Скажи "Шалом"

Кошка как воля и представление

Странно, но это случилось в один ничем не примечательный воскресный вечер. Все началось с того, что израильский национальный театр "Хабима", будучи в европейском турне, представлял пьесу нашего нобелевского лауреата Агнона, и я пришел в цюрихскую Оперу, чтобы, исполненный патриотической гордости, присутствовать на этом знаменательном событии в мире искусств.

Занавес поднялся, пьеса началась, но когда зал спустя два часа утонул в бушующих аплодисментах, я уже знал много интересного об удивительном мире швейцарских кошек. Мои относящиеся к этой области провалы в знаниях были поначалу скрыты, поскольку на сцене раскрывались первые нежные почки любви. Мой сосед слева наклонился к моему уху и пылко прошептал:

— Знаете, хоть я и не мусульманской веры и не понимаю ни слова по-еврейски, но я в восторге!

Я мысленно отнес мужчину в редкие ряды сочувствующих юдолюбов. Мой благодарный взгляд скользнул по типичному швейцарцу наших дней. Его прямой пробор выдавал в нем одного из этих строителей альпийских туннелей. Его чувства показались мне абсолютно искренними. Но как же я был удивлен, когда он посреди первого акта внезапно встал и с многочисленными "пардон" стал проталкиваться вдоль коленей зрителей к выходу.

— Извините, — прошептал он мне перед своим уходом, — подержите, пожалуйста, мое место свободным. Может быть, это природа настаивает на своих правах, — сказал он мне.

Но нет, спустя короткое время — на сцене как раз бушевал самый драматический конфликт — я снова услышал приближающиеся многочисленные "пардон", и какая-то совершенно незнакомая мне дама заняла место слева от меня.

— Привет, все в порядке, — шепнула она мне, — я его супруга.

Решение загадки открылось в антракте, когда моя новая соседка пригласила меня в фойе что-нибудь выпить, и за бокалом лимонада рассказала мне все по порядку:

— Это все из-за Люси, — начала она. — Так зовут нашу кошку. Просто Люси. Она не выносит одиночества. Так что нам постоянно приходится сменять друг друга, мне и Мартину.

Я попытался найти скрытую иронию в ее словах, но безуспешно. Или, возможно, она была слишком хорошо скрыта. Супруга Мартина была явно не настроена шутить. Она оставалась совершенно серьезной. Настолько серьезной, какой может быть только жительница Цюриха между двумя актами еврейской пьесы.

— Позвольте поинтересоваться, — позволил я себе поинтересоваться у моей собеседницы, — а что, собственно, произойдет, если Люси все-таки останется одна?

— Она будет очень скучать. Она привыкла к нашему обществу с самого раннего детства.

И опять — полная серьезность. Никакой иронии, ни малейшего проблеска улыбки, никакой двусмысленности в словах. Я допускаю, что дама — швейцарка и все проблемы принимает как свои собственные. Но…

— Но, — попытался я снова осторожно прощупать, — разве это не мешает вашим собственным привычкам? Я имею в виду вашего супруга и…

— Это так, — прервала меня моя соседка по зрительному залу, — но ведь, в конце концов, мы поженились вопреки воле Люси.

И только после этого она открыла мне всю историю. Когда сегодняшняя супруга Мартина была еще не замужем, ее родители разошлись. Папа оставил за собой виллу и машину, а мама — Люси. Однако затем мама полюбила одного врача, который никак не мог оставить свою квартиру, поскольку его попугай впадал от этого в меланхолию и мог выщипать на себе все перья. Таким образом, мама вынуждена была заискивать перед попугаем, пока не передала Люси права опеки над дочерью. После чего дочь уже не могла более покинуть свое жилище из страха, что кошка может заскучать.

— Между прочим, Мартин, — доверительно сообщила мне моя соседка, — целых два года общался со мной через переговорное устройство нашего дома.

Подробности этой истории стали меня постепенно захватывать даже против моей воли. Как-то я читал леденящий душу рассказ Эдгара Алана По, где речь шла о том, как один человек строил себе подвал и по рассеянности замуровал там черную кошку. И вот впервые я начал в известной мере понимать подобную рассеянность.

— Я надеюсь, вы не обидитесь на мое любопытство, — сказал я, — но почему Мартин не мог войти в дом? Я имею в виду, почему он должен был стоять у переговорного устройства?

— Потому, что у него была собака.

Излишне добавлять, что этот пес был швейцарцем и наверняка наотрез отказывался выходить на прогулку с кем-либо иным, кроме Мартина. В этом месте было бы целесообразным прервать ход изложения, чтобы вкратце охарактеризовать всю ситуацию.

Итак, врач сидел под домашним арестом из-за Полли, печального попугая. Мама пожертвовала своей свободой передвижения и разделила судьбу заключенного врача, а ее дочь в то же время была вынуждена стать компаньонкой одинокой Люси, вследствие чего Мартин со своим псом стоял на улице и шептал нежные слова в маленькую дырочку во входной двери.

Что касается меня, то мое уважение к Эдгару Алану По выросло неизмеримо.

— Разумеется, мы с радостью бы поженились, Мартин и я, — упомянула г-жа Мартин, — но из-за Люси и той собаки нам пришлось ждать еще долгие годы.

— Но, — продолжал я упрямствовать, — милая дама, неужели вы никогда не обдумывали вариант отказаться от кого-либо? Я имею в виду собаку или кошку…

— Что? Расстаться с живым существом, которое от тебя так зависит? Никогда!

Речь шла о швейцарцах, как уже говорилось. Мартин и его пес, г-жа Мартин и Люси, ее кошка, так же, как и мама со своим врачом. И даже Полли, попугай. Все они швейцарцы. Они уже 700 лет не вели ни одной войны, ну, так должен же человек хоть чем-то в таком случае заняться, не правда ли?

К концу антракта обозначилось долгожданное решение. Пес Мартина по причине значительного возраста отбыл в вечность. Сломленный этим мужчина хотел было покончить с жизнью и повеситься, но его хорошо развитая шейная мускулатура спасла его, и он подошел, наконец, к долгожданной свадьбе, которая через переговорное устройство была уже давно обсуждена во всех деталях.

— Сложность была только в том, — объяснила моя соседка, — что Люси выдвинула против Мартина некую оговорку. Кто знает, может, вынюхала она выветрившийся запах собаки на его одежде. Может быть, камнем преткновения был его альпийский пробор. Но, как и раньше, Мартин вынужден был долгие месяцы добиваться расположения Люси. Еще и сегодня Мартин ежедневно выходит в город и выстаивает очереди у кошачьего мясника за свежей куриной печенкой для Люси.

И г-жа Мартин с гордостью показала несколько фотографий Люси. Я сразу же отметил, кого напоминает мне Люси: любую другую кошку на этом свете.

Г-жа Мартин взглянула на часы.

— Боже мой, я же обещала мужу сменить его в десять!

— А вы, — отважился я на последнюю попытку, — а вы не пробовали когда-нибудь оставлять Люси с бебиситтером?

— Ну, конечно. Была одна очень милая девушка, дипломированная кошачья няня. Мы наняли ее на целый месяц, чтобы Люси могла к ней привыкнуть, но это оказалось бесполезным. Едва Люси слышала ее голос, она сразу бледнела. К тому же бедное животное испытывала аллергию на ее волосы. Хотя она была довольно милой, знаете ли. До свидания.

Я остался один и задумался над этой проблемой. В конце концов, никто не совершенен. Англичане ни на что не реагируют, когда играют в крикет, австрийцы предрасположены к интригам. Почему же швейцарцы не могут сходить с ума от кошек? Я полагаю, когда-нибудь мы еще услышим, что каждый швейцарский город открыл свое собственное кошачье кладбище с мраморными надгробиями, расписанными золотыми буквами. Насколько мне известно, кошкам еще не предоставляли избирательного права, но это вопрос времени. Говорят, что в обозримом будущем его дадут хотя бы котам… Известное беспокойство, относящееся к этой проблеме, трудно скрыть.

Один известный актер хотел два года назад жениться на своей сиамской кошке. В прессе разразился такой грандиозный скандал, поднятый газетой "Взгляд", по поводу того, что кошка-невеста была несовершеннолетней. Лучше и не спрашивайте…

Вскоре появился Мартин. Со свежеуложенным пробором и с песней о Люси на губах.

— Она даже не предполагает, как слепо мы ее любим, — заверил он меня. — Конечно, мы видим все ее ошибки. Но перед нами стоит один простой вопрос: хотим ли мы иметь во всем разочаровавшееся домашнее животное или счастливую, жизнерадостную подругу? Совершенно ясно, что для последнего нам нужно немногим пожертвовать…

Как раз в это время Мартин — который, между прочим, по совместительству еще и американский архитектор, — должен был получить давно желанную ленту французского Почетного легиона за строительство половины французского посольства в Берне. Вторую половину вынужден был строить кто-то другой, поскольку Люси в ту пору заболела воспалением легких. Но это, вообще говоря, не важно. Гораздо важнее, что когда волнующая новость была получена и срок назначен, Мартин обнаружил, что торжественная церемония должна была состояться как раз в тот день, когда у Люси был день рождения…

— Я просил организаторов передвинуть день награждения, — печально рассказывал мне Мартин, — но президент Франции отказал мне в моей маленькой просьбе.

— Ах, — лицемерно изобразил я сочувствие, — а что еще можно ожидать от французского президента? Но не смогла бы Люси принять участие в этой церемонии? Может быть, она решила бы, что военный парад проходит как раз в честь дня ее рождения?

— Конечно же, мы все это взвешивали. Но кто знает? А если бы дождь пошел?..

Кошка под дождем? Даже мне стала понятной абсурдность моего предложения.

— Мы и от детей отказались, — добавил Мартин на обратном пути в зал, — поскольку это никак не согласовалось бы с ежедневным распорядком Люси. Ведь она обязательно должна играть с трех до половины восьмого…

— Утра?

— Нет, вечера. Кроме того, мы оба страдаем хроническим истощением, так как Люси не дает нам спать. Каждую ночь она по нескольку раз прыгает к нам в кровать и лижет наши носы. Она ведь ждет от нас любви…

По-видимому, она еще не все получила от семьи Мартина.

На сцене, между тем, разыгрывалась настоящая драма. Но я утонул в своем кресле, погруженный в раздумья о менталитете швейцарцев. На чем он вообще основывается? На первый взгляд он кажется нам, израильтянам, полным тайн. Швейцария такая же маленькая страна с этническими проблемами.

Добропорядочные швейцарцы, как и мы, тоже должны каждый год нести военную службу. Инфляция в Швейцарии, как и у нас, за последний год тоже утроилась и составляет сейчас шесть процентов.

Но нет, во всем и вся швейцарцы отличаются от нас, израильтян. Скорее всего, за этим скрывается вопрос мотивации. Мы будем понемногу расти, швейцарцы же в этом не нуждаются. В Израиле все для Каца, а в Швейцарии все для кота.