Сказки Заколдованного Замка

Сказки Дранг-замка

У камина ещё не так холодно, как в остальном замке. Естественно, когда в нём имеются поленья и ненасытный огонь жадно лижет сухое дерево своими жёлтыми языками.

— Хорошо, что хотя бы дров и угля этот вредный старикашка в достатке припас, — грустно размышляла Принцесса-Королевна, с ногами залезшая в старое кресло и завернувшаяся в вытертую шкуру какого-то давно вымершего неизвестного зверя, да так, что из-под меха выглядывал только кончик ее очаровательного носика.

Шёл пятый месяц осады. Правда, осадой то, что происходило вокруг Заколдованного Замка, назвать можно было лишь с сильной натяжкой, однако надо же как-то придерживаться традиций. Так полагали придворные хронисты короля Вершигорна. Впрочем, и сам властелин не имел повода и желания оспаривать их мнение.

С тех самых пор, как разбитый в пух и прах рыцарский отряд по частям вернулся к развилке трёх дорог, любимая и единственная дочь Вершигорна замок не покидала. Сначала отец, следуя пунктам заключённого с Принцем-Лягушонком соглашения, снарядил для спасения принцессы вторую колонну героев-освободителей и даже начал готовить (про запас) третью, но тут неожиданно выяснилось, что пути к замку никто больше не охраняет, препятствий героям не чинит, но при этом в саму цитадель, при всем желании, снаружи никак не попасть. Выйти из неё можно (что и сделали капитан Оперхват с Вестикой), а войти обратно — нет. По линии рва зловредный колдун поставил невидимый магический купол, взломать который не сумели самые лучшие из призванных королём волшебников и знахарей.

Кто бы ни пытался пройти к ясно различимым впереди воротам и стенам, едва сделав шаг через невидимую черту (чуть позже король приказал обозначить её на земле цепочкой белых камней), вдруг оказывался с противоположной стороны крепости. И главное, к ней спиной, как будто прошел её насквозь. Кроме того, через некоторое время Вершигорн убедился, что его дочь теперь никто в плену не удерживает. Её Высочество Государыня Наследница сама, по собственной воле не желает возвращаться. Принцесса вместе с немногими оставшимися при ней слугами и служанками заперлась в замке с твёрдым намерением и далее противиться воле короля-отца. Предварительно королевна во всеуслышание заявила, стоя на помосте в проломе стены, что теперь она является суверенной хозяйкой заколдованной развалины и никого внутрь не пустит.

Сначала Вершигорн со всем войском встал под стеной, изыскивая способ взять замок штурмом. Потом, когда убедился, что это не в его силах, а своенравная дочь ни на какие уговоры не поддаётся, окончательно рассвирепел, сам уехал в столицу, а вокруг замка расположил отряд разведчиков-следопытов с категорическим приказом никого и ничего внутрь не пропускать.

— Измором возьму! — стукнул повелитель по столу закованным в латную перчатку кулачищем.

Замок по всем правилам осады обнесли со всех сторон рвом и валом с частоколом, обставили караульными башнями, где днём и ночью несли службу старательные часовые и прикомандированные колдуны-волшебники. Раз в неделю, по средам, дежурный герольд приближался к воротам, трубил в рог и зачитывал королевскую почту — строгую и официальную (дворцовые новости и сплетни Вершигорн запретил передавать категорически, справедливо рассудив, что если дочь теперь и впрямь стала волшебницей, то и сама всё узнает, а если нет, то пусть помучается без новостей вдобавок к голоду желудочному).

— Рано или поздно всё равно сдастся! Ну, год продержится, ну два. А потом запасы кончатся, и она капитулирует. Никто ещё среди принцесс нашего рода из одного упрямства с голоду не умирал. А уж как мы её схватим, так немедленно замуж. В тот же день! — объявил суровый король на совете.

— Правильно, правильно, Ваше Величество! — живо откликнулась богато наряженная бодрая старушка, постоянно сидевшая теперь в особом кресле справа от трона. — Мой дорогой сын тоже никуда не денется. Он подождёт столько, сколько надо. Дракона победил, одолеет и упрямство вашей дочери. Ведь так, сынок?

— Как скажете, мама, — покорно встал с Лавки Высоких Лордов и склонил голову наш старый знакомый герцог Горамышц Турнирский.

А в замке у принцессы Фаэтины своих проблем хватало. Если бы не фирменное вершигорнское упрямство, унаследованное от отца и помноженное на женский характер, она, быть может, давно бы сдала позиции и смирилась с уготованной королём участью. Впрочем, обо всем по порядку.

В первый момент после того, как старый волшебник нагло сбежал вместе со своим трэльфом, госпожа не могла прийти в себя от возмущения:

— Ну надо же! Я, такая юная, прекрасная и умная, хотела осчастливить старого рыцаря своей благосклонностью, а он, он… Пренебречь счастьем, о котором сотни молодых дворян и мечтать не могут. Да что он о себе вообразил? И не нужен он мне вообще, этот дряхлый дурак!

— Вот-вот. И его трэльф уродливый нам даром не сдался! — с искренним гневом поддержала хозяйку фея Повелитика де Крик. — Подумаешь, какой подарочек. Два пивных алкоголика. Мы же их спасти хотели! Потрясающая, чисто мужская неблагодарность.

Некоторое время несчастные отвергнутые девушки с упоением предавались горю и гневу, но потом, немного поостыв, принялись строить планы на будущее. Под стенами замка уже расположилось королевское войско. Отец-король настойчиво требовал у дочери объяснений. Надо было что-то решать. А поскольку, несмотря на чёрную неблагодарность колдуна и его слуги, герцог Горамышц и его домохранитель для обеих красавиц милее не стали, посовещавшись, обе пришли к следующему решению: если Ординарус удрал, нарушив свои обязанности гостеприимного хозяина, значит, Заколдованный Замок переходит в полное распоряжение гостей вплоть до его возвращения. (А вернётся он наверняка. Ну кто же откажется от такого счастья? Он просто испугался. И Краставац тоже. Поэтому рано или поздно они оба одумаются и прилетят просить прощения).

Так что можно спокойно посидеть в осаде и подождать. Благо, припасов в развалине оказалось накоплено полным-полно — королевскому дворцу на зависть. В обширных подвалах и погребах в достатке имелось и тонких вин, и зерна, и колбас-сыров, и солений-варений и много всего прочего на самый изысканный вкус. И заняться тоже есть чем — в башнях и казематах столько интересных магических вещиц. И библиотека огромная. А главное, может быть, удастся как-нибудь найти дорогу в тот волшебный сад, что Фаэтина углядела в первое утро своего пребывания.

Сделав данное заключение, принцесса и её фея пришли в хорошее настроение и приготовились провести время ожидания с максимальным удобством. Однако едва ли не с первого дня начались непредвиденные осложнения. Во-первых, замок новым хозяйкам подчиняться не желал категорически. Волшебные картины на стенах, несмотря на все усилия Повелитики, оставались немы и неподвижны, а все привидения куда-то попрятались. И даже вернувшийся неведомым образом на своё место на чернильном приборе., бронзовый Нокак-варвар, вынесенный на яркий солнечный свет, оставался всего-навсего маленькой бронзовой фигуркой со сплющенным носом.

Лишь их старый знакомец дракон Дранг Драчливый выдавал своё волшебное происхождение: он то появлялся, то исчезал с каминных изразцов. А иногда его изображение проявлялось на разных картинах, проступало в виде фрески на стенах или в качестве мозаики в оконных витражах. Но где бы пернатое чудище ни попадалось принцессе на глаза, вид у него был крайне ехидный и насмешливый: казалось, дракон пристально наблюдает за всеми действиями новой хозяйки и подмечает любую её неудачу.

Впрочем, персонажей, способных испортить покинутой принцессе настроение, хватало и кроме вездесущего раздражающе-молчаливого Дранга. То и дело на площадках лестничных переходов, в уголках отдалённых комнат и прочих укромных местечках Фаэтине попадалась воркующая и нахально целующаяся «сладкая парочка» — капитан Готост Оперхват и горничная Вестика. Какая бестактность! Неужели непонятно, что их повелительница покинута и находится в печали?

— Гнать! Гнать обоих! — сурово сдвинув бровки, категорично посоветовала не менее оскорблённая подобным поведением слуг фея. И как ни извинялся капитан, как ни рыдала раскаивающаяся служанка, ворота замка сначала раскрылись, а после захлопнулись за их спинами.

После чего в замке кроме королевны из людей осталось всего шесть человек — кучер, двое лакеев, две фрейлины и вторая горничная. Принцесса сгоряча предложила и им свободу «убраться на все четыре стороны», но, к счастью, свита поступила в лучших традициях феодальной верности: они умоляли свою госпожу позволить и дальше служить ей в любом качестве. Смягчённой и тронутой такой преданностью принцессе даже не пришли в голову истинные мотивы поведения приближённых, от кучера до старшей фрейлины прекрасно понимавших, что король-отец, как бы он ни был сердит на дочку, непременно расценит их побег из замка как измену. Ведь если сегодня неверные слуги бросили на произвол судьбы свою принцессу, то завтра они предадут всю Королевскую Фамилию!

В общем же, не считая отдельных недоразумений, начальные месяцы осады Фаэтина провела вполне сносно. Хотя волшебство крепости не желало подчиняться ни ей, ни её фее, древнее строение само по себе хранило множество любопытного. Замок жил своей жизнью. В нём каждый день что-то происходило: появлялись и исчезали новые комнаты и лестницы, картины и доспехи на стенах сами по себе менялись местами, окна показывали одну и ту же местность, но с совершенно разной погодой. Первое время принцессе такие перемены очень даже нравились. Разве не интересно, проснувшись утром, увидеть в одном окне ливень с грозой, а в другом — сияющее солнце и маленькие белые облачка на ярко-синем небе? Фаэтина быстро определила, что может даже влиять на реальную погоду: от того, какое окошко она открывала первым, зависел наступающий день. Например, целую неделю девушка забавлялась, наблюдая, как папины солдаты, поливаемые с неба сплошными потоками воды, угрюмо-безнадёжно ковыряются в непролазной грязи, сооружая свои бесполезные рвы и палисады.

Впрочем, чем дольше длилось добровольное заключение, тем сильнее накапливалось раздражение: вредина-волшебник всё никак не возвращался, старательно обдуманные и заранее заготовленные для него упрёки бесполезным грузом лежали в голове и на сердце, а лето на дворе постепенно сменялось осенью. Погода за окнами всё чаще не предоставляла Фаэтине никакого выбора — серые тучи опускались ниже и ниже, капли холодного дождя всё гуще покрывали стекло. Лес вокруг сначала пожелтел, а потом облетел. Изумрудный, усыпанный драгоценными вкраплениями цветов, дивный травяной ковёр превратился в однообразный серо-бурый половик бурьяна. Многоголосый торжествующий хор птичьего пения сменился завываниями ветра в каминных трубах. И лишь клекочущее карканье лесного ворона, стрекот сорок да курлыканье пролетавших в вышине журавлиных стай ещё оживляли примолкшую чащу.

На Заколдованный Замок осень подействовала вовсе не в лучшую сторону. Магический щит не пускал внутрь королевских солдат, но холодный северный ветер пролетал за полуразрушенные стены невозбранно, противно и насмешливо посвистывал в многочисленных щелях, выстуживал камень стен и полов. Печи топились непрерывно, но и они всё хуже справлялись со своими прямыми обязанностями. Принцессе пришлось покинуть комнатку в башне и переехать в нижнюю «залу с портретами», потому что там теперь было ощутимо теплее.

В один из таких осенних промозглых вечеров произошло неизбежное: хозяйка поссорилась со своей лучшей подругой — феей. А что вы хотите? Девушки же… Существа нежные, неуравновешенные и обидчивые. Как-то раз принцесса сидела у огня и согревала озябшие ножки, поставив их на каминную решетку, а фея пригорюнилась рядом с ней — на спинке кресла. Разговор вяло вертелся вокруг всегдашней темы: когда вернутся волшебник и трэльф и что мы им скажем.

— Всё-таки какой старый грубиян и невежа этот Ординарус! И как я могла подумать, что он поможет тебе обрести счастье? Ведь ещё и уговаривать пришлось. Я перед ним на колени вставала, — сокрушалась берегиня.

— Не говори. И пьяница Краставац ему под стать! — откликнулась Фаэтина, а потом, подумав, сердито поинтересовалась: — А когда это ты перед ним на коленях стояла? Почему я не знаю?

— Да в первую ночь, как только приехали. Ты уже спала в это время. Собственно, именно тут всё и происходило. Я сидела на той кабаньей голове, а голова волшебника располагалась в ржавом шлеме. И этот зелёный негодяй рядом вертелся, наливками своими потчевал. Ординарус, хитрец, меня тогда всё укорял, что я наш приезд сюда с самого начала специально организовала, попрекал мостом, бурей, развилкой дорожной…

— Постой-постой, я что-то не слышала от тебя такого рассказа, — встрепенулась принцесса. — Что же получается? Так это ты тогда бурю вызвала? Ты специально заманила сюда мой кортеж?

— Ну да. Ведь ты же сама хотела как-нибудь избавиться от женихов и избежать свадьбы. Я месяц голову ломала после твоей беседы с королём-отцом.

— А ничего получше придумать не могла? — возмутилась Фаэтина. — Неужели нужно было затащить меня в эту холодную как гробница развалину, чтобы я влюбилась в этого неблагодарного старого мерзавца, убежавшего от меня, словно я не прекрасная принцесса, а жуткое лесное страшилище? Как ты вообще умудрилась так поступить?

— Но я же не знала, что всё так получится, — обиженно тряхнула головой фея. — Я о тебе заботилась. Хотела сделать как лучше.

— Лучше бы ты обо мне вообще не заботилась! — сгоряча выпалила принцесса, а потом, уже осознавая, что говорит что-то неправильное и ненужное, движимая фамильным упрямством, ещё больше рассердилась и добавила: — Зачем нужна такая берегиня, которая для своей хозяйки ничего толкового сделать не может? Если мне суждено оказаться замужем за каким-нибудь болваном, то пусть бы это уже произошло!

Повелитика после этих слов вздрогнула и отшатнулась, словно в неё ткнули раскалённой спицей:

— Госпожа, но я же делала всё это только для тебя! Я даже унижалась перед этим дряхлым магом ради твоего счастья. Если бы я знала, что ты будешь думать, как сейчас, я бы для тебя палец о палец не ударила и уж как-нибудь устроила бы так, чтобы ты вышла замуж за любого, у кого приличный домовой в хранителях. А нравится он тебе или нет — мне было бы все равно.

— Вот, значит, как ты заговорила! — Фаэтина развернулась всем телом к своей фее. — Ха-ха! Представляю, каков был бы твой выбор, раз тебе даже это зелёное и вечно пьяное чудовище Краставац сумело понравиться.

— Краставац вовсе не чудовище, его можно вылечить, — взвизгнула Повелитика.

— Ага. Конечно. До первого пивного стакана, — съязвила принцесса.

— Каков хозяин — таков и его хранитель, — огрызнулась уязвлённая волшебница. — Никто не виноват, что твой дряхлый Ординарус предпочитает жбан прокисшего пива любви красивой девушки. От тебя всё зависело. Просто ты плохо старалась ему понравиться. Если бы дрянной колдун не сбежал, то и трэльф бы от меня никуда не делся.

— Так что, получается, я во всём виновата? Это я, значит, затащила нас обеих сюда в замок? Это я выбрала себе дряхлого рыцаря? Нет! Это ты всё решила за меня, а теперь меня же и обвиняешь. Видеть тебя не хочу! Проклинаю тот день и час, когда узнала, что у меня есть берегиня!

— Ну и пожалуйста, Ваше Высочество! Больше ты меня не увидишь, пока сама не позовёшь, не попросишь прощения и не начнёшь умолять о помощи. И после такой неблагодарности я ещё хорошенько подумаю, прежде чем согласиться. Прощай! — разгневанная Повелитика хлопнула в крохотные ладошки и исчезла.

После той ссоры прошло несколько дней. И вот теперь принцесса сидела у камина одна-одинёшенька. Ей было очень тоскливо без подруги, заменить которую оставшиеся фрейлины никак не могли, но гордость и упрямство не позволяли позвать фею и попросить прощения. Королевна понимала, что Повелитика где-то рядом (не может же берегиня совсем бросить свою хозяйку), но веселее от этого ей всё равно не становилось.

Но как же холодно! И как Ординарус тут зимовал столько лет? Ведь он жаловался на ревматизм и боли в спине. Небось, от холода каждую ночь трясся, противный.

— Ой, что это? — Фаэтина резко отбросила шкуру и вскочила на ноги. И действительно, было от чего испугаться. Овальная каменная плита перед камином вдруг начала уходить вниз, открывая вход в глубокую тёмную нору. А в норе что-то шуршало и тихо похрюкивало — оттуда кто-то лез! Очень большой и весь обросший густой шерстью!

Принцесса взвизгнула и отскочила за кресло. Она во все глаза смотрела на диковинного зверя, выбравшегося из-под земли и теперь нерешительно мявшегося напротив. Зверь был огромен — намного больше самого крупного медведя, очень пушист и когтист. Густой светло-серый мех в тёмно-серую частую полоску придавал ему сходство с гигантским котом, но мордочкой, довольно маленькой по сравнению с остальным телом, он больше всего напоминал хомяка. Круглые голубые глазки смотрели на девушку вполне мирно и как бы удивлённо. А уши! А хвост! Уши были огромны — сложенные назад, как у кролика, они двумя широкими меховыми одеялами покрывали всю спину и свисали по бокам. А сверху над ними до самой шеи нависал столь же широкий и очень-очень пушистый хвост, на самом кончике которого красовался длинный жёлтый кривой коготь. Точно такими же когтями украшены были и кончики обоих ушей. Из-за хвоста, а также по причине густого меха пришелец со всех сторон выглядел совершенно круглым — эдакий огромный клубок шерсти.

Пару минут нежданный визитёр и принцесса молча рассматривали друг друга, а потом зверь хрюкнул и начал тихо и почти членораздельно мяукать, явно обращаясь к королевне, уже почти переставшей бояться.

— Ты хочешь мне что-то сказать? Но я тебя не понимаю. Ой, как же я забыла! — Фаэтина радостно всплеснула руками. — Милая моя берегиня, пожалуйста, прошу тебя: появись и научи меня понимать язык этой зверюшки. Я больше никогда не буду тебя обижать!

— Если бы не снуль, я бы тебя так быстро не простила, — довольно сердито ответила крохотная фея, возникнув прямо из воздуха на спинке кресла. — Но так и быть. Надо же, настоящий снуль! Живой!

— Кто такой снуль? Это снуль? Он не опасный? Что он говорит?

— Сейчас. Подожди минуточку. Я попытаюсь… ага… Вот! Сейчас мы обе начнём его понимать. Но нужна большая миска тёплого молока. Ах, какая жалость, что в замке нет ни козы, ни коровы. Так, масло не подойдёт… Вот! Придумала! Скорее неси земляничное варенье. Снули его обожают. Пусть варенье нальют в тазик, немного подогреют и поставят перед нами. Ты тоже возьми ложечку и покушай с ним вместе. Как только вы поедите из одной посуды, сможете говорить на одном языке. Не бойся, снуль не опасен ни капельки. Это такая удача, что он пришёл!

На языке принцессы вертелась тысяча вопросов, и она, сгорая от любопытства, бегом подскочила к колокольчику, чтобы вызвать горничную. А когда та, едва разглядев огромного зверя, упала в обморок (для данной девушки терять сознание при всяких неожиданностях было нормой), принцесса, лишь вскрикнув от мимолётной досады, сама ланью пролетела на кухню, растолкала кучера (выполнявшего обязанности повара) и отыскала нужное варенье. Всего через несколько минут недовольно бормочущий слуга («Всё в этом замке не как у людей! Вот ещё зверь какой-то как снег на голову свалился! Ну почему не днём? Почему обязательно на ночь глядя?») внёс и поставил перед визитёром серебряный тазик со струящимся сладким ароматом тёмно-красным земляничным вареньем.

На лакомство зверюга не набросился, а очень деликатно и осторожно приблизился к тазику, аккуратно понюхал, потом длиннющим языком пригладил усы и шёрстку на морде, чтобы они не попали в варенье, и лишь после этого, щурясь от удовольствия, начал весьма неторопливо лакать предложенное угощение. Фаэтина, придвинув низенькую табуретку, тоже заработала ложечкой. Все остальные обитатели замка, собравшись чуть поодаль, во все глаза разглядывали диковинное животное.

Вблизи снуль оказался очень милым: от него, словно от натопленной печки, расходились волны тепла, а густая шерсть издавала слабый, но очень приятный запах. Разобрать, какой конкретно, Фаэтина никак не могла — в нем сочетались ароматы свежей хвои, мяты, каких-то необычных цветов и ягод. Принцессе вдруг захотелось забраться прямо в эту густую шерсть и тут же уснуть. Она даже сладко зевнула, отложила ложечку и, вернувшись в кресло, принялась ждать, когда снуль закончит трапезу.

Тот не спеша вылакал половину тазика, а потом вдруг повернулся к норе и призывно хрюкнул-мяукнул:

— Дети! Поднимайтесь и кушайте.

Под изумлённые возгласы людей из овального провала в полу один за другим появились ещё шесть серых полосатых шариков размером от взрослого пса-сенбернара (самый крупный) до кошки (самый маленький). Строго по очереди меховые шарики проследовали к тазику, аккуратно доели варенье и расположились справа-слева от старшего.

— Ты их мама? — принцесса как на иголках подпрыгивала в кресле от любопытства. Она ощущала себя маленькой девочкой, неожиданно получившей в новогоднюю ночь чудесный подарок от самого настоящего, взаправдашнего Дедушки-Холодильника.

— Нет, я их папа! — мяукнул Снуль. — Мама у нас дикая, она в лесу спать осталась.

— А ты, получается, не дикий? А какой?

— А я домашний, воспитанный. Вот и деток привёл. Тоже хочу домашними сделать. Сколько в замке людей-то теперь… Я как почувствовал, что шесть человек прибавилось, так обрадовался. Каждому сыну и дочке — как раз по человеку. Только вот куда Хозяин девался?

— Он улетел. Сбежал, — принцесса надула губки, а по её лицу пробежала хмурая тень.

— То есть как? Насовсем? — Снуль выразительно вытаращил и без того круглые глазки. — А чьи же сны я теперь смотреть буду?

— Смотреть сны? — удивилась Фаэтина.

— Ну да. Конечно. Я же Снуль! — кивнул зверь. — Я сплю всю зиму, хозяин приходит в меня спать, я его убаюкиваю сладким пением и обеспечиваю теплом и уютом, а за это смотрю его сны. Ах, какие прекрасные, сказочные сны у волшебника!

— А он что, тоже спал с тобой всю зиму?

— Нет, к сожалению. Ну, бывало, двое-трое суток. А так по ночам приходил, как вам, людям, положено. Но я-то всё равно сплю.

— Постой. А что значит твоё «приходил в меня спать»?

— Да ты что, не знаешь? Ты сама разве не волшебница?

— Нет, — с досадой призналась Фаэтина. — Я только хочу стать волшебницей. А так я простая принцесса.

— Но ты ученица моего Ординаруса? — Снуль пытливо заглянул прямо в глаза девушке, и та не смогла его обмануть.

— Нет, я хотела, но он от меня сбежал.

— Ай-яй-яй! Пропала зима! — зверь вдруг плюхнулся на задние лапы, а передними сокрушённо подпёр смешную маленькую голову, увенчанную огромными ушами. — Так ты, получается, и в Волшебном Лесу не была, и ничего о нас не знаешь?

— Нет, — Фаэтине вдруг чуть не до слёз стало жалко и саму себя, и этого огромного зверюгу.

А Снуль, тяжело вздохнув, помолчал немного, а потом удручённо махнул лапой, как бы говоря: «А, ладно, что уж там!», и принялся рассказывать.