Скандальный брак

Глава 16

При звуке его голоса, подтвердившего, что Спенсер не спит и осознает свои действия, она словно превратилась в камень.

Если бы только Эви остановилась на мгновение и задумалась, то поняла бы, что он проснулся. Но потерявшись в его прикосновениях, в жажде, охватившей ее тело, она предпочла проигнорировать очевидное.

Его дыхание обожгло ей шею.

— Ты такая же сладкая на вкус, как и на ощупь?

Услышав его громовой голос, Эви больше не стала себя обманывать. Глубокий хриплый голос Спенсера, его слова, переполненные желанием, заставили ее почувствовать себя дурочкой, которую обманули и использовали.

Он знал, что произойдет и планировал это — то самое соблазнение, которым ей пригрозил.

Злость поднялась в Эви, накрыла ее волной стыда, но ее тело ответило Спенсеру, выгибаясь навстречу его пальцам, играющим с ее влажной плотью, безошибочно нашедшим то самое место, о котором говорила Милли. Место, где женщина забывает себя и окружающий мир, растекаясь лужицей трепещущих, кричащих нервов.

Пока Милли ей об этом не сказала, Эви и не подозревала, что такое у нее есть. Спенсер нашел его. Прикоснулся к нему. Его пальцы скользнули по ней, и ее пронзило желание.

Он знал. Конечно, он знал.

И использовал свое знание, чтобы подвергнуть ее пыткам, поработить. Он обводил крошечный бугорок сильными, но небольшими круговыми движениями, пока сдавленный крик не вырвался из ее горла. Ненавидя его — ненавидя себя — она выгнулась, рванувшись вверх и разлетаясь на кусочки.

Спенсер ускорил движения рукой между ее ног, прижав Эви к кровати. Его приблизившееся лицо, которое она теперь могла рассмотреть до последней черточки, казалось суровым и непоколебимым в тусклом свете камина.

Застонав, она напряглась и выгнулась, вцепившись руками в простыню.

— Вот так, — с блестевшими животным удовлетворением глазами Спенсер продолжил свое чувственное наступление, медленно поглаживая ее пальцами.

Ее бедра раскрылись сами по себе, все шире раздвигаясь для него.

— Пожалуйста, — умоляла она, не задумываясь, о чем просит.

Но он знал и ответил на ее мольбу, войдя в нее пальцем, мучительно медленно наполняя ее. Скользящими движениями он проникал в нее, останавливаясь, чтобы погладить и потеребить маленький бугорок, и снова глубоко вонзаясь.

Поддавшись, наконец, растущему напряжению, она вскрикнула и взорвалась от ослепительно ярких нахлынувших ощущений, пронесшихся сквозь нее.

Тяжело дыша и дрожа, Эви свалилась обратно в постель, разжав кулаки и веря в то, что никогда она уже не будет прежней, правильной. Никогда больше не захочет ничего — кроме него. На всю оставшуюся жизнь.

Он шевельнулся, нависая над ней, накрыв своей огромной тенью, которая была темнее, чем спертый воздух, окружавший их.

Прохладный ветерок прошелся по ее бедрам, прикоснувшись к измученной обнаженной плоти. Она сжала ноги вместе. Волна стыда окрасила ее лицо при ощущении собственной влажности, при воспоминании, как она сдалась — его невеста, требовавшая времени и расстояния, поклявшаяся в любви и верности мертвецу. Какой слабой дурочкой она должна ему казаться.

Она крепко зажмурилась.

— Я не хотела, чтобы это произошло.

Его голос прогремел из темноты.

— Неужели? А мне показалось наоборот.

Ее щеки порозовели. Эви открыла глаза, уставившись на его черты, желая четче рассмотреть его лицо и прочитать мысли Спенсера в ледяной зелени его глаз.

— Ты обманул меня. Я спала…

— Ты знала, что происходит. Ты этого хотела.

— Прекрати так говорить!

— Прекрати так протестовать… и скажи спасибо, что я не довожу до конца то, чего мы так очевидно оба хотим. Несмотря на твои девичьи протесты.

— Доводишь до конца… — она нахмурилась, вызывающе тряся головой.

Он схватил ее за руку. Пока она соображала, что к чему, Спенсер просунул ее руку между их телами, прижав ее ладонь к твердому доказательству своего желания. Она вздрогнула, рука ее задрожала на твердых очертаниях под ее ладонью. Эви затрепетала, борясь с той предательской, любопытной частью самой себя, что так хотела пошевелить пальцами, пробежаться по его длине и форме.

— Вот это, — процедил Спенсер. Большой и пульсирующий, он растягивал бриджи.

— Будь благодарна, что ты достигла удовлетворения, в то время как я остался в стороне, — грубо и напряженно прорычал он, заставив ее поежиться, — Но, может быть, ты захочешь это исправить?

Она рванулась, высвобождая руку и потирая ее о свое обнаженное бедро, как будто обжегшись. Только осознав, что большая часть ее плоти до сих пор на виду, она одернула ночную рубашку вниз.

— Конечно, нет, — прошипела она. — Допустим, мое тело отвечает тебе, но я не просила, чтобы меня брали против воли!

— Нет? Что, ты думаешь, происходит, когда ты дразнишь мужчину, пока у него член не отвердеет?

Она дернулась, словно от пощечины.

— Я ничего подобного не делала!

Неожиданно он шевельнулся. Эви напряглась, полустрашась, полунадеясь, что он до нее дотронется.

Гибким движением Спенсер спрыгнул с кровати, которая тут же распрямилась.

— То, как ты терлась своим сладким маленьким телом об меня, я бы точно охарактеризовал, как попытку раздразнить мой член.

Ее передернуло от вульгарных слов. Вскочив на колени в кровати, она ткнула в его грудь пальцем.

— Все, что я делала, было ненамеренным… пока я спала, — огрызнулась Эви. — То, что мы оказались вынуждены делить одну постель, совсем не помогло. В будущем, этого можно избежать. Когда мы вернемся…

— Эви, ты теперь моя жена, — предостерегающе прорычал он. — И не дрожащая девственница, — Спенсер поднял руку. — Не пойми меня неправильно. Это все очень впечатляюще. Блестящая игра. Роль застенчивой-девицы-с-пробуждающимся-желанием несомненно меня возбуждает.

Эви задохнулась, кровь прилила к ее лицу. Что она могла на это ответить? Она едва ли могла известить его, что это никак не игра!

— Может быть, тебе просто стоит признаться, что у тебя есть зуд, требующий удовлетворения, и прекратить свои игры, — сердито пробурчал он, судорожно натягивая одежду.

— Игры! Да я никогда…

— Да, — он отрезал. — В один момент ты умоляешь дать тебе немного времени из-за того, что до сих пор привязана к Йену, в другой — дразнишь меня как жадная уличная девка, — он судорожно выдохнул. — Однако у тебя ничего не выйдет, голубушка. Если Йен за тобой наблюдает, то он знает.

— Знает что?

— Можешь ты это принять или нет, но ты желаешь другого мужчину — желаешь меня, — отрезал он, от чего у нее заныло в животе. — Ты страстно желаешь почувствовать меня глубоко внутри себя.

От возмущения у Эви сдавило грудь, она смотрела, как его большая тень двигается по комнате и подхватывает сапоги и жакет. Все еще на коленях, она неловко подползла к краю кровати, поближе к нему.

— Т-ты — чудовище!

— Действительно? — он ткнул в ее сторону пальцем. — Тогда в следующий раз не жди, что чудовище остановит то, что начинаешь ты.

Его размытая тень двинулась, скользнув к ней в тусклом свете комнаты.

Обвив ее рукой за шею, Спенсер притянул Эви к себе, обрушившись на ее губы в безжалостном поцелуе.

Оказавшись приплюснутой к его телу, она заколотила кулачками по его твердым плечам, горячо сыпля бессвязными возражениями. Спенсер воспользовался преимуществом и скользнул языком ей в рот.

Эви оказалась в плену его рук, удерживающих ее затылок и лицо.

Как тлеющие угли, подхватившие пламя, ноющая боль между ее ногами возобновилась с удвоенной силой. Его рот обжег ей губы. Ласка его языка украла остатки ее воли.

Эви осела мертвым грузом в его объятиях, сдавливая пальцами его плечи, ненавидя тонкий батист его рубашки, желая снова ощутить его гладкую плоть. Простонав ему в рот, она вернула поцелуй, наслаждаясь его жадными губами, его голодным языком.

Также быстро, как все началось, его руки отпустили ее.

Спенсер оторвался от нее. Тяжело дыша, Эви упала на кровать, ее руки взлетели к опухшим и саднившим губам.

Ее глаза горели от яростных слез, в этот момент она его ненавидела. И ненавидела себя еще больше. Потому что все, что он сказал, оказалось правдой.

Она желала его. Сгорала по нему.

Глаза Спенсера, смотревшего на нее, заблестели.

— Это тот поцелуй, в котором ты отказала мне ранее. Теперь мы муж и жена.

И он ушел, с силой захлопнув деревянную дверь, задрожавшую от удара.

В пустоте и одиночестве она упала на кровать. Схватив подушку, она обняла ее обеими руками и прижала к себе, спрашивая себя, не совершила ли она самую большую ошибку в своей жизни.

Подняв руку, Эви легонько потрогала свои губы и повернулась лицом к окну, слепо уставившись на снег, проносящийся мимо. И поняла.

С остановившим сердце озарением, она поняла.

Если он захочет ее в своей постели, у нее не хватит воли воспротивиться. И тогда он узнает правду. О ее неискушенности. О ее лжи. О ее растущем, на грани одержимости, влечении к нему.

Она поежилась. Это был всего лишь вопрос времени.

Спенсер стремительно шагал в предрассветный мрак, приветствуя ледяной поцелуй ветра и мокрый снег на своем лице, в надежде на то, что ночь сможет остудить его пыл.

Голые ветки скрипели и стонали на ветру. Он шел, и его тяжелые шаги впечатывались в талую землю и уносили его от таверны на пустые, полные теней улицы деревни. Спенсер прошагал по окраине спящего селения, остановившись только в окружении высоких деревьев. Внезапно дернувшись, он прислонился к замерзшему мхом стволу.

Скольким мужчинам пришлось вымещать в таких прогулках не истраченный пыл после венчания?

Спенсер чертыхнулся. Он был зол на Эви… но еще больше на себя.

Почему он ей досаждает? Почему он не может оставить ее в покое, как она того хочет? Где же его гордость?

Он никогда не умолял. Никогда не трудился соблазнить женщину — просто не приходилось. К чему? Многие из них были рады удовлетворить его нужды. Похоже, он просто помешался на заявлении прав на кусочек рая, что Йен нашел в ее объятиях. Или за этим стояло что-то большее?

Может, причина была в ней?

Покачав головой, он оттолкнулся от дерева и продолжил свою прогулку, еще не готовый к возвращению и столкновению с ней.

Несмотря на то, что ее тело отвечало ему, ее голова — ее сердце — все еще говорили нет. Он начал подозревать, что так будет всегда. Несмотря на то, как сильно он ее желает, Эви всегда будет удерживать частицу себя от него под замком. Ту частицу, что она сохранила для Йена. Уверенность в этом горела в его венах, подпитывала желчью его горло.

Он не мог вести себя как его отец или братья, грубые скотины, следуя каждому низменному инстинкту, не принимая во внимание интересующую его женщину. Она была его женой, Линни, неважно, как она теперь звалась. И это его долг Йену — быть с ней более предупредительным.

Увы, во всем, что касалось Эви, его мысли и логика не работали.