ГЛАВА 11

Элизабет воскликнула, нарушая тишину изумленной толпы:

— Хэдриан, что ты сделал?

Герцог посмотрел поверх головы Элизабет на Николь. Она стояла пораженная, не вполне осознавая, что произошло. Когда стали предлагать унизительные для Николь цены, его это сильно разозлило. Ему хотелось поколотить этих господ, потешающихся над ней. Он видел, как она изо всех сил пыталась не выдать своих страданий и продолжала стоять с гордо поднятой головой. Когда же понял, что ставки повышаться больше не будут, он пришел ей на помощь, заявив убившую всех сумму — пятьсот фунтов.

Ничто не смогло бы помешать ему прийти ей на помощь и спасти от унижения. Но себя он хотел все же убедить, что то же самое сделал бы для любой другой девушки, попади она в такое положение. Дальше этого он не позволил себе вдаваться в анализ мотивов своего поступка. Но интересно, поймет ли его Элизабет? Он отвел глаза от Николь, удивляясь, как долго они смотрели друг на друга.

— Элизабет… — начал он неловко.

Она всплеснула руками и не дала ему говорить:

— Какой ты смелый!

Он удивился. Она прильнула к его руке, светясь от радости.

— Какой ты умный! Теперь все будут знать, что ты взял ее под свою защиту, и никто не посмеет потешаться над ней!

— Неужели в тебе нет ни одной недоброй жилки, Элизабет? — спросил он нежно. — Меня разозлило, как они над ней потешаются. Я всегда терпеть не мог злоупотреблений в любом виде. — Он вспомнил, как так же жестоко отец издевался над его матерью, издевался над ним, унижая его, еще маленького мальчика, на каждом шагу и высмеивая все, чем ребенок хотел гордиться.

— Я знаю, и поэтому я лю… поэтому ты мне так нравишься, — сказала Элизабет, сжимая его руку. — Люди ждут. Иди и отдай корзинку.

Аукционист уже продавал следующую из двух оставшихся корзин. Герцог почувствовал разочарование.

— Я купил ей корзинку, чтоб спасти ее, а не для того, чтобы разделить с ней обед.

— Ты должен, Хэдриан. Если ты этого не сделаешь, люди подумают, что я против или ревную. Поползут слухи. Доведи доброе дело до конца. Ты должен.

Ему опять стало страшно. Его собственная невеста толкает его в руки женщины, которую он страстно желает. Конечно, Элизабет и в голову не приходит, что мысли о Николь постоянно преследуют его.

— Мы пообедаем все вместе, — сказал он твердо, хотя такое решение было для него еще более ужасно, чем обедать с Николь вдвоем.

— Нет, нет, — решительно возразила Элизабет, — Я помогаю твоей маме здесь с самого утра и очень устала. Если ты хочешь, Хэдриан, со мной сегодня поужинать, то позволь мне удалиться. Я поеду домой.

— Я отвезу тебя.

— И оставишь Николь одну, на посмешище? Не глупи! Я пришлю за тобой карету.

Она тепло улыбнулась ему и помахала Николь. Герцог сделал еще одну попытку удержать Элизабет:

— Элизабет, если ты уедешь сейчас, люди могут подумать, что ты расстроилась.

Элизабет весело рассмеялась. Все могли видеть, что она в прекрасном настроении.

— Наоборот, они будут знать, как я тебе доверяю, а я вскоре расскажу всем, как мне приятно, что ты взял под свою опеку леди Шелтон.

Но эти слова встревожили его еще сильней. «Как я тебе доверяю».

Боже, как она ошибается! В его жизни было много женщин. Никто от джентльмена не ожидает верности жене или тем более невесте. И вообще почти каждый джентльмен содержит любовницу. Эти женщины не принадлежали к их кругу и в расчет не принимались. Большинство благородных дам мирилось с таким положением, а многие из них были даже довольны тем, что их мужья находят утешение на стороне. Жены, как правило, не отличались крепким здоровьем, и выдержать активность своих мужей им было сложно. Считалось вполне достаточным иметь от них детей. С Николь интрижка не удастся. Во-первых, он не мог не оправдать доверие Элизабет, а во-вторых, нельзя было нарушать кодекс джентльмена: леди Шелтон принадлежит к высшему аристократическому кругу.

Хэдриан провел Элизабет через толпу, стараясь не обращать ни на кого внимания и не думать о предстоящей встрече. Но мысли его были рядом с высокой, стройной девушкой в полосатом платье персикового цвета.

— Встретимся вечером, Хэдриан, — сказала Элизабет, подходя к карете.

Герцог кивнул ей, помог устроиться в карете, сказал что-то кучеру. Элизабет махнула ему на прощание рукой.

Николь видела, как они уходили. Она с трудом понимала происходящее. Зачем он купил ее корзину, да еще за такую огромную цену? Как мог он так поступить на глазах у Элизабет? Что это могло значить и что предвещало? Она уговаривала себя не делать глупых предположений, но нервы ее были так расстроены, что она не могла себе ничего приказать. Великодушный поступок герцога потряс ее.

И вот он уходит. Конечно, уйдет, а что она могла ожидать? Что он подойдет к ней и пригласит ее с ним отобедать на пикнике, как это делали другие молодые люди? Неужели она до сих пор питает в отношении его романтические иллюзии? Да сколько же можно быть такой дурой!

Николь стояла там же, под огромным раскидистым дубом, где была и во время аукциона, не в силах оторвать взгляд от уходящих герцога и Элизабет.

Регина взяла ее за руку и держала, чтобы напомнить Николь, что она рядом.

— Я не могу поверить… — шептала она возбужденно. — Герцог Клейборо купил твой ленч. О, Николь! Это прекрасный знак! Он всем показал, что с тобой нельзя обращаться неуважительно!

«Неужели только это он хотел доказать? — все еще дрожа от пережитого волнения, подумала Николь, слабо улыбнувшись Регине. — Или… может быть, что-нибудь другое?» Надежда впорхнула в сердце Николь, но она постаралась не поддаваться ей. Регина не могла знать, сколько раз она была у него в объятиях и как чуть-чуть не отдалась ему. Может быть…

— Послушай, Регина, лорд Хартенс ждет тебя. Иди к нему, а я поеду домой. Карету я пришлю за тобой.

— Ты в самом деле так хочешь? — спросила Регина и сильно дернула недоумевающую Николь за руку. — Николь, смотри!

Николь увидела герцога. Возвышаясь на целую голову выше толпы, он шел к аукциону. Аукционист давно уже был внизу, и на площадке среди цветов и всякой мишуры стояла только одна корзинка с нелепо красной коробкой. Герцог взял корзину, поискал глазами Николь, увидел и направился к ней. Обе девушки завороженно смотрели на него. Регина высказала догадку:

— Я думаю… я думаю, что он намерен пообедать с тобой.

— Не может быть, — неуверенно протянула Николь, а сердце ее зачастило, как капли дождя по кровле. Тем временем герцог подошел к сестрам.

— Леди! — обратился он официально.

Регина первой пришла в себя и, посмотрев попеременно то на герцога, то на сестру, сделала великолепный реверанс.

— Ваше сиятельство, меня ждет лорд Хартенс, прошу извинить. — С этими словами она исчезла.

Глядя друг на друга, они напряженно молчали. Между ними стояло их непростое прошлое и очень неясное настоящее. Николь нарушила молчание:

— Все смотрят. Что вы делаете?

— Пусть смотрят. — Он протянул ей руку, при этом выражение лица его было мрачно. Однако пришлось улыбнуться. — Пойдем?

Николь тупо уставилась на его руку.

— Я… я не понимаю…

Тут он процедил сквозь зубы:

— Мы вместе обедаем, леди Шелтон, так как я купил вашу коробку.

— Как же… Элизабет? — подняв глаза, робко спросила она.

— Элизабет полностью согласна, и если бы она чувствовала себя лучше, присоединилась бы к нам.

— Понятно, — сказала Николь и, не взяв протянутую ей руку, пошла вперед. Неожиданно пришло чувство разочарования, и она сразу же обругала себя. На что она рассчитывала? Уж не на то ли, что ради нее он расстанется с Элизабет? Да она для них обоих только предмет благотворительности и ничего больше, хотя цели герцога могут вызвать подозрение.

— Вы принесли подстилку?

— Что?

Он резко повторил свой вопрос.

Николь покачала головой.

Тогда герцог снял свой охотничий зеленый плащ и постелил его.

Вместо того чтобы поблагодарить, Николь молча смотрела на плащ.

— Уверяю вас, блох у меня нет.

Ее взгляд метал молнии.

— Это же смешно! Вы действительно полагаете, что мы можем здесь сидеть и мирно обедать вместе?

— Я не полагаю, а — требую, чтобы именно так и было! — сверкнув глазами, отрезал он.

Инстинкт бойца проснулся в Николь, и она приготовилась к борьбе.

— Я не нуждаюсь в вашей благотворительности.

— Напротив, — спокойно ответил он, — очень даже нуждаетесь.

— Я не просила вас покупать мою коробку!

— Да. Не просили.

— Тогда зачем вы это сделали? — выкрикнула она.

Он молчал, на шее от гнева пульсировала тонкая жилка.

— Потому что у вас не оказалось других спасителей, — наконец ответил он.

— Ах, как вы любезны! Меня не нужно было спасать, и уж во всяком случае не вам! — крикнула Николь, обиженная до слез.

— Николь, может быть, вы забудете о своей гордости хоть на некоторое время. Сколько раз она толкала вас на опрометчивые действия? Как часто она создавала вам большие проблемы?

— Это не ваше дело.

— Я предлагаю вам сесть, — сказал он, слегка покраснев от злости, — и не разыгрывать здесь спектакль. Мы можем сейчас все испортить.

— Мне не нужно ваше покровительство, — произнесла она с горечью, — ищите и защищайте милую Элизабет.

— Ей никакое покровительство не требуется. А я просто дурак, что предложил его вам, такой неблагодарной. Садитесь же! — Он резко дернул ее за руку так, что она была вынуждена сесть на его плащ. Он опустился рядом с ней, а когда Николь вознамерилась подняться, он снова крепко взял ее за руку и держал, уже не отпуская.

— На нас все еще смотрят. Наша борьба может вызвать досужие разговоры. Неужели вам мало сплетен вокруг своего имени, Николь?

Она закрыла глаза.

Он отпустил ее руку. Открыв глаза, она увидела, что он пристально смотрит на нее.

Сколько бы она ни упрямилась, сколько бы ни отрицала того, что ей нужна его благотворительность, все это ей было нужно, и, возможно, что-то еще большее. Николь вздернула подбородок и глотала горячие слезы.

Без сомнения, этот человек обладал большой магнетической силой. Отказать ему в чем-либо было почти невозможно. Если бы он принадлежал ей, она бы сейчас выплакала у него на груди все свои прошлые обиды, поведала свои мечты о счастье, которого ей так отчаянно хочется. Он стал бы ее пристанищем, невидимой защитой от всего остального мира. Защитой, в которой она так нуждается. Но он принадлежит другой, и все ее мечты несбыточны.

Он все еще смотрел на нее, как бы читая ее невысказанные мысли и чувства. Злость его улеглась, и предательская краска сошла с лица. Его глаза, вновь обретшие глубину и темно-золотой, тигровый оттенок, гипнотизировали Николь. Она успокоилась и полностью подчинилась его воле.

Внезапно он нежно дотронулся рукой до ее лица — в этот момент ее пронзило отчаянное желание — и так же внезапно убрал руку, потянувшись за корзинкой.

— Пожалуй, поедим, — сказал он.

Николь испытала сильнейшее разочарование. Она молча наблюдала, как он, раскрыв корзинку, вынимает закуски. Оказывается, одного мимолетного прикосновения достаточно, чтобы она превратилась в комок страстного желания. Она сидела не двигаясь, ее тело дрожало от сильного напряжения, которое она изо всех сил старалась скрыть. Мысли ее путались. Он поднял глаза, они горели тем же огнем страсти, и скрыть это было невозможно.

«О, Боже милосердный!» — взмолилась Николь, когда на нее вновь обрушилось желание такой неистовой силы, что она уже ни о чем и ни о ком не могла думать. Исчезло все: и небо над головой, и листья деревьев, и праздничные толпы людей, бродящих по парку. Исчез весь мир, кроме него и ее.

Она сидела не шелохнувшись, только ее глаза впивались в прекрасные черты дорогого лица. Вот — резко очерченные чувственные губы, и она вспомнила их жар, силу и голодную жадность. Теперь — широкие плечи и массивная грудь, одетая в простую белую рубаху. Две пуговицы на шее расстегнуты, и через ворот видны густые темные волосы. Длинные мощные ноги в бриджах и высоких блестящих сапогах. Она пришла в ужас, когда ее глаза уставились на то место, где твердый большой член натянул ткань бриджей. Она долго не могла отвести взгляд. Тело ее так напряглось, что дрожь унять было невозможно. Ей казалось, что она сейчас умрет и обретет рай. Он выругался:

— Проклятье! Это невозможно! Так не должно продолжаться!

Николь бесстыдно облизала губы, мечтая о его поцелуях, объятиях, о том, о чем ни одна леди мечтать не должна.

— Предлагаю вам, — сказал он резко, — подумать о чем-нибудь другом, о чем-нибудь еще.

— Я не могу, — прошептала она, увидев в его глазах ответный жар.

Он с шумом выдохнул и грубо сказал:

— Если не можете, то нам придется еще с час посидеть здесь. Я думаю, часа будет достаточно, если мы выдержим.

Его слова вывели ее из завороженного состояния.

— Да, часа будет достаточно, — согласилась она, — будет вполне достойно час провести вместе, а потом вы вернетесь к Элизабет.

— Да!

На Николь это подействовало как пощечина. Как же она могла сидеть здесь и соблазнять мужчину, принадлежащего другой женщине, практически жене? О, как это аморально! Впрочем, как и ее физическое желание.

Николь стало стыдно. На какое-то время она совсем забыла про Элизабет, так ей хотелось побыть с герцогом в интимной обстановке. Как же она могла допустить такое? Этот человек занят, ей не принадлежит и не будет принадлежать, и так открыто сидеть и соблазнять его — верх бесстыдства и подлости.

— Не будем тянуть, — сказала она вдруг, не смея смотреть ему в глаза. — Давайте уйдем отсюда прямо сейчас. Своим друзьям можете рассказать, какая я очаровательная и замечательная и что у меня сильно разболелась голова. И еще поблагодарите, разумеется, Элизабет за ее великодушное участие в моем спасении.

Герцог молчал. Она чувствовала, как что-то угасает в ней, может быть, это умирала едва родившаяся страсть.

— Вы правы, — согласился он, встал и протянул руку Николь, чтобы помочь ей подняться. Опасаясь прикосновения, она встала сама, сложила плащ и протянула его герцогу.

Им пришлось идти через весь парк до стоянки карет. По дороге герцог без конца раскланивался с разными людьми, а она никому не отвечала, пытаясь собрать свои растерянные мысли и чувства. Вот и спасительная карета графа Драгмора. Николь рванулась к ней, пытаясь ускорить расставание. В понедельник она непременно вернется в Драгмор. Кучер открыл лакированную черную дверцу, и Николь уже занесла на ступеньку ногу, но герцог схватил ее за руку, удерживая. Все это время она старалась не смотреть на него, но тут ее глаза впились в него — и какое-то мощное чувство, которому нет названия, вспыхнуло. Она обернулась, и их глаза встретились… Мощное притяжение незримой вспышкой возникло между ними.

— Николь… — почти прохрипел герцог, — мы должны встретиться и поговорить.

— А есть ли о чем? — спросила она с грустью в голосе.

Прошло несколько секунд, а он не отвечал, внутренне борясь с собой. Сжав еще сильнее ее руку, он наконец сказал:

— Мы поговорим. Моя карета еще не вернулась.

Вы можете подвезти меня до дома Клейборо?

— Ничего подобного я никогда не сделаю!

Герцог помог ей подняться в карету. Николь не очень грациозно плюхнулась на заднее кожаное сиденье кареты и через мгновение увидела, что герцог усаживается рядом.

— Клейборо! — сказал он кучеру и закрыл за собой дверцу. — А затем отвезете леди Шелтон домой.

— Хорошо, ваше сиятельство, — ответил кучер, и карета покатилась.

— Зачем вы это сделали? — воскликнула Николь.

Он повернулся к ней. Глаза его горели такой страстью, которая мгновенно нашла отклик в Николь. Она поняла, что ее желание не умерло. Оно кипело в ней с тех самых пор, как он подошел к ней с коробкой.

— Что вы собираетесь дальше делать? — спросил он.

Неужели он чувствовал ее намерения? Или, может быть, она чересчур откровенно себя ведет? А может быть, это он слишком проницателен? Она выдавила жалкую улыбку.

— Я собираюсь уехать. Я возвращаюсь в Драгмор в понедельник.

Он смотрел на нее. Николь слышала, как бьется ее сердце. Ей почему-то казалось, что он начнет ее отговаривать. Но он отвернулся и стал смотреть в окно кареты. Ей захотелось дотронуться до рукава его плаща. Но она не сделала этого.

Он повернулся к ней.

— Значит, это наше прощание, — сдержанно произнес он.

— Да.

Опять напряженное молчание.

— Николь…

Она ждала. Ждала, что он начнет ее уговаривать остаться или признается ей в своих чувствах.

— Вы необыкновенная, — сказал он, — вы не такая, как другие.

Это был самый большой комплимент, который он мог ей сделать. Слезы потекли у нее по щекам.

— Не плачьте, — потребовал он и провел рукой по ее лицу, — почему вы плачете?

Она покачала головой. Он наклонился вперед, но она не отстранилась. Этот поцелуй должен быть последним, и она хотела запомнить его навсегда.

Обхватив руками ее лицо, он поцеловал ее. Это был нежный поцелуй, каким целуют только при большом чувстве. Затем рука его скользнула ниже и сдавила ее шею. Поцелуи стали требовательными. Слезы мгновенно исчезли.

Николь вскрикнула и вцепилась в борта его плаща. Ни секунды не колеблясь, она прильнула к нему, и он тут же очутился на ней сверху. Они обняли друг друга. Их языки терлись друг о друга и сталкивались, разжигая лихорадку желания. Она почувствовала, как его горячий, твердый член оказался у нее между ног. Он начал двигаться со всевозрастающей настойчивостью.

Она не хотела, чтобы их отношения вот так завершились, не хотела отдавать его другой женщине, кто бы она ни была. Он жаждала, чтобы он принадлежал ей.

Он поднимался и опускался на ее теле. Николь позволила ему делать все, что он хочет.

Неожиданно он замер, тяжело дыша. Она увидела, что ее ноги обхватили его ляжки, но это ее нисколько не смутило.

— Карета остановилась, — наконец сказал он. — Она уже давно стоит.

Николь закрыла глаза.

— Если бы я был негодяй, то мы на этом бы все и кончили. — Он встал на ноги.

Она с трудом заставила себя сесть. Герцог сел рядом.

— Я не для этого поехал с вами. Я не этого хотел.

— Я ни о чем не сожалею. — Опять она ждала, что он попросит ее не уезжать.

— Прощайте, — мягко произнес он, затем открыл дверцу кареты и устремился прочь.

Николь в последний раз увидела его лицо, когда он хлопнул дверцей кареты. Нет, забыть его она не сможет. Николь обхватила свои плечи руками, стараясь успокоиться. Все вокруг стало холодным и пустым. Вновь слезы навернулись у нее на глаза. Карета тронулась. Николь, как наяву, услышала его тихий голос.

— Николь, — нежно и настойчиво звал он ее.

Но она не решалась выглянуть в окно.

Загрузка...