Сказки Заколдованного Замка

Сказка трэльфа

— Всё началось с того, что я познакомился с Зелёным Змием, — трэльф сопроводил начало своего рассказа глубоким горестным вздохом. — Ну, вы, вероятно, знаете, что это — бог пьяниц, могущественный дух, которому они поклоняются и, удовлетворяя своё пагубное пристрастие, тем самым совершают жертвоприношение.

Жизнь эльфов только кажется счастливой и безмятежной. Все думают, что, раз мы бессмертны и обладаем секретом вечной молодости, никаких забот и горестей у нас быть не может. А между тем, лишь немногие эльфы избегают страшного проклятия нашего рода — Вечной Скуки. Сами посудите: если вам, скажем, уже лет пятьсот или шестьсот, что может показаться новым и интересным? Бесконечный круговорот постоянно обновляющейся природы представляется заурядным и заранее прогнозируемым зрелищем, любая новая музыка, картина или сказка — смутно знакомой и неоригинальной (где-то и что-то подобное вы наверняка уже видели, слышали или читали), даже любовь становится заранее спланированным и банально-рутинным событием из тех, что не один десяток раз уже случались с вами в прошлом. Всё известно загодя: сначала полёт чувств и желаний, потом несколько лет (у нас, у эльфов, примерно тридцать, а то и пятьдесят) счастья, а потом — неизбежная усталость, разочарование, скандалы.

Вы когда-нибудь слышали, как скандалят между собой супруги-эльфы? Мы ведь ничего, совсем ничего не умеем забывать. Однажды, на сорок третьем году моего пятого супружества, моя тогдашняя подруга шесть суток, двадцать один час и двадцать три с половиной минуты перечисляла мне все мои прегрешения за предыдущую совместную жизнь. А я не мог даже слова вставить. Ведь по законам эльфийской вежливости нам, перворождённым, категорически запрещено перебивать даму в любом случае, даже если она — собственная жена. Вообразите только, можно же просто озвереть! Я был куда как более краток. Мои встречные упреки заняли всего двадцать пять часов и одну минуту. А в целом скандал продолжался одиннадцать недель и закончился семилетним бракоразводным процессом.

Среди наших учёных неофициально давно бытовало мнение, что именно так в незапамятные времена и образовалось жуткое племя троллей — озверевших от раздражения и скуки и впоследствии сошедших с ума эльфов. Я долго не верил в эту гипотезу и даже смеялся над ней, пока сам неожиданно не стал живым её подтверждением.

Учёным легче всего. У них всегда есть занятие. Знавал я одного по имени Преисполумий, прозванного «Рептильским» за свои научные интересы. Тысячу лет он занимался превращением сухопутных черепах в плавающих, поколение за поколением внося в их внешний и внутренний облик необходимые изменения. И добился-таки успеха! Его рептилии у нас по всем рекам и прудам в изобилии водятся. Вы их точно видели. Они с жёлтыми или оранжевыми пятнами на головах. Теперь он на крыс переключился. Разработал и утвердил в Академии Светлых Эльфов научный план, согласно которому через какие-то пять тысяч лет крысы станут столь же разумными, как люди. И с тех пор заперся в лаборатории. Не видно его и не слышно. И верно, я уже заметил, что эти грызуны за последние пару столетий сильно поумнели.

В общем, учёным хорошо. Но вот беда — не все эльфы приспособлены к такого рода занятиям. Художников, музыкантов, воителей и прочих творцов среди нас куда больше. И соперничество среди них страшное. Каждый стремится создать такой сверхшедевр, который ни до него, ни после превзойти никто не сможет. Ну, а коли кто-то всё же исхитрится, то нет страшнее трагедии для посрамлённого чемпиона. Половина привидений в нашем мире — это добровольно перешедшие в Тонкий Мир эльфы из числа художников и поэтов. А какие страшные преступления может совершить эльф на почве творческой ревности! Людям такое и вообразить невозможно.

Вот, к примеру, павлины. Изумительные птицы. Все в радужных перьях, изящные и грациозные. А вы бы слышали, как они раньше пели! Как пели! Нынешний соловей им в подмётки не годится. (В те времена меня ещё не было, но предания передаются из уст в уста). Создал их всем на зависть по заказу самого Творца великий эльф Радугус. Всего тысячу лет назад чудесными песнями павлинов прилетали насладиться даже небесные ангелы. Но нашлись завистники (кто, следствие так и не установило). В один несчастный день, когда все имевшиеся взрослые павлины слетелись в Эдем на свой традиционный весенний концерт и уже раскрыли клювы, чтобы издать неземной красоты трели, вмиг ударил страшный мороз. И песня замёрзла в горле у павлинов. У всех сразу. Всего минуту продолжалась волшебная стужа, а замёрзшая павлинья песня так и не ожила. Да и сами они, простывшие, петь разучились раз и навсегда. До сих пор лишь громкие жалобные стоны вырываются из клювов несчастных птиц. Радугус с досады махнул на всё рукой и с тех пор стал приверженцем какофонической музыки. Например, сочинил классическую партитуру для весенних кошачьих концертов. Кажется, и ворону тоже он петь учил.

В общем, можно долго рассказывать были про наши эльфийские неурядицы, но времени до утра не так уж много — надо и себя не забыть. Ваш покорный слуга к моменту окончания столетней программы Эльфийской Столичной Начальной Гимназии ничем особенным себя не проявил. Нас на курсе было всего семь. И считалось, что наш класс переполнен. (Вы, видимо, уже догадались, почему эльфы не торопятся обзаводиться потомством. Нет? Элементарно. Дело в том, что каждый новый эльф — это потенциальный конкурент в науке или в искусстве. И собственные дети не исключение). Почти по всем предметам я был пятым или шестым, а в живописи, музыке и архитектуре — стабильно седьмым. И только в риторике я сумел занять второе место на выпускных экзаменах после пафоснейшего болтуна класса — Ээвила Коотса. Самое же досадное, что учителя, несмотря на все старания, не могли обнаружить во мне никакого уникального таланта, в котором я мог бы стать самым первым, самым несравненным. Для тех, кто знаком с эльфопсихологией, ясно как день — это страшная трагедия! Нам, перворождённым, надо хоть в чём-нибудь слыть уникальным. Иначе никакой жизни нет — сплошное мучение. Вот другие мои друзья-приятели в чём только себя не нашли! Длинноглот оказался несравненным по части проглатывания змей: двухметровую целиком мог протолкнуть в желудок без всякой магии, ни разу не откусив. А Борщевик уже на пятидесятом году обучения создал растение, которое невозможно ничем извести и чьи листья, побеги и корни вообще никто не ест — ни звери, ни птицы, ни насекомые. Его именем и назвали этот мерзкий высоченный ядовитый лопух, что нынче все обочины придорожные заполонил.

А я — всё никак. Чемпионат по поеданию живых навозных жуков — и тот проиграл. Сумел затолкать в себя сто три, а мой соперник — сто четыре! «Быть тебе троллем, бездарь», — досадовал Милорд Директор. Маг-предсказатель был известный. И ведь прав оказался. Видать, в воду глядел.

В последние школьные дни ко мне даже специального учителя приставили — чтобы я (с горя) с собой чего-нибудь не сделал и школу не опозорил. Он-то меня и выручил поначалу. Как-то зимним вечером привёл он меня — своего подшефного школяра (на заговорённой серебряной цепочке за собой водил, чтобы сбежать не смог) — в самую захолустную в городке таверну «Трезвый Гоблин» (там одни пленные гномы обычно столовались) и предложил выпить пива. Я был поражён до глубины моей бессмертной души, потому что до этих пор пребывал в полной уверенности, что мы, эльфы, не можем не то что пить, но даже запаха этого жуткого напитка переносить. Нам (теоретически) по душе исключительно тонкие вина, а талант сомелье (который их пробует и определяет) в большом почёте и порождает жуткую конкуренцию. А тут пиво! Однако я был в такой печали, что согласился. Всё равно меланхолия меня восьмой месяц не отпускала. (Хотя и тут на уникальность надеяться не приходилось: Мрачемысл Минорный сто двадцать пять лет непрерывно мизантропией страдал, без единого улучшения. Куда уж мне было с ним соревноваться).

Но случилось чудо! Пиво мне не просто понравилось, в течение нескольких месяцев я стал по нему уникальным специалистом (среди эльфов, конечно). Нашёл себя, так сказать. Скоро я мог за сотни вёрст от места по малейшему запаху распознать сорт разливаемого пива, годы варки, сорт использованного хмеля и солода, способ хранения, степень его разбавления водой (чем частенько грешат трактирщики-люди) и многое-многое другое. Милорд Директор, хотя и пробормотал опять что-то типа «троллья душа», вздохнул с облегчением. Так догадливый преподаватель получил премию, а я — Аттестат Зрелости Эльфа с заполненной графой «уникальность».

Обязанности на меня возложили соответствующие. Где пиво — там гномы. И наоборот. Как известно даже вам из эпохальных трудов знаменитого историка Рипа Некумова, гномье племя — древнейший и страшнейший враг эльфов. Так что сначала я трудился в разведке — по запаху пива (он не выветривается из гномьих бород столетиями) выискивал подземные ходы и каверны, через которые хитрые недомерки пытались подкопаться под наш Эльфенгард. Моим талантом начальники весьма дорожили — и всё шло замечательно.

Однако триста лет назад эльфы и гномы (при посредничестве упомянутого историка) заключили краткое перемирие — всего на семь тысяч лет. Нет, со службы меня не прогнали: у нас, у эльфов, по традиции даже должность «смотритель-погонщик боевых мамонтов» до сих пор в штатном расписании числится. Но делать мне стало совсем нечего. Пленных гномов, согласно условиям договора, освободили, и любимая пивная (та, где я уникальность свою нашёл) сохранила в моём лице единственного постоянного клиента. Содержать трактир ради меня одного хозяину, Трезвому Гоблину, оказалось весьма накладно. Тем более что сам он давным-давно «завязал», после того как недруги, поймав в узком месте, полпечени вырезали и тут же, прямо на глазах хозяина, сожрали, изысканный вкус нахваливая.

Я же, понимая, что более нигде в Эльфенгарде пива днём с огнём не отыщу, по мере сил пытался поддержать заведение. И вскоре наловчился так, что две-три гномьих нормы в сутки выпивал. Со временем я стал натуральной знаменитостью. Городской достопримечательностью, можно сказать. Гномы за тридевять подземелий специально экскурсии снаряжали — только чтобы на эльфа посмотреть, который не меньше их пива выпить может. Однако такой график полностью исключал возможность продолжать службу. Когда же очередной прогул затянулся на целых пятнадцать лет, меня всё-таки уволили.

Деньги быстро кончились, трактир закрылся. Вот тут я окончательно заскучал. Всё вокруг казалось мне ущербным, раздражающе-обыденным. Мир оказался явно несовершенен и в нём чего-то очень-очень не хватало (уже потом, много позже, я догадался, что это не миру, а мне не хватало. Обычного бочкового пива! А тогда я всё на мир валил).

Прошло несколько месяцев. В поисках новых ощущений ваш покорный слуга покинул Эльфенгард и отправился куда глаза глядят. Опять же только впоследствии пришло прозрение — шёл я, ориентируясь на запах… сладкий манящий запах сваренного солода! И он привёл меня. Привёл к тому, что вы сейчас видите перед собой.

Конечно же, всё произошло вполне волшебно. Добравшись до ближайшего людского города, я мигом нашёл в сыром подземелье гномью забегаловку самого низкого пошиба. На глазах изумлённых посетителей (сплошь гномы-дезертиры и прочие хоб-гоблины) я ветром проскакал к стойке и, словно безумный, приник прямо к открытому пивному крану. Через полчаса Краставаца уже чествовали как местного героя: его торжественно приняли в Почётные Гномы и поили все кому не лень. Глубоко за полночь, когда пивная опустела, а я остался в одиночку «клевать носом» на скамейке в углу, ко мне подсел сам трактирщик — одноглазый и однорукий тролль.

— Что, дружище, мутируешь потихоньку? — спросил он, подмигнув единственным круглым оком.

— О чём ты? — удивился эльф (тогда я был ещё эльфом).

— А-а-а… понятно! Значит, лично с Зелёным Змием пока не познакомился? — понимающе кивнул головой хозяин. — Сейчас устроим! Ещё три-четыре пинты — и дело пойдёт на лад.

И верно. Едва очередная полуведёрная кружка в моих руках опустела, как на противоположной лавке возникла странная зелёная фигура. Я увидел, что из обширных чёрных одежд выглядывает массивная змеиная голова на длинной шее. Опираясь на вылезший из-под стола толстый зелёный щупалец (думаю, понятно, что это был хвост), голова некоторое время рассматривала меня задумчиво и сочувственно, а потом, слегка шепелявя, осведомилась:

— И давно ты так?

— В смысле? — откликнулся пьяный эльф (появление змия его совершенно не удивило — мало ли змеев, драконов и прочих волшебных животных, в том числе говорящих, он повидал за пятьсот «с хвостиком» лет жизни?)

— В смысле — пьёш-ш-шь, — прошипело пресмыкающееся и, подумав, уточнило: — Столько пьёш-ш-шь.

— Да лет пятьдесят, наверное, — честно признался будущий мутант.

— Нормально, — удовлетворённо кивнул змий. — А почему мне до сих пор не поклоняешься как божеству своему — доброму, ласковому и щедрому?

— Здрасьте! — удивился пьяница. — Божество у нас, у эльфов, только одно — Отец-Прародитель! Помощник Творца! Вот, — он озабоченно заглянул в пустую кружку и позвал: — Хозяин, давай ещё наливай!

Хозяин, однако, совершенно не реагировал. Он даже не смотрел теперь в сторону парочки, примостившейся в углу его подвала.

— Ты что, Одноглазый? Не слышишь? — Краставаца вдруг начала мучить жуткая жажда.

— А платить кто будет? — откликнулся наконец тролль. — У тебя не осталось ни монетки, ни цепочки. А плащ твой эльфийский мне и даром не нужен.

— Слушай, заплати за меня, а? — повернулся безумец к своему визави. — Ты ведь, кажется, только что хвастался, что щедрый.

— Конечно, щ-щ-щедрый! — с готовностью отозвался змий. — Только признай меня единственным своим божеством отныне и навеки, отрекись от всех остальных и вслух объяви, что я для тебя дороже всех на свете. И пива всегда будет вволю. Прямо сейчас.

— А как же Отец-П… Отец-П-прародитель? — засомневался было Краставац.

— А он тебе пива хоть раз налил? — щеря зубы в усмешке, глумливо парировал змий.

— Н-нет…

— Ну и зачем он тебе нужен? Отрекайс-с-ся, не медли! А то пиво выдохнется!

— А как отрекаться-то? — совсем «поплыл» ваш нынешний рассказчик.

— А просто! Встань на стол, возьми кружку и проори во всю глотку:

— Этого достаточно. Залезай быстрее на стол или хоть на лавку. А я буду тебе слова подсказывать, чтобы не перепутал.

Ну, я сдуру и залез. Одноглазый сунул мне кружку с пивом, а Нечистый принялся суфлировать. И быть бы мне с того самого вечера полным троллем, да больно уж пива хотелось. Дочитав клятву змиеву едва до середины, я не удержался и хорошенько отхлебнул из кружки. А поскольку я уже порядком перебрал в ту ночь, последнего глотка оказалось достаточно. Голова моя закружилась и, не успев дочитать клятву, грохнулся я под стол со всего размаха.

Трэльф пригорюнился и замолк.

— А дальше? Что было дальше? — затеребила рассказчика Повелитика.

— А вот то и было, что, когда я очнулся, оказалось, что внешне стал уже почти полным троллем, а душой остался эльфом, — уныло пробормотал Краставац. — Ни змий меня окончательно в число своих подданных не принял, ни Отец-Прародитель не простил. Одноглазый тролль за «пивной долг» сволок меня на волшебную ярмарку — в рабство продавать. И счастье, что Хозяин там случайно очутился и на аукционе кучу волшебных монет не поскупился выложить, а то всю следующую тысячу лет пришлось бы мне на гоблинской каторге арестантам перед сном сказки-романы рассказывать.

Утро выдалось солнечным. На синем небе не было ни облачка. Напоённый влагой лес радостно потянулся к солнцу всеми своими листьями, травинками и цветами, лишь лёгкая дымка испарений напоминала о вчерашнем ливне. Подогретые жаркими лучами, у почти потухшего костра на самой кромке крепостного рва зашевелились спящие гвардейцы. Капитан Готост, как водится, поднялся первым. Хрустя суставами и тихонечко кряхтя (долгие годы королевской службы не прошли даром для его организма), бравый воин протёр глаза и, сообразив, что время уже движется к полудню, окончательно проснулся. Его должны были разбудить в семь утра! Часовые проспали! И сейчас ещё спят, негодяи! Получается, что ночью лагерь никто не охранял? А что с принцессой?

Через минуту, разбуженные весьма невежливыми пинками и грозной бранью, поднялись и остальные солдаты. Выстроив их в шеренгу перед мостом, капитан осторожно подошёл к запертым воротам и прислушался: за стенами царила полная тишина. Не было слышно ни ржания лошадей, ни переклички слуг, ни скрипа и стука, свидетельствующего о подготовке экипажа к дальнейшей поездке. В душе старого воина зашевелились самые мрачные подозрения. В нетерпении схватился он за кольцо и тут же с невольным вскриком отдёрнул руку: ожившая голова бронзового уродца больно укусила его за палец, после чего тонким голоском сообщила:

— Звонить не позволю! Хозяин и гости отдыхают и не велели беспокоить.

— Как это — «не велели беспокоить»? — капитан так переживал за судьбу своей подопечной, что даже не удивился чудесному оживлению чудища. — Мы должны выезжать немедленно! Откройте ворота! Я лично обязан разбудить принцессу!

— Ещё чего, — скорчило глумливую гримасу чудище. — Принцесса никуда не поедет! Она останется в замке навечно! Что это за замок такой, в котором нет ни единой пленной принцессы? Непорядок. Хозяин решил исправить такое упущение, и я с ним полностью солидарен.

— Ах вот оно что! Ах, я несчастный! Я ведь подозревал! — схватился за голову капитан, а потом как безумный выхватил меч и замахнулся на дверное украшение, словно на живого врага. — Открывай немедленно. А то отрублю тебе голову.

— Угу. Щаз, — хмыкнул уродец и непостижимым образом развернулся «спиной» к обидчику, после чего на поверхности ворот осталось лишь совершенно гладкое пятно полированной бронзы. Напрасно пришедший в отчаяние Оперхват рубил створки: на панелях деревянных, окованных серебристым тяжёлым металлом ворот оставались лишь едва различимые крохотные царапины.

— Солдаты! Ко мне! На штурм! Освободим нашу принцессу! — захрипел капитан, оборачиваясь к подчиненным. Но увидел лишь задирающийся всё выше край моста — тот поднимался над стремительно заполняющимся водой рвом сам по себе, без цепей и верёвок.

— Колдовство! Опять проклятое колдовство! Что ж, я и один пойду. — Готост стремительно кинулся к ближайшему пролому в стене, подпрыгнул, стараясь ухватиться руками за край бреши, не достал и принялся лихорадочно вертеть головой в поисках подсобных средств. Но тут мощный и гулкий удар по шлему на некоторое время оглушил отчаявшегося воина, от чего тот обессиленно сполз вниз по стене и оказался вынужден безмолвно внимать монологу возникшего перед его лицом прямо из воздуха зелёного пупырчатого существа, закутанного в тёмный плащ с капюшоном, чья морда точь-в-точь копировала говорящее надвратное украшение.

— Любезный капитан, позвольте представиться: я — Краставац, крепостной трэльф, всегда к вашим услугам. (Оживший огурец церемонно поклонился). Хозяин, рассмотрев варианты вашей дальнейшей судьбы в свете грубого нарушения служебных обязанностей, приведших к похищению вверенного вашей охране объекта, считает, что возвращение с докладом к Королевскому Двору будет стоить Готосту Оперхвату головы. Поэтому, уважая ваши былые подвиги, он принял решение вас усыпить. Волшебный сон в башне. Ах, мне бы кто такой подарил! К тому же хозяин обязал меня обеспечить указанный сон самыми приятными снами, в которых будут и успешные охоты, и попойки со старыми друзьями, и счастливые воспоминания детства. Да и пробуждение ваше, полагаю, окажется вполне приятным. Короче, СПА-А-АТЬ! — Краставац развёл лапки в стороны, глубоко и шумно вдохнул (на мгновение раздувшись, словно воздушный шарик) и, сложив толстые губы дудочкой, подул прямо в лицо изумлённому противнику. Последнее, что успел почувствовать (уже проваливаясь в сон) бравый вояка, — хорошо знакомый запах пивного перегара.

Известие о похищении принцессы достигло столицы намного раньше, чем туда прибыл закованный в кандалы посыльный гвардеец, которого оставшиеся сторожить Заколдованный Замок товарищи отправили (по жребию) к королю-отцу с горькими вестями. Вершигорн пришёл в неописуемую ярость, за которой скрывались, с одной стороны, глубокое беспокойство за судьбу дочери, а с другой — крайняя досада по поводу обнаружения всего «в двух шагах» от столицы королевства объекта, о наличии которого он даже не подозревал. По скрипучим половицам Королевского архива застучали десятки каблуков — архивариусы и посланные им в помощь придворные принялись кропотливо штудировать старинные хроники, разыскивая в них любые упоминания о загадочной лесной крепости. Однако поиски были напрасны. Откуда в Дремучем Лесу объявилась древняя развалина, никто вразумительно объяснить не мог. Правда, Главный Лесничий, оправдываясь, что-то бормотал (перед тем, как отправиться в тюремный каземат) про «заколдованную поляну», о существовании которой ему якобы некогда поведал его собственный дедушка, но король не верил во всякие сказки и прочие фантазии, а сказочников ненавидел с детства — с тех самых пор, когда малым ребёнком расплакался горькими слезами, узнав о том, как волк проглотил семерых козлят (юный принц Вершигорн тогда так расстроился, что даже не дождался счастливого конца истории, приказав охране немедленно высечь рассказчика). Так что, когда во время допроса приведённого в тронную залу Опциона последний попытался поведать о колдовстве безвестного хозяина замка, король только ещё больше разозлился: «Грибов, что ли, объелись, проклятые бездельники?!».

Не поверил Вершигорн в сверхъестественный характер похищения даже тогда, когда лично прибыл к загадочному камню на невесть откуда возникшем Перекрёстке Трёх Дорог и прочитал на нём надпись:

— Галиматья для малолетних сопляков! — прокомментировал король и во главе сильного отряда отправился по дороге в лес, чтобы после трёх часов тяжёлого пути под насмешливое карканье лесного ворона выйти точнёхонько обратно к угрюмой каменной глыбе.

Рассерженный Вершигорн сменил лошадей и немедленно помчался вновь. Лишь бессмысленно «намотав» ещё два круга, повелитель окончательно выдохся и собрал Королевский Совет в раскинутом посреди леса шатре, предложив подданным «высказывать самые безумные идеи». К итогам этого совещания мы вернёмся позже, а пока настало время вновь заглянуть в Заколдованный Замок.

Принцесса проснулась поздно и не сразу поняла, где находится. Куда девался мрачный каземат с портретами, камином и обшарпанной древней мебелью? Её ножки свешивались с удобной кроватки, застеленной чистейшим льняным бельём и мягким, будто невесомым пуховым одеялом. В прикрытые до половины полупрозрачными шторами узкие оконца лился яркий солнечный свет. Исчезли вытертые половики, охотничьи и военные трофеи на каменной кладке стен. Их заменили весёлые гобелены с изображением ярких цветов и сцен благородных развлечений, вполне гармонирующие с белой штукатуркой с местами вставленными в неё разноцветными изразцами. Фаэтина как будто попала в столичный дамский будуар средней руки. Удивлённая, принцесса подбежала к ближайшему окну и ещё больше поразилась увиденному. Там, на покрытом изумрудными травами лугу, со всех сторон окружённом невысокими деревьями, усыпанными дивными цветами и незнакомыми плодами, весело и беззаботно резвились несколько львят и оленят, а десятки ярких птиц услаждали окрестности мелодичным пением. Примерно полчаса принцесса зачарованно наблюдала за пейзажем и играми зверюшек, но ей захотелось увидеть ещё больше. Как жаль, что окошко-бойница такое узкое, а стена настолько толстая. Фаэтине показалось, что по самому краю полянки — едва в пределах зрения — мелькнуло какое-то удивительное ярко-белое животное с бивнем на лбу. Неужели Единорог? Быть того не может!

Принцесса стремглав бросилась к соседнему окошку и поражённо отпрянула — ничего подобного! На этот раз снаружи оказался пыльный и захламлённый внутренний двор вчерашнего замка, её покосившаяся (уже при въезде сломалось переднее колесо) карета, а у коновязи — сосредоточенно опустившие головы в ясли, с хрустом жующие овёс лошади. Их длинные хвосты беспрестанно хлестали по лоснящимся крупам и бокам, отгоняя стаи надоедливых мух.

Около кареты лениво возился, счищая налипшую грязь, один из лакеев. Не может быть! Королевна поспешно бросилась назад. И что же? Какое разочарование! Где волшебный сад? На этот раз окошко не показывало ровным счётом ничего. На расстоянии вытянутой руки с самого низа до самого верха красовалась грубая светло-серая каменная кладка. Глухая стена заслоняла почти весь обзор, лишь в узкую щель, буквально краем глаза, принцессе удалось разглядеть кусочек всё того же внутреннего двора полуразрушенной крепости.

— Я что-то не то выпила вчера? — подумала девушка, а потом с сомнением покачала головой: — Но ведь я засыпала на старой кушетке у камина. Откуда эта комната? Неужели меня перенесли сюда во сне так, что я даже не проснулась?

— Вестика! — громко позвала Фаэтина. Повторять вызов ей не пришлось: небольшая дверь за шёлковой занавесью немедленно отворилась, и служанка церемониальным поклоном приветствовала свою госпожу.

— Как я здесь очутилась? Где я? Откуда всё это?

— Не знаю, Ваше Высочество, — развела руками в ответ служанка. — Я сама утром проснулась в комнатке по соседству. Весь ваш гардероб тоже тут, как и госпожи фрейлины. Они спали вместе со мной.

— А почему меня не разбудили раньше? Ведь этот сумасшедший старик собирался выставить нас за порог сразу на рассвете. А сейчас (принцесса взглянула на усыпанные самоцветами стрелки часов) — ох, уже почти полдень!

— Видимо, он передумал, моя принцесса. Кстати… — служанка замялась, по её лицу пробежала тень тревоги.

— Что случилось? — мгновенно почувствовав важность недоговорённых слов, вскинула бровки королевна.

— Нас заперли, — тихо проронила прислуга и добавила: — Похоже, ваши тайные желания начинают сбываться. Пока вы спали, господин капитан пытался ворваться в замок. На наших глазах его взяли в плен неведомые существа и, бесчувственного, уволокли в соседнюю башню.

— Расскажи подробнее, — принцесса, мгновенно покрывшись румянцем смешанного с испугом радостного волнения, подалась вперёд: — И скорее помоги мне одеться!

Едва горничная, не переставая болтать, помогла своей госпоже привести в порядок соответствовавшие той эпохе изящные женские облачения, как громкий стук в дверь прервал их беседу.

— Спрячься! — торопливо шепнула Фаэтина. — Туда, за портьеру! — а потом, убедившись, что её платье и собранные высоко над шеей волосы выглядят вполне прилично для утреннего приема, скрывая волнение, громко ответила:

— Да-да. Вы можете войти.

Грохот и лязг доспехов в сочетании с лёгким скрипом дверцы заставили сердце принцессы биться сильнее. Наклонив голову, в комнату влез высоченный рыцарь в полном доспехе, в тёмном плаще с капюшоном, в шлеме с полностью скрывающей лицо маской-забралом. Остановившись в двух шагах, рыцарь неуклюже, со скрипом поклонился, очень гулко («Как по пустому самовару!» — мелькнуло в голове у Фаэтины) стукнул себя сжатой в кулак латной перчаткой по плохо начищенному нагруднику и неожиданно тонким голоском возвестил:

— Прекрасная Принцесса-Королевна Фаэтина Вершигорнская! Рад приветствовать Ваше Высочество в нашем замке, где вы отныне будете находиться в вечном заточении! — Рыцарь замолчал, видимо, ожидая какого-нибудь ответа.

Однако Фаэтина не спешила прерывать паузу. Словно катая на языке редкую, незнакомую на вкус конфету, она снова и снова повторяла про себя столь долгожданные, сказочные и совершенно невозможные по всем законам логики (следовать которой беспрестанно призывал дочь-наследницу строгий отец-король) слова — «в вечном заточении!» Подумать только!

Переступив с ноги на ногу, великан в ржавых доспехах продолжил:

— Мой господин, благородный рыцарь… Тьфу. Извините. Конечно же, злой и коварный колдун Ординарус! Так вот, он просил передать вам, прекрасная леди, что так поражён вашей красотой, что решил навеки заточить вас в этой башне. Вы должны стать украшением его Заколдованного Замка. А когда вы ему наскучите, он отдаст вас на съеденье львам! Вот.

— Должна ли я так понимать вашу речь, — принцесса сделала церемониальный полупоклон, который (согласно ее представлениям) обязана была изобразить девушка её статуса, попав в плен к разбойникам, — что я заперта в этой комнате на веки вечные? И что я не смогу подать весточку своему несчастному одинокому отцу?

— Ну, не обязательно всё время в комнате… — рыцарь отрицательно повертел шлемом и в нём что-то снова гулко загремело, как будто ссохшееся ядро каталось по полупустой скорлупе старого ореха. — Хозяин сказал, что прогулки будут разрешены: пешие и даже конные, а иначе вы быстро растолстеете и перестанете быть настолько прекрасной. А насчёт переписки я пока никаких инструкций не получал.

— А мне почему-то кажется… — с внезапной острой обидой произнесла Фаэтина, резко шагнув вперёд и почти в упор придвинувшись к Ржавому Рыцарю, — что кто-то вчера подло подслушал наш тайный разговор и теперь пытается нас разыграть. Я вам не какая-то там дурочка-фрейлина, которую можно сказками с ума свести. У меня три класса монастырской школы! И доспех этот вам явно велик, мой рыцарь. — Королевна неожиданно подскочила вплотную к собеседнику и с силой толкнула его в грудь обеими руками, одновременно сделав ловкую подножку.

Грохот раздался такой, что кучер и лакеи во внутреннем дворе, до того мирно занимавшиеся обыденными делами, задрали головы на окна третьего этажа донжона. Между тем в самой комнате результат неожиданного нападения превзошёл все ожидания Фаэтины, вообразившей на миг, что в доспехах сидит какой-нибудь дворовый мальчишка, подосланный к ней бесстыжим негодяем-хозяином в целях гнусного розыгрыша.

Рухнув со всего размаха на пол, Ржавый Рыцарь мгновенно рассыпался на составные части. Испугавшись за госпожу, из соседней комнаты выскочили фрейлины, а Вестика, кошкой прыгнув вперёд из-за ширмы, даже занесла над головой извлечённую откуда-то скалку. Но тут на глазах изумлённых зрительниц и голова в шлеме, и руки-ноги в латах — все конечности разом — отлетели от туловища и с жалобным звоном покатились в разные стороны. Потом шлем вдруг принял вертикальное положение и, словно черепаха, поспешно ринулся между ног фрейлин в дверной проход. Как ни была поражена принцесса, но «охотничий инстинкт» возобладал в ней над страхом и волнением.

— Ловите его! Не дайте ему уйти! — взвизгнула королевна и сама бросилась в погоню. И непременно бы настигла. Но тут, отодвинув плечом придворных дам, в дверном косяке возник сам хозяин — рыцарь Ординарус собственной персоной в сером плаще и без шляпы. Он, встряхнув спутанными седыми волосами, ловко наклонился и поймал убегающий шлем на вытянутые руки. Девушки оторопело остановились напротив полукругом.

— Простите, дамы, — Ординарус слегка кивнул головой, обозначая поклон. — Кажется, мы немножко «переиграли». Впрочем, не расстраивайтесь, принцесса. Сейчас я всё вам объясню. — Властным движением старик отправил вон всех девушек свиты, кроме Вестики (при этом ни одна из фрейлин не посмела не подчиниться), после чего плотно прикрыл дверь и, постучав по шлему, спросил, обращаясь к прятавшемуся там существу:

— Краставац! Ты как там? Не сильно засветился?

— Ничего, хозяин. Бывало и похуже. Пару дней придётся разминать шкуру, но, думаю, «каменной болезни» я на этот раз сумел избежать.

— Что всё это значит? — опомнилась сгорающая от любопытства Фаэтина. — Кто там у вас в шлеме?

— Трэльф Краставац, — буднично-равнодушно ответил собеседник. — Он, бедняга, наполовину тролль, поэтому ему нельзя попадать под прямые солнечные лучи без опасности надолго окаменеть. Иногда это удобно. А именно когда он сильно надоедает мне своей высокопарной болтовнёй, но не сейчас. В данный момент мне очень нужна его помощь! Сейчас закрою окна поплотнее… (рыцарь по очереди обошёл все окна, опуская вниз собранные из тоненьких деревянных дощечек жалюзи). Вот так! И он сможет показаться вам на глаза. Всё, Краставац. Готово! Вылезай!

Заливистый женский визг стал ему ответом: зелёное пупырчатое пучеглазое существо размером с крупного зайца, выбравшееся из-под забрала, произвело на девушек соответствующее впечатление. Только спустя пару минут они начали понемногу приходить в себя.

— Так вы действительно колдун? Мы действительно в плену? — первой встрепенулась королевна.

— Ну, в общем как бы да, — пожал плечами хозяин замка.

Прошло несколько часов, за которые подругам (ведь, по сути, несмотря на пропасть, разделявшую служанку и наследницу престола по социальной лестнице, обе девушки были лучшими подругами), довелось узнать бездну необычайного и потрясающе интересного. И вот теперь, когда уже нашлись ответы на самые простые вопросы, пришло время главной беседы. Беседы о том, как воплотить в жизнь мечты принцессы о настоящей Возвышенной Любви.

— Приступим, — рыцарь строго оглядел небольшую компанию.

— Вы в самом деле хотите мне помочь? Но почему? — Принцесса-Королевна посмотрела на Хозяина Замка очень-очень серьёзно, озабоченно подперев голову обеими руками и упёршись локтями в стол, за которым собрался «военный совет» (как его назвал старый рыцарь-маг).

— Ну, как сказать… — задумчиво протянул волшебник. — Не то чтобы я тут особенно скучал (занятия у волшебника найдутся всегда), но давненько уже не влезал в людские дела. А вносить разнообразие в магические упражнения тоже иногда полезно. И потом, за вас так горячо просили.

— Кто же за меня просил? — удивилась Фаэтина. — Разве у нас есть общие знакомые?

— Есть тут одна… Впрочем, вы-то как раз с ней не знакомы. Пока. Но она свою принцессу знает прекрасно. Пожалуй, лучше её самой, — усмехнулся Ординарус. — Ладно, раз уж вам удалось разоблачить Краставаца, то, пожалуй, пора и с собственной берегиней лично познакомиться. — Он повернул голову и, обращаясь к кому-то невидимому, призвал: — Повелитика, хватит маскироваться! Раз уж решили «играть в открытую», то извольте воплотиться. У нас как-никак общий совет.

— Вот уж не стала бы так делать, будь моя воля, — сердито ответила колдуну маленькая фея, возникнув на спинке кресла между рыцарем и Краставацем.

— Повелитика де Крик, моя Принцесса. Ваша личная пожизненная берегиня, — самым светским образом поклонившись, представилась поражённой Фаэтине крохотная волшебница. — Я ещё очень молода и вы у меня — первая Хозяйка. Но представители нашей семьи издавна исправно служат королям Вершигорнским и их почтенным родственникам.

— Какая ты красивая, — изумлённо прошептала принцесса. — Интересно, все берегини такие?

— Если им досталась по-настоящему славная хозяйка, то да, — незамедлительно последовал ответ. — Чем выше душой и добрее господин или госпожа, тем моложе и красивее выглядим мы, их духи-хранители. И даже если сами хозяева постарели, хранители нисколько не меняются. Сие есть непреложный закон. Если же мы попадаем волею судьбы к злым и тёмным хозяевам, то будь те трижды юны и прекрасны внешне, их хранители неизбежно станут старыми и уродливыми. Впрочем, невидимые помощники иногда бросают таких господ на произвол судьбы. Редко, конечно. Ведь хранители и феи в общем существа очень верные, но если надежды на исправление совсем нет…

— А у меня? У меня есть своя фея? — тревожно-дрожащим голоском осведомилась скромная горничная Вестика (она, не смея сидеть за одним столом с королевной и рыцарем-магом, с застенчивым видом стояла за спинкой кресла Фаэтины).

— Конечно! Она тоже молода и очень красива. И присутствует рядом. Но сейчас не твоя сказка, дитя, поэтому не стоит на неё отвлекаться, — ответил вместо берегини рыцарь. — Тем не менее всегда помни о ней и старайся заботиться о красоте своей души не меньше, чем о внешнем облике. Поверь, твоя фея оценит труды и постарается сделать для счастья маленькой служанки не меньше, чем Повелитика для своей госпожи-принцессы.

«И откуда в моём королевстве столько магов, шаманов, астрологов, гадалок, колдунов, знахарей, всяких сказочников и прочих шарлатанов? — изумлённо вопрошал себя король Вершигорн, который час выслушивающий самолично заказанные недавно „самые безумные идеи“. — Кажется, за двадцать пять лет я их пересажал по темницам, по рудникам и просто выселил за пределы государства многие тысячи. Университет и сотни школ открыл. Насаждал просвещение и боролся с суевериями как только мог. А стоило заикнуться о том, что нужен их совет, — и на тебе! Как из-под земли в глухом лесу сразу не меньше шести дюжин заявилось! Самое обидное то, с какой готовностью и „знанием предмета“ мои просвещённые придворные принялись их разыскивать и доставлять. Вот, только послушайте этот бред. Это очередной „знаток лесного волшебства“ архимагус Многоболтус распинается».

— Слава Его Величеству Королю Вершигорну Многомудрому! Мой повелитель, как я счастлив, что ваши августейшие уши согласились наконец внимать Свету Истины, обильно стекающему с моих губ уже шестой десяток лет. Не зря я, несчастный, прожил все эти грустные десятилетия в нужде и гладе, в глубоком подполье… («Министра полиции — в отставку без пенсии! — про себя горько подытожил Король. — Этот жулик мне клялся, что ни одного такого „архимагуса“ на пушечный выстрел к границам королевства не подпустит. А тут, оказывается, целое „подполье“»).

С головой, гудящей словно недавно опробованный бубен «дипломированного шамана» Фигли-Мигли-Стибри, устроившего в королевском шатре охоту за злыми духами, Вершигорн вышел проветриться перед сном. А оставшиеся внутри советники продолжали ожесточённый спор — кто из рекомендованных ими волшебников и знахарей лучше разбирается в колдовстве и сможет оказать помощь в предстоящем розыске и последующей осаде Заколдованного Замка. Каждый отстаивал собственного протеже, поэтому спор затянулся за полночь (в результате, кстати, решили взять всех поголовно, чтобы уж точно хоть кто-то помог). Пока придворные спорили, у входа в шатёр король раскурил короткую походную трубочку-носогрейку. Рядом, с плохо скрываемым интересом прислушиваясь к перебранке вельмож, опирался на копьё охранник-гвардеец.

— А ты что думаешь по поводу волшебства и волшебников, старый приятель? — с грубоватой доброжелательностью спросил солдата повелитель (он действительно хорошо знал ветерана по многочисленным военным походам).

— А што думать, Ваше Величество? — честно отозвался воин. — Канешна, есть волшба! Только среди энтих вот «магов», по-моему, едва три-четыре что-то в своем деле соображают. А остальные — чистые обманщики! Вот бы сюда бабку-Велитраву из моей деревни. Или девку Лунопляску с соседней волости. Зачётные колдуньи! Они бы в два счёта и замок этот чёртов нашли, и принцессу нашу помогли освободить. Да вот беда, далековато до них — вёрст пятьсот, не меньше. Да и живы ли? Давненько я там не был…

— И ты туда же! Тьфу! — с досадой махнул рукой король и отправился в одиночестве прогуляться по лагерю. Стараясь оставаться в тени, он останавливался у костров, вокруг которых грелись его солдаты, командиры, слуги и обозные служители, и с удивлением слушал всё новые и новые истории про ведьм и колдунов, леших и домовых, русалок и гномов. Причём каждый очередной рассказчик клялся чем угодно (до полкового знамени включительно), что повествуемая история — «наиправдейшая правда!» А слушатели, все как один, только согласно кивали головами и не высказывали ни малейших сомнений. А он-то всерьёз рассчитывал, что его гвардия чужда любых суеверий. Стыд и позор!

Незаметно для себя король добрался до внешнего кольца стражи и внезапно почувствовал холодное остриё упёртого под нижнее ребро клинка. На ухо тихо и хрипло шепнули: — Пароль?

— Просвещение, — прошептал в ответ властитель и по привычке немедленно задал встречный вопрос: — Отзыв?

— Образование. Проходи, коли надо… но там дальше сплошное болото… гиблое место — трясина! И того, осторожнее: нечисть какая-то там водится — человеческим голосом разговаривает.

— Да ну? — усмехнулся Вершигорн уже в полный голос. — Кто же с болота будет по-человечески вещать? А что говорит?

— Да вот всё «позови да позови короля»! Каждые пять минут! Да ещё таким противным голосом, — сплюнул солдат. — А как его позвать? Что сказать? Наш государь, всем известно, ни в какую нечисть не верит. Я сам несколько лет назад пять палок от ротного командира получил по «мягкому месту» только за то, что рассказал, как перед дальним походом к гадалке ходил. А тут дело не пятью, а пятью десятками палок пахнет. Стой! Слушай: вот опять…

— Слу-у-у-уживы-ы-ыЙЙЙЙ!!! Позо-о-о-в-и-и короля-я-я-я! — тонко завыл над болотом противный надтреснутый голосок.

— Дай-ка свой арбалет, — тихонько попросил король солдата. — Сейчас узнаем, кто тут моих воинов пугает. Когда-то я «на звук» стрелял неплохо, — а потом (уже в полный голос) добавил, обратившись в сторону «шутника»: — Ну, я король. Пришёл. Кто спрашивает?

— Ах, Ваше Величество! Как я рад, что вы столь быстро соизволили снизойти к моим призывам. Признаться, полагал, что ночи три придётся в болоте сидеть. Коленопреклоненно прошу выслушать… ОЙ! — тугая тетива арбалета коротко зазвенела…

— Как ты там, разговорчивый наш? — не особо ожидая ответа, осведомился Вершигорн, вернув разряженный самострел испуганному (только теперь узнавшему своего повелителя) гвардейцу.

— Благодарю за заботу, Ваше Величество. Прекрасный выстрел! Не будь я столь искушён в ловле стрел, пришлось бы долго лечиться — даже каменная шкура не помогла бы. Но всё же хочу заметить, что стрелять по лягушкам из арбалета — грубейшее нарушение традиций. Ваши далёкие предки предпочитали обычный лук.

— А ты кто такой будешь? — поражённый Вершигорн совсем опешил.

— Как кто? Сказок не читали, что ли? Принц-Лягушонок!

— Нет… В детстве дедушка пытался заставить, но я всё равно не читал эту галиматью. Я арифметикой увлекался. Ни про какого принца-лягушонка не знаю.

— Ваше Величество, — зашептал на ухо солдат-караульный. — Это иноземная сказка. У нас в деревне всё больше про Царевну-Лягушку рассказывают — она и вправду на болотах стрелы ловит, а тех, кто за ними придёт, жениться на себе заставляет. А про Принца-Лягушонка я тоже слыхал, но тот вроде в колодце обретался. Его женщинам ловить положено.

— А ну-ка, освети себя! — собравшись с мыслями, приказал король невидимому собеседнику. — А то как я проверю, что ты принц, да еще и лягушка?

— Справедливое требование, Ваше Величество! Сей момент! — проквакал голос. И в ту же минуту с разных сторон к его источнику поспешно потянулись светящиеся холодным неживым светом болотные огоньки (у короля аж мороз прошёл по коже от суеверного ужаса). Собравшись вместе, огоньки соединились в шар с куриное яйцо размером и свет их сразу усилился.

— Мать честнАя! — изумлённо выдохнул караульный. Освещённое колдовским светом, на кочке восседало существо, отдалённо похожее то ли на огромную жабу, то ли на ящера со старинных гравюр — пучеглазое, бородавчатое, с большую кошку размером. На удлинённой (вовсе не лягушачьей) голове, без всякой шеи переходящей в тело, криво сидела маленькая золотая корона, а в тонких трёхпалых лапках чудовище сжимало пойманную арбалетную стрелу.

— Что-то не больно ты похож на лягушку! — как ни был поражён Вершигорн, но старался держать себя в руках и внешне оставаться столь же невозмутимым, как обычно.

— Что поделать. Сильно болел в детстве, — смущённо отвёл глазки назвавшийся Принцем-Лягушонком монстр. — Наследственность плохая опять же. Впрочем, я не для этого искал встречи с королём. У меня для вас важные известия о дочери.

— Говори! — подался вперёд Вершигорн.

— Да будет известно Вашему Величеству, что принцесса Фаэтина жива и находится в добром здравии! Она заточена навеки в башне Заколдованного Замка, принадлежащего лорду Ординарусу — жуткому чёрному колдуну, сильнее которого нет во всём королевстве. Никто из людей не сможет даже увидеть замка и тем более освободить королевну, если он не является истинным героем и рыцарем. Только по-настоящему благородный, бесстрашный, красивый душой и телом, обладающий умом и талантами воитель, непременно влюблённый в Фаэтину, может попытаться одолеть чёрного колдуна и вызволить возлюбленную.

— Чушь! Я сам освобожу дочь! У меня хватит пушек, чтобы не оставить камня на камне от любого замка, и достаточно солдат, чтобы притащить на эшафот самого сильного колдуна, — надменно заявил король. — К тому же я, кажется, собрал достаточно бездельников, заявивших, что они сильны в волшбе, чтобы открыть моему войску эту проклятую колдовскую дорогу.

— Не сомневаюсь в храбрости и дальновидности Вашего Величества, — вежливо поклонился Принц-Лягушонок. — Однако сегодня вы уже убедились, что, куда бы ни направился ваш отряд, он всё равно утыкается в Путевой Камень. Не сомневаюсь, что так будет происходить и далее. Все эти подмастерья и недоучки (больше половины из которых вообще ничего не понимают в магии и только дурят людям головы) вряд ли помогут хотя бы обнаружить сокровенную крепость, не говоря уж о её штурме. Впрочем, если я оказался недостаточно убедителен, то воля ваша. Мне осталось только откланяться.

— Постой! — засомневался король (события последних безумных дней и ночей сильно поколебали его железный рационализм). — Подожди. Расскажи подробнее, как и что я должен сделать, чтобы дочка вернулась во дворец?

— А награда будет? — вдруг особенно вкрадчиво поинтересовался Принц-Лягушонок. Король вопросительно взглянул на соседа-караульщика. Тот, поняв без слов, принялся торопливо разъяснять:

— Обычно принцы-лягушата требуют себе в жёны принцессу. А когда их целуют — превращаются в прекрасных юношей. Но после этого им ещё полцарства в приданое надо отвалить.

— Извините, что подслушал, — перебил шёпот охранника болотный монстр. — Но на руку и сердце Фаэтины я вовсе не претендую, как и на половину вашего замечательного королевства. Мои запросы куда скромнее.

— И что же ты просишь за помощь?

— Бочонок свежего пива в день — пожизненно! Начиная с сегодняшнего дня! — с жаждой в голосе квакнуло чудище.

— Ну-с, Краставац, докладывай. Как справился с заданием? — рыцарь-маг рассматривал только что вернувшегося в замок трэльфа с подозрительной ухмылкой, а в его голосе явно слышались ехидные нотки. Заподозрив неладное, «женская половина совета» — Фаэтина и Вестика также принялись внимательно разглядывать бывшего эльфа и сразу заметили изменения в его облике.

Во-первых, Краставац сильно потолстел в своей средней и нижней части. Сейчас он по форме больше напоминал не огурец, а зрелую грушу. Во вторых, заляпанная болотной грязью и тиной кожа чудища ещё больше позеленела, а сам он постоянно покачивался из стороны в сторону.

— Фу-у-у! — сморщила носик Повелитика и переместилась подальше от трэльфа. — Как можно выпить столько пива?

Краставац на замечание феи не отреагировал. Преданно выпучив глазки на хозяина, он прижал левую лапку к груди, а правой крепко ухватился за спинку кресла, после чего попытался поклониться, но раздумал и приступил к докладу:

— Мой благородный господин! И вы, прекрасная принцесса, милейшая берегиня и добрейшая Вестика! Ваш скромный слуга, ведомый лучшими из чувств, сохранившимися в его эльфийской душе, совершил очередной подвиг. Ни грязное и холодное болото, ни сыпавшиеся градом стрелы, ни угроза пыток и казни не помешали выполнить задание в наилучшем виде. Я добился встречи с королём и (совершенно бескорыстно!) убедил его в точности следовать нашему плану. Уже завтра будет объявлен конкурс среди рыцарей и героев. Как и заказывала наша сиятельная гостья (Краставац повернул один из зрачков в сторону принцессы), потенциальные женихи будут строго от двадцати до двадцати пяти лет, благородные, физически крепкие, в меру образованные, без вредных привычек.

— Постой-постой! — встрепенулась Фаэтина. — А как же остальные условия? Я просила добавить талант стихосложения, умение петь, танцевать и играть хотя бы на одном музыкальном инструменте. А про белокурые волосы и голубые глаза ты не забыл? А ещё ОН должен быть щедрым, но без мотовства, красивым, честным, верным, ласковым, добрым, отзывчивым и справедливым! И чтобы народ его полюбил, когда ОН станет королём!

— Увы, принцесса! — развёл лапками трэльф. — Мы вместе с вашим отцом обсудили данные параметры и пришли к выводу, что для подбора отвечающего всем указанным требованиям кандидата нам может понадобиться как минимум несколько лет. Если вы согласны подождать… — теперь на принцессу уставились оба глаза чудища.

— Вообще-то тут, в замке, не так уж и плохо… Два-три годика можно потерпеть, — Фаэтина задумчиво уставилась в потолок.

— Э, нет, так дело не пойдёт! — возмутился волшебник. — Несколько лет возиться со скопищем капризных девиц? Да вы мой прекрасный мрачный замок за месяц в модельный салон превратите. К тому же я не уверен, что на территории королевства имеется хоть один подобный «идеал», до сих пор не женатый. Того, на чём остановились, вполне достаточно! К тому же «писаные красавцы» редко бывают героями, готовыми на любые жертвы ради возлюбленных. Надеюсь, вам и так будет из кого выбрать.

Фаэтина переглянулась со своей берегиней и, увидев, что та в знак согласия со словами колдуна кивает головой, со вздохом приняла поставленные условия.

— А теперь, друг мой зелёный, — рыцарь вновь обернулся к трэльфу, — расскажи-ка нам поподробнее, о чем ещё ты договорился с королем?

— Через три дня первые кандидаты в герои будут уже у Путевого Камня. Те, кто хоть чуть-чуть понравятся принцессе, смогут продолжить дорогу и приступить к испытаниям. В общем, всё.

— А почему в таком случае от тебя разит пивом, словно ты тройную гномью норму употребил? — прищурился Ординарус.

— Но мы же договорились, мой господин, что за верную службу вы будете прощать мне маленькие слабости, — жалобно заныл Краставац.

— Слабости — да. Но двурушничества не потерплю! Неужели ты, мелкий бессмертный пьяница, всерьёз полагаешь, что я оставил тебя без надзора в момент, когда ты бездарно изображал моего почтенного приятеля — Принца-Лягушонка? — рыцарь сделал многозначительную паузу. — Так кто всего за два дополнительных бочонка пива пообещал Вершигорну «поспособствовать» прохождению через Путевой Камень герцога Горамышца и князя Лбопролома? Да ещё вновь поклялся «словом эльфа», заранее зная, что теперь мне придётся, спасая остатки твоей чести, допустить обоих к участию в конкурсе, хотя одному из них уже тридцать пять лет и он едва умеет читать по складам, а другой выпивает немногим меньше тебя?

— Простите, хозяин! Это всё проклятый Зелёный Змий! — кожа пьяницы то ли от смущения, то ли от страха приобрела буро-лиловый оттенок. — Вчера, когда солдаты прикатили мне первый бочонок, я опять его видел. Он разлёгся на соседней кочке и смотрел на меня так, будто собирался проглотить. Я настолько испугался, что пришлось просить у короля пива сверх суточной нормы.

— Как всё запущено! — сокрушённо покачал головой маг. — Есть только одно надёжное средство — приковать тебя на заколдованную цепь. И освобождать лишь в случае крайней надобности. А то ты скоро и меня змию за стакан выпивки продашь, как Отца-Прародителя своего!

Через три дня, как и было обещано, перед Путевым Камнем выстроились в ряд претенденты на роль героя-освободителя Принцессы. Трубили трубы, развевались знамёна, оркестр гремел «Марш Вершигорнии», а Король, взойдя на сооружённую специально для него трибуну, произнёс торжественную речь, призвав воителей «сокрушить злое колдовство в его логове». Толпа зевак радостно заорала и заулюлюкала, и рыцари, сопровождаемые парой-тройкой личных оруженосцев, принялись по одному выезжать на «дорогу прямоезжую» под своды Дремучего Леса.

Волшебный Шар на столе в покоях Заколдованного Замка не упускал ни малейшей детали редкостного зрелища, и девушки смогли насладиться им в полной мере. Однако едва торжество по случаю проводов героев завершилось и хвост последней рыцарской лошади скрылся за поворотом дороги, как за круглым столом закипели жаркие споры.

— Мне нравится вот тот парень, третий по счету — граф Венцинос Многомысл! — не дожидаясь, когда выскажется госпожа, затараторила берегиня Повелитика. — Он умён и хорошо образован, красив, отлично играет на гитаре. Блондин, как вам по душе. А главное, у него очень милый домохранитель! Значит, и его хозяин — человек возвышенной души. То, что надо!

— Слабенький он какой-то… На лошади сидит неуверенно. Вот, Ваше Высочество, посмотрите: предпоследний рыцарь — барон Гутенморген — как держится в седле! Сразу видно, и силой не обделён, и доблестью, — возразила горничная Вестика.

— А чем всё же так плох князь Лбопролом? Который первым едет… — прикованный за нижнюю лапу к ножке стола толстенной цепью, Краставац, тем не менее, оставался полноправным участником «приёмной комиссии». — Ну и что из того, что пиво любит? Зато взгляните — настоящий герой! И статью вышел, и силой не обижен. И по возрасту вполне годится, да и внешне вовсе не урод.

— Угу! И тебе, в случае победы, пивоваренный заводик в полную собственность обещал вместе с должностью Главного Прихлебателя. Тоже мне, родственные души! — скептически буркнул Ординарус и подвёл итог: — Любуйтесь, принцесса. Десять штук — как на подбор! Выбирайте, кто нравится — кого дальше пропустить. Правда, Краставац нам «подсуропил» уже Лбопролома и Горамышца, но что касается остальных — выбор за вами.

Королевна задумчиво прикусила нижнюю губку:

— Давайте не будем ждать, добрый рыцарь. (Ординарус при слове «добрый» страдальчески скривился). Проведём первое испытание прямо сейчас!

— Хорошо, как скажете. Краставац, ты готов? Сейчас устрою небольшое солнечное затмение, чтобы тебе не обжечься, и — вперёд!

— Без пива не полечу! — вдруг упрямо пробурчал «огурец», но, увидев, сколь недобро блеснули глаза хозяина, сменил тон на жалобно-просительный: — Да не смогу я, поймите! Тут вдохновение нужно! А какое вдохновение с похмелья? Ну хоть пару кружечек, умоляю!

— Одной хватит, — отрезал рыцарь. — Собирайся!

— Уже, мой господин. Но чур, по одной на каждого! — радостно взвизгнул трэльф и, не дожидаясь ответа, вдруг принялся надуваться, словно воздушный шарик, а потом с оглушительным треском… лопнул! Комнату заволокло густым зелёным дымом, и спустя мгновение на месте, где только что хныкал один Краставац, ожидали обещанной выпивки сразу четыре зелёных монстра.

Лесная дорога днём вовсе не казалась опасной. Тёмные ели, так пугавшие дождливой ночью конвой принцессы, теперь словно отступили на второй план, уступив место на обочине дубам, липам и ясеням, чьи густые зелёные кроны давали изнывающим под тяжестью доспехов воинам густую прохладную тень, по которой задорно прыгали соскочившие с начищенных доспехов озорные солнечные зайчики.

Хотя дорога вполне позволяла конным двигаться попарно, каждый рыцарь гордо ехал в одиночку, окружённый лишь собственными слугами и оруженосцами: любой претендент в королевские зятья опасался уронить собственное достоинство, первым обратившись к сопернику. Кто-то молчал, а кто-то, как уже знакомый нам князь Лбопролом (кажется, успевший «пропустить» порядочное количество кружек, наполненных из подвешенного к луке седла объёмистого кожаного жбана), громко хвастался:

— Колдовством нас не одолеть! Ещё дитём бабушка носила меня к лучшему колдуну во всей округе. С тех пор я заговорён не только от сглаза и порчи, но и от всякой другой волшебной напасти. Никакое магическое оружие не нанесёт вреда Лбопролому! И любая отрава, кроме этой (князь со смехом похлопал ладонью по заветному жбану), не собьёт с ног. А в честном бою я всегда стараюсь сойтись с противником вплотную и никто ещё не выдержал моего коронного приёма — удара головой.

Герцог Горамышц — самый старший из соискателей — молча двигался следом. Он вообще говорил редко. Как всегда, рыцарь занимался любимым делом — перекидывал из руки в руку, каждый раз подбрасывая выше головы, двухпудовую гирю.

Барон Гутенморген пел приятным голосом старинную балладу, виртуозно аккомпанируя себе на мандолине. Граф Венцинос тихо кряхтел (он нечасто взбирался на лошадь, предпочитая проводить время в библиотеке или в театре). Рыцарь Объёлм Жов-Жеватский закусывал куриной ножкой, а маркиз Павильон, украдкой заглядывая в зеркальце, выщипывал пинцетом брови (излишне густые, по его мнению). Остальные четверо всадников тоже не унывали: солнечный день настраивал на праздничные мысли, приключение обещало стать захватывающим, и каждый хранил в душе глубокую уверенность, что именно ему достанутся вожделенные рука и сердце принцессы.

Не удивительно, что внезапно упавший сумрак застал героев врасплох — безоблачное небо не обещало ничего подобного! Отряд как раз добрался до небольшой поляны. Рыцари и их люди невольно сбились в кучу — одни обнажили оружие, другие покрепче уселись в седле и сжали удила напряжёнными пальцами. И вовремя.

— И-И-И-ИИИИИ-Э-Э-Э-ЭЭ-ХХХ!!!! Й-й-й-й-Ё-ё-ё-ё-хо-Хо-ХО!!! — душераздирающий многоголосый визг, возникнув на первых звуках где-то в отдалении, стремительно нарастал и в финале пронёсся буквально над головами женихов. А вместе с ним пролетело над колонной огромное серебристое блюдо, из которого, визжа и вопя словно сотня дерущихся кошек, выглядывали четыре жуткие зелёные рожи. Долетев да края поляны, блюдо резко остановилось, на секунду зависло на одном месте и метнулось назад:

— У-у-у-уй-й-й-й-Ю-ю-ю-ЮУУУХ!!!

Что тут началось! Взбесившиеся лошади встали на дыбы, пытаясь сбросить седоков, или помчались в разные стороны. Побросав поклажу, ошалевшие и от страха совершенно забывшие о своих господах, слуги бросились врассыпную, а прямо посреди всего этого хаоса с грохотом рухнул сброшенный своим мерином граф Венцинос Многомысл. Да настолько удачно, что угодил прямо на секундой раньше оторвавшийся от седла Лбопролома огромный пивной жбан. Словно пушечное ядро в воду попало: мутные брызги и пена во все стороны! А тарелка с зелёными человечками уже заходила на третий круг…

Впрочем, растерялись не все воины. Неподвижный на своём старом боевом коне словно конная статуя, герцог Горамышц Турнирский завращал по кругу правой рукой и, едва визжащее блюдо очередной раз прошло над поляной, метнул ему вслед свою верную гирю. Метнул и попал! С низким воем, дребезжа и кувыркаясь так, что пара зелёных человечков теперь болталась снаружи, с трудом цепляясь за помятые края, Летающий Ужас скрылся за кромкой деревьев, а потом над лесом ахнул раскатистый взрыв…

— Ох! — все собравшиеся за круглым столом вокруг Волшебного Шара одновременно вздохнули, а Принцесса с ужасом обратила вопрошающий взор к колдуну-рыцарю.

— Не надо волноваться, — успокоил тот. — Краставацу, с его каменной шкурой тролля и бессмертной эльфийской начинкой, какие-то жалкие чугунные гири не страшны. К тому же он вылетел здорово пьяным, так что ничего серьёзного с ним случиться просто не может. Сейчас увидите.

И верно. Едва Ординарус договорил, как в магической сфере возникла голова трэльфа — в единственном числе, но зато украшенная огромнейшей шишкой.

— Докладываю. Нас сбили, мой господин! Великолепный бросок, достойный руки эльфа-воителя семидесятого уровня! Лет четыреста такого не наблюдал! Сейчас заметаю следы и возвращаюсь на базу.

— Что ж, пора воздвигать следующее препятствие, — задумчиво произнёс маг и отошел в уголок, к захламлённому письменному столу. Девушки, сгорая от любопытства, последовали за ним.

Порывшись в куче хлама, загромождавшего столешницу, Ординарус выкопал и сдвинул ближе к краю тяжёлый бронзовый чернильный прибор, украшенный статуэткой древнего варвара. В рогатом шлеме, из-под которого на плечи и полуголый торс падала густая грива перепутанных волос, опираясь мускулистыми руками на тяжёлую сучковатую дубину, варвар восседал на пне, исподлобья пялясь на окруживших его людей.

А волшебник достал из кармана зеркальце и принялся ловить им солнечного зайчика. Когда попался подходящий, Ординарус отправил его прогуляться по столу.

— Ну что, приятель, есть желание размяться на природе? — Отражённый зеркалом солнечный луч упёрся прямо в бронзовую фигурку. Варвар немедленно ожил, соскочил с прибора, нисколько не стесняясь присутствовавших девушек, ожесточённо почесал прикрытую драной шкурой задницу и лишь потом, сдержанно поклонившись, ответил:

— А то, конечно! Кого бьём? Насмерть али так, попугать?

— Бьёмся с людьми — так что выше двух метров не вздумай вырастать. Остальное по ходу дела объясню.

Отряд собрался не быстро. Пока осматривали и утешали стонущего графа Венциноса (он сильно ушибся, но, к счастью, ничего не сломал), ловили лошадей и понапрасну искали сбитую тарелку, прошло часа два. Солнечное затмение давно закончилось, небо вновь сияло синевой от края и до края, однако утреннее приподнятое настроение у господ рыцарей улетучилось. Они понесли первые потери: бедняга граф, поддерживаемый слугами с обеих сторон, чуть не плача от досады и горя (он был искренне влюблен в Фаэтину), отбыл в обратном направлении. Его никто не пытался задержать — согласно условиям любой потерпевший поражение претендент немедленно выбывал из дальнейшего соревнования.

— Если такие монстры начнут кидаться на нас из-за каждого угла, то, быть может, ещё придется позавидовать несчастному графу, — вслух выразил общую мысль барон Гутенморген.

Следующий участок пути — до очередной поляны (точь-в-точь похожей на первую) — рыцарский отряд преодолел примерно за час.

— О-ГО-ГО! Вот и обед приехал! — торжествующий рёв бронзовокожего гиганта-варвара, радостно приплясывающего посреди дороги, не обещал героям ничего хорошего. — Ох ты! Да тут на месяц провизии хватит! — восхитился разбойник, оглаживая гигантскую дубину. — Кто первый желающий?

Князь Лбопролом, заметив, что Горамышц тронул коня вперёд, вскричал поспешно:

— Вы уже отличились, Ваша Светлость! Сейчас моя очередь. Тем более что первый номер по жребию — мой.

— Как хотите, — промычал нелюдимый герцог и остановил свою лошадь.

— Давай-давай, куча мяса! Иди ко мне скорее! — подзадорил спешивающегося для боя князя дикарь. — Нокак-Варвар уже сотню лет не пробовал «отбивную под пивом»!

Сопя от ярости (никто ещё не смел его так дразнить), князь с помощью оруженосца быстро привёл в порядок доспехи, надел глухой боевой шлем и, потрясая тяжёлым щитом и палицей-шестопёром, направился к противнику. Тот перехватил дубину обеими руками и качнулся навстречу.

Некоторое время бойцы осторожно кружили друг против друга, стараясь определить сильные и слабые стороны соперника. Потом последовал обмен несколькими ударами с каждой стороны, нанесёнными вполсилы, — чтобы проверить навыки врага. Князь легко отразил дубину своим прочным щитом, а варвар успешно увернулся от рассекающей воздух палицы. Наконец, подбадриваемый криками наблюдателей, Лбопролом рванулся вперёд. Приняв на умбон встречный удар дубины, он, с неожиданной для противника прытью, бросил щит и оружие, проскользнул вплотную и, обхватив варвара за голый торс, со всей силы ударил защищённой шлемом головой прямо по лицу. Густой звон поплыл над ареной схватки. Варвар, даже не пытаясь освободиться, застыл на месте, а князь, не понимая, почему его испытанный приём не принёс мгновенной победы, продолжал орудовать головой, раз за разом повторяя удары: три, четыре, пять… Лишь после восьмого удара Лбопролом разжал руки, отшатнулся и, сделав пару мелких шажков назад, бессильно опустился на истоптанную траву.

— Нос помял, негодяй! — Нокак-Варвар зло пнул потерявшего сознание князя, после чего, подобрав дубину, уставился на остальных рыцарей: — Ну, кто следующий?

— Пропал мой пивной заводец! — с горечью и сожалением хрюкнул Краставац.

— Но это же не совсем честно, — с недоумением обратилась к колдуну королевна Фаэтина. — Варвар целиком бронзовый. Его и ранить-то как следует нельзя. А рыцари сражаются по-настоящему. В чём же смысл такого препятствия?

— А разве непонятно? Умный рыцарь, даже если он очень уверен в себе, никогда не станет атаковать неизвестного противника, не попытавшись распознать его сильные и слабые стороны. Я не зря послал туда именно Нокака, хотя мог бы, не выходя из залы, набрать десяток воителей не хуже. Тот, кто хоть что-нибудь читал, прекрасно знает, что одолеть могучего варвара (даже вполне живого) одной грубой силой и выносливостью крайне сложно, а иногда просто невозможно! Зато дикаря легко обмануть или сбить с толку. Сейчас посмотрим, кто из рыцарей проявит смекалку и покажет себя достойным продолжить битву.

Между тем на краю поляны, занятой уже слегка поредевшим рыцарским отрядом, царило замешательство. Все ожидали, что в бой вступит второй по порядковому номеру и самый сильный из уцелевших — герцог Горамышц, однако тот явно не торопился. Катая между ладонями любимую гирю, прославленный поединщик с сомнением пробурчал:

— Кажись, он целиком из металла. Такого, даже если опрокинуть, удержать не получится.

— М-да, здоровый лоб, — в задумчивости почесал подбородок барон Гутенморген. — Хотя… как он себя назвал? Кажется, Нокак-Варвар?

— Что-то вроде того, — кивнул герцог.

— Хм-м-м! Есть идея! Но мне, возможно, потребуется помощь…

— Приказывайте, барон. Мы в вашем распоряжении, — отозвались рыцари.

Спустя пару минут Гутенморген двинулся к нетерпеливо ожидающему варвару, не имея в руках ничего кроме своей мандолины.

— Это што у тебя за штуковина? — ещё издали забеспокоился Нокак. — Колдовская, наверное?

— О нет, великий Нокак-Варвар! — барон отвесил такой поклон, что иной король позавидовал бы. — Это музыкальный инструмент, на котором я хочу сыграть Хвалебную Балладу, сочинённую в твою честь тысячу лет назад!

— Так ты что, сражаться не будешь? — удивился дикарь. — Мне велено сражаться со всеми, кто захочет пересечь эту поляну.

— Как можно сражаться с величайшим из всех варваров? Только безумец поднимет оружие против того, кто издавна слывёт сильнейшим из сильных и непобедимейшим из непобедимых! Я просто подошёл посмотреть поближе на богатыря, который являлся моим кумиром с самого раннего возраста. Легендами и балладами про которого заслушивались все мои братья и сёстры, да и вообще вся семья.

— Легендами, говоришь? — удивился Нокак. — А я-то думал, все про меня давно забыли. А что за легенды и баллады?

«Какая удача! Хоть и бронзовый, а тщеславен, как все варвары», — шепнул про себя хитрый рыцарь, а вслух произнёс совсем иные слова:

— А ты послушай, о образец всей моей жизни! Сейчас я тебе прочитаю маленький отрывок — его у нас все дети знают:

— Здорово! Так и было в одном городишке! Кажется, Рим назывался… А ещё есть баллады?

— Конечно! Их множество! Вот такая, например, — барон защипал струны своей мандолины и заунывно затянул:

А вот эта ещё лучше:

— Какая славная песня! — варвар совсем расслабился и опёрся на дубинку. — Почти совсем правдивая. Только зря те, кто её сочинил, думают, что бронзовым быть хорошо. Ничего подобного! Пока я был живой, и правда можно было быка слегка поджаренного целиком умять и бочку браги за один присест выпить. — Нокак-Варвар шмыгнул расплющенным носом. — Да не такой уж я и неуязвимый на самом деле. Пока ярко светит солнце — я могу двигаться, но чем темнее, тем медленнее течёт по моим жилам бронзовая кровь, тем хуже сгибаются руки и ноги. А когда наступает ночь, так я вообще застываю в той позе, в какой она меня застала. Да ты что стоишь-то? Или пой ещё, или убирайся восвояси! За то, что порадовал меня, я тебя не трону.

— Конечно спою, вот только сейчас присяду. Устал за день. Что-то надо подстелить — боюсь штаны о траву испачкать, — барон озабоченно оглянулся и позвал слугу: — Эй! Принеси мне три… или нет — лучше четыре чёрных плаща поплотнее да пошире. («Люблю, понимаешь ли, сидеть на мягком», — виновато улыбнулся он собеседнику).

— Вот совсем вы, современные людишки, избаловались! — добродушно усмехнулся дикарь. — В моё время даже горожане прямо на траву садились.

— Да-да, мы такие. Изнеженные очень, — согласно закивал рыцарь, принимая из рук слуги охапку тёмных плащей. — Ой, смотри, какая чёрная туча на солнце сейчас наплывёт, — указательный палец человека ткнул куда-то за спину варвара.

— Где? — обеспокоенно обернулся бронзовый болван. И был немедленно с головой накрыт первым из заготовленных хитрым бароном плащей.

Когда укутанный с головы до пят металлический дикарь почти перестал шевелиться, Ординарус удовлетворенно потёр руки:

— Ну, Повелитика, настала твоя очередь. Весь лес — в твоём распоряжении.

— А может, не надо? — усомнилась принцесса.

— А как иначе узнать: по-настоящему любят вас эти рыцари или только слегка увлечены? — парировал старый волшебник.

Закатывающийся солнечный диск уже зацепился за верхушки сосен, когда по праву победителя в последнем поединке возглавивший колонну барон Гутенморген решил сделать привал.

— Сегодня засветло нам явно не добраться до Заколдованного Замка, — поделился со своими товарищами хитрый рыцарь. — А подъезжать к нему ночью, думается, не самая лучшая идея.

— Но мы уже проехали вёрст двадцать пять, — удивился маркиз Павильон. — Гвардейцы утверждали, что еле-еле тащились до него шагом неполную ночь. Или нас опять сбили с маршрута волшебством?

— Вряд ли, — возразил барон. — В таком случае мы уже вернулись бы обратно к Путевому Камню. Кстати, если помните, солдаты ещё рассказывали, что, когда добирались до замка, вокруг сплошной стеной стоял лес. А у нас на пути уже третья по счету поляна. Без колдовства явно не обошлось. Хорошо, что пока никакого очередного чудовища не видать. Разбиваем лагерь.

Слуги сноровисто раскинули шатры, запалили костры и приступили к приготовлению пищи. Несколько оруженосцев отправились в патруль. А рыцари, не решаясь полностью освободиться от доспехов, сгрудились в центре импровизированного лагеря на совет.

— Господа! Я попросил собраться, чтобы решить важнейшую задачу: какую тактику выбрать, когда мы дойдём до замка?

— А что тут выбирать? — откликнулся самый младший из уцелевших претендентов, девятнадцатилетний виконт Разболтай Фуфырский (он терзался мыслью, что ещё ничем не отличился за время похода, и пытался хотя бы в устном споре заявить о себе). — Вызовем колдуна на бой и будем сражаться с ним по очереди, пока кто-нибудь не одолеет!

— О! Это, пожалуй, мудрейшее решение из тех, какие мне предлагались за всю мою жизнь. Вот только имеется ма-а-аленькое сомнение: а если колдун не выйдет наружу? — вкрадчиво-елейно, с плохо скрываемой издёвкой прокомментировал Гутенморген. — Собственно, для этого я вас, милорды, и собрал. Как будем штурмовать замок? Тоже поодиночке?

— Дорогой барон, поставленный вами вопрос очень важен, но мне кажется, нам стоит сначала добраться до крепости, — маркиз Павильон прервал свою речь и к чему-то прислушался (он обладал очень острым слухом): — Если меня не обманывают уши, к лагерю кто-то приближается. Кажется, я слышу… Да, уверен. Я слышу музыку!

Похватав оружие, рыцари поспешили к дороге, готовые сразиться с неизвестным противником, однако их удивлению не было предела, когда вместо очередного монстра к заставе подкатила пароконная коляска, битком набитая громко распевающими цыганами. Вернее, цыганками, так как из мужчин там были только старик-кучер да пара тоже весьма престарелых музыкантов — скрипач и гитарист.

«Ой лари-лари-лари-ра!!! Цы-ы-ыганка возвраща-а-лась от ры-ы-царя домой!!!» — заливались молодые женские голоса.

Когда бдительные оруженосцы схватили под уздцы лошадей, а частокол копий, рогатин и заряженных самострелов нацелился на пассажиров, песня немедленно оборвалась. Цыгане выглядели не на шутку испуганными.

— Ой, яхонтовые-бриллиантовые, не губите! — завопил седой гитарист. — Едем — никого не трогаем. Сами мы не местные! Всё сделаем, как скажете — судьбу предскажем, песни споём, коней украдё… нет, подкуём. Только не надо в бедных-несчастных артистов тыкать железками отточенными.

— Откуда и куда едете? — грозно прорычал Гутенморген из-под опущенного забрала.

— Едем мы из далёкой Мурынии в славную Столицу на заработки. Которую неделю в пути. Вот подорожная. Тут все вписаны кто есть. Даже печать совсем настоящая. Чтоб мне сдохнуть, если непохожа, — возница протянул рыцарю потёртый свиток.

Чтобы получше разглядеть в наступающих сумерках, что написано в бумаге, барон стащил шлем. Но едва он вместе с обступившими его товарищами принялся изучать текст, как с коляски горохом посыпались разодетые в цветастые платья девушки.

— Ой, золотой мой! Тебя-то я всю жизнь свою цыганскую дожидалась! — молодая стройная цыганка едва не с разбегу прыгнула на шею к Гутенморгену, повисла на нём и, сразив наповал чесночным дыханием, затараторила: — Такой красавчик! Такой белый, как ангел неземной! Пойдём, буду только одному тебе самые лучшие песни петь до самого рассвета.

Остальные девушки тоже не особо скромничали. Не в силах сопротивляться их первобытному напору, претенденты на престол дрогнули и спустя всего пару минут были оттеснены в центр лагеря, где немедленно начались зажигательные танцы и прочие цыганские штучки.

Гутенморген, проявив нечеловеческую выдержку, сумел всё же отразить бесхитростно-сокрушительную атаку цыганки и теперь, когда та переключилась на более податливого рыцаря, молча наблюдал за погромом, произведённым в лагере.

— Следить в оба за каждой и за каждым! — приказал он оруженосцам, хотя, немного знакомый с нравами и обычаями данного народца, особых иллюзий не питал: утром отряд наверняка не досчитается и лошадей, и другого ценного имущества.

А ещё примерно через час барон понял, что только лошадьми дело, пожалуй, не обойдётся. Голова юного виконта Разболтая уже лежала на коленях у одной черноокой красавицы, которая, что-то напевая, тихо освобождала его от золотых перстней, цепочек и содержимого карманов. Другая, призывно смеясь, увлекла куда-то за шатёр пьяного маркиза Павильона. Третья, нежно поглаживая руку заворожённого рыцаря Романтиза Гламурского, водила ему по ладони не первой чистоты пальцем и мурлыкала:

— Ах, а какая у тебя будет любовь, рыцарь! Какая любовь!!! Вот прямо сегодня! И на всю жизнь! А полюбишь ты девушку черноволосую, черноглазую, смуглокожую, с тонкой талией и серебряным монистом. И увезёшь ты её в свой далёкий замок и родит она тебе пять, нет, целых шесть детей.

Не считая Гутенморгена, лишь два благородных кавалера остались равнодушны к варварскому очарованию проезжих артисток: герцог Горамышц сразу после ужина приступил к своей обычной трёхчасовой тренировке — подкидывал гирю, поднимал своего коня в полном боевом снаряжении, метал топоры и отжимался с сидящим на спине дородным оруженосцем. А рыцарь Жов-Жеватский столь же последовательно приступил к длительному плотному ужину и именно поэтому не обращал внимания ни на что, кроме количествами качества подаваемых слугами яств и напитков. Впрочем, он принёс куда больше пользы, чем можно было рассчитывать: пользуясь тем, что внимание рыцарей и свиты было отвлечено на красавиц, пожилые цыгане попытались совершить небольшую экскурсию по их палаткам. Двое из них на свое несчастье сунулись в шатер почтенного Жова. Расслышав подозрительное шуршание у котомки, в которой хранился ещё почти не распробованный окорок, герой среагировал мгновенно: через некоторое время оба воришки оказались связаны по рукам и ногам (ибо силы и ловкости, несмотря на прожорливость, у рыцаря хватало с избытком). Теперь они валялись у костра и грустными взглядами провожали каждый кусок мяса и глоток вина, которые отправлялись в ненасытную геройскую утробу.

Убедившись, что хотя бы тут всё в порядке, барон отправился проверить посты. С одной стороны, устранение части конкурентов было Гутенморгену вполне на руку, но с другой — с кем замок-то штурмовать? Погружённый в свои мысли, барон забрёл на берег небольшого озера. «Откуда здесь вода? На поляне не было озера», — подумал рыцарь, но, зачарованный отражением ярких звёзд на туманной поверхности, отпустил промелькнувшую мысль, и она улетела, словно сухой осенний лист, подхваченный прохладным ветерком.

Неожиданно внимание барона привлёк чей-то плач. Совсем рядом за кустом ракиты горько рыдала женщина. Заинтригованный, рыцарь раздвинул шуршащие стебли и опешил: на невысоком берегу, одетая лишь в длиннополую белую рубаху, сидела, обхватив поджатые колени точёными руками, прекрасная светловолосая девушка. Её крупные, сияющие в лунном свете подобно жемчугу слёзы капали в воду. Изумлённый Гутенморген, проводив их взглядом, обнаружил, что сияющие шарики не растворяются в воде. Нет! Сверкая, точно светлячки, медленно, постепенно тускнея, опускались они в пучину, пока не терялись в глубине. У рыцаря перехватило дыхание, а сердце застучало как три кузнечных молота одновременно.

— Кто ты, прелестная незнакомка? — с трудом выдавил из себя барон.

— Ах, кто здесь? — вскочила на ноги красавица. — Рыцарь? Откуда? Кто вы? Как вы меня нашли?

— Я — барон Кисимиллиан Гутенморген. К вашим услугам, леди, — барон решил, что такая красавица просто не может не быть благородного происхождения, и, следовательно, обращаться к ней надо согласно этикету.

— Ой, неужели вы разыскивали меня? — глаза незнакомки засияли, будто два самых ярких созвездия.

— Нет, сударыня, — барону очень-очень хотелось соврать, но он счёл недостойным обманывать столь изумительную девушку. — Я направлялся в Заколдованный Замок, чтобы спасти принцессу Фаэтину.

— Ах, я несчастная! — светловолосая незнакомка закрыла лицо ладонями и зарыдала еще горше. — Без малого сотню лет я жду своего спасителя. Всего лишь раз в год место моего заточения — потаённое лесное озеро — может открыться глазам обычного человека. Но те немногие, кто забредал сюда, были или разбойниками, или браконьерами. И вот, когда впервые попался настоящий рыцарь, оказывается, он влюблён в другую. Я больше не в силах выносить одиночества и несчастья! Стану окончательно русалкой и забуду все земные горести!

— Постойте, милая девушка! Подождите! — растроганный рыцарь не находил слов. — Поведайте мне свою историю. Возможно, я хоть чем-то смогу помочь вашему горю.