01.1949 г. р.) были капитан 3-го ранга Анатолий Михайлович Куксов (09.05.1948 г. р.) и мой бывший и незабвенный начальник капитан-лейтенант Виктор Степанович Николаев (23.11.1947 г. р.).

На своего бывшего начальника я уже нажаловался, а об Анатолии Михайловиче Куксове можно сказать, что своей грамотенкой он чем-то напоминал Виктора Степановича, только при этом был еще и малость разгильдяем. Из офицеров помоложе грамотными спецами были старший лейтенант Александр Сергеевич Емельянов (25.01.1952 г. р.), старший лейтенант Георгий Александрович Кольцов (26.07.1953 г. р.), лейтенант Владимир Николаевич Володькин (06.12.1953 г. р.), старший лейтенант Сергей Анатольевич Ефремов (14.05.1955 г. р.), лейтенант Петр Александрович Лучин (06.05.1956 г. р.). Были и совсем молодые командиры БЧ-3, которые находились в стадии становления. Как бы то ни было, но все они независимо от черт характера и даже своего отношения к службе со временем становились мастерами минно-торпедного дела. Просто система выживания, как самого флота, так и всех его составляющих частичек, офицеров, мичманов и моряков — к этому располагала.

В тот же день:

Приказ № 82 от 05.02.1979 г. «О назначении авторских коллективов и групп для разработки сложных тематических заданий».

Руководитель: П. И. Мокрушин;

члены: В. Н. Володькин, А. М. Ловкачев.

Приказ № __ от __.07.1979 г. «О создании пожарного расчета в управлении в/ч 87066».

Командир расчета А. М. Ловкачев;

состав: В. В. Калинин, А. П. Петренко, В. В. Игуменцев, И. А. Удалов, С. М. Печенкин.

Приказ № 500 от 10.08.1979 г. «О допуске офицерского и мичманского состава в/ч 87066 к работам с РВ (радиоактивные вещества) и ИИИ (источники ионизирующего излучения)».

В. Г. Перфильев.

А. М. Ловкачев.

Приказ № 533 от 23.08.1979 г. «О назначении квартирной комиссии соединения».

Секретарь квартирной комиссии А. М. Ловкачев.

Приказ МО СССР № 285 от 10.11.1975 г.

Приказ № 7 от 05.01.1980 г. «Об организации технической эксплуатации, хранения и использования оконечных устройств системы оповещения «ПЛАТАН-О».

Ответственным за работоспособность и сохранность оконечных устройств системы централизованного оповещения «ПЛАТАН-О», установленной в помещении штаба и рубке дежурного по соединению, проводных линий связи к ним назначаю коменданта штаба, мичмана А. М. Ловкачева.

Приказ № 24 от 14.01.1980 г. (№ 34-ОП от 01.12.1979 г.) «О назначении ответственных за начисление и получение денежного довольствия на управление в/ч 87066».

А. И. Шахов.

А. М. Ловкачев».

Мною были сделаны выписки из приказов по 21-й дивизии РПК СН, которыми я был словно божьей благодатью отмечен дополнительными обязанностями и нагрузками, чтобы своевременно их выполнять, или хотя бы репетовать соответствующие приказания и команды. Некоторые из приказов повторялись с наступлением следующего года, где требовалось обновление состава военнослужащих. При этом обращает на себя внимание тот факт, что первый по списку приказ был издан в феврале 1979 года, в то время когда я еще пребывал в должности старшего торпедиста РПК СН «К-523» и находился в своем первом автономном плавании в составе экипажа.

Кстати, в кабинете СПС (секретная подводная связь) у капитан-лейтенанта Алексея Израилевича Шахова в выгородке, или рубке, частенько нес вахту мичман Богомаз, экипажный «шаман», родом из Еврейской АССР. Он был среднего роста, округлого телосложения, в смысле с животиком, также выпуклолицый, коротко, под ежик стриженый, весьма прагматичный и очень рассудительный товарищ. Уж не знаю, богом или чем другим помазанный, но что был всегда чем-то недовольный или кем-то обиженный, это точно — исконная и типичная еврейская черта. Богомаз обижался, что был обделен офицерской формой — наличием на его фуражке ремешка из кожзаменителя вместо плетеного золотого шнура. Категорически был не согласен с тем, что должен уступать место женщинам в общественном транспорте, мотивируя тем, что слабая половина среднестатистически и так живет дольше мужской. Газету Тихоокеанского флота «Боевая вахта» (и не только ее) называл не иначе как «местным брехунком», из его уст частенько можно было услышать: «У нас в стране с бумагой напряженка». А во всем прочем нормальный мужик.

«13 мая 1980 г.

Инструктаж у контр-адмирала Р. А. Анохина.

1134 — О. Г. Чефонов;

834 — Г. М. Щербатюк;

554 — Г. М. Щербатюк.

Зеленая ракета — при утере связи — «Следуй ко мне».

Инструктаж проводился у заместителя командующего 4-й флотилии контр-адмирала Рональда Александровича Анохина, что говорит о предстоявших практических торпедных стрельбах под эгидой объединения. Стрельбу торпедами должны были осуществлять экипажи Олега Герасимовича Чефонова и Григория Михайловича Щербатюка. А для отлова торпед назначены торпедоловы: большой № 1134 и два малых № 834, № 554.

Штаб 21-й дивизии считался плавающим, поэтому все офицеры, в том числе нашего кабинета, часто бывали в морях. Мне морской воды тоже хватало, хотя не так часто, как моим штабным сотоварищам, в основном на торпедоловах. У нас, в Павловске, сначала было два небольших торпедолова «ТЛ-9» в нашей дивизии еще один — в 26-й. Затем на флотилии появился большой по сравнению с малыми, я бы даже сказал комфортабельный торпедолов — «ТЛ-1134».

А вот другая байка со слов Леонида Ивановича Лукащука о качественности функционирования строевой части бербазы 26-й дивизии.

Служил на базе дивизии старшина 2-й статьи, который занимал очень важный пост — главного свинаря базы. И так он пришелся по душе этой важной должности, что та его ни под каким предлогом не хотела отпускать домой. Это состояние длилось до тех пор, пока кое-кто не заметил, что наш герой за денежным довольствием то явится, то не явится. Прямо как солнышко из-за тучки: то выглянет, а то и не соизволит. В общем, накликал он на свой «служебный роман» беду. Тогда же обратили внимание, что этот служака переслужил и помалкивает. Вместо положенных трех лет срочной службы он можно сказать бессрочно и безвозмездно отдавался уже четвертому году. Оказывается, этот старшина 2-й статьи призывался из детского дома, так как был сиротой. Возвращаться ему было некуда, а тут он: сам себе работник и сам себе начальник, сам себе производитель и сам себе отдел сбыта, сам себе главбух и сам себе кассир — и кто он был еще сам себе, всех должностей, наверное, и не перечислить. Видимо, здесь для него был полный душевный комфорт в сочетании с удовлетворительным материальным вознаграждением. А достаток достигался тем, что наш герой по-тихому, как в старину говаривали «из-под полы», сбывал продукцию налево, в поселок с женским именем Анна.

При всем при этом строевая часть бербазы насчет старшины 2-й статьи прямо-таки категорическим образом продолжала заблуждаться, так как почему-то считала, что самый главный свиновод давно уволен с флота домой. В общем, также по-тихому старшину 2-й статьи с присвоением очередного воинского звания втихую-подчистую уволили на гражданку.

«14 мая 1980 г.

Практические торпедные стрельбы».

Судя по записям, я находился на большом торпедолове с бортовым № 1134, на котором при моем соучастии были выловлены два изделия САЭТ-60М № 2234 и № 1730. Первое изделие было выстрелено экипажем Олега Герасимовича Чефонова, второе — лодкой Григория Михайловича Щербатюка. При этом у второй торпеды оказалась поврежденной резина приемного устройства системы самонаведения в головной ее части.

Помню, как в этом выходе была болтанка и нас покачивало. На борту торпедолова находился заместитель командующего 4-й флотилии контр-адмирал Рональд Александрович Анохин. Его тогда, бедного, так укачало, что моряки торпедолова даже ехидничали. А мне в этот день повезло, в обед там приготовили макароны по-флотски. Мало того что это одно из немногих блюд, которые я охотно ел, так еще и приготовлены были настолько хорошо, что я не смог себя сдержать, чтобы не попросить добавки, с учетом всех невостребованных ранее порций.

«22 мая 1980 г.

Посещение экипажа О. Г. Чефонова».

Посетил без цели проверки.

«В наследство», оставшееся от службы на «К-523», в штабе дивизии я продолжил учебу в Университете марксизма-ленинизма. Мне нравилось учиться, поэтому я старался не пропускать занятий, даже когда служил в штабе. Два года — это не срок и перед окончанием УМЛ я подготовил дипломную работу «Психологическая характеристика личности воина Быстрова Леонида Васильевича». Диплом об окончании этого университета, который я получил 31 мая 1980 года, никаких преференций кроме высшего образования в системе политической учебы не давал. Тем не менее некоторые мичманы, окончившие УМЛ, чрезвычайно этим гордились, в отличие от лодочных офицеров, которые стремились попасть туда лишь для того, чтобы под предлогом посещений занятий чаще бывать в поселке, а значит — дома.

Вывод: Но ведь не грех сочетать приятное с полезным.

«5 июня 1980 г.

Нормы получения соединением канцелярских принадлежностей:

По двум спискам 25 и 17 наименований.

23 июня состоится собрание.

Спартакиада комсомольского актива.

Смотр комсомольских организаций по спортивной работе:

* по видам спорта:

бег — 100 м;

подъем переворотом на перекладине;

рывок 1-й рукой 24-килограммовой гири;

кросс — 1 км;

метание гранаты Ф-1;

Участвует комсомольский актив в составе 8 человек. Подаются заявки. Условие для участия — предъявление комсомольского билета.

* по организационным мероприятиям:

состояние наглядной агитации;

участие в сборных командах объединения.

Военно-технический зачет».

В нашем кабинете «Ф-1, Ф-3» у флагманского штурмана Леонида Ивановича Скубиева в заведовании имелся барограф — прибор для измерения и записи на специальной бумажной ленте мастичным самописцем показаний атмосферного давления. Обычно он отмечал незначительные его колебания. Но однажды предъявил нам прямо-таки провальное падение давления. Таких показаний раньше он не выдавал. Резкое их изменение было вызвано тайфуном. В тот день объявили наивысшую степень штормовой готовности. Экипажи находились на кораблях. Автобусов для съезда на берег, конечно же, не подали и из Павловска никого не выпускали. Эти меры для меня апорией не стали, поэтому я решил пойти домой пешком. Спутника рядом не оказалось, поэтому я направил свои стопы в сопки как одинокий паломник.

Тропа Хо Ши Мина

Во всех этих переходах была проблема — контрольно-пропускной пункт (КПП), который находился на сопке при въезде в Павловск. Обычно КПП мы благополучно пересекали сидя в автобусе, предъявляя дежурному матросу свой пропуск. Но это в автобусе, когда нет никаких запретов для выезда в поселок. А если объявляется повышенная штормовая готовность, какой-нибудь оргпериод и выезд за пределы базы запрещен, то ни о каком легальном пересечении КПП разговора уже не было. Тогда мы использовали всем известный «конспиративный» маршрут под названием «тропа Хо Ши Мина». Правда, и там нас иногда поджидала засада в виде патрулей.

На одну засаду я тоже нарвался по собственной глупости, когда шел через КПП и меня не пропустили. Тогда я в наглую пошел в обход забора и будто медведь-шатун ломанулся в лес. Конечно же, я был «повязан», в смысле задержан и водворен на КПП. Там просидел на лавке около четверти часа, затем мне было предложено покинуть помещение с устным предупреждением, чтобы больше «не хулиганить». Я дал почти торжественное обещание, которое выполнил. Правда, дойдя до первого удобного поворота, бессовестно его нарушил. Это была моя первая и последняя поимка, потому что больше я так нагло и прямолинейно не действовал. Ведь уже давно известно, что всякий прямой путь кратчайшим не является, особенно если пролегает вблизи начальства.

Поэтому в этот раз я пошел тропой Хо Ши Мина в обход КПП, спустился к побережью у деревеньки Тин-Кан. Опасаясь патруля на трассе Владивосток-Находка, я направился к впадавшему в залив ручью, чтобы перейти его вброд. Но вблизи увидел, что это уже не ручей, а полноводная река, ставшая в несколько раз шире и бурлящим потоком несшая мутные воды в море. В обычном состоянии ручеек можно было перейти вброд, но сейчас без риска быть унесенным в море это сделать было невозможно. Короче, плюнул я на эту затею и пошел прямиком на трассу, благо, там я оказался никому ненужным кроме водителя рейсового автобуса, который меня и подобрал. А дальше я благополучно добрался до дома.

И долго еще на сейфе рядом с барографом лежала барограмма с неровным треугольником вершиной вниз. Никто не решался выбросить эту достопримечательность в урну, хотя у меня было желание взять ее на память.

«7 июня 1980 г.

В экипаже В. В. Морозова МПР (межпоходовый ремонт)».

Проверена минно-торпедная часть РПК СН «К-477» экипажа капитана 1-го ранга Виталия Васильевича Морозова. В результате этого экипажем получено шесть замечаний. При этом отмечено, что вахтенный по охране торпедных аппаратов с ЯБП матрос Гришин инструкцию знает слабо, а сменивший его матрос Гоченко — хорошо.

Культура отдыха

Как-то два офицера нашего штаба во время очередного организационного периода или сидения по повышенной штормовой или боевой готовности мирно, никого, не трогая и ни к кому не цепляясь, играли в шахматы. Прямо военно-морская идиллия, если бы рядом с ними не стоял графин… со спиртом. Но кто об этом знал? Кроме самих увлеченных игрой в шахматы офицеров — никто. Да и это ведь тоже ничего не значит, ведь никого же не трогают мужики: толерантно и пацифистки сидят себе и играют в мирную интеллектуальную игру. Ну чего еще надо было для полного счастья начальнику штаба, который взял да и зашел в кабинет? И понял, что два офицера, будто мирно пасущиеся бычки на штабном выгоне, спокойно пощипывали травку, пардон, попивали что-то из графина. Видя такую идиллическую картину, он тоже решил приобщиться к мирному занятию. Но не к шахматам, а к содержимому графина, видимо, полагая, что там вода. Взявшись за горло сосуда, начальник штаба налил примерно с полстакана жидкости и без опаски выпил.

Оба флагмана все это время сидели, втянув голову в плечи, замерев, только с опаской косили глазом в сторону непрошеного гостя, ожидая скорой расправы. К их удивлению, тот не морщась допил стакан и спокойно вышел из кабинета.

Офицеры, наложив… на себя крест, в смысле перекрестившись, дружно подхватились, метнулись к графину и заменили воду огненную на обыкновенную. Затем снова вернулись к шахматам, будто ничего не случилось.

Только они успели совершить подмену и принять невинное выражение лица, как началась вторая серия. Вновь распахнулась дверь, и в кабинет снова спокойно и неспешно вошел начштаба. Он задумчиво, с внутренней сосредоточенностью подошел к графину, взял его мертвой хваткой за горло, словно опасного удава, нацедил из него в стакан до краев и выпил. На этот раз он кривился и морщился — его душа, переместившаяся в желудок, явно не принимала того, что было в графине. Едва справившись с полным стаканом, он брезгливо отер губы и раздраженно сказал:

— Хр-реновая вода!

Затем громко хлопнул дверью, демонстрируя крайнее недовольство и категорическое несогласие с произведенной заменой. А офицеры так же дружно, будто по команде, опять наложили… на себя крестное знамение: «Пронесло!».

«26 июня 1980 г.

Обеспечение (суточное дежурство) у меня 28 июня, в июле: 12, 26, у О. В. Артемова 29 июня, 5, 13, 19, 27 июля; у Н. П. Стулина 6, 20 июля.

Выписанные мною из графика дежурства в суточном наряде. Помню, что наряд обременительным для меня не был. Чем я занимался, кроме оранжевого дивана, который на дежурстве приминал ночью, не помню, да и сама вахта забылась.

Партсобрание:

партийное руководство комсомолом;

укрепление партийного ядра в комсомоле преимущественно членами КПСС комсомольского возраста;

В штабе комсомольскую организацию возглавлял молодой коммунист комсомольского возраста в моем лице.

культура отдыха;

Свободное времяпрепровождение молодежи и комсомольцев всегда вызывало озабоченность со стороны командования и политорганов. Этим я занимался с наибольшим удовольствием.

Жены с ребенком на Дальнем Востоке уже не было, поэтому свозить моряков в поселок для меня труда не составляло, так как увольнение моряков в основном практиковалось только со старшим в виде мичмана или офицера. Другой вопрос, что их даже в Техасе кроме кинотеатра и водить-то было некуда. Помню, что Володя Игуменцев, который был родом откуда-то из Приморья, просил меня на выходные дни обеспечить его доставку к родственникам — не то в городок, не то в поселок, — что был недалеко от нашего места службы. С моей стороны возражений не было, однако по какой-то причине увольнение Игуменцева не получилось. Хотя просто даже посмотреть на дальневосточный быт в поселке или в деревне было бы интересно.

Д № 21;

комсомольская организация О. Г. Чефонова награждена переходящим знаменем ЦК ВЛКСМ и краевой организации;

комитет ВЛКСМ работает плохо, секретарь также;

На фоне успехов родного экипажа оценка моей работы в комсомольской организации удручает.

7 грубых проступков в штабной команде;

хождение моряков по штабу с нарушениями формы одежды;

Состояние воинской дисциплины в штабной команде уже стало дежурным недостатком, о котором говорили на всех совещаниях, планерках, партийных и комсомольских собраниях.

успешность торпедных атак — 95% (в прошлом 1979 году — ниже 67%), выполнено — 20, запланировано — 12;

не выполнены нормы тренировок КБРТ, кроме экипажа Н. Н. Германова;

Н. Н. Германов, О. Г. Чефонов — хорошо, остальные удовлетворительно».

Несмотря на то что кроме экипажа Николая Никитовича Германова корабельные боевые торпедные расчеты не выполнили норм тренировок, успешность практических торпедных стрельб выросла более чем заметно — с менее чем 67% до 95%. При этом мой бывший экипаж выполнил задание с оценкой «хорошо». В те времена замечательным показателем было и «удовлетворительно», так как при выборе оценки иногда руководствовались опасением, что «хорошо» не очень хорошо, особенно при возможных разборках. В общем, работа флагманского минера 21-й дивизии не прошла мимо, а попала в цель аж на 95%. Может и мое крохотное участие имеется в этом большом и важном деле, во всяком случае ведение таблицы не прошло даром.

«27 июня 1980 г.

К флагманскому минеру флотилии Хржановскому к 09.00 28 июня прибыть командирам БЧ-3, иметь при себе журнал эксплуатации, сборник инструкций, ЖБП (журнал боевой подготовки, один из главных документов боевой части) старшины команды, КНБ (книжка боевой номер).

Тут же дан расход командиров БЧ-3 по состоянию на тот период.

Экипаж В. В. Морозова: А. Т. Матора — пос. Тихоокеанский;

Экипаж Платонова: Овсеенко;

Экипаж Н. М. Зверева: А. М. Куксов — на учениях;

Экипаж В. Р. Гармаша: П. А. Лучин — во Владивостоке».

Явка командиров БЧ-3 к флагманскому минеру флотилии с таким пакетом документов определялся необходимостью их проверки.

В 1967 г. на Камчатке была приписана плавмастерская «ПМ-28», командовал ею уже старый, пенсионного возраста капитан 3-го ранга. И вот попадает служить на эту плавмастерскую сугубо сухопутный товарищ — прапорщик. До этого он служил в строительных частях, а потому имел доступ к таким дефицитным товарам, как краска, кисти и прочий строительный материал, который бывает очень необходим не только на бербазе, но и на кораблях. Прапорщик был поставлен на должность боцмана с расчетом, что на боевом корабле в материальном отношении эту службу подтянет. Что плавмастерская является боевым кораблем никаких сомнений ни у кого не вызывало, так как в море он выходил систематически, за что офицерам и мичманам регулярно платили «морские». Вообще-то в этом переназначении имелся некий нонсенс. Бывало так, что на подводную лодку переходил служить, например, мичман с надводного корабля, а тут даже не с бербазы, а прямо из армии — да на корабль. Да и еще на самую что ни на есть корабельную должность — боцманом. Нет! Что ни говори, но было в этом решении что-то не совсем правильное или даже чуток неадекватное.

Сухопутный человек, абсолютно незнакомый со спецификой морской службы, на боевом корабле — явление для флота уникальное. В общем сия ситуация была сродни тому, как если бы водолаза в тяжелом снаряжении закинули не в речку, а в космос — что-то очень похожее на подводный мир, однако различия настолько специфичны, что бьет не туда и не так. Поэтому когда командир плавмастерской однажды проверил состояние боцманской службы, то оказался крайне недовольным. И вполне закономерно боцману-прапорщику вставил фитиль. Кстати, даже словосочетание боцман-прапорщик было неестественным. Что может быть кощунственней, чем поставить на одну доску сугубо флотскую должность «боцман» и сухопутное звание «прапорщик»? Ведь слово «прапорщик» означает «знаменосец», а мичман — сугубо морской человек. Не знаю, как там, на Камчатке, это терпели. Сухопутный боцман, получив фитиль, естественно должен был передать эту эстафету дальше по команде. Для этого он построил боцманскую команду и начал свое выступление с обличительной речи:

— Да как вы посмели допустить такое! Вы же меня подставили, — и так далее и тому подобное. После общей части, прямо как в уголовном кодексе, последовала особенная. То, что она оказалась особенной, станет понятно из дальнейшего. Обиженный боцман-строитель (кстати сказать, тоже неправильное словосочетание) начал задавать чисто риторические вопросы и предъявлять претензии, чтобы выплеснуть свою обиду на подчиненных:

— Почему заборы не покрашены?

В данном случае имелись в виду леерные ограждения.

— Лестница ржавая!

Здесь подразумевался, конечно же, трап.

— Кабинет не убран!

А тут имелась в виду каюта.

Хуже опошлить военно-морскую терминологию, как обозвать корабельные элементы сухопутными словами, просто придумать невозможно.

Старый командир корабля с мученическим выражением лица заткнул уши и бежал прочь от этого зрелища, только чтобы не слышать эту сухопутную ересь.

— Да не нужен ты мне зде-есь! — кричал он при этом.

Эхо командирского гласа старого морского волка пропало где-то на берегу вместе с его затухающим рассудком.

В общем, ситуация походила на брачный мезальянс аристократа с богатой купеческой невестой. Живешь в достатке, однако с позором аристократа — без любви к жене и без почета со стороны высшего света, то бишь военно-морского братства.

«6 июля 1980 г.

Кросс 6 км. Участники:

А. Н. Прокофьев.

С. М. Печенкин.

П. Н. Притула.

Г. Е. Волков.

Н. Н. Бродников.

О. Н. Близнецов.

Освобождены (то есть откосили от кросса):

Н. Н. Павлюкевич.

В. В. Терещенко».

На следующий день я записал свои личные результаты, показанные в спартакиаде, — просто так, на всякий случай. А вот, поди ж ты, сейчас воспринимаются мною прямо как история олимпийского движения второй половины XX-го столетия! Кстати, припоминаю, что подъем с переворотом я еле-еле сделал, и то только раз, так как и по сию пору не освоил технику исполнения этого упражнения.

Еще одно дело также было на Камчатке и тоже на плавмастерской. Командиром этого корабля был капитан 3-го ранга, который до этого служил старшим помощником командира атомной подводной лодки. И вот его подвела излишняя доверчивость — оставил в незапертой каюте пистолет Макарова, и он был похищен сбежавшим нехорошим матросом. Да и помощник командира плавмастерской тоже оказался нарушителем — бывший командир БЧ-3 с АПЛ по имени Игорь отказался грузить торпедный боезапас ввиду отсутствия пожарного расчета. И хоть поступил он по инструкции, но не по уму — от упертого командира БЧ-3 решили избавиться. Хотя в качестве бесплатного приложения к этому поступку присовокупилась привычная для флота черта поведения — пьянство. Прямо дисбат какой-то получился или Шушенское — место ссылки, а не боевой корабль.

И вот как-то опально-бравый помощник командира зашел на плавказарму к знакомому начальнику РТС одной из подводных лодок. Там были и другие офицеры, которые совсем не праздно проводили время, а трудились за бутылочкой спирта, обсуждая насущные служебные и бытовые дела и вопросы. Теплая компания в отношении гостя, конечно же, проявила хлебосольство:

— Игорь, выпей с нами.

Долго уговаривать Игоря не пришлось, он тут же присоединился. А начальник РТС, он же хозяин каюты и главный хлебосол общества, в первый подвернувшийся стакан плеснул немного спирта, чтобы его сполоснуть, и содержимое небрежно и расточительно выплеснул в раковину. Но Игорь оказался не простым парнем, а бережливым и рачительным. Он бухнулся на колени перед умывальником, как перед святыми образами, быстро открутил колбу колена сливной системы раковины… и выпил только что слитый спирт.

Конечно, все присутствующие брезгливо перекосили лица и дружно отвернулись, чтобы не видеть этого зрелища. Хотя кто-то из них отважному смельчаку по-дружески посоветовал:

— Может, надо было хоть через фильтр пропустить…

— Да какой там фильтр. И так сойдет, — отмахнулся Игорь.

В общем, все только и увидели то, что Игорь с удовлетворением и благостным выражением лица утирал губы. Чего не сделаешь ради сохранения вожделенного дефицитного продукта.

«7 июля 1980 г.

Спартакиада комсомольского актива:

Бег 100 м — 15,4 сек.

Бег 1000 м — 3 мин. 29 сек.

Рывок (16-килограммовая гиря) — 15 раз.

Подъем переворотом — 1 раз.

Метание гранаты (500 г) — 33 м.

В тот же день.

Проверка экипажей В. В. Морозова и Платонова».

В экипаже капитана 1-го ранга Виталия Васильевича Морозова проверил установочные данные в торпедах и время испытаний манометров. В экипаже Платонова — то же самое, плюс выписал шесть замечаний, в том числе по старшине 2-й статьи Рамилю Закировичу Шугурову, который не знал инструкции.

Когда мой начальник Виктор Григорьевич Перфильев посылал меня на корабль с поручением проверить состояние материальной части минно-торпедной службы, я старался добросовестно выполнять его задания. И по всей вероятности, это получалось, так как не всегда с хлебом и солью меня встречали на кораблях. Было у меня впечатление, что отдельные дежурные товарищи готовы были взять меня за шиворот и торжественно выпроводить с подводной лодки за пределы верхней вахты, с наподдачей под седалищный нерв исключительно для скорости исполнения моего движения в сторону штаба.

Как-то один дежурный — не помню, на каком корпусе, — не захотел меня пропустить на подводную лодку и даже, когда я совал ему под нос свое служебное задание, он как заезженная пластинка продолжал твердить:

— Без ведома командира пропустить не имею права, а его на борту нет.

И так мне это не понравилось, что я все же решил пройти на корабль чего бы мне это ни стоило. Хотя взывать к помощи своего начальника, флагманского минера, не хотелось. Что я, какой-нибудь молодой и не самостоятельный мичман что ли? И я, как березовый лист, прилипший к заднему карману дежурного по кораблю, неотступно ходил за ним по пирсу. Он же так и норовил повернуться ко мне кормовой частью или как минимум отворотить от меня носовую часть себя. Видимо, ему очень не хотелось встречаться со мной нос к носу, так как он, чувствуя слабость своей позиции, продиктованной указанием командования, хоть таким бестактным маневром пытался сбросить меня с хвоста. Я же как Немезида с мечом возмездия нависал над его совестью, тыкал ему чуть ли не в нос свой мандат, и взывал к его рассудку и логике:

— Вот мое служебное задание. Видите? Здесь указан номер вашего заказа, имеется подпись начальника штаба дивизии, заверенная печатью. Я прибыл на ваш корпус по заданию флагманского минера 21-й дивизии. Поэтому не пропустить меня на свой корабль вы не имеете права. В конце концов, если у вас имеются сомнения, то свяжитесь с оперативным дежурным и уточните мои полномочия.

Что повлияло на него — или авторитет старшего инструктора минно-торпедной службы, или моя настырность — не знаю, может, то и другое, но с превеликой неохотой он был вынужден пропустить меня на подводную лодку. Я прекрасно понимал, что если бы я не смог тогда преодолеть противодействие этого офицера, то вряд ли бы смог что-либо поделать впоследствии с другими препирающимися дежурными по кораблю. Да и было бы стыдно, если бы меня на корабль водил за ручку флагманский минер соединения. Во всяком случае подобного рода запретительных попыток я на себе больше не испытывал.

Вывод. 1. Не устаревает утверждение: «Не место красит человека, а человек место», но в переложении на авторитет, который к должности не прилагается, а завоевывается трудом.

2. Авторитет создают профессиональные и волевые качества: доскональное знание своего дела, напористость и аккуратность в работе. Он как дом — раз построишь, а жить под его защитой будешь долго.

И снова в тот же день.

МПР (межпоходовый ремонт).

Где и как проверяются шланги ВВД (воздуха высокого давления) ТТБ (торпедно-техническая база).

Резина на ПК ТА (передняя крышка торпедного аппарата).

Приходилось не только самому задавать вопросы, но и давать ответы на те, которые ставила служебная деятельность на проверяемых корпусах.

Все в тот же день.

На завтра.

В 09.30 — весь личный состав БЧ-3 в УЦ.

Приготовить НТ-3 и ПТ-3 с ПТЗ-2, ПТ-3 СПК в районе В-050».

После отъезда из Техаса жены с Филиппом ее нога больше не ступила на Дальний Восток, в ту самую квартиру, которую с таким трудом она сама же и завоевывала. В четырех стенах я остался один. Быть одному — это не значит быть в одиночестве, ведь у меня была служба, и скучать не приходилось. А дома я каждую субботу в своей камере производил большую приборку, словно устраивал парко-хозяйственный день в морской воинской части. На стене повесил лист плотной бумаги, на котором был расписан комплекс упражнений, который надо было выполнять ежедневно. В этот список входили упражнения по каратэ на растяжку, удары ногами и руками, блоки. Лист я прикрепил на видном месте, в непосредственной близости к выключателю освещения комнаты. Он был для меня указателем типа «не проходите мимо», как для водителя дорожный знак «Внимание!». Спортивные занятия позволяли поддерживать себя в почти нормальной физической форме.

«С 16 июля по 14 сентября 1980 г. нахождение в отпуске».

В этот период я находился в отпуске с выездом на родину, в Минск. Если честно, то этот отпуск ничем особенным мне не запомнился. Помню, чуть не был оштрафован за переход площади Ленина в неположенном месте. И помню Филиппа, раскачивающегося в кресле, что во время уборки было поднято на диван.

Тогда же, в период с 19 июля по 3 августа 1980 года, в Москве состоялись Летние игры XXI-й Олимпиады. Поэтому по пути следования домой я решил посетить Москву. Во-первых, хотелось проверить, действительно ли Москва на период проведения Олимпиады будет закрытым городом, а во-вторых посмотреть на готовность города к этому мероприятию. В столице было необычно чисто, а главное как-то торжественно и тихо. Это мне напомнило Минск в летний выходной день, когда горожане разъезжаются по дачам или поближе к водоемам, подальше от городского зноя. Еще я обратил внимание на молодых людей в ветровках бежевого цвета — организаторов и обеспечивающего персонала Олимпиады. Обычно в Москве мне всегда было интересно, а тут при минимуме народа как-то непривычно.

Коварство влажности

В Школе техников ВМФ, помню, нам преподаватели говорили, что в Ленинграде очень высокая влажность и с этим надо быть осторожным. Правда, большого различия между Ленинградом и Минском, где жил до призыва, я не ощущал. Зато на Дальнем Востоке разница между Ленинградом и Приморьем была очень даже заметна. Летом, особенно в дожди, там часто оседали туманы и влажность повышалась. Вечером, ложась спать, я находил простыни влажными. Было такое впечатление, что постельное белье постирали, хорошо отжали и постелили, не высушив. Точно то же повторялось с формой, когда я надевал ее утром.

И вот по возвращении в Техас из отпуска я достал из встроенного шкафчика свою форму и был изумлен. За два месяца темно-синий китель покрылся въедливыми зеленоватыми бисеринками плесени, а форменные туфли одеревенели и скукожились. Попытки очистить китель от плесени успехом не увенчались, поэтому он метким броском был послан в мусорное ведро. Когда я обулся в старые туфли, то превратился в клоуна, оставалось только нанести на них красной и желтой краски, а зеленую можно было сэкономить, так как плесень и так уже постаралась. Носки туфлей задирались вверх и смотрели на меня снизу издевательски. Такой наглости от стоптанных форменных башмаков я также не стерпел, поэтому и обувь незамедлительно последовала вслед за кителем.

Влажность не только неприятна, не только приводит к порче вещей, она опасна для здоровья. Например, если в такую пору ты получал пусть даже несерьезную рану, то ее необходимо было замотать сухим бинтом. Если этого не сделать, то от высокой влажности рана начинала гнить. Я испытал это на себе. После какого-то пустяшного пореза моя рука довольно продолжительное время не могла ни зажить, ни зарубцеваться. И все из-за того, что я постеснялся ходить с бинтом.

Вывод: (исключительно для женщин) — Особенную осторожность надо соблюдать при производстве маникюра, ибо в условиях влажности он зачастую приводит к панарицию, воспалению кутикулы.

Тогда же по прибытии из отпуска, я узнал, что в мое отсутствие в 4-й флотилии произошел трагический случай с гибелью личного состава на подводной лодке 26-й дивизии.

Если идти в Павловске по дороге от штаба флотилии, к пирсам, где стояли наши подводные лодки, то справа останется сопка, похожая на небольшой курган. Это не простая сопка, на ней был установлен памятник морякам-подводникам, погибшим на Дальнем Востоке в дни Великой Отечественной войны и войны с Японией. «Подводникам, погибшим за Родину. 1941-1945» — вот что было написано на нем. А ниже, под этими словами, были перечислены подводные лодки, участвовавшие в боях: «Л-19», «С-54», «Щ-138» (скорей всего), «С-55». Обелиск, как большинство памятников, находящихся в воинских частях, напоминал о героизме наших предшественников. И нам помнились его слова: «Никто не забыт и ничто не забыто».

Об этих героях хорошо написано на сайте Санкт-Петербургского Клуба моряков-подводников «Штурм глубины», являющемся энциклопедией отечественного подводного флота — deepstorm.ru, и в книге В. П. Боженко «Подводники-Тихоокеанцы в боях с противником», опубликованной на сайте http://flot.com/org.

В сентябре 1942 года Госкомитет Обороны принял решение об усилении Северного флота за счет переброски части кораблей с Тихого океана. Уже 20-го числа вызвали подводников, командиров нескольких лодок и сообщили им о перебазировании сводного дивизиона лодок на Север. Хотя в 1940 году «Щ-423» смогла перейти Северным морским путем, сейчас проблему усиления наших сил на Севере не решились выполнить этим способом. «Щ-423» шла, не погружаясь, и не могла стрелять торпедами. В реальной военной обстановке противник мог без особого труда уничтожить лодки, не боеспособные до прихода в базу. Поэтому выбрали другой маршрут, через Тихий океан и Атлантику, Владивосток, Петропавловск-Камчатский, Датч-Харбор, Сан-Франциско, Панамский канал, Галифакс, Розайт, Полярное. Для перехода отобрали новые «сталинцы» первой бригады: «С-51», «С-54», «С-55», «С-56» и два минзага «Л-15» и «Л-16» из 3-го отдельного дивизиона. 25-го сентября 1942 года из Петропавловска вышли «Л-15» и «Л-16» (капитан-лейтенанты Василий Исаакович Комаров и Дмитрий Федорович Гусаров). Лодки шли парами, не зная ничего друг о друге. Поскольку переход проходил через районы военных действий, лодки несли на корме громадные линкоровские флаги, чтобы не стать случайной жертвой торпед американской или японской субмарины. Но именно так и случилось. 11-го октября: в 820 милях от Сан-Франциско (по другим данным в 500 или 300 милях) при хорошей видимости и небольшом волнении, лодки следовали без охраны по поверхности со скоростью 11-12 узлов. В точке с координатами 45°41' северной широты 138°56' восточной долготы головная «Л-16» взорвалась. С дифферентом на корму в 45 градусов «Ленинец» начал быстро погружаться в воду и через 25-30 секунд исчез с поверхности океана. Сигнальщики «Л-16» обнаружили два перископа с левого борта, примерно на расстоянии одной мили, а артиллеристы успели выпустить пять снарядов из 45-миллиметрового орудия. Радисты успели поймать последнюю радиограмму «Погибаем от …». На этом передача оборвалась и до сих пор обстоятельства гибели «Л-16» до конца не ясны. После войны ответственность за потопление взял на себя командир японской лодки «I-25» Мейдзи Тагами. Он возвращался от американского берега и, заметив две лодки, выстрелил последнюю оставшуюся торпеду, считая лодки американскими. Вскоре токийское радио передало о потоплении американской лодки. Однако есть обстоятельства, которые не стыкуются. Подводники «Л-15» видели два взрыва и след еще одной торпеды, уходящей в океан. За день до выхода наших лодок из Датч-Харбора, оттуда вышла американская субмарина «S-31», приняв полный боекомплект. Затем она же пришла в Сан-Франциско, причем снова принимала торпеды. Более того, перископы этой лодки были довольно специфическими, и очень походили на перископы, выглянувшие из воды и обстрелянные артиллеристами «Л-15». Документы о походе «S-31» так и не опубликованы, а в базе Гуантанамо один из американских офицеров «по пьянке» сказал нашим подводникам, что «Л-16» по ошибке потопила американская лодка. Ошибка, из-за которой могли начаться боевые действия между СССР и Японией, могла быть и неслучайной, но прямых доказательств нет, хотя конечно если бы Япония вынуждена была воевать еще и с СССР в 1942-м году положение американцев серьезно бы облегчилось.