Скажи мне «люблю»

2 Мемфис, штат Теннесси, 28 февраля 1852 года

В том же доме, но на 140 лет раньше, возле той же лестницы стояла со своим отцом Мелисса Монтгомери, и они оба смотрели на тот же самый набалдашник балясины.

Мелисса была потрясающей голубоглазой блондинкой с совершенным, будто вырезанным из мрамора лицом. Ее длинные волосы были затянуты в узел. Сейчас на ней было платье из синей парчи. Юбки были такими длинными, что прикрывали даже носки ее черных туфелек. Ее отец был представительным седеющим мужчиной с ярко-голубыми глазами и бородкой-эспаньолкой. Одет он был в черный сюртук, такие же брюки и зеленую муаровую манишку с черным шелковым галстуком.

Своим белоснежным носовым платком Джон полировал шар на стойке перил, который был установлен там лишь несколько часов назад. Шар из зеленого малахита поставили в честь окончательного выкупа закладной за дом.

— Ну вот! — гордо произнес Джон, с восхищением глядя на зеленый камень, поблескивающий на своей новенькой серебряной ножке. — Дорогая, у нас даже две причины для праздника. Сегодня я покончил с закладной, а завтра у меня появится зять.

— Да, папа, — сдержанно ответила Мелисса, хотя при мысли о том, что завтра она пойдет под венец с Фабианом Фонтено, внутри нее все сжалось. Эта свадьба должна была состояться в соответствии с брачным контрактом, заключенным семьями Монтгомери и Фонтено сразу после рождения Мелиссы.

— Наконец-то прошли эти десять лет и наш дом по-настоящему стал нашим, — продолжал Джон, обводя взглядом гостиную слева и столовую справа. Все комнаты были уставлены роскошной французской мебелью и устланы восточными коврами, повсюду поблескивали хрустальные канделябры. По комнатам сновало несколько служанок — они чистили и полировали мебель, готовя дом к завтрашнему празднеству.

Мелисса следом за отцом пробежала глазами по дому, и на ее лице застыла слабая улыбка. Потом она вновь перевела взгляд на балясину и провела пальцами по поверхности малахита, разрезанного так, что были видны его красивые кольца неправильной формы. На мгновение ей показалось, что шар подмигнул ей, словно конспиратор.

— Папа, а где ты достал этот камень? — спросила она. — Он такой симпатичный…

— Ты помнишь Финиаса Хагедорна, моего друга, который много лет провел в Египте? Он привез мне этот кусок малахита из своей последней экспедиции.

— Да ты что!

Глаза Джона сверкнули, он склонил голову к уху дочери и нарочито заговорщическим голосом сказал ей:

— Финиас клянется, что этот камень из настоящего древнеегипетского святилища. По его словам, шар обладает магическими свойствами.

— Правда? — переспросила Мелисса. — Знаешь, мне показалось, что минуту назад…

Договорить она не успела — дверь резко распахнулась, и в дом вошла Лавиния Монтгомери. Завидев мужа и дочь, она подошла к ним, каждый ее шаг сопровождался покачиванием страусиных перьев на ее шляпе. Следом за стройной, все еще довольно молодой на вид матроной шел слуга, нагруженный по меньшей мере дюжиной коробок.

— Привет, дорогие мои! — радостно воскликнула Лавиния, коснулась губами щек Джона и Мелиссы и начала стягивать перчатки. Потом она повернулась к слуге и резким тоном сказала ему: — Джозеф, отнеси все эти коробки в комнату мисс Мелиссы. — После этого она подмигнула дочери и прошептала ей: — Дорогая моя, посмотришь, какое роскошное нижнее белье я тебе купила в приданое!

— Спасибо, мама, — ровным голосом ответила Мелисса.

Лавиния перевела недовольный взгляд с дочери на мужа:

— С чего это вы вдруг стоите возле стойки, будто парочка вешалок для шляп? Напоминаю вам, что нам надо еще многое сделать.

Джон хмыкнул:

— Эй, Винни, не надо так резко! У нас тут с твоей дочерью что-то вроде церемонии.

— И что это за обряд, неужели вознесение молитвы столбу? — наседала Лавиния. — Вы, наверное, забыли, что единственная важная сейчас для нас церемония состоится лишь завтра.

— Разумеется, дорогая, — улыбнулся Джон. — Но мне также кажется, что следовало обратить внимание нашей дочери на набалдашник, установленный на балясину, — ведь он знаменует окончательный выкуп закладной на дом.

— Чушь! — упрямо возразила Лавиния. — У Мелиссы завтра свадьба, а ты только и можешь думать о закладных и тому подобных ничтожных делах.

— Ничтожных? — переспросил Джон. — Ты называешь дом, в котором мы вырастили нашу чудесную дочь, ничтожным? Напоминаю тебе, что именно ты настояла на постройке этой чудовищной громадины в греческом стиле!

— Мне кажется, кто-то назвал наш дом чудовищной громадиной? — ехидно заметила Лавиния.

— А ты назвала его чушью! — раздраженно ответил Джон.

— Вот и неправда! Я просто назвала чушью ваш ритуал…

— Мама, папа, не надо! — решительно прервала их Мелисса. — Ну почему вы ссоритесь даже накануне моей свадьбы?

— Именно об этом я и говорю, — подхватила Лавиния и, вскинув подбородок, сказала мужу: — Вы тратите время на разглядывание шаров на столбах и тому подобную ерунду, а нам надо готовиться к свадьбе! Джон, ситуация критическая. — Она перевела укоризненный взгляд на дочь. — Посмотри на эту девушку — ей уже двадцать, она практически старая дева, и мы не можем позволить себе рисковать.

— Дорогая, разве можно говорить такие вещи при девочке? — бросил ответный упрек Джон.

— Этой девочке нужен муж, а нам с тобой — внуки! — резко произнесла Лавиния.

— Ну зачем ты сводишь все к таким грубым материям? — возразил ее муж. — Бога ради, пожалей чувства дочери!

— Наша дочь выходит замуж за Фабиана Фонтено, — продолжала гнуть свою линию матрона. — Я уверена, ее чувства взбудоражены уже этим! — Она коснулась пальцем щеки Мелиссы. — Какой мужчина тебе достался! Счастливица…

При этих словах матери Мелисса с трудом подавила горестный вскрик, а лицо Джона потемнело. Он наставил указательный палец на свою несдержанную жену:

— Лавиния, я не собираюсь терпеть подобные разговоры! В противном случае я могу сделать вывод, что у тебя роман с этим молодым человеком…

— Можешь сделать вывод? Так делай! — дерзко ответила Лавиния.

— Лавиния Монтгомери! Если бы я не был джентльменом, то непременно покарал бы тебя за такие слова…

Родители Мелиссы все бранились, а она с несчастным видом стояла рядом с ними. Как обычно, у нее возникло ощущение, что она чужая в собственном доме. Хотя ее родители всегда относились к ней хорошо, ей всю жизнь казалось, что они бы предпочли, чтобы у них был наследник мужского пола, что ее рождение было для них разочарованием. Что же касается завтрашней свадьбы, Мелисса была уверена, что обретение зятя радует ее родителей намного больше, чем ее — обретение мужа.

— Он ведь придет сегодня к нам на ужин? — ворвался в мысли Мелиссы голос ее матери.

— Что? — переспросила девушка.

— Я о Фабиане. Он будет ужинать с нами? — нетерпеливо повторила Лавиния.

— Фабиан сказал мне, что он заглянет после ужина — обсудить наше свадебное путешествие, — смущенно проговорила Мелисса.

— Что ж, чудесно! — воскликнула Лавиния, хлопнув в ладоши. — Будет на десерт.

— Лавиния, хватит! — проворчал Джон.

Мелисса решила не мешать родителям браниться и поднялась по лестнице. На втором этаже она проскользнула в свою комнату и закрыла за собой дверь. Ее взгляд пробежал по так хорошо знакомой ей обстановке — сколько счастливых часов она провела здесь, погруженная в чтение, шитье, молитвы или просто мечты! На персидском ковре виднелась россыпь солнечных лучей, солнце отражалось и на полированной палисандровой мебели, своим ярким бодрым светом будто поддразнивая ее. Когда же Мелисса увидела коробки с купленным ее матерью дамским бельем, из ее глаз вдруг ручьем полились слезы.

Девушка пересекла комнату, упала на постель и безутешно зарыдала. Хотя перед родителями она всегда сдерживалась, мысли о браке с Фабианом ужасали ее. После того как он начал за ней ухаживать, ее жизнь превратилась в сплошной ад. Как бы Мелисса ни старалась угодить ему, ей это никогда не удавалось: Фабиан издевался над ее чувствами, постоянно пытался уязвить ее… А ее попытки умиротворить его приводили молодого человека в еще большую ярость. Хотя она ни за что бы в этом не призналась, в глубине души она считала Фабиана чудовищем и знала, что между ними нет ничего общего. Их брак был просто обречен…

И тем не менее сегодня вечером Фабиан придет к ней, чтобы обсудить планы на их свадебное путешествие! Мысль об этом заставила девушку содрогнуться и зарыдать еще сильнее.

Мелисса подумала, как хорошо было бы сбежать куда-нибудь, избежав горькой доли. Но она была глубоко религиозна и преданна своей семье, и о том, чтобы разочаровать родителей, не могло быть и речи — как и о нарушении брачного контракта, заключенного при ее рождении.

Оставалось только надеяться, что брак с Фабианом не сведет ее в могилу.

— Мелисса, детка, что тебя так гнетет?

Это был уже третий бокал с вином, который Мелисса пролила за время ужина. Девушка пробормотала:

— Извини, мама.

Потом она с виноватым видом повернулась к седеющему слуге, который вытирал вино льняным полотенцем:

— Джозеф, позволь мне…

— Веди себя прилично, дочь! — воскликнула Лавиния, да так резко, что Мелисса и Джозеф разом съежились. — Зачем нам слуги, если не для того, чтобы справляться с такими происшествиями?

— Да, мама, — ответила девушка, положила руки на колени и смущенно улыбнулась Джозефу.

Джон промокнул губы салфеткой и сочувственно посмотрел на дочь:

— Винни, не будь так жестока к девочке. У нее всего лишь предсвадебное волнение.

— Предсвадебное волнение, как же! — фыркнула Лавиния. — Если она так ведет себя сегодня, то можно не сомневаться, что в брачную ночь она перевернет на бедного Фабиана супницу!

Представив себе эту жуткую картину, Мелисса всхлипнула.

Джон уже собирался что-то резко ответить, когда в комнату вошел дворецкий Эли и объявил:

— Прибыл мистер Фабиан Фонтено.

Рот Эли еще не успел закрыться, как в комнату вошел высокий смуглый мужчина весьма привлекательной наружности.

— Добрый вечер, Джон, добрый вечер, Лавиния, — проговорил он, после чего пробежался взглядом по девушке и чуть глумливо произнес: — Моя дорогая Мелисса…

Мелисса изумленно посмотрела на жениха, а Джон и Лавиния тем временем вскочили со своих мест, чтобы поприветствовать гостя.

— Фабиан, мальчик мой! — воскликнул Джон, крепко пожал ему руку и похлопал по спине.

— Дорогой мой, ты прибыл как раз к десерту, — с радостной улыбкой сказала Лавиния своему будущему зятю.

— Благодарю за гостеприимство, — низким звучным голосом ответил Фабиан, — но я зашел, чтобы перекинуться парой слов со своей суженой. — Он вновь многозначительно посмотрел на Мелиссу, которая все это время не отрывала от него перепуганных глаз.

— Да-да, мальчик мой, вам ведь необходимо спланировать свадебное путешествие! — проговорил Джон. — Наверное, ты собираешься устроить для нашей дочери настоящий романтический вояж?

— Я слышала, Париж так прекрасен весной… — томно добавила Лавиния.

Фабиан подавил усмешку.

— Скажем так, свадебное путешествие станет для вашей дочери большим сюрпризом, — сухо сказал он. — Дорогая моя, не пройти ли нам на веранду?

Девушка с усилием кивнула.

— Но не кажется ли тебе, что сидеть там будет довольно холодно? — спросил Джон.

— Джон, не стоит так опекать их, — заметила Лавиния. — Ты что, не видишь, что два голубка умирают от желания побыть наедине?

— Сэр, вообще-то вечер довольно теплый, — заметил Фабиан.

— Ну что ж, прекрасно, — ответил Джон.

Фабиан снял висевшую на спинке стула шаль Мелиссы и накинул ее на плечи девушке. Та изо всех сил пыталась не выдать испуга, охватившего ее в присутствии жениха.

— Пройдемте? — насмешливо проговорил Фабиан, протянув ей руку.

Мелисса сглотнула комок в горле и поднялась со стула.

— Да, конечно, Ф-фабиан, — запнулась она, после чего вложила ему в ладонь свои потные пальцы.

— Джон, Лавиния, прошу прощения, — вежливо сказал Фабиан своим будущим тестю и теще и повел невесту прочь из комнаты.

— Ах, какая чудесная пара! — восхищенно выдохнула Лавиния.

По-видимому, мнение Джона отличалось от мнения его жены — он довольно скептически пригладил свою эспаньолку:

— Знаешь, дорогая, меня беспокоит одна мысль.

— Какая же?

— Я думаю, не навязываем ли мы дочери свои желания?

Лавиния была ошеломлена:

— Джон, что за ерунду ты несешь!

— Говоришь, ерунду? — Джон Монтгомери нахмурился еще сильнее. — Винни, но ведь никто никогда не спрашивал девочку, желает ли она выйти замуж за Фабиана Фонтено…

— Но как она может этого не хотеть? Этот молодой человек — просто бог во плоти!

Джон укоризненно глянул на жену.

— Вообще-то я хочу сказать, что мы подобрали для Мелиссы такого мужа, которого желали мы, а не она.

Лавиния закатила глаза:

— Джон, что за чушь! Эти двое словно созданы друг для друга! Ты видел, когда они выходили из комнаты, девочка буквально дрожала от предвкушения…

Кажется, Джона эти слова не убедили.

— Предвкушения? Не знаю, не знаю…

Мелисса напряженно сидела на качелях, стоящих неподалеку от парадного входа в особняк, куталась в шаль, пытаясь побороть дрожь, и наблюдала, как Фабиан меряет шагами площадку перед качелями. Она не замечала ни красоты заката, ни сладковатого аромата жасмина, ни пения какой-то ночной птицы: для нее существовал лишь ее жених-тиран, и она со страхом ожидала его следующих слов и поступков.

Заложив руки за спину и свирепо хмурясь, Фабиан вышагивал взад-вперед. Он казался опасным и непредсказуемым, как приближающаяся грозовая туча свинцового цвета. О, Мелисса отлично знала, что он может быть очаровательным и милым — именно так он вел себя в присутствии ее родителей. Но при этом у него был взрывной характер и чрезвычайно непостоянная натура, в чем за два года ухаживания у Мелиссы было достаточно возможностей убедиться.

Нередко девушка ощущала себя виноватой перед Фабианом — за то, что он ей не нравится. Наверное, она была единственной женщиной в Мемфисе, не очарованной Фонтено, и тот никогда не упускал возможности пофлиртовать со слабым полом — даже в ее присутствии. Мелиссу повергало в отчаяние то, что она ни капельки не ревновала своего жениха к его многочисленным пассиям и даже втайне мечтала о том, чтобы он решил повести под венец какую-то другую мемфисскую красотку.

Без сомнения, он был достойным представителем сильного пола: высокий, широкоплечий и мускулистый, с густыми, вьющимися темно-каштановыми волосами, глубоко посаженными карими глазами и чертами лица, будто скопированными с какой-то античной скульптуры, изображающей совершенного мужчину. Мелисса знала, что большинство женщин впали бы в экстаз от возможности разделить с Фабианом брачное ложе…

Сердце же самой Мелиссы сжимал страх — ее ужасала та самая безудержная напористость, которая заставляла прочих женщин терять голову от Фабиана. Те несколько поцелуев, которыми Фабиан одарил девушку, стали для нее настоящим бедствием: он был дерзким, требовательным, не обращал никакого внимания на ее девичью застенчивость, и каждый раз это доводило ее почти до истерики. Если она так реагировала на простой поцелуй Фабиана, то брачная ночь наверняка будет тяжким испытанием для нее и ужасным разочарованием для него.

Фабиан с напряженной улыбкой на лице повернулся к ней:

— Я так понимаю, вы уже подготовились к завтрашнему дню?

Девушка сжала кончик шали.

— Да, Фабиан.

Его пристальный дерзкий взгляд пронзал ее насквозь.

— Вы уверены, что хотите пройти через все это?

Мелисса застыла, ощущая, как на ее лице выступила испарина.

— А что, у меня есть выбор? В конце концов, контракт был подписан сразу после моего рождения.

— Да, действительно, — протянул Фабиан. — Мы не должны пренебрегать нашим долгом, ведь так?

Мелисса прикусила губу:

— Фабиан, что вы хотите мне сказать? Мне кажется, сегодня вы чересчур напряжены.

— Я? — Ее жених с агрессивным видом скрестил руки на груди. — Скажите, крошка моя, неужели вас ни капельки не интересует наше свадебное путешествие?

Девушка опустила глаза и пробормотала:

— Я уверена, что мне понравится любое место, в которое вы решите меня отвезти…

Лицо Фабиана потемнело от гнева:

— Ой-ой-ой! Как хорошо вам удается сдерживать радость от мысли, что вы выходите за меня замуж.

Мелисса посмотрела в сторону:

— Извините меня, Фабиан. Я не хотела, чтобы вы почувствовали себя… нежеланным.

Такое ее неловкое извинение лишь подлило масла в огонь, и он напустился на нее:

— Вы не хотели, чтобы я почувствовал себя нежеланным?! А как я могу чувствовать себя иначе? Да вас трясет от ужаса и отвращения, когда я приближаюсь к вам! Вы сжимаетесь от страха всякий раз, когда я целую вас! Милая моя, как я могу не чувствовать себя непрошеным гостем, если вы хотите выйти за меня замуж так же сильно, как преступник жаждет попасть на виселицу!

От этих жестоких слов к горлу Мелиссы подступили слезы.

— Фабиан, я… я прошу прощения, если показалась вам неприветливой. Но почему же вы браните меня даже сегодня, в вечер перед нашей свадьбой?

— Почему я браню вас? — Фабиан сорвался на крик. — Черт побери, но где же ваше справедливое возмущение? Вы какой-то студень, абсолютно неспособный постоять за себя! Клянусь, я никогда еще не встречал такого бесхребетного существа! Думаю, если бы я опрокинул вам на голову чайник с кипятком, вы лишь извинились бы за то, что стояли у меня на пути!

Мелисса в отчаянии посмотрела на жениха:

— Что вам от меня нужно? Вы же видите, я, как ни стараюсь, не могу дать вам того, чего вы от меня хотите.

Фабиан сжал кулаки и, подавив в себе острое желание высказать правду, проговорил:

— Жребий брошен, и пытаться изменить свою судьбу нам уже поздно.

— Именно так, — с грустным видом кивнула Мелисса.

— Тогда завтра утром мы обвенчаемся, — угрюмо продолжал Фабиан, — а уже вечером поедем наслаждаться нашим медовым месяцем.

Мелисса проглотила комок в горле, ее любопытство наконец перевесило страх:

— И куда же вы меня повезете?

На лице ее жениха засветилась мстительная улыбка:

— Милая моя, я возьму вас на сафари в Африку!

— На сафари? В Африку? — испуганно переспросила Мелисса.

— Именно так. Мы поплывем на Золотой Берег и будем охотиться на слонов, а помогать нам в этом будут дружественные нигерийские дикари.

— Фабиан, я уверена, что вы шутите.

— Вовсе нет. Дорогая, неужели вы сомневаетесь, что вам понравится пробираться через тамошние дебри бок о бок со мной?

— Дело не в этом! — запротестовала Мелисса. — Да, я нахожу ваш выбор места для свадебного путешествия… мягко говоря, довольно необычным, но тем не менее я подчинюсь вашему желанию… Вот только…

— Только что? Скажите же мне, моя дорогая! — насмешливо произнес Фабиан.

Глаза девушки жгли слезы:

— Как вы могли даже подумать о том, чтобы стрелять в этих больших добродушных животных?

Фабиан вполголоса выругался.

— Так, значит, я оскорбил ваши нежные чувства? Я давно понял, что женюсь на безвольном существе, но теперь мне также ясно, что вы чрезвычайно трусливы и неприспособлены к жизни — как тепличный цветок.

Эти слова заставили Мелиссу вскочить с места, от обиды и унижения ее била дрожь.

— Да как вы смеете говорить мне подобные вещи!

— Я говорю это, потому что это правда! — отрывисто бросил девушке ее жених. — Итак, вопрос стоит таким образом: поедете ли вы со мной в Африку как добропорядочная жена или нам все-таки следует отменить эту пародию на брак?

Нижняя губка Мелиссы задрожала.

— Фабиан, но это же слоны! Как вы можете стрелять в них?

— Очень просто, дорогуша, — был ответ. — Из слонобоя.

— Но… они заслуживают того, чтобы их застрелили, не больше, чем, к примеру, я!

Услышав эти слова, Фабиан приподнял бровь:

— Не искушайте меня.

— Ну что ж, чудесно, Фабиан Фонтено, — сквозь душившие ее рыдания проговорила Мелисса. — Я поеду с вами в Африку, но не ждите, что я буду, подобно вам, совершать все эти гнусности!

С этими словами она скрылась в доме.

— Черт возьми! — выругался Фабиан.

Вообще-то у него не было намерения тащить Мелиссу в Африку, но какая-то извращенная часть его натуры постоянно заставляла его провоцировать девушку на разрыв их помолвки. Ну почему она во всем ему уступает? Почему никогда по-настоящему не противостоит ему? Почему не пошлет его к дьяволу, ведь он иногда вполне этого заслуживает? Он ненавидел себя за то, что это нежное создание всегда пробуждало в нем самые худшие порывы. Его снедала мысль о том, что их брак будет настоящим бедствием. Однако какие бы непростительные поступки он ни совершал, Мелисса не допускала даже мысли о том, чтобы расторгнуть их обручение. А он, несмотря ни на что, также не хотел стать негодяем, который разорвет брачный контракт, заключенный между их семьями.

Фабиан подумал о своих родителях, и его сердце охватила скорбь. Его отец и мать умерли два года назад, во время эпидемии желтой лихорадки. Теперь он жил в фамильном особняке вместе со своими на глазах дряхлеющими дедом и бабкой. Твердой в них осталась лишь одна вещь — приверженность традициям старого времени, и Фабиан знал, что если он расторгнет помолвку, это разобьет их сердца, не говоря уже о позоре, который ляжет на их семью, на память его родителей, когда-то заключивших этот брачный контракт.

Таким образом, он был связан — связан соображениями чести и чувством вины. Можно было спровоцировать Мелиссу на расторжение договоренности, но сам он не мог подвергнуть ее такому унижению, как разрыв помолвки по его инициативе.

Фабиан закурил сигару. В глубине его души, словно огонек посреди необъятной ночи, горела злоба: каждый раз, когда он касался Мелиссы, она вся сжималась. Это была робкая, сдержанная девушка, за которой следовало долго ухаживать, которую надо было добиваться и соблазнять, а он был мужчиной необузданного нрава, привыкшим брать то, что ему хочется. Фабиан знал, что ему ни за что не хватит терпения на то, чтобы приручить пугливую девственницу.

Без сомнения, их брак был обречен, и с этим ничего нельзя было поделать.

Поздно вечером, когда весь дом уже погрузился в темноту, Мелисса осторожно спустилась по лестнице. На ней был дорожный плащ, а в руках она держала саквояж. На решение бежать ее подтолкнули паника и отчаяние, она не имела ни малейшего представления о том, куда она направится, но ужас перед браком с Фабианом на мгновение перевесил в ней все прочие соображения.

Девушка остановилась рядом со стойкой перил — ей вновь показалось, что камень будто бы подмигнул ей. Она вспомнила, какой торжественностью был переполнен сегодня ее отец, как гордились ее родители тем, что на следующий день она должна была выйти замуж за Фабиана. Ее сердце буквально раздирали на кусочки противоречивые чувства…

И вдруг Мелисса осознала, что она не сможет разочаровать родителей, не сможет сбежать от своих неприятностей. Фабиан прав: от судьбы нет спасения. Ощущая бегущие по щекам слезы, она остановила взгляд на набалдашнике балясины и хрипло прошептала:

— Как я хочу очутиться где-нибудь в другом месте!

Постояв еще мгновение, она поднялась по лестнице, вернулась в свою комнату и упала на кровать, на которой и пролежала всю ночь, отчаянно рыдая и вознося небу тщетные молитвы.