Скандальный брак

Глава 11

Спенсер глядел на свою будущую жену в объятиях другого мужчины, а его кулаки тем временем то сжимались, то разжимались. Мрачно усмехаясь, Спенсер задумался: а не совершил ли он роковую ошибку?

Соперничать с призраком кузена, которого он любил и по которому до сих пор горевал — это одно, но иметь дело с человеком из плоти и крови, появившимся, чтобы снискать привязанности его будущей жены — совсем другое.

Привязанность, черт побери! С каких это пор ему потребовалась привязанность? Он же считал, что его единственные требования к будущей супруге — это верность и способность произвести на свет наследника.

Неведомое ранее чувство обожгло Спенсеру глотку и проникло в кишечник подобно мутной, бурлящей пене. И чем дольше он смотрел на нее, то есть на них, тем сильнее становилось это чувство.

Как еще можно истолковать ее влюбленный взгляд и нежный голосок, когда эта женщина общалась с Шеффилдом? Точно так же невозможно ни с чем спутать и кипящую в его венах ярость.

Так она любила его? Во рту появился неприятный привкус. Хороший врач, который исправно ухаживал за ней все эти годы?! В то время, когда его кузен увертывался от пуль, дышал орудийным дымом и думал только о ней, говорил только о ней и прожужжал Спенсеру все уши рассказами о ней, о ней, о ней?!

Если Эвелина влюблена в него, почему же не вышла за Шеффилда замуж? Или он недостаточно богат?

Он поймал пристальный взгляд Шеффилда. Спенсер, не мигая, жестко и настойчиво смотрел на него, надеясь взглядом поведать этому человеку, что он сделает с ним, если тот не уберет от Эвелины свою руку. В глазах Шеффилда мелькнуло понимание. Поражение.

Наконец Шеффилд отвел взгляд, его ладонь соскользнула с ее руки.

— Мне пора, Эвелина, — он кивнул со сдержанной учтивостью, его лицо исказилось, глаза стали пустыми. Безжизненными. — Поздравляю с предстоящим бракосочетанием.

— Благодарю, — чуть слышно прошептала она. Почему бы это? От стыда? Или ей грустно? Сожалеет, что выкинула этого человека из своей жизни?

Теперь, когда они остались одни, Эвелина осторожно поглядела на Спенсера.

— Впечатляет, — съязвил он.

Она покачала головой.

— Что именно?

— Как же?! Завоевать безоговорочную преданность двух мужчин. В таком юном возрасте. С такой скоростью вы соберете целую коллекцию поклонников, не достигнув и тридцати лет.

Она поплотнее завернулась в шаль.

— Вы, конечно же, говорите о Йене и Питере.

Его губы скривились.

— А что, есть и другие, о которых я еще не знаю?

Ее подбородок резко дернулся.

— Конечно, нет.

Она кивнула вслед ушедшему Шеффилду.

— Я никоим образом не поощряла Питера. Я ничего ему не обещала…

— Однако он все же влюбился в вас, верно? Поведайте мне, что в вас так сильно влечет мужчин?

Он задрал голову и принялся пристально рассматривать ее.

Даже в полумраке он смог различить румянец, окрасивший ее щеки, и бешено бьющуюся на шее жилку. Им завладела безумная жажда коснуться и присосаться губами к этому месту. Спенсер закрыл глаза и отвернулся. Он действительно сошел с ума, если так сильно захотел свою будущую жену. Тем более, что он намеревался оставаться с ней лишь до тех пор, пока она не понесет наследника.

Только привязанности ему еще не хватало! Жены предназначены для того, чтобы вести домашнее хозяйство и проводить сезоны в Лондоне. Балы, приемы, походы по магазинам на Бонд-Стрит. Он не намерен втягиваться в светскую жизнь, чтобы всякие там длинноносые сплетники хлопали его по спине, обзывали героем и приглашали выступить в своем загородном клубе. Спенсер стремился к уединению — управлять своим имением и удалиться в Нортумберленд, где бы он мог обрести относительный покой, где его сны не будут заполнять видения умирающих людей и разрывающихся артиллерийских снарядов.

— Я не соблазняла Питера. Мы с ним — хорошие друзья. Только и всего.

Только и всего! Да тут было все и не только. Особенно учитывая, что мужчины слетались на нее как пчелы на мед.

В эту секунду Спенсер поклялся себе, что не станет еще одним воздыхателем в ее списке — очередным глупцом, упавшим к ее ногам.

Вероятно, он женится на ней, но останется непоколебим. Он не станет в нее влюбляться. Не позволит этим голубым глазам заманить себя в ловушку.

— Вы настолько уверены в этом? — потребовал ответа Спенсер.

Она склонила голову, золотисто-коричневые пряди ее волос в полумраке отливали черным.

— Можно ли по-настоящему любить человека, который не отвечает тебе взаимностью? Я бы не стала называть это любовью. Я бы назвала это безумной страстью.

А она умна. Спенсер удивился, почему Йен ни разу не упоминал об этом. Он превозносил ее красоту, изящество, кротость и утонченность. Но ее ум — ни разу. Неужели эта женщина так сильно изменилась? Или Йен никогда по-настоящему не понимал ее?

— А про Йена что тогда скажете? — потребовал ответа Спенсер. Он не хотел ее уязвить, но его вопрос прозвучал именно так. — Он любил вас. Я могу это засвидетельствовать. Вы отвечали на это чувство, или же это был всего лишь юношеский каприз?

Она замерла, а Спенсер, едва не поперхнулся от собственной глупости: зачем было спрашивать, когда ответ и так очевиден. Конечно, она любила Йана. Иначе, почему за столько лет она так и не вышла замуж?

— Я… — она открыла рот, пытаясь что-то сказать. — Да, — в конце концов, ответила она. — Это была любовь. Истинная и неподдельная. Такая встречается лишь раз в жизни.

Великолепно! Ее чувства бесповоротно связаны с прошлым. С Йеном. Чем дальше, тем больше их брак обретал черты суровой прозы жизни. Она не станет тосковать по его любви и ласке. Она не стала бы печалиться, предложи он ей всего лишь минутную страсть. Да он и не стал бы ей ничего предлагать. От человека в нем осталась лишь оболочка: его сердце и душа затерялись где-то там — на поле боя в Крыму.

И все же, стоя здесь, в сумраке сада, эта опустевшая оболочка страдала, глядя на женщину, которая должна была выйти замуж за его кузена, но станет его женой. Хотя он и намеревался через несколько месяцев покинуть ее, все же Спенсер хотел оставить на ней свою метку. Заклеймить ее.

Он чувствовал себя вором. Жалким негодяем, задумавшим поскорее затащить ее в постель и заставить позабыть Йена. Йена и всех прочих мужчин, включая Шеффилда.

— Надеюсь, что в будущем вы станете прилично вести себя с вашим чрезмерно заботливым доктором.

— Прилично вести себя? — ее голубые глаза полыхнули огнем в темноте. — В чем это вы меня обвиняете?

— Я, вне всякого сомнения, помешал вашему любовному свиданию. Хотя вы и утверждаете, что не любите его, вы явно питаете нежные чувства к этому человеку, — Спенсер ходил вокруг нее. — Раз уж мы решим расстаться, вы можете захотеть вернуться к нему, разве не так?

— Возможно, — призналась она.

Спенсер остановился прямо напротив нее.

— В таком случае, я не позволю, чтобы вы заигрывали с ним таким образом, как я только что видел.

Она рассерженно скрестила руки на груди.

— Почему это вас так волнует? Вряд ли наш брак будет настоящим.

Его взгляд переместился на ее губы.

— Он будет очень даже настоящим.

— На некоторое время, — Эвелина едва заметно кивнула, соглашаясь с ним.

Спенсер поднял руку и провел пальцем по ее пухлым губкам. Так приятно!

— Вполне настоящим. Даже не сомневайтесь, вы выйдете за меня и… разделите со мной брачное ложе.

Она отшвырнула его ладонь и отшатнулась от него.

— Так вот каково ваше толкование настоящего брака? Брак подразумевает нечто большее, чем осуществление брачных отношений.

— Может относиться к этому, как вам угодно. После того, как мы расстанемся, и вы возвратитесь сюда… или еще куда-нибудь, вы все равно останетесь моей женой, а я не намерен становиться рогоносцем.

Его рука сжалась в кулак. Спенсер поразился внезапно накатившему на него обжигающему чувству собственника.

Стоя рядом, он увидел, как дрожат ее губы. Пристально глядя на него, Эвелина вздернула подбородок, стоя пред ним, словно тонкая прямая колонна, если к ней можно было применить такое сравнение.

— Не бойтесь. Я не опозорю вас. Я буду вести себя согласно всем правилам этикета. Да я даже и не думала поступать вразрез с общепринятыми правилами.

— Ну, что ж, — Спенсер вскинул голову, в нем зрело какое-то опасное чувство, — тем более, что вам не впервой.

Она ахнула.

Спенсер крепко зажмурился, злясь на самого себя. Какой чет дернул его сделать это злобное замечание? И так ясно, что Эвелина уже сбилась с пути истинного. Он и сам не святой. В отличие от остальной части светского общества, Спенсер не являлся приверженцем безоговорочного соблюдения дамами нереальных моральных норм.

Или он ревнует, что она согрешила с Йеном? Но если бы не это, то его бы теперь здесь не было. Он бы даже не знал ее.

Эвелина шагнула назад, явно готовясь к бегству, и Спенсер не винил ее за это.

Она уставилась на него, словно на какую-то грязь, прилипшую к подошве ее туфли.

— Давайте-ка прямо сейчас кое-что проясним. Разве я должна при каждой встрече отчитываться в моем прошлом? Вы так и будете всю жизнь порицать меня за это?

Черт возьми!

— Линни, — начал, было, он.

— Нет, нет, — она подняла руку и расставила свои изящные пальчики, жестом прося его помолчать. — Пожалуйста. В конце концов, вы правы. Я не могу претендовать на благопристойность. По крайней мере, не в том смысле, как вы это себе представляете. Я — всего лишь наивная, глупая девчонка, которую ваш кузен обесчестил, прежде чем уехать на войну. А вы, — она смерила его взглядом, — благородный родственник, жертвующий себя на алтарь супружества.

Ее голубые глаза ослепительно вспыхнули.

— Вы, должно быть, так гордитесь этим.

— Я этого не говорил…

— Нет, но имели в виду, — ее голос задрожал, и на Спенсера словно сквозняком повеяло. — Вот вам правда.

Поплотнее натянув на плечи шаль, она обошла Спенсера, стараясь держаться от него подальше, и прошла мимо него вся преисполненная чувства собственного достоинства.

Спенсер остановил Эвелину, положив ладонь ей на руку.

Он ни за что не допустит этого; он не позволит ей уйти. Этой незнакомке, на которой он собирается жениться. Он чувствовал, несмотря на все, о чем рассказал ему Йен, ему еще предстоит узнать и понять эту женщину. Он почти ничего не знал об этом умном и храбром создании с огнем в глазах и выразительным лицом, на которое жизнь наложила свой неповторимый отпечаток. Он не знает о ней ничего. Пока не знает. Однако он намерен исправить это положение.

Упрямо выдвинув твердый, маленький, узкий подбородок, девушка сердито посмотрела на все еще удерживающую ее мужскую руку, потом — на его лицо. Спенсер сгорал от желания схватить ее за руку, притянуть к себе и попробовать на вкус эти губы, чтобы убедиться в том, что они и впрямь такие же нежные, какими кажутся.

— Вы хотели бы еще что-то добавить? — прошипела она. — Я думаю, что для одного вечера сказано уже вполне достаточно. Пожалуй, завтра мы сможем начать новый день с обмена свежими оскорблениями.

Он усмехнулся. Господи боже, да она же злючка!

Даже сквозь шерстяной рукав женского платья он чувствовал, как трепещет ее теплая плоть. Эвелина возбуждала его. Он вспомнил о покладистой служаночке в гостинице. Может, ему следовало согласиться на ее предложение. Потому что в данную минуту, ощущая близость Линни, прикасаясь к ней, он с невероятной силой хотел обладать ею. Глубина этого желания вынуждала его перейти к делу. Схватить и заявить на нее свои права.

Спенсер притянул ее поближе к себе. Она подчинилась, упав ему на грудь. Едва почувствовав сквозь ее уродливое одеяние нежное прикосновение женских сосков, он тут же ощутил томление в чреслах. Девушка откинула голову, вглядываясь в его лицо. Ее сверкающий взгляд тихо вопрошал. Спенсер рассматривал длинные ресницы, черной паутинкой обрамлявшие ее яркие голубые глаза. Ему хотелось увидеть, как они потемнеют. В его постели. Вот бы заглянуть ей в глаза, когда их тела сплетутся вместе в пароксизме страсти.

Возбужденный, дрожащий, он отпустил ее руку, будто обжегшись.

Эвелина смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Уходи, — прорычал он. — Убирайся отсюда, Линни.

— Замолчите! — она тяжело дышала, грудь ее вздымалась. — Не называйте меня так. Я — Эви, — она облизнула губы. — Никто не зовет меня Линни.

Она отвела взгляд и вдруг добавила уже более спокойно:

— Больше никто.

Он отрывисто кивнул. Он уже слышал, что другие люди звали ее «Эви» и думал, что это просто один из вариантов для имени «Эвелина». Он не догадывался, что теперь она предпочитала только это имя.

— Эви, — произнес он, пробуя слово на вкус, смакуя его.

Это ее вполне устраивало. Линни больше подходило для маленькой девочки. Он рассматривал ее стройное тело, грудь, спрятанную под лохмотьями, которые она именовала платьем. Эви была женщиной. Соблазнительнейшей женщиной.

— Эви, — повторил он, приподнимая упавшую ей на щеку прядь волос и заправляя ее за ухо.

Ее зрачки блестели во тьме, взгляд неуверенно блуждал по его лицу. Воздух вокруг них гудел от напряжения, потрескивая и угрожая вот-вот взорваться. Словно тлеющие угли. В его глазах что-то вспыхнуло и погасло. Неуемная жажда обладания немого отступила.

Спенсер склонил голову, их губы почти соприкасались.

— Эви, — выдохнул он. Ему понравилось, что он может называть ее иначе, нежели. Йен. Линни принадлежала Йену. А Эви — только ему.

— Да.

Ее ответ смешался с его дыханием. Спенсер пожирал глазами ее лицо, каждую его черточку, каждую линию.

— Зови меня Спенсером.

— Спенсер, — прошептала она, снова глядя на его рот.

Он кивнул, наслаждаясь тем, как нежно звучит его имя на ее устах.

— Эви, — снова повторил он. — А теперь я намерен поцеловать тебя.

Его слова зависли в воздухе, вспорхнули и растаяли.

Ее глаза широко раскрылись, однако она не пошевелилась, когда Спенсер наклонил голову. Он легко коснулся ее губ, осторожно пробуя на вкус их теплую, пьянящую нежность. Она отвечала ему как-то нерешительно, словно впервые. Похоже, ее давненько никто не целовал.

Кровь забурлила в его венах. Спенсер содрогнулся, едва сдерживая вожделение.

Она прижималась к нему, предлагая себя, и он сломался. Обняв ее одной рукой за шею, а другой за талию, Спенсер подхватил девушку на руки.

Крепко удерживая ее за шею, он наклонил ей голову и прижался к ее мягким губам, раздвигая их и проникая языком внутрь.

Его ладонь ощущала нежность ее кожи. Шелковистые завитки щекотали тыльную сторону его руки, в то время как он крепко удерживал ее, а его поцелуй становился все глубже. Изголодавшись по женскому телу, он жаждал большего. Спенсер с трудом оторвался от ее губ и приник к шее, то облизывая, то осторожно покусывая местечко, где неистово бился ее пульс.

Жалобный стон сменился потрясенным вздохом.

Словно испугавшись собственной реакции, Эвелина отвернулась. Слишком уж быстро все закончилось.

Он неохотно отпустил ее, позволив ей соскользнуть вниз вдоль его тела.

Она, словно пьяная, вырвалась из его объятий, прижав дрожащую ладонь к губам. К губам, вкус которых он все еще ощущал.

Спенсер сжимал и разжимал ладони. Его руки сами собой тянулись к ней, стремясь прижать к себе и снова ощутить ее стройное, податливое тело.

Словно какая-то непонятная боль застыла в ее широко раскрытых глазах, когда Эвелина снова посмотрела на него.

— Еще не время. Я еще не успела привыкнуть к тому, что выйду за вас… к… к тому…

— К тому, что будешь спать со мной, — тут же продолжил Спенсер.

Или она бы предпочла, чтобы он вел себя как-то иначе? Спенсер тяжело дышал. Его грудь вздымалась.

— Я сообщил тебе о своих требованиях. Чтобы это не стало чем-то неожиданным.

Она покачала головой. Обласканные солнцем завитки волос, выбившиеся из ее незамысловатой прически, словно ореолом обрамляли ее лицо, отчего она казалась совсем юной и неопытной. Чрезвычайно соблазнительно.

— Мы еще даже не поженились.

Спенсер ничего не мог с собой поделать. Он откинул голову назад и расхохотался. Громкий смех наполнил сад, эхом отдаваясь вокруг. Значит, Эвелина боится, что поцелуй до свадьбы опозорит ее? Притом, что до этого она позволяла себе куда большее? С Йеном?

Ее глаза вспыхнули от гнева, она понимала значение его хохота.

Даже в сумраке он заметил легкую краску стыда на ее бесстрастном лице. Из ее горла донесся какой-то звук, эдакое тихое животное рычание. На этот раз он успел заметить взмах ее руки, но, в отличие от предыдущего случая, успел ее перехватить. Он сжал ее изящные пальчики в своей ладони. Такие тонкие, что сожми чуть посильнее — и сломаешь.

Она заскулила и попыталась вырваться.

— Один раз ты уже ударила меня, — выпалил Спенсер. — Не надо этим злоупотреблять.

Она рванулась сильнее. Румянец неровными пятнами покрывал ее щеки. А у нее есть характер, надо отдать ей должное.

— Сам не злоупотребляй. Нечего обращаться со мной, словно с проституткой.

— Приходится согласиться, — Спенсер легонько кивнул, словно не в силах отрицать ее утверждения.

По какой-то непонятной причине, она снова и снова вынуждала его попрекать ее прошлым. Это сбивало его с толку. Он не упрекал ее, он сам определенно не являлся образцом нравственности. Напротив, он происходил из древнего рода отъявленных мерзавцев. Справедливости ради, пару раз он даже причислял себя к ним. До войны он был таким же сумасбродным и закостенелым в грехе, как и большинство представителей его семейки по мужской линии, подавая надежды пополнить ряды негодяев.

И все же то, что было у нее в прошлом с Йеном, мучило его. Вынуждало бросаться гневными, необдуманными словами. Спенсер печально вздохнул, злясь на самого себя.

Он разжал пальцы и отпустил руку Эвелины.

— Иди, — приказал он.

Она не шелохнулась.

— Уходи же! — рявкнул он.

Оставив его в саду, она пустилась наутек, словно испуганный заяц. Несколько секунд он стоял, запустив пальцы в свои волосы. Завтра он отправится в Нортумберленд — единственное место, где он всегда чувствует себя как дома. Там они, скорее всего, заночуют, прежде чем отправиться в Шотландию.

Строя планы на будущее, он пытался унять волнение в груди. Во время войны он мечтал о возвращении в Эштон-Грэйндж. Когда-то его мать еще мальчишкой привозила его туда… хорошие были деньки. Он надеялся хоть отчасти возродить то время.

Только теперь с ним будет его жена. Эви.

Спенсер потер ладонью бедро. Он услышал, как в где-то далеко захлопнулась дверь, и понял, что Эвелина ушла. Пока ушла. Вскоре она не сможет никуда убежать. Очень скоро она будет принадлежать ему.