Какое-то время мне казалось, что Франци интересует половая жизнь вообще только в виде группового секса, как мы это наблюдали при уже описанных драматических обстоятельствах. Лишь несколько месяцев спустя я обнаружил, что она была влюблена в лохматого черного дворового пса неизвестного происхождения, который в недавнем довольно регулярно к нам заглядывал и которого она открыто считала своей постоянной связью.
Лично я этого парня терпеть не могу. Мне противно само его существование. Он действует на меня, как хиппи, и я позволяю ему любить Франци только дома. В его последнее посещение, пока Франци хлопотала на кухне, мое гостеприимство зашло столь далеко, что я даже почесал ему живот. Собакам это очень нравится. Это им нравится так, что они ложатся на спину и раскидывают лапы, чтобы вовсю насладиться почесыванием.
— Хорошая собачка, добрая собачка, — бормотал я, пока он растягивался передо мной. — Собачке нравится, когда ей скребут животик, правда?
— Ничего подобного, — последовал громкий и отчетливый ответ. — Мне это вообще не нравится. Но кого интересует мое мнение? Такова жизнь.
Я был совершенно ошарашен. Как? Этот ублюдок дворняги, все свое время болтающийся на улице и ни разу не посещавший даже самые примитивные занятия, говорит на таком чистом иврите?
— Извините, — пролепетал я. — Вы понимаете человеческий язык?
— Все собаки понимают человеческий язык. Но только от людей они это скрывают.
— Но почему?
— Потому что вы, люди, со своей тупой болтовней и без того скучны. Стоит вам только догадаться, что мы вас понимаем, как ей не будет конца. Однако, почему вы прекратили чесать мой живот, уважаемый? Продолжайте чесать потихоньку, если вам это приятно. Обо мне не беспокойтесь. Я уже знаю, что сопротивление бесполезно. Следует ли мне еще немножко вывесить язык и слегка повилять хвостом? Или тихонько порычать?
Я прямо и не знал, что ответить. У меня не было опыта бесед с собаками.
— Во всяком случае, — сказал я, наконец, — я вас поздравляю с тем, что вы нашли такую милую спутницу жизни, как наша Франци.
— Милую?
— Так мне хотелось бы думать. Стоит мне только свистнуть — и она уже прыгает мне на колени, чтобы облизать мне подбородок. Иногда она просто становится на задние лапы, вероятно, чтобы дотянуться до моего носа. Она мне абсолютно предана.
— Абсолютно! — передразнил меня любовник моей собаки и прикурил сигарету. — Предана! Не смешите! Она даже не знает, что означает это слово. Меня она, например, держит рядом только во время течки. А как только получает, что ей нужно, выгоняет меня за дверь. Между тем, не было еще случая, чтобы мне представили ее отпрыска, доказывающего мое участие. И она никогда даже не предложит мне хоть кусочка еды, который она от вас ни за что, ни про что получает.
— По отношению ко мне, — негодующе прервал я, — она всегда ведет себя дружески и с любовью.
— Ничего удивительного. Она же очень религиозна.
— Она — что?
— Знайте же, милостивый государь: в отношении собак Франци — жестокое и эгоистичное создание. Любит и дружит она только со своим божеством. И ему, всемогущему, она приносит на алтарь фантастическую любовь.
— Кто этот — всемогущий?
— Вы.
— Я?
— Да, вы. С точки зрения собаки. Вы большой и сильный, и можете побить. Вы кормите Франци, вы предоставляете ей крышу над головой, обеспечиваете официальную защиту. Но что получаете вы за это? Ежедневную порцию виляния хвостом, вставания на задние лапы, умильной благодарности и подобного рода детских лизаний. И все в порядке. Люди же любят собаку до тех пор, пока она ведет себя по-человечески. Тогда собака любима. Ну, так мы и поступаем. Мы впадаем в восторг, когда вы нам чешете живот. Мы готовы немедленно принести обратно палку, которую вы куда-нибудь забросите, потому что знаем, что это вас обрадует. А нам это скучно невообразимо. Но, в конце концов, легче устраивать этот театр, чем голодному бродяжничать по белу свету.
— Но ведь говорят же: собаки — самые верные друзья людей.
— Людей? Каких людей? Франци ваш верный друг, ваш и больше ничей. Потому что вы тот, кто заботится о ее существовании. Вы когда-нибудь слышали латинскую поговорку: уби бене, иби канис? Что означает: собака там, где ей хорошо. Получай Франци достаточно еды от кого-либо другого, ее богом был бы он. Она строго монотеистична. Она верит в своего собственного бога и презирает всех остальных, особенно тех, кто малообеспечен и с которых нечего получить. Вы еще не заметили, как яростно она начинает лаять, когда какой-нибудь нищий или бродячий торговец появляется у дверей? Однако, она не залает, когда вы, возможно, принимаете яд, приготовленный мошенником, у которого дома под матрасом спрятано гораздо больше деньжат.
— Франци в любом случае выполнит свой долг и будет охранять наш дом.
— Франци охраняет ваш дом? Не смешите меня! Если Франци что и охраняет, так это дом, где она получает что-то для себя. Она охраняет свой ежедневный кусок хлеба. И она строго следит, чтобы его не взяла никакая другая собака. То, что вы принимаете за службу, есть не более, чем борьба за собственное существование. Это еще называют экзистенциализмом, если вы читали вашего Сартра.
— Я его не читал. Я не собака.
— Ну, определенно, нет. Это же так приятно, быть всемогущим. И великодушно красоваться перед своими поклонниками. И радоваться этой возможности с утра до вечера. Ну, конечно же, нет. Быть собакой при человеке — удивительная профессия. Я думаю, мы единственные создания на земле, живущие за счет человеческой глупости. Вы уж простите.
Я впал в глубокую задумчивость.
— Ну… тогда… что же мне, собственно, делать?
— Ничего. Забудьте, что я тут наговорил, уважаемый. Это была только шутка. И кроме того, собаки вообще не могут говорить…
После чего он лег на спину и приглашающее вытянул все четыре лапы, что обычно делают собаки, когда хотят, чтобы им почесали живот. Я чесал ему живот, а он смотрел на меня и тихонько рычал, вывесив язык. Собакам очень нравится, когда им чешут живот.