Словно очнувшись ото сна, Эви подняла голову и выглянула между раздвинутыми шторками.
— Что это за место?
— Эштон-Грейндж. Поместье досталось мне от матери.
Спенсер слегка покачнулся на сидении, когда экипаж свернул на подъездную дорогу.
— Это все, что у меня от нее осталось, если не считать немногочисленных мрачных воспоминаний.
Он покачал головой, его изящное лицо слегка исказилось в хмурой гримасе.
Эви обнаружила, что смотрит, не отрываясь, на его красиво очерченный рот. Почувствовала, как при воспоминании об их поцелуе ее губы затрепетали и раскрылись в едва слышном вздохе.
За время их путешествия к северу Эвелина почти ни о чем другом не думала. Она даже представить не могла, как сильно это может взволновать ее. Насколько болезненным окажется ее желание вновь соприкоснуться с ним губами.
Она закрыла глаза — где же ей набраться долготерпения? В ее ушах звучал голос Милли, а в голове крутились недвусмысленные образы. Где-то в груди, под тугим корсетом зародилась горячая волна, захлестнувшая ей шею, лицо…
В мыслях она видела себя обнаженной в объятиях Спенсера: их ноги сплетались, а губы трепетали, оставляя обжигающие поцелуи… повсюду. На всех сокровенных местечках, которые, как ей теперь известно — благодаря Милли — можно ласкать, целовать, любить.
Щеки Эвелины пылали, дыхание участилось. Смутившись от того, что Спенсер может обнаружить, сколь унизительно он на нее воздействует, она поспешно вернулась к созерцанию пейзажа за окном кареты, благо, что они как раз остановились перед обширным загородным домом.
Его голос в закрытом пространстве кареты будто перышком защекотал ей кожу:
— Мы переночуем здесь.
Хотя Спенсер и говорил ранее, что хорошо обеспечен, Эвелина определенно не ожидала, что он владеет чем-то подобным. С огромными сводчатыми окнами и, окружавшей его, безупречно подстриженной живой изгородью, Эштон-Грейндж выглядел так, словно в нем жила какая-нибудь герцогиня, вроде Фэллон.
Эви стало подташнивать. Деньги и собственность приносят статус и влияние. Но она ничего этого не хотела. Общество всегда тщательно следит за своими наиболее привилегированными членами. Только этого ей не хватало… тогда уж точно кто-нибудь выкопает на свет божий кое-какие факты, которые лучше предать забвению.
Мистер Мэрдок соскочил со своего насеста на крыше кареты, чтобы открыть дверцу экипажа; он выглядел настолько усталым, что Эви почувствовала укол жалости. Этому человеку нужно было отдыхать у собственного камина, положив ноги на скамеечку, а не носиться в зимнюю стужу по северу Англии на крыше кареты.
Должно быть, Спенсер прочел ее мысли. Или возможно сам заметил усталые морщинки вокруг глаз мистера Мэрдока.
— Мэрдок, завтра вы можете вернуться в Литл-Биллингс. У меня здесь есть экипаж. А кто-нибудь из моих лакеев проедет с нами остаток пути.
Мэрдок гаркнул в ответ на это предложение:
— Я не оставлю хозяйку одну…
— Она не будет одна. Она будет под моим покровительством. Начиная с этого момента, я стану о ней заботиться.
Очевидно, это не устраивало Мэрдока. Он впился взглядом в Эви, вопросительно изогнув густую, похожую на толстую гусеницу, бровь. Спенсер напряженно посмотрел на Эвелину, выжидая, что та ответит. Доверится ли она ему, как и долженствует жене, или нет.
Эви кивнула.
— Все будет в порядке, — она мельком взглянула на Спенсера. — Я буду в безопасности.
Заметив, что его рот искривился в порочной усмешке, Эви засомневалась: уж не оговорилась ли она.
В этот момент парадная дверь распахнулась. Перед ними появилась высокая, краснолицая женщина.
— Спенсер? — она бросилась вниз по ступенькам. — Это ты, мой мальчик?
И прежде чем Спенсер смог ответить, она распахнула ему свои объятия, демонстрируя почти неприличную привязанность.
— Миленький мой! Мой дорогой, милый мальчик! Вот уж не думала, не гадала, что мои старые глаза увидят тебя еще раз. Ах, дорогой, ты здесь, а в доме не хватает половины прислуги. Мне нужна неделя, чтобы все организовать должным образом…
Спенсер похлопал ее по спине, украдкой поглядывая на Эви.
— Как здесь хорошо, миссис Брукс. И не беспокойтесь. Мне следовало предупредить о своем визите.
— Ай-ай, следовало бы, — пожурила она. Женщина приподняла и крепко сжала обеими руками лицо Спенсера. — Ах, ты только посмотри на себя! Ты же весь в мать. Каким великолепным красавцем ты стал.
Наконец она соизволила обратить внимание на Эви.
— Кого это ты с собой привез?
— Это Эвелина Кросс. Поутру мы с ней отправимся в Шотландию. Чтобы пожениться.
Миссис Брукс всплеснула руками. Не успела Эви толком поздороваться, как эта крупная женщина сгребла ее в свои объятия.
— Ах, девчушка! Я всегда знала, его суженая от нашего паренька никуда не денется.
— Ну, вы, миссис Брукс, полегче! Я бы хотел получить ее обратно целой и невредимой.
Миссис Брукс отступила назад, выпустив Эви из своих проворных рук.
— Простите меня. Я совершенно потеряла голову.
— Мы устали с дороги, миссис Брукс.
— Конечно, — она махнула рукой Мэрдоку, чтобы тот оставил их багаж в покое. — Любезный, предоставьте это дело одному из лакеев и ступайте на кухню. Там вас покормят.
Лучезарно улыбаясь, она подхватила свои юбки и повела Спенсера и Эви в дом.
— Я мигом вас обоих устрою.
Эви украдкой посмотрела на шедшего рядом Спенсера: его лицо сохраняло невозмутимое выражение, одной рукой он поддерживал ее за локоть.
Странно, но она воспринимала эту руку на локте, как нечто естественное. Миленько!
— Повариха приготовит «пастушью запеканку»…
— Ага, я ее прекрасно помню. Ничего вкуснее я не ел.
Миссис Брукс мрачно кивнула.
— Все из-за красного вина. Она добавляет его с избытком.
В холле Эви изо всех сил пыталась не разинуть рот при виде хрустальной люстры. Это шикарное безобразие не поместилось бы ни в одной из комнат ее дома. Она зажмурилась от внезапно появившихся солнечных лучей, словно приветствующих их появление, пробудивших ее от грез и напомнивших, что все это не по-настоящему. Ничего этого на самом деле нет: ни его руки на ее локте, ни его, ни ее… ни их двоих в этом мавзолее, собирающихся вскоре пожениться.
Да и откуда ему взяться-то — этому настоящему? Ведь так? Этот мужчина ее не знал и возможно никогда не узнает. С теми-то увертками и отговорками, что стоят между ними. И уж точно не в брачном союзе, лишь отдаленно напоминающем супружество, да и продлится эта пародия всего несколько месяцев.
Когда они стали подниматься по лестнице, его рука сместилась от локтя Эвелины к талии. Она вздрогнула; лишь одно его прикосновение разнесло ее выдержку в пух и прах. На краткий миг, лишь на долю секунды, Эви захотелось, чтобы все это оказалось правдой, а не притворством. На мгновение она задумалась: а не признаться ли? Может рассказать Спенсеру, кто она такая? И кем не является?
Вздыхая, Эвелина последовала по коридору за миссис Брукс; ее будущий муж горделиво шествовал рядом. Губы Эви безмолвно шевелились, пока она воображала, как произносит те слова: «Я не Линни».
Нет. Она не может рисковать. Она не может себе позволить потерять Николаса. По пути Эви разглядывала пышную обстановку дома. Совершенно очевидно, Спенсер вполне мог отобрать у нее сына[7]. На один судья ему бы не отказал. Особенно в пользу женщины, которая даже не является Николасу родной матерью.
Сохрани она свою тайну — она сохранит и Николаса. Что касается ее брака, она изо всех сил постарается стать Спенсеру хорошей женой. Сколько бы они не пробыли вместе. Если верить Спенсеру, долго это не продлится.
А теперь ей следует сосредоточиться на том, как пережить предстоящую ночь.
Чуть позже тем же вечером Эви взяла расческу и энергично провела по волосам, зацепившись за колтун. Ее отражение в зеркале поморщилось. Тем не менее, она продолжила расчесывать золотисто-коричневое облако волос, пока кожа на голове не зазудела, а пряди не начали потрескивать.
Вероятно, завтра они пересекут границу Шотландии. Завтра они должны пожениться. Завтра Эви добавит очередную ложь к всевозрастающему нагромождению вранья.
Она всегда находила оправдания своему решению занять место Линни. Ведь Николас нуждался в матери, а Линни не могла с этим справиться — только не без поддержки отца и Джорджианы. Однако Эви, по их мнению, щадить не стоило.
Так или иначе, она не думала, что Спенсеру доставит удовольствие узнать, что он собирается жениться на старшей единокровной сестре Эванджелины Косгроу. И не важно, насколько бескорыстными были мотивы ее неискренности.
Не в силах и дальше смотреть на себя, Эви отложила щетку для волос и поднялась со стула. Ей еще не хотелось спать и, потирая руки, она отвернулась от широкой кровати под балдахином.
Что-то бормоча себе под нос и пребывая в твердом убеждении, что где-то поблизости есть библиотека, она схватила свой пеньюар, Накинув его на плечи, Эви вышла в коридор, намереваясь найти хорошую книгу, чтобы отвлечься.
Спенсер жадно наблюдал за Эви из своего тайного убежища в «вольтеровском кресле»[8] стараясь не спугнуть ее, ненароком обнаружив свое присутствие в библиотеке, и одновременно попивал бренди.
Он затаил дыхание, когда Эви встала на цыпочки, потянувшись за стоявшим на книжной полке тонким томиком. Он никогда не видел ее распущенных волос и упивался видом волнистых прядей, касавшихся кончиками округлых изгибов ее ягодиц. В неярком свете ее волосы мерцали, словно мед под лучами солнца. Ладони Спенсера горели от непреодолимого желания зарыться в эти густые локоны. Отблески тлеющих угольков в камине прекрасно обрисовывали ее силуэт. Он пожирал взглядом высокую грудь, просвечивавшуюся сквозь пеньюар. Изящный вид ее грушевидной попки был и подавно соблазнительным. Ладони ныли от возбуждения — вот бы самому потрогать эти формы.
Спенсер шевельнулся, поглаживая себя через халат. Это уже ни в какие ворота не лезет: тверд как камень. И от того, что он почти голый, никакого толку. Стоит лишь дернуть за пояс халата, и он освободится от него. Стоит сделать всего один шаг, и он окажется прямо позади нее, отделяемый от нее лишь тонким хлопковым пеньюаром. А приподняв подол, он мог бы прижаться к ней всем телом и потереться об ее очаровательно-круглую попку.
Держа книгу в руках, Эви опустилась на пятки, перелистывая страницы. Ее ягодицы подрагивали — невероятно чувственно. Решительно кивнув, она повернулась, намереваясь уйти.
Этого Спенсер был не в силах вынести. Ну, уж нет!
— Не спится?
Она слегка вздрогнула от неожиданности и выронила книгу себе под ноги.
— Спенсер. Я тебя здесь не заметила.
Пламя камина осветило ее лицо. С распущенными волосами она выглядела по-другому. Моложе. Свежее лицо казалось нежным и куда менее чопорным.
— Тебе давно следовало быть в постели, — проворчал он. — Завтра нам предстоит долгий день.
— Я могла бы тебе сказать то же самое.
Спенсер поднес бокал к губам и сделал щедрый глоток, наслаждаясь обжигающим прикосновением спиртного к глотке. Эви с опаской посмотрела на него, ее взгляд блуждал вдоль его вытянутых перед собой ног.
— Я скоро лягу, — он жестом указал на стоявший подле него маленький палисандровый столик[9]. — Хочешь выпить?
Спенсер перегнулся через подлокотник и наполнил стоявший на подносе пустой бокал.
— Может, это поможет тебе заснуть.
Она открыла рот, чтобы, как он предположил, отказаться, но потом притихла. Удивив его, она только пожала плечами и шагнула вперед, чтобы принять бокал. Их пальцы соприкоснулись, между ними словно искра проскочила.
Шумно вздохнув, она опустилась в кресло напротив него, стиснув бокал обеими руками, и осторожно отпила глоток.
— Когда ты рассчитываешь прибыть на место?
— Гретна-Грин в двух шагах от границы.
Она кивала головой, а ее взгляд задумчиво блуждал по комнате, вдоль книжных полок у стен, потом добрался до куполообразного потолка красного дерева.
— Тебе повезло получить этот дом в наследство от матери. Куда удобнее, чем постоялый двор.
— По мнению моего отца, она была одной из его величайших ошибок, — его губы искривились. — А ошибался он частенько.
— Отчего же твоя мать была величайшей?
— Он утверждал, что она ему не пара. Отец отчасти стыдился ее. В семье матери водились кое-какие деньги — им принадлежала фабрика в Морпете, но ее провинциальность и неспособность принять его многочисленные любовные интрижки… — Спенсер пожал плечами.
Эви притихла и сделала еще один глоток.
— Должно быть, твой отец когда-то очень ее любил. Поначалу, — пробормотала она.
Спенсер расхохотался, тихо и неприятно, словно ему было не до смеха.
— Да уж! И ее и всех остальных жен. Он их всех любил поначалу. Поначалу он замечал лишь их красивые личики.
Ее глаза удивленно распахнулись.
— Сколько же жен было у твоего от…
— Четыре. Моя теперешняя мачеха Камилла была четвертой и последней. Она продержалась дольше всех. Она лучше других понимала его… привычки, его бесконечную ложь.
— Ложь, — необычно тихо повторила Эви.
— Да, он был искусным лжецом — ему не было равных в умении убедить женщину, что он любит лишь ее одну.
Спенсер невольно презрительно скривил губы.
— Он был способен кого угодно в чем угодно убедить. Даже меня. Иногда я даже воображал, что небезразличен ему.
— Судя по твоим словам, он был неприятным человеком.
Спенсер замолчал, закашлявшись.
— Когда мне было шесть, я застал своего отца с помощницей повитухи[10]. Незадолго до этого моя мать разрешилась мертворожденным сыном.
Эви задохнулась от ужаса.
— После этого она недолго прожила. Две недели. Потом появилась Камилла. К счастью для нее он первым отправился на тот свет.
Вытаращив глаза, она отхлебнула бренди из своего бокала и сморщилась.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что твой отец…
— Был убийцей?
Она молча кивнула, несомненно шокированная перспективой выйти замуж за человека, чей отец убивал своих жен и насаждал вокруг себя лишь ложь да злобу.
— Нет. Просто обстоятельства складывались так неудачно. Его первая жена скончалась в горячке. Вторая — из-за несчастного случая с каретой. Третья…, — при этих словах его горло сжалось, — моя мать так и не оправилась от родов.
А его отец тем временем совокуплялся в соседней комнате с другой женщиной.
— Я сожалею.
Спенсер хмыкнул.
— А он нет. Ее смерть позволила отцу жениться на Камилле.
Эви откашлялась и сделала еще глоток. Спенсеру хотелось знать: приняла ли она во внимание все им рассказанное. Этот брак приведет Эви в его мир — в мир, о котором ей ничего не известно. В мир, о котором она сочла целесообразным немного расспросить.
— Ты выглядишь испуганной.
Она метнула на него пристальный взгляд.
— Передумала?
— Конечно, нет. Каждый обитатель Литтл-Биллингс видел тебя и, похоже, пришел к тому же заключению, что и Питер. Тут не над чем раздумывать.
— Может, мне стоило убедить Шеффилда, что я не отец Николаса, а всего лишь похожий на него родственник.
Ее глаза удивленно расширились.
— Так ты передумал?
— Я? Нет.
Она облизнула губы.
— Вот именно. Это для Николаса самый лучший выход. И не похоже, что предстоящий брак слишком сильно изменит нашу жизнь.
Она улыбнулась, ее губы подрагивали.
— Ты так думаешь?
Она закрыла глаза, улыбка ее таяла на глазах. Она со звоном поставила стакан рядом с собой на стол.
— Не похоже, что это будет настоящий брак. Это скорее напоминает партнерство. Деловое сотрудничество.
— Ах, вот как ты это понимаешь?!
Эвелина кивнула.
— Безусловно. Или мне следует воспринимать это как-то иначе?
— Х-м-м, — пробормотал он. Спенсер тотчас же вспомнил тот поцелуй в саду, такой недолгий, но пылкий. Он, разумеется, не думал, что их взаимоотношения можно будет охарактеризовать как деловые. — Обстоятельства-то изменятся.
Спенсер понял, что ему придется объяснять прописные истины.
Эви сцепила пальцы лежащих на коленях рук.
— Как это?
— Например, — он жестом обвел близлежащее пространство, — ты станешь спать со мной. Занятия любовью все меняют.
В ответ на это заявление она злобно вскинула голову. От такой тупости щеки Эви очаровательно покраснели.
— Это не навсегда.
Спенсер склонил голову.
— Но надолго.
Возможно, если она окажется такой же страстной, как он подозревал, они вполне могли бы и дальше встречаться время от времени…
Она закашлялась.
— Что касается этого…
— Да?
— По-моему, нам будет не совсем благоразумно тотчас же вступать в супружеские отношения.
— Не совсем благоразумно? — он подался вперед. — Ты хочешь, чтобы мы повременили?
Он не в состоянии ждать. Спенсер с трудом мог спать по ночам — так сильно мучили его мысли о ней.
— До тех пор пока мы не узнаем друг друга получше.
— Я достаточно хорошо тебя знаю.
— Да неужели?! — в ее голосе зазвенело что-то похожее на гнев.
— Достаточно хорошо, чтобы понять: несколько недель ничего не изменят. Мне нужен наследник, — он поставил свой стакан — тот угрожающе зазвенел — и уставился на нее с неприкрыто-плотоядным выражением. — И ты будешь со мной спать.
Она закрыла глаза.
— Ты говорил, что никогда не стал бы принуждать женщину…
Он фыркнул.
— Ты полагаешь, мне нужно будет прибегать к принуждению? — Спенсер неспешно окинул ее оценивающим взглядом. — Насиловать тебя?
Ее пробрал легкий озноб.
— Ты сама охотно согласишься.
— Самонадеянный…
— Разве тебя никогда не соблазняли? Когда ты встретила Йена, ты была просто невинной девушкой … Я уверен, тут не обошлось без некого ласкового убеждения.
Эви сжала руки в кулаки, вцепившись в пеньюар. Голубые глаза смотрели на Спенсера почти затравленно, как-то обиженно.
— Это было так давно.
— Я буду более чем счастлив вновь познакомить тебя с радостями обольщения.
Эви облизнула губы и, как ни в чем не бывало, продолжила гнуть свое. Лишь яркие пятна на ее щеках свидетельствовали об обратном.
— Стоит ли так спешить? Если немного поразмыслить…
Спенсер наклонился вперед в своем кресле, свободно свесив руки с коленей.
— Я четко дал понять, какие у нас будут отношения.
Ее ноздри раздулись.
— Все распланировать нельзя.
Он покачал головой, пристально глядя на ее упрямый острый подбородок:
— Ты так и не осознала, зачем нужен брак, верно? В этом же нет ничего сложного.
Ярость переполняла его, пока он изучал ее непроницаемое лицо. На нем было ясно написано несомненное отвращение к идее стать его настоящей женой. Это раздражало Спенсера. Этой женщине следовало бы млеть от восторга, что хоть как-то отодвинула нависший над ее головой, словно лавина, скандал, который разразится и похоронит ее, если обнаружится, что она выдумала себе мужа.
Вместо этого она выглядела так, словно ее вели на виселицу.
— Мы же договорились. Если только ты не передумала. В этом случае нам нужно обсудить, что делать с Николасом.
Она нахмурилась:
— С Николасом?
— Я намерен участвовать в его жизни, независимо от того станешь ты моей женой или нет. Мы уже обсудили все преимущества, которые я могу ему обеспечить. Он может жить со мной некоторое…
— Ты не отберешь у меня сына!
В глазах Эвелины вспыхивали искры. Ее затрясло от ярости. Он разгорячился, представив, как же она будет выглядеть в его постели: потерявшая голову от страсти, обнаженная, извивающаяся под ним.
— Я этого не предлагаю. Определенно, нет.
Эви свирепо посмотрела на него, ее голубые глаза лихорадочно блестели.
— Судя по твоим словам, мой сын страдал от нужды, живя со мной, тогда как…
— Ты любишь его. Ты его мать. Он нуждается в тебе. Не надо это сбрасывать со счетов. Но что будет, когда он станет старше? Когда ему настанет время измениться? Когда он захочет отправиться в университет? Я могу ему это обеспечить. Дать наставления и предоставить своего рода возможности, в которых нуждается мальчик, чтобы превратиться в подающего надежды мужчину. Даже твой дом…
— А что насчет моего дома?
Он махнул рукой.
— Может и не стоит переоценивать то, в каком доме ты живешь, но для большинства людей это имеет значение. Важно, что думают о нем остальные… это определяет, какие двери откроются перед Николасом.
Эви вскочила.
— Ты самонадеянный… осёл!
Спенсер не сводил с нее глаз, его губы подергивались.
— Неужели ты только что навала меня ослом?
Она яростно закивала; ее волосы неистово метались по плечам.
Он ничего не мог с собой поделать. Спенсер улыбнулся, пребывая в твердой уверенности, что еще ни одна женщина не разговаривала с ним подобным образом. Он хохотнул. Спенсер даже не смог бы припомнить, чтобы женщина хоть когда-нибудь теряла в его присутствии свое самообладание. В этом было… что-то новенькое.
Она пристально посмотрела на него, будто он сошел с ума. Он встал вслед за Эвелиной.
— Так значит, я осел?
— Да. Так точно.
— Потому что я стараюсь сделать как лучше для Николаса?
Он шагнул к ней, вопросительно изогнув бровь.
Эви топнула ногой, ее щеки очаровательно запылали.
— Я его мать. Я растила его с тех пор как…
— Ты обесчестила себя, — напрямик заявил он. — Чудо, что тебе так долго удавалось держать это в тайне.
Она замолчала и нахмурилась, крепко стиснув руки.
— Ничего удивительного. Бедная деревенская вдова не привлекает особого внимания.
— Бесчестье, — продолжал Спенсер, не собираясь отставать от нее, — следует за тобой по пятам, выжидая лишь удобного момента, чтобы запятнать и Николаса. Наш брак вовсе не означает, что твой маленький обман так и останется нераскрытым, но если все выйдет наружу, людям на это будет, скорее всего, наплевать.
Эви яростно дышала, но молчала. Да и что она могла сказать? Спенсер был прав.
— Кое-что приводит меня в недоумение… ты просто бесчувственная или…
— Или? — подсказала она, ее глаза извергали синее пламя.
— Или сама мысль о том, чтобы выйти за меня замуж и разделить со мной постель отталкивает тебя до такой степени, что ты, очевидно, не хочешь поступать как лучше для тебя и для Николаса.
Эви слегка побледнела. Судя по виду, она нервничала, ее взор метал на него молнии.
— Я не говорила, что передумала. Я всего лишь хотела немного подождать, прежде чем мы перейдем к интимной близости, — она облизнула губы.
Его память снова возвратилась к тому поцелую в саду. Приятно, но мало. Отклик Эви, прежде чем она вырвалась, сулил восхитительную страсть. Изголодавшись по иному вкусу, Спенсер потупил взгляд и посмотрел на ее губы.
Эви неуклюже провела рукой по распущенной копне волос и продолжила:
— Я не смогла бы зайти так далеко с мужчиной, которого нахожу отталкивающим. Я просто-напросто тебя не знаю.
И не хочу знать.
Она этого не сказала, но все было ясно и без слов. Спенсер догадывался об этом. Понимал по ее скованной, гневной позе. Чувствовал, как ее невысказанные слова пробирают его до кишок. Непонятно почему, но она пыталась воздвигнуть меж ними стену.
И ему это не нравилось.
— Ты права.
Ее глаза заблестели.
— Я?
— Некоторые вещи нельзя запланировать.
Она неуверенно улыбнулась.
— Да. Совершенно верно.
— Вот именно. Порой, — он поднял голову, — в плотские отношения вступают, даже не дождавшись брачной ночи.