Живут на свете две девочки, две сестры, Дельфина и Маринетта. Живут они в сказках, но сказки эти очень похожи на настоящую жизнь. События в них происходят не когда-то давным- давно, а в наше время и не за тридевять земель, а во Франции, в самой обыкновенной деревне, на самой обыкновенной ферме.
Написал эти сказки известный французский писатель Марсель Эме. По его словам, он услышал их от большого пушистого кота, которого однажды выручил из беды: длинные кошачьи усы случайно попали в трещину в коре дерева, и их там защемило. Кот решил отблагодарить своего спасителя.
— Мне кажется, ты что-то ищешь и не можешь найти, — сказал он.
— Да, правда. Но вряд ли ты сумеешь мне помочь.
— А вдруг?
— Хорошо, я тебе скажу: я ищу интересные истории для маленьких детей.
Кот с важным видом выгнул спину и усмехнулся в усы.
— Истории? Да я знаешь сколько могу рассказать таких историй…
Кот и вправду знал их много. Историй этих не слыхал еще ни один сказочник, потому что произошли они в глуши, далеко от больших городов. Действуют в них не феи и не принцы с принцессами, а две маленькие девочки и их четвероногие друзья.
Марсель Эме так и назвал эти истории — «Сказки пушистого кота».
«Я передаю вам эти сказки, ничего в них не изменяя, — пишет он. — По мнению моего друга кота, они годятся для всех ребят, если они умеют понимать животных и разговаривать с ними».
Да, обыкновенные девочки, обыкновенные животные. А все-таки кое-что необыкновенное в этих сказках вы встретите. И поймете, когда прочтете, почему французские дети так любят их маленьких героинь — Дельфину и Маринетту.
Как-то утром, в каникулы, Дельфина и Маринетта сидели на лужайке за домом, разложив коробки с красками.
Краски были совсем новенькие. Дядя Альфред подарил их накануне Маринетте на день рождения: ей исполнилось целых семь лет! Когда дядя Альфред ушел, родители начали ворчать:
— Скажите на милость! Краски! Разве нам дарили в детстве краски! Вы уж, наверно, собрались завтра рисовать? И не мечтайте! Работать-то кто за вас будет? Мы рано утром уйдем в поле, а вы потрудитесь здесь: соберете бобы на огороде, а потом нарежете клевера для кроликов.
И пришлось девочкам пообещать, что работа вся будет сделана, а к краскам они даже не притронутся.
И вот на следующее утро, когда родители ушли, девочки отправились в огород собирать бобы и встретили по дороге уточку. Она сразу же заметила, что глаза у них на мокром месте. Это была очень отзывчивая уточка.
— Что с вами, малышки? — спросила она.
— Ничего, — ответили девочки, но Маринетта всхлипнула, а Дельфина шмыгнула носом.
Уточка не могла этого так оставить, ведь она была настоящим другом, и девочки в конце концов рассказали ей все: и про новые краски, и про бобы, и про клевер. Неподалеку прогуливались пес и поросенок, они тоже подошли послушать эту печальную историю.
— Как мне жаль вас, малышки! — воскликнула уточка. — Но не огорчайтесь! Идите себе спокойно рисовать, а уж мы о бобах позаботимся. Верно я говорю, а, пес?
— Разумеется, — отозвался пес.
— Да и о клевере тоже, — продолжала уточка. — Можете на меня положиться. Я заготовлю вам клевера на целую неделю.
Обрадовались девочки. Они крепко расцеловали своих друзей и отправились на лужайку. Когда они набирали в баночки воду, к ним подошел ослик.
— Доброе утро, малышки. Что это у вас в коробочках?
Маринетта ответила, что в коробочках у них краски.
— Хочешь, — добавила она, — я нарисую твой портрет?
— О да! — обрадовался ослик. — Очень хочу. Ведь нам, животным, тоже интересно знать, какие мы есть.
Маринетта велела ослику повернуться в профиль и взялась за кисть. А Дельфина тем временем рисовала кузнечика на травинке. Девочки трудились молча, склонив голову и высунув язык. Они очень старались.
Ослик, который все время стоял не шелохнувшись, спросил:
— Можно посмотреть, что получается?
— Подожди, — ответила Маринетта, — дай я только уши дорисую.
— Конечно, конечно, — сказал ослик. — Не спеши. Кстати, раз уж речь зашла об ушах, я как раз хотел тебе сказать… Я знаю, что они у меня длинные, но… ты уж пойми меня правильно… длинные, но в меру.
— Да, да, не волнуйся, я все сделаю как надо, — заверила его Маринетта.
Между тем у Дельфины дела шли неважно. Портрет кузнечика был готов, но на большом листе бумаги он занимал слишком мало места. Тогда Дельфина решила пририсовать к кузнечику лужайку. К несчастью, кузнечик и лужайка оказались одного цвета. В результате все слилось, и от кузнечика ничего не осталось. Это было очень досадно.
Наконец Маринетта тоже отложила кисть и пригласила ослика полюбоваться его портретом. Он не заставил себя просить. Но то, что он увидел, оказалось для него большой неожиданностью.
— Как мало мы себя знаем, — произнес он с грустью. — Я, например, никогда не думал, что у меня бульдожья голова.
Маринетта покраснела, а ослик продолжал:
— Вот и уши тоже… Мне часто говорили, что они у меня длинноваты, но я и предположить не мог, что они такие гигантские.
Маринетта совсем смутилась и покраснела еще больше. Действительно, уши на рисунке занимали примерно столько же места, сколько и туловище.
Ослик понуро стоял перед портретом.
— Что это значит? — вдруг воскликнул он. — Ты нарисовала мне всего две ноги!
Тут Маринетте было что возразить, и она приободрилась:
— Как же иначе? Ведь ты стоял ко мне боком, и я видела только две ноги. Не могу же я рисовать то, чего не вижу!
— Рисуешь ты замечательно, но ног-то у меня всё-таки не две, а четыре!
— Нет, — вмешалась Дельфина. — В профиль у тебя их только две.
Ослик замолчал. Он был оскорблен.
— Что ж, — пробормотал он, удаляясь, — две, значит, две!
— Ослик, ну, посуди сам…
— Нет, нет, у меня две ноги, и кончим этот разговор.
Дельфина рассмеялась, и Маринетта тоже, хотя совесть у нее была не совсем чиста. Потом они забыли про ослика и стали искать, кого бы нарисовать еще. В это время по лужайке проходила пара волов, они шли на речку попить воды. Это были большие белые волы без единого пятнышка.
— Доброе утро, малышки. Что это у вас в коробочках?
Девочки объяснили им, зачем нужны краски, и волы попросили девочек их нарисовать. Наученная неудачей с кузнечиком, Дельфина покачала головой:
— Это невозможно. Ведь вы белые, а значит, того же цвета, что и бумага. Белого на белом просто не будет видно. И получится, что вас как будто и не существует вовсе.
Волы посмотрели друг на друга, и один из них холодно сказал:
— Что ж, если нас не существует, всего доброго.
Девочки растерялись. Но тут услышали за спиной громкие голоса: к ним приближались лошадь и петух. Они ссорились.
— Да, да, мадам, — говорил петух сердито, — я полезнее вас и к тому же умнее. И не усмехайтесь, пожалуйста, а не то я задам вам хорошую трепку.
— Куда тебе, сморчок! — отозвалась лошадь снисходительно.
— «Сморчок»! Да вы и сами-то не больно велики! Неизвестно еще, кто из нас сильнее.
Унять петуха было не так-то просто. И если бы Дельфина не предложила спорщикам нарисовать их, неизвестно, чем бы это все кончилось. Пока Маринетта трудилась над портретом петуха, Дельфина занялась лошадью. Казалось, мир восстановлен. Петух был страшно горд, что его попросили позировать. Он задрал голову и распустил хвост. Но долго молчать он не мог.
— Это, должно быть, очень приятно — писать мой портрет, — сказал он Маринетте. — Ты правильно сделала, что выбрала именно меня. Не хочу хвастаться, но, право же, перья у меня восхитительных оттенков.
Он долго расхваливал на все лады свое оперение, гребешок и хвост, а потом добавил, скосив глаза на лошадь:
— Каждому ясно, что я просто создан для того, чтобы с меня писать портреты. Не то что некоторые убогие создания со скучной одноцветной шкурой.
— Только мелким зверушкам подобает быть такими пестрыми, — возразила лошадь. — Ведь иначе их вообще никто не заметит.
— Сами вы зверушка! — вскричал петух.
Девочки между тем трудились не покладая рук. Вскоре оба, и лошадь, и петух, были приглашены взглянуть на свои портреты. Лошадь в целом осталась довольна. Дельфина изобразила замечательную гриву, на диво длинную и всклокоченную — она вся стояла дыбом, точно колючки дикобраза, — не пожалела краски на хвост, где некоторые волоски не уступали по толщине топорищу. Во всяком случае, лошади повезло больше, чем ослику: после получаса позирования все четыре ноги у нее оказались на месте.
Петуху вроде бы тоже не на что было жаловаться. Однако он не постеснялся заявить, будто хвост его на рисунке напоминает старую швабру.
В это время лошадь перевела взгляд на портрет петуха.
— Как я погляжу, — воскликнула она, — петух у вас получился выше ростом, чем я?
И вправду, лошадь у Дельфины занимала меньше половины листа, а портрет петуха, написанный Маринеттой широкими мазками, занимал весь лист целиком.
— Конечно, я больше, любезная, — злорадствовал петух. — Что ж тут удивляться? Или для вас это новость? Я лично знал это и без портретов.
— Петух больше меня! Нет, это уж чересчур! — возмутилась лошадь.
— Пожалуй, так оно и есть, — сказала Дельфина, сравнив оба рисунка. — Но это не имеет никакого значения.
Девочка слишком поздно заметила, что лошадь обиделась. Лошадь отвернулась и, когда Дельфина ее окликнула, сухо ответила, даже не оглянувшись:
— Ну конечно, разумеется! Я меньше петуха, и это не имеет никакого значения.
Не слушая оправданий Дельфины, она медленно пошла прочь. Следом, на некотором расстоянии, шествовал петух и выкрикивал на каждом шагу:
— Я больше! Я больше!
В полдень вернулись родители. Они нашли дочек на кухне и внимательно оглядели их фартучки. К счастью, девочки были очень осторожны с красками и на одежде не осталось никаких пятен. Родители спросили, что они успели сделать за утро.
— Нарезали охапку клевера для кроликов и собрали две полные корзинки бобов, — ответили девочки.
Родители проверили, правду ли они говорят, и даже заулыбались от радости. Хотя в корзинках с бобами попадались клочья собачьей шерсти и утиные перышки, папа с мамой ничего не заметили. Никогда еще они не были в таком прекрасном настроении, как в тот день.
— Мы очень вами довольны, — сказали они девочкам. — Вы собрали хороший урожай бобов, да и у кроликов теперь есть клевер по меньшей мере дня на три. Позволяем вам порисовать после обеда. Мы ведь вовсе не собирались на самом деле отбирать у вас краски. Мы только хотели проверить, действительно ли вы послушные девочки.
Дельфина и Маринетта еле слышно пролепетали «спасибо».
До конца обеда родители только и делали, что пели, смеялись и загадывали загадки.
— Две сестрицы убегают, две сестрицы догоняют, по дороге кувырком, все бегом, бегом, бегом. Что это такое?
Девочки делали вид, будто думают, но угрызения совести мешали им сосредоточиться.
— Не знаете? Но ведь это так просто! Что, сдаетесь? Это же колеса автомобиля: задние гонятся за передними. Ха-ха-ха! — веселились родители.
Когда все вышли из-за стола, девочки остались мыть посуду, а родители отправились в хлев отвязывать ослика, чтобы отвезти в поле картофель для посадки.
— Ну, ослик, пора на работу!
— Мне очень жаль, — ответил ослик, — я рад вам услужить, но у меня всего две ноги.
— Две ноги? Что за чушь ты городишь?
— Да, да! Две ноги. Я еле стою. Не понимаю, как это вы, люди, ухитряетесь передвигаться на двух ногах.
Родители подошли поближе и увидели, что у ослика и впрямь две ноги: одна спереди, другая сзади.
— Вот так штука! Ведь еще сегодня утром у тебя все ноги были на месте. Ну и ну! Ладно, пойдем проведаем волов.
После яркого солнечного света в хлеву казалось совсем темно.
— Эй, волы, где вы там? — позвали родители. — Придется, видно, вам отправиться в поле. Что вы на это скажете?
— Скажем, что это невозможно, — ответили из темноты два голоса. — Нам очень неприятно вас огорчать, но мы не существуем.
— Не существуете?
— Посмотрите сами.
И правда, подойдя поближе, родители увидели: в стойле, где раньше стояли волы, теперь пусто. На ощупь найти волов тоже не удалось, хотя в воздухе, над яслями, покачивались две пары рогов.
— Да что же это творится? Пойдем-ка посмотрим, как себя чувствует лошадь.
Лошадь жила в самой глубине хлева, где было меньше всего света.
— Эй, лошадь, где ты там? — окликнули ее родители.
— Я к вашим услугам, — отозвалась лошадь, — но если вы собираетесь меня запрягать, то имейте в виду, что для упряжки я слишком мала.
— Вот как! Слишком мала?
В полумраке, на желтой соломенной подстилке, лежала крохотная лошадка ростом вдвое меньше петуха.
— Я очень изящна, не правда ли? — усмехнулась лошадь.
— Какое несчастье! — простонали родители. — Ты ведь была такая крепкая и так хорошо работала! Но как же это произошло?
— Не знаю, — ответила лошадь уклончиво, и это заставило родителей насторожиться. — Я и сама не понимаю.
Ослик и волы ответили то же самое. Родители вернулись на кухню и подозрительно посмотрели на девочек. Когда на ферме творились вещи не совсем обычные, они первым делом подозревали своих дочек.
— Ну-ка, отвечайте, — сказали папа с мамой, — что здесь произошло, пока нас не было дома?
Девочки онемели от страха и знаками показали: мол, не знают.
— Отвечайте сейчас же, скверные девчонки!
— Бобы, мы собирали бобы… — выдавила из себя Дельфина.
— Резали клевер, — пролепетала Маринетта.
А как случилось, что у осла осталось всего две ноги, что волов не существует, а наша прекрасная рослая лошадь уменьшилась до размеров новорожденного кролика?
— Да, как это случилось? Немедленно выкладывайте всю правду!
Дельфина и Маринетта были поражены, но они-то сразу поняли, в чем дело: подействовали портреты! Девочки вложили в свои рисунки столько души, что животные и вправду стали такими, какими их нарисовали.
— Молчите? Ну что ж, тем хуже для вас. Мы поехали за ветеринаром.
Девочки затряслись от ужаса. Местный ветеринар был человеком на редкость проницательным. Они не сомневались, что, осмотрев у животных язык и ощупав им ноги и брюхо, он непременно узнает правду. Девочки тут же представили себе, как он говорит: «Так, так, по-моему, это осложнение от рисования. Скажите, в доме никто сегодня, случайно, не рисовал?» А что будет дальше, понятно каждому.
Родители ушли. Дельфина рассказала все уточке и объяснила, почему следовало так опасаться ученого ветеринара. Уточка проявила редкостное присутствие духа.
— Не будем терять времени зря, — сказала она. — Берите ваши краски и выводите скотину на лужайку. То, что рисование испортило, рисование же и исправит.
Сначала девочки вывели ослика. Это было довольно трудно, так как он не умел ходить на двух ногах. А на лужайке пришлось подставить ему под брюхо табурет, иначе он шлепнулся бы на землю. С волами было проще, они шли сами. В это время мимо проходил какой-то крестьянин. Он увидел плывущие по воздуху рога и даже рот разинул от удивления, но потом, здраво поразмыслив, решил, что у него, наверно, к старости стало портиться зрение.
Когда вывели лошадь, она сначала развеселилась.
— Какие все большие вокруг меня, — воскликнула она, — и как забавно быть маленькой!
Но тут ее издали заметил петух. Он налетел на бедную маленькую лошадку, яростно захлопал крыльями и закукарекал прямо ей в ухо:
— Ха-ха, вот мы с вами и встретились! Надеюсь, вы не забыли, что я обещал с вами рассчитаться!
Лошадь задрожала всем телом. Уточка хотела было защитить ее, но напрасно. На помощь бросились девочки, но справиться с петухом оказалось не так-то легко.
— Отойдите все, — зарычал пес. — Я сейчас просто съем этого скандалиста!
Он оскалил зубы и двинулся на петуха. Тот мгновенно утратил воинственный пыл и убежал так далеко, что вернулся на двор лишь три дня спустя и в довольно жалком виде.
Когда все собрались на лужайке, уточка откашлялась и обратилась к лошади, ослику и волам с такими словами:
— Дорогие друзья, я не могу выразить, как мне грустно видеть вас в столь тяжелом положении. А ведь всему виной просто досадное недоразумение. Да, да, недоразумение! У девочек и в мыслях не было вас обидеть. Они не меньше меня печалятся о том, что с вами произошло, и больше всего на свете хотят помочь вам снова стать такими, как раньше. Позвольте же им это сделать!
Но животные обиженно молчали. Ослик уставился на свое единственное переднее копыто и стоял с неприступным видом. Лошадь, хотя сердце ее все еще колотилось от страха, тоже явно не была расположена прислушаться к советам уточки. Волы, поскольку они не существовали, держались как ни в чем не бывало, но их рога — единственное, что можно было видеть, — выражали своей неподвижностью немой укор.
— Вы еще не все знаете, — продолжала уточка. — Родители отправились за ветеринаром. Меньше чем через час он будет здесь. Ветеринар осмотрит вас, и вся правда откроется. Ведь родители запретили девочкам рисовать сегодня утром. Ну что ж, делать нечего, придется им расплачиваться за непослушание. Если вы будете дуться и дальше, то девочек отругают, накажут, может быть, даже побьют.
Ослик посмотрел на Маринетту, лошадь — на Дельфину, а рога повернулись вполоборота, словно волы взглянули на обеих девочек сразу.
— В сущности, — пробормотал ослик, — четыре ноги иметь лучше, чем две. Это практичнее.
— Щеголять перед всеми в виде пары летающих рогов, разумеется, не очень-то приятно, — согласились волы.
— А смотреть на мир снизу вверх, поверьте, тоже не сладко, — вздохнула лошадь.
Девочки обрадовались и быстро достали краски. Маринетта изобразила ослика и тщательно вырисовала все четыре ноги. Дельфина нарисовала лошадь, а у ее ног петуха, и справедливость была восстановлена. Когда девочки отложили кисти, ослик и лошадь заявили, что вполне довольны своими новыми портретами. Однако лошадь от этого больше не стала, и ног у ослика не прибавилось. Все были разочарованы. Уточка с беспокойством спросила у осла, нет ли у него зуда в том месте, где должны быть ноги, а у лошади — не тесно ли ей в своей шкуре. Но нет, оба ответили — нет!
— Тут нужно время, — сказала уточка Дельфине и Маринетте. — Пока вы будете рисовать волов, все устроится, я уверена.
Девочки принялись рисовать каждая по волу, начиная с рогов. Остальное они дорисовали по памяти, и, надо сказать, память их не подвела. Бумагу девочки выбрали серую, чтобы лучше видна была белая краска — ведь волы-то были белые, — и они тоже остались очень довольны портретами. Тем не менее в жизни они по-прежнему не существовали, если не считать рогов. Уточка с трудом скрывала тревогу.
— Подождем, — сказала она. — Подождем.
Прошло еще пятнадцать минут, но ничего не изменилось. Уточка заметила неподалеку знакомого голубя, подозвала его и что-то сказала. Голубь вспорхнул и улетел. Через несколько минут он вернулся и опустился на рог одного из волов.
— Я видел за поворотом, возле старого тополя, повозку, — сказал он. — В ней едут родители и еще какой-то человек.
— Ветеринар! — испугались девочки. — С минуты на минуту они будут здесь!
Животным было очень жаль девочек. Ослик доковылял кое-как до Маринетты и лизнул ей руку. Он хотел сказать что-нибудь ласковое, но от волнения не мог выговорить ни слова. Глаза его наполнились слезами, и слезы закапали на рисунок. Это были слезы сочувствия и дружбы. Едва они коснулись бумаги, как у ослика страшно закололо в правом боку и откуда ни возьмись выросли недостающие ноги. Уточка быстро сообразила, что надо делать. Она схватила в клюв портрет лошади и сунула ей под нос. К счастью, лошадь сумела выдавить из себя слезу, и не успели девочки сосчитать до десяти, как лошадь обрела свои нормальные размеры. Повозка была уже метрах в тридцати от фермы.
Волы изо всех сил старались вспомнить что- нибудь очень печальное: иначе они никак не могли заплакать. Один из них все-таки сумел прослезиться и сразу же стал видимым. Его даже можно было теперь погладить. Второй напрягался, как мог* но напрасно. Заплакать было выше его сил.
Между тем родители и ветеринар уже вылезали из повозки. По приказу уточки пес побежал им навстречу. Он сделал вид, будто приветствует ветеринара, и так ловко бросился ему под ноги, что тот растянулся в пыли. Родители забегали по двору в поисках дубинки, чтобы обломать ее о спину пса. Потом спохватились, что надо позаботиться о ветеринаре, и кинулись поднимать его и отряхивать. Дубинку они так и не нашли.
Тем временем на лужайке все с тревогой глядели на рога несуществующего вола.
— Простите меня, — сказал он девочкам, — но я чувствую, что у меня ничего не выйдет.
И тут второму волу — тому, который теперь существовал, — пришло в голову спеть своему приятелю песенку. Эту песенку они пели, когда были еще телятами. Мелодия была грустная, и начиналась песенка так:
Одинокий белый вол
Молочка попить пошел,
Му-му-му, му-му-му,
И случайно под елочкой
Познакомился с телочкой,
Му-му-му, му-му-му.
Не успел вол исполнить первый куплет, как рога его несуществующего товарища дрогнули. Несколько раз вздохнув, бедное животное выжало из одного глаза слезинку, такую маленькую, что она даже не могла выкатиться и капнуть. К счастью, Дельфина заметила, как она блеснула, осторожно подцепила ее кисточкой и размазала по портрету. Вол тотчас же сделался видимым. И как раз вовремя. Родители, а с ними и ветеринар уже появились на лужайке. При виде волов, осла на четырех ногах и лошади, красовавшейся в полный рост, все трое онемели от изумления. Ветеринар, который больно ушибся и был очень сердит, ехидно спросил:
Так это и есть волы, которых не существует, осел без двух ног и лошадь ростом с кролика? Насколько я вижу, они не очень-то страдают от этих тяжких болезней.
— Что за наваждение, — забормотали родители. — Только что в хлеву…
— Вам это пригрезилось. По-моему, вам следовало бы пригласить не ветеринара, а доктора. Я лично не потерплю, чтобы меня беспокоили попусту. Да, да! Не потерплю!
Родители начали извиняться наперебой. Наконец ветеринар смягчился и сказал, указывая на Дельфину и Маринетту:
— Ну, на этот раз я вас прощаю, и то только потому, что у вас такие хорошие дочки. Сразу видно, что они очень умные и послушные. Не так ли?
Девочки покраснели до ушей и не смели слова вымолвить, но уточка, не растерявшись, ответила:
— О да, сударь! Послушнее их на всем свете не найти.
Кот Альфонс
Однажды вечером, возвращаясь с поля, родители Дельфины и Маринетты увидели, что их кот Альфонс сидит на краю колодца и умывается.
— Ну вот, — сказали они, — кот трет лапкой за ухом. Значит, завтра жди дождя.
И в самом деле, назавтра полил дождь. После обеда родители работали на конюшне, а девочки играли в кухне в салочки и бегали вокруг стола. Кот сидел на подоконнике и поглядывал то на них, то на улицу.
— Вам не следует играть здесь в салочки, — сказал он строго. — Дело кончится тем, что вы опять что-нибудь разобьете.
— Тебя послушать, — сказала Дельфина, — так получится, что играть не следует ни во что.
— Да, да, — подхватила Маринетта. — Если слушать Альфонса, то надо весь день спать.
Кот спорить не стал. Девочки продолжали игру. На столе стояло фаянсовое блюдо. Гоняясь друг за дружкой, они схватились за ножку стола и случайно его наклонили. Блюдо тихонько соскользнуло со скатерти, упало на пол и разбилось вдребезги. Дельфина и Маринетта хором ахнули. Кот даже головы не повернул.
— Альфонс, блюдо разбилось. Что делать?
— Собрать осколки и выбросить на помойку. Может быть, родители не заметят… Но нет, уже поздно. Вон они идут.
Родители увидели осколки и страшно рассердились.
— Что за дикие игры! — возмутились они. — Такое прекрасное блюдо! Ему было сто лет! Вам это так не пройдет! Играть на сегодня запрещается! А завтра, если не будет дождя, вы отправитесь к тете Мелине!
Девочки побледнели и умоляюще сложили руки.
— Упрашивать бесполезно! Если дождя не будет, отправитесь проведать тетю Мелину и отнесете ей баночку варенья.
Тетя Мелина жила в соседней деревне. Это была очень злая беззубая старуха с колючим подбородком. Дельфине и Маринетте она приходилась дальней родственницей. Она нарочно держала на полке старые бутерброды, чтобы они как следует заплесневели к приходу девочек, и подавала им к чаю. Когда Дельфина и Маринетта, здороваясь, целовали ее, она дергала их за волосы, притворяясь, будто гладит. Вдобавок она утверждала, что девочки очень на нее похожи и что не пройдет и года, как они сделаются точной ее копией. Одна мысль об этом всякий раз приводила сестер в ужас.
— Бедняжки, — вздохнул кот. — Из-за старого выщербленного блюда такое жестокое наказание!
— Ты-то что вмешиваешься? Уж не ты ли помог этим негодницам его разбить?
— Что за подозрения? — обиделся кот. — И вообще, раз вы говорите со мной таким тоном, я ухожу. Маринетта, открой-ка мне окно.
Маринетта открыла окно, и кот спрыгнул во двор. Дождь как раз только что кончился, и легкий ветер разгонял облака.
Вечером девочки отправились в сарай за дровами и обнаружили там кота. Дельфина сквозь слезы смотрела, как он умывается.
— Альфонс, — сказала она вдруг.
— Что, деточка?
— Мне пришла в голову одна мысль. Стоит тебе только захотеть, и мы не пойдем завтра к тете Мелине.
— Я готов ради вас на все, но что я могу поделать с родителями?
— Тебе не придется ничего с ними делать. Помнишь их слова? Мы пойдем к тете Мелине, если не будет дождя!
— Ну и что?
— Да ведь достаточно тебе потереть лапкой за ухом — и будет дождь!
— И впрямь, — сказал кот. — Я об этом даже не подумал. Клянусь честью, мысль прекрасная!
И он тут же принялся усердно тереть лапкой за ухом.
За ужином родители долго говорили о тете Мелине и обсуждали, какое варенье ей лучше послать, клубничное или малиновое. Остановились они на клубничном.
Однако назавтра небо было серое, и с утра зарядил дождь.
— Ничего, это ненадолго, — говорили родители. — Ведь на дворе май месяц. Скоро разгуляется.
Они велели девочкам нарядиться в воскресные платьица и повязали обеим в волосы розовые банты. Но дождь шел все утро, весь день и весь вечер до наступления темноты. Воскресные платьица и банты пришлось снять.
В тот вечер Альфонс, умываясь, снова потер лапкой за ухом, и на другой день опять лило как из ведра. Идти к тете Мелине, разумеется, было нельзя. Так продолжалось целую неделю. Родители уже забыли и о фаянсовом блюде, и о тете Мелине, но постепенно начали косо посматривать на кота. Они то и дело перешептывались, но никто не мог узнать о чем.
Как-то рано утром — дождь лил восьмой день — родители собрались на станцию: нужно было отправить в город картофель. Когда Дельфина и Маринетта встали, они увидели, что родители шьют на кухне большой мешок. На столе лежал увесистый камень. Тут в кухню вошел кот и вежливо со всеми поздоровался. Вместо ответа родители схватили его, сунули в мешок и, опустив туда же камень, затянули отверстие крепкой веревкой.
— В чем дело? Что это на вас нашло? — закричал кот, барахтаясь в мешке.
— Мы не желаем больше держать кота, который каждый вечер трет лапой за ухом, — отвечали родители. — По твоей милости дождям конца не видно. Урожай наш гибнет, нам придется всю зиму голодать. Раз тебе так нравится вода, ты получишь ее вдоволь. Через пять минут ты будешь умываться на дне реки.
Дельфина и Маринетта закричали. Альфонс жалобно замяукал. Но родители были неумолимы. Вдруг они заметили, что уже около восьми и они опаздывают на станцию. Они быстро накинули плащи, подняли капюшоны и сказали девочкам:
— Не вздумайте развязать мешок. Если в полдень, когда мы вернемся, Альфонса в мешке не окажется, пеняйте на себя. Вы отправитесь к тете Мелине на полгода, а может быть, и на всю жизнь.
Не успели родители выйти за порог, как девочки развязали мешок. Кот выглянул из мешка и сказал:
— Малышки, я всегда знал, что у вас золотое сердце. Но грош была бы мне цена, если бы я согласился ради собственного спасения допустить, чтобы вы на полгода, а то и больше отправились к тете Мелине. Я, скорее, готов позволить сто раз себя утопить!
— Тетя Мелина не такая уж злая, да и полгода пролетят незаметно, — отвечали девочки.
В знак того, что решение его непоколебимо, кот опять спрятался в мешок. Пока Дельфина уговаривала его, Маринетта побежала во двор посоветоваться с уточкой. Уточка не боялась дождя и спокойно плавала в луже посреди двора. Это была очень серьезная и сообразительная птица. Чтобы лучше думалось, она спрятала голову под крыло.
— Убедить Альфонса вылезти из мешка невозможно, — сказала она наконец. — Его не переспоришь. Если же вытащить его из мешка насильно, то он нарочно попадется родителям на глаза, когда они вернутся. К тому же я в глубине души считаю, что он прав. Я, например, не могла бы жить с чистой совестью, если бы по моей вине вы томились у тети Мелины!
Тогда Маринетта решила созвать на совет всю птицу и скот. Лошадь, пес, куры, волы, поросенок — все были приглашены на кухню и расселись кто куда.
— По-моему, все очень просто, — сказал белый вол. — Пусть Альфонс вылезет из мешка, и мы положим на его место полено.
Кот покачал головой:
— Это невозможно! Родители сразу увидят, что в мешке никто не шевелится и не дышит, и они тут же обнаружат обман.
Пришлось признать, что Альфонс прав. Тогда заговорила лошадь.
— Я уже очень стара, — сказала она. — Дни мои сочтены. Так пусть же моя смерть хоть кому-нибудь принесет пользу. Альфонс молод. У него впереди прекрасное кошачье будущее. Я готова занять его место в мешке.
Предложение лошади всех растрогало. Однако принять его было невозможно. Разве мог Альфонс допустить, чтобы кто-то другой погиб вместо него? К тому же, по сравнению с Альфонсом, лошадь выглядела великаншей и уж наверняка не поместилась бы в мешке. Петух, не отличавшийся особой чуткостью, позволил себе громко расхохотаться.
— Тихо! — сказала уточка. — Вы просто невежа, сударь. Будьте любезны выйти вон.
— Ты-то что раскомандовалась? — нагло отвечал петух. — Может, честной птице и смеяться нельзя без твоего позволения?
— Как он дурно воспитан! — прошептал поросенок.
— Вон отсюда! — закричали все. — За дверь петуха! За дверь грубияна!
Гребешок петуха сделался еще краснее обычного. Он пересек кухню под шиканье и крики и вышел, поклявшись отомстить. На улице по- прежнему шел дождь, и петух забился в сарай. Через пять минут туда пришла Маринетта и стала внимательно осматривать дрова в поленнице.
— Не могу ли я тебе чем-нибудь помочь? — сладким голосом предложил петух.
— Нет, нет. Я ищу полено, чтобы оно имело форму… ну, словом, ту форму, которая мне нужна.
— Форму кота, так и говори! Но ведь Альфонс сам сказал, что родители заметят…
— Ничего они не заметят, — возразила Маринетта. — Уточка все придумала…
Тут Маринетта вспомнила, что ей велели остерегаться петуха. Она и так уже слишком много выболтала. Девочка испуганно замолчала. Она выбрала полено и ушла. Петух видел, как она перебежала под дождем двор и вошла в кухню. Вскоре оттуда вышла Дельфина с котом. Она открыла ему дверь в амбар, а сама осталась снаружи. Петух глядел во все глаза, но так и не мог разгадать, что они задумали. Время от времени Дельфина подходила к окну кухни и с тревогой спрашивала, который час.
— Без двадцати двенадцать, — отвечала Маринетта. — Без десяти двенадцать… без пяти…
Кот не появлялся. Все животные, кроме уточки, из кухни ушли и вернулись на свои места.
— Ничего не поделаешь, — сказала Дельфина. — Придется запереть Альфонса в амбаре. В конце концов, не умрем же мы оттого, что поживем полгода у тети Мелины.
Она уже протянула руку, чтобы повернуть ключ, но тут на пороге появился кот. Он держал в зубах живую мышь.
Альфонс, а вслед за ним Дельфина бросились в кухню. Маринетта открыла мешок, куда она уже успела положить полено. Полено было обернуто тряпками, чтобы на ощупь оно казалось мягким. Альфонс бросил туда же мышь, и мешок завязали.
— Мышь, — сказала уточка, — кот так добр, что дарит тебе жизнь, но при одном условии. Ты меня слышишь?
— Слышу, — пропищал тоненький голосок.
— От тебя требуется только одно: бегать взад и вперед по полену в мешке, так, чтобы снаружи казалось, будто оно живое.
— Это нетрудно. А дальше что?
— А дальше придут люди, возьмут мешок и понесут к реке, чтобы бросить его в воду.
— Но…
— Никаких «но»! На дне мешка есть маленькая дырочка. Когда ты услышишь рядом собачий лай, ты через эту дырочку выскочишь. Но не вздумай сбежать раньше. Пес все равно увидит тебя, и тебе несдобровать. Но главное, что бы ни случилось, не произноси ни слова. Понятно?
Повозка родителей как раз въехала в эту минуту во двор. Маринетта спрятала Альфонса в сундук, а мешок положила сверху. Уточка выскользнула во двор.
— Какая ужасная погода! — сказали родители, входя в дом. — И все из-за этого гнусного кота!
— Не будь я в мешке, — сказал кот, — я, может, и пожалел бы вас.
Кот сидел в сундуке, но родителям казалось, будто голос его доносится из мешка — мешок-то лежал прямо над его головой. Мышь сновала взад и вперед по полену, и мешковина шевелилась.
— Ведь вы совсем не такие злые, какими хотите казаться, — продолжал Альфонс. — Выпустите меня, и я вас прощу.
— Это ты-то нас простишь? Поразительная наглость! Или это по нашей милости вторую неделю льют дожди?
— Что ж, с такими бессердечными людьми я и разговаривать не желаю. Больше вы не услышите от меня ни слова.
Родители подняли мешок и вышли из кухни. Пес ждал их у порога и со скорбным видом поплелся следом. Когда они проходили мимо сарая, петух крикнул:
— Эй, вы идете топить Альфонса? Проверьте, не умер ли он раньше времени. Больно тихо он у вас лежит, прямо как полено!
— Кто тихо лежит? Альфонс? Да он ерзает там как заведенный!
— Странно! А почему же его совсем не слышно? Можно подумать, будто в мешке лежит не кот, а деревяшка.
— Он обиделся на нас и не хочет с нами разговаривать. Потому его и не слышно.
Тут уж и петух поверил, что Альфонс сидит в мешке, и злорадно прокукарекал: «Счастливого пути!»
Тем временем Альфонс вылез из сундука, и сестры вместе с уточкой проводили его до дверей амбара. В это время появилась и мышь, вся запыхавшаяся от бега.
— Ну как? — спросила Дельфина.
— Я промокла до костей, — пропищала мышь. — Еле добралась, такой дождь. И вдобавок чуть не отправилась на тот свет. Пес залаял в последнюю секунду, когда родители уже стояли на берегу. Еще немного, и меня бы бросили в воду вместе с мешком.
— Главное, что все хорошо кончилось, — сказала уточка. — А теперь не мешкайте и прячьтесь в амбаре.
Когда родители вернулись домой, девочки накрывали на стол, смеясь и распевая песни.
— Что это значит? — удивились папа с мамой. — Только что вы так горевали, а теперь веселитесь? Бедный Альфонс! Как быстро твои друзья тебя забыли! В сущности, Альфонс был отличный кот, и нам будет недоставать его.
Весь вечер родители были печальны. От угрызений совести у них даже пропал аппетит. Но назавтра они проснулись, увидели голубое небо, залитые солнцем поля и немного утешились.
День шел за днем, солнце пригревало все сильнее. Теперь родители реже вспоминали Альфонса. Работать приходилось столько, что горевать было некогда.
Так миновало две недели. За все это время не пролилось ни капли дождя. Родители с беспокойством поглядывали на небо.
— Погода замечательная, — говорили они, — но все хорошо в меру. Как бы не началась засуха! Дождик не помешал бы.
Прошла еще неделя, а дождя все не было. Почва высохла и потрескалась. Растения начали желтеть и клониться к земле.
— Еще неделя такого зноя, — жаловались родители, — и наш урожай просто-напросто поджарится.
По вечерам они сидели во дворе и вспоминали об Альфонсе.
— Если бы вы не разбили блюдо, — упрекали они девочек, — не случилось бы всей этой истории с котом. Альфонс был бы сейчас жив и устроил бы нам чудесный дождь.
Дельфина и Маринетта помалкивали. Они-то знали, что Альфонс мирно живет в амбаре. По вечерам, когда все ложились спать, кот навещал их.
Однажды утром родители вошли в спальню Дельфины и Маринетты. Кот проболтал с девочками полночи и сам не заметил, как заснул в кровати Маринетты. Услышав, что отворяется дверь, он успел лишь юркнуть под одеяло.
— Пора вставать, — сказали родители. — Просыпайтесь! Солнце уже высоко, и сегодня нам опять дождя не видать. Ах, что это…
Они с изумлением уставились на кровать Маринетты. Из-под одеяла виднелось что-то серое и пушистое. Родители подкрались к кровати, крепко ухватили предательски торчавший хвост, и не кто иной, как кот Альфонс повис у них в руках вниз головой.
— Ах, да ведь это Альфонс!
— Да, это я. Отпустите меня, вы мне делаете больно.
Родители посадили кота на кровать. Волей-не- волей пришлось Дельфине и Маринетте рассказать, что произошло в тот день, когда мешок бросили в воду.
— Вы не послушались нас, — рассердились родители. — Завтра же вы отправитесь к тете Мелине.
— Ах так! — воскликнул кот. — Что ж, прекрасно, я тоже отправлюсь к тете Мелине и поселюсь там навсегда!
— Нет, нет! — закричали родители. — Ты уж прости нас, Альфонс. И пожалуйста, не уходи! Обещаем тебе, что и девочки останутся дома.
Кот немного поломался для порядка и наконец милостиво согласился не уходить.
Вечером родители, девочки и все животные фермы собрались в кружок во дворе. В середине круга, на табуретке, сидел Альфонс. Он не спеша принялся умываться, а потом пятьдесят раз подряд потер лапкой за ухом. На следующее утро, после двадцати пяти дней засухи, хлынул сильный веселый дождь. В саду, в поле и на лугах все поднялось и зазеленело. А на следующей неделе случилось еще одно счастливое событие. Тетя Мелина неожиданно вышла замуж и уехала за тысячу километров от того места, где жили Дельфина и Маринетта.
Злой гусь
Дельфина и Маринетта играли в мяч на скошенном лугу. Большой белый гусь с огромным клювом подошел к ним и грозно зашипел. Девочки не обратили на него внимания. Мяч быстро летал по воздуху, и отвлекаться было некогда.
«Шшш… шшш…» — шипел гусь все громче и настойчивее. Но девочки и не думали его бояться. Они перебрасывали мяч и кричали друг другу команды: «Хлопок!», или: «На коленки!», или: «Двойной поворотик!». Как раз в тот самый миг, когда Дельфина делала двойной поворотик, мяч попал ей прямо в лицо. На минуту она растерялась, потерла нос, убедилась, что он цел, и рассмеялась. Вслед за ней рассмеялась и Маринетта. Гусь вообразил, будто они смеются над ним. Вытянув шею и хлопая крыльями, он в ярости двинулся на девочек.
— Категорически запрещаю вам играть на моем лугу! — сердито закричал он.
Он остановился между девочками и смерил сначала одну, потом другую злым, подозрительным взглядом. Дельфина перестала смеяться, но Маринетта, увидев, как неповоротлив их недруг, как забавно он переваливается с боку на бок на своих перепончатых лапках, расхохоталась еще громче.
— Ну, это уж слишком! — рассвирепел гусь. — Еще раз повторяю вам…
— Хватит, ты нам надоел! — перебила его Маринетта. — Откуда ты вообще тут взялся? Тоже мне хозяин! Разве луг может принадлежать гусю?.. Ладно, Дельфина, не обращай внимания на эту метелку из грязных перьев. Моя подача. Двойной поворотик!
— Ах, вот как! — зашипел гусь.
Он разбежался, широко разинул клюв, налетел на Маринетту и изо всех сил ущипнул ее за ногу. Маринетта завизжала от боли и страха: ей почудилось, что гусь хочет ее съесть. Но сколько она ни кричала, сколечко ни отбивалась, гусь клюва не разжимал. Подбежала Дельфина. Она колотила гуся по голове, дергала за крылья, но от этого он только сделался еще злее. Наконец он отстал от Маринетты, но лишь затем, чтобы броситься на Дельфину.
На соседнем лугу пасся серый ослик. Он поглядывал через плетень и шевелил ушами. Это был очень добрый ослик, наш старый знакомый, смирный и терпеливый, как почти все его собратья. Он все видел, все слышал и был возмущен наглым поведением гуся. Как только девочки сумели вырваться, они бросились прямо к ослику за плетень. Гусь не стал их догонять и удовольствовался тем, что крикнул вслед:
— А мяч ваш я конфискую! Это научит вас уважать меня впредь.
Он взял мяч в клюв и принялся важно расхаживать по лугу, выпятив грудь. Зоб у него раздулся, и вид был возмутительно вызывающий.
— Ослик, несмотря на свой кроткий нрав, не выдержал.
— Полюбуйтесь на этого дурня! — крикнул он. — Щеголяет с мячом в клюве! Хорош, нечего сказать. Где же была твоя спесь месяц назад, когда хозяйка ощипала тебя, чтобы набить подушку?
От гнева и унижения гусь чуть не подавился мячом. Но в это время на лугу появилось его семейство. Полдюжины гусят шествовали за мама- шей-гусыней. Гусь-отец встретил их на середине луга и сказал:
— Вот вам игрушка. Я отобрал ее у двух невоспитанных девчонок. Берите и играйте.
Гусята обступили мяч, но что с ним делать, они не знали. Наконец они решили, что это яйцо какой-нибудь незнакомой птицы, и отошли со скучающим видом.
— Никогда в жизни не встречал таких глупых гусят, — заворчал гусь. — Сейчас я покажу вам, какая это отличная игрушка. Ну-ка, жена, брось мне мяч. А вы смотрите!
Убедившись, что взгляды устремлены на него, он крикнул:
— Готовы? Итак, двойной поворотик!
Пока гусыня пыталась попасть лапой по мячу, гусь завертелся на месте, как недавно вертелась на его глазах Дельфина. Он очень старался и даже сделал без остановки целых три поворота вместо двух. Тут голова у него закружилась, он шагнул раз, шагнул другой, повалился на правый бок, потом на левый да так и остался лежать, вытянув шею и вращая глазами. Ослик так смеялся, что упал на землю. Веселье было всеобщим, и даже гусята не могли удержаться от смеха. Маринетта потребовала, чтобы гусь отдал мяч.
— Ты же видишь, что это игрушка не для гусей, — добавила она.
— Я сказал, что конфискую мяч, — ответил гусь, кое-как поднявшись. — Значит, говорить не о чем.
И сколько девочки его ни упрашивали, он и слушать ничего не желал. Наконец гусиное семейство двинулось к пруду. Когда они проходили мимо плетня, один из гусят, самый любознательный, спросил, указывая на мяч:
— Мама, а какая птица его снесла?
Гусята засмеялись, а отец сердито сказал:
— Замолчи, ты просто-напросто осел!
Он нарочно произнес эти слова погромче и бросил взгляд за плетень. Для ослика это был удар в самое сердце. Но он пересилил обиду и стал утешать девочек:
— Еще не все потеряно. Отправляйтесь на пруд. Гусь наверняка оставит мяч на берегу. Вы подойдете и возьмете его, пока он будет купаться, вот и все. А пока скажите мне…
Ослик тяжело вздохнул и откашлялся.
— Вот гусь сейчас назвал одного из своих гусят ослом. И люди тоже, когда хотят обругать кого-нибудь, говорят: «Осел!» Я не понимаю, почему это так?
Девочки покраснели: они и сами, случалось, называли так своих одноклассников.
— По-моему, это не вполне справедливо, — уклончиво ответила Дельфина.
— Так вы не думаете, что я глупее, чем гусь? — с надеждой спросил ослик.
— Нет, нет, что ты… — сказали девочки, но особой уверенности в их голосе не чувствовалось. Бедный ослик понял, что без доказательств ему не удастся их убедить.
Подойдя к берегу, девочки потеряли последнюю надежду получить назад свой мяч. Он плавал на самой середине пруда. Гусята теперь играли в него с куда большим удовольствием, чем недавно на траве.
— Ха-ха-ха! — захохотал гусь. — Вы думали, я оставлю мячик на берегу! Я не так глуп. Не видать вам вашего мяча как своих ушей.
Он не признался, что на самом деле просто швырнул мяч в воду со злости. Не знал, как от него отделаться, вот и швырнул. Он думал, что мяч потонет, как обыкновенный камень, и очень удивился, когда увидел, что он плавает.
Девочки побрели домой. Погода внезапно испортилась. Подул резкий осенний ветер, стало холодно. Дельфина и Маринетта боялись, что им попадет за мяч, но родители даже не заметили пропажи.
— Никогда еще холода не наступали так рано, — сказал отец. — Я уверен, что ночью ударит настоящий мороз.
— К счастью, это ненадолго, — сказала мать. — Ведь до зимы еще далеко.
Ослик издали видел, как, понурив голову, прошли девочки и как чуть позже прошагал довольный гусь со своим выводком. Он гордо нес мяч в клюве.
— Эй, длинноухий! — загоготал гусь. — Я несу эту штуку в тайник. И ни тебе, ни твоим скверным девчонкам его в жизни не отыскать.
— Пф! — презрительно отозвался ослик. — Мы даже трудиться не станем. Я заставлю тебя завтра же вернуть мяч, причем сам и копытом не шевельну.
И ослик весело расхохотался. Ему пришла в голову прекрасная мысль. Она зародилась как раз в самых кончиках его длинных ушей, которые уже начал пощипывать мороз.
Назавтра ослик отправился на луг пораньше. Мороз с утра стоял такой, какого уже много лет не было в этих краях. Не прошло и пяти минут, как появился гусь с семейством. Ослик вежливо поздоровался и спросил гусыню, далеко ли они направляются.
— На утреннее купание, — ответила та.
— Дражайшая гусыня, — сказал ослик, — мне очень жаль, но я принял решение, что вы сегодня купаться не будете.
— И ты полагаешь, — сказал гусь снисходительно, — что тебе достаточно принять решение и я подчинюсь?
— Ничего не поделаешь, подчиниться тебе придется. Сегодня ночью я запер твой пруд и не отопру до тех пор, пока ты не вернешь мяч.
«Спятил, наверное», — подумал гусь и сказал гусятам:
— Ну, дети, вперед, идем купаться! Сам не понимаю, зачем я теряю время на разговоры с этим длинноухим наглецом.
Едва завидев издали пруд, гусята закричали от радости: никогда еще поверхность его не казалась им такой гладкой и сверкающей. Гусь-отец тоже ни разу не видел льда и даже не слыхал о нем. Прошлая зима была такой мягкой, что вода нигде не замерзала.
— Приятное нас ждет купание! — воскликнул он.
Как глава семейства, гусь, по обыкновению, подошел к воде первым и вскрикнул от изумления. Вместо того чтобы погрузиться в воду, он ступил на скользкое и гладкое зеркало.
— Неужто он и впрямь запер наш пруд? — забормотал гусь. — Быть этого не может… Наверно, вода будет дальше.
Несколько раз он пересек пруд вдоль и поперек, и повсюду под ногами у него оказывалось все то же холодное прочное стекло.
— Похоже, пруд и в самом деле заперт, — поразился гусь.
— Какая досада! — воскликнула гусыня. — День без купания пуст и скучен, особенно для детей. Ты должен вернуть девочкам мяч…
— Я сам знаю, что я должен и чего не должен, — рассердился гусь. — Главное, никому ничего не рассказывай, а то станут говорить, будто какой-то осел может мною командовать!
На обратном пути гусиное семейство сделало большой крюк, чтобы не проходить мимо загона, где пасся ослик. Однако ослик заметил гуся издали и крикнул:
— Ну что, отдашь мяч? Пора пруд отпирать?
Гусь не ответил. Он был очень самолюбив и не мог уступить сразу. Все утро он ходил подавленный и даже не притрагивался к корму. В полдень он решил еще раз убедиться в том, что все это ему не пригрезилось. Пруд оказался крепко-на- крепко заперт. На следующий день гусь послал к ослику гусыню. Дельфина и Маринетта как раз шли в это время в школу и остановились поболтать с осликом.
— Почтеннейшая гусыня, — сказал ослик, изображая благородное негодование, — я ничего не желаю слышать, пока мяч не будет здесь. Так и передайте вашему упрямцу мужу.
— Только бы гусь не вздумал прогуляться на пруд прежде, чем решится вернуть мяч, — сказала Маринетта, когда гусыня ушла. — Ведь сегодня потеплело, и лед вот-вот растает.
— Не волнуйся, — уверенно сказал ослик. — Через десять минут он явится сюда с мячом.
И правда, гусь не замедлил явиться. Он принёс мяч в клюве и со злостью швырнул через плетень.
Гусь уже собрался было уйти, но ослик сухо остановил его.
— Это еще не все, — сказал он. — Ты должен извиниться перед девочками за грубость.
— О, это не обязательно, — примирительно сказали Дельфина и Маринетта, но ослик был непреклонен.
— Чтобы я стал извиняться? — вскричал гусь. — Никогда! Лучше я до конца своих дней не буду купаться.
Он повернул назад вместе со всем семейством, возвратился на птичий двор и целую неделю дрызгался там в грязной луже, стараясь забыть пруд. Когда же наконец он решился на извинения, лед давным-давно растаял. Было так тепло, что казалось, пришла весна.
— Прошу извинить меня за то, что я ущипнул вас, — выдавил из себя гусь. — Я больше не буду.
— Вот это хорошо! Давно бы так, — одобрил ослик. — Я отпираю пруд, можешь купаться сколько душе угодно.
В тот день гусь купался долго. Тем временем слух о его злоключении разнесся по округе. Насмешки посыпались на гуся со всех сторон. Люди удивлялись, животные восхищались: как же это осел мог оказаться так хитер, а гусь — так глуп? С тех пор в этих краях никто уже не говорил дураку, что он осел. И все местные ослы справедливо гордились своим собратом, серым осликом, другом Дельфины и Маринетты.