ЭПИЛОГ

Ливийская пустыня, полгода спустя

Старейшина деревни был тощ, как жердь. Десятилетия, проведенные под беспощадным солнцем, настолько иссушили его кожу, что на лице буквально не осталось места для новых морщин. Годы скудного питания оставили ему всего два зуба: один торчал из верхней, второй — из нижней десны, однако старик не переста­вал гордо улыбаться. Стоя в середине своих владений — кучки хижин из желтой глины и небольшой пальмовой рощицы, обо­значающих грязный оазис, — он мог сойти за мэра, который го­товится перерезать ленточку и подарить городу новый проект.

Деревня располагалась далеко к западу от пирамид Гизы, в одном из самых неблагополучных районов мира. Между Егип­том и Ливией на тысячи квадратных миль простираются горя­чие пески, тут и там усеянные остовами танков времен Второй мировой. К оазисам жмутся скудные поселения, борющиеся за жизнь. Порой оазис пересыхает, и тогда урожай гибнет, а в селения приходят голод и смерть. Веками люди пустыни жи­ли от засухи к засухе, но сегодня должна наступить новая эра.

В ознаменование добрых перемен деревню украсили цвет­ными флажками, по пестрой ленточке привязали к хвосту каждого верблюда. В самом центре, на площади — обыкно­венном пыльном пятачке — разбили палатку цветов ООН, на краю поселения стояло несколько вертолетов. В тени палат­ки ждали представители ООН, нескольких стран Ближнего Востока и Африки.

Старейшина встал перед конструкцией, какую вряд ли встретишь посреди пустыни: круглый мраморный фонтан, в центре которого — чаша поменьше, украшенная статуей кры­латой женщины. Вода лилась из ее протянутых ладоней.

На шее у старца висела оловянная кружка. Он торжествен­но зачерпнул ей воду из бассейна, отпил и улыбнулся еще ши­ре. Слабым, дребезжащим голосом старик провозгласил:

— Альхамдулиллах лилмайя!

Еще несколько селян отпили у него из кружки, словно это она — а не фонтан — была магическим источником пресной воды. Женщины, дожидавшиеся в стороне, поспешили к фон­тану наполнить кувшины. Дети восприняли это как сигнал и нагишом, радостно смеясь, попрыгали в воду купаться. Дипло­маты наконец оставили палатку и приблизились к источнику.

Из тени под пальмой за праздником наблюдали члены команды особого назначения НУМА и шкипер «Триглы».

— Кто-нибудь переведет, что сказал старик? — спросил За­вала.

— Мои познания в арабском сильно ограниченны, — при­зналась Гаме, — но вроде бы он благодарит Всевышнего за во­ду, чудесный дар жизни.

Пол обнял жену за плечи здоровой, правой рукой.

— Жаль, сама Франсишка не видит своей статуи. Напоми­нает дни, когда ее считали белой богиней.

Остин кивнул.

— Скорее всего, она прошла бы мимо статуи. Проверила водонапорную башню, ирригационную установку, убедилась бы, что труба от опреснительного завода не протекает, и тут же отправилась налаживать работу других источников.

— Склонен с тобой согласиться, — ответил Пол. — Как только остальные страны убедятся в работоспособности тех­нологии Кабрал, они тут же достанут свои кружки. Бахрейн и Саудовская Аравия уже готовы финансировать постройку заводов. Однако ООН, думаю, исполнит последнюю прось­бу Франсишки и сосредоточит усилия в странах Субсахарской Африки.

— Я слышал, юго-западные штаты и Мексика изъявили го­товность построить опреснительные заводы на побережье Ка­лифорнии, — сказал Остин. — Так они решат проблему исто­щения Колорадо.

— Думаю, — заметила Гаме, — Франсишка была бы рада увидеть, что борцы за воду вместе облагораживают засушли­вые места. Я прямо чувствую, как рождается дух сотрудниче­ства. Похоже, у человечества появился шанс.

— Лично я настроен оптимистично, — признался Остин. — В ООН обещали ускорить бюрократический процесс и до­вольно быстро построили завод по очистке анасазия в Кана­де. Схема Франсишки поразительно проста. Если учесть, как быстро и при каких низких затратах возвели опреснитель­ный завод здесь, любая страна вскоре сумеет обеспечить сво­их граждан дешевой пресной водой.

— Ирония судьбы, — произнесла Гаме. — Анасазий наш­ли в Лос-Аламосе, где разрабатывали оружие массового по­ражения.

— В руках «Гокстада» он чуть не стал таковым.

Несмотря на жару, Гаме вздрогнула.

— Порой я вспоминаю эту великаншу, двух ее палачей и страшное логово, как кошмарный сон.

— К несчастью, это был не сон. И сбежали мы не из стра­ны Оз.

— Надеюсь, нигде в мире не осталось злокачественных кле­ток, способных перерасти в рак.

— Я тоже надеюсь, — ответил Остин. — «Гокстад» лишил­ся головы, научного центра и всесильных покровителей, по­могавших продвигать идеи Брунгильды. По всему миру лю­ди поняли, чего чуть было не лишились, и спешат восстано­вить свои права на воду.

Джим Контос, который до того лишь с интересом слушал, произнес:

— Спасибо, что пригласили на мероприятие. Теперь хотя бы знаю: батискафики мои погибли не напрасно.

— Кстати, — спохватился Остин, — спасибо, что напомнил. Джо?

Улыбнувшись, Завала вынул из нагрудного кармана сло­женный лист бумаги, развернул его и показал Контосу.

— Это только эскиз, но общее представление о том, чем мы сейчас заняты, получить можно.

Глаза у Контоса полезли на лоб.

— Черт подери, красота-то какая!

Завала поморщился.

— Ну, с красотой ты загнул. Новая модель скорее похожа на покалеченную гуппи, зато ходит глубже и быстрее любо­го действующего батискафа. Способна нести гораздо больше оборудования и выполнять множество функций. Тесты пред­стоят довольно обширные.

— Когда начинаем? — нетерпеливо спросил Контос.

— Подготовительные работы уже идут. У меня одно дель­це со Смитсоновским институтом: они хотят почтить память пилотов «летающего крыла» и попросили совершить показа­тельный полет, для пиара. Вот закончу с ними — и займусь планированием тестов.

— Чего мы ждем? — спросила Гаме.

— Хороший вопрос, — ответил Остин. — Технология Франсишки превратит этот песчаный карьер в цветущий сад, но океанологам здесь все равно не место.

И он направился к вертолету цвета морской волны с чер­ной надписью «НУМА» на борту.

— Эй, Курт, ты куда? — окликнул его Завала.

Остин обернулся.

— Идемте, — позвал он, широко улыбаясь. — Промочим где-нибудь ноги.







Загрузка...