— Ты же понимаешь, в чем засада? — спросила Серафима, когда за Анфисой закрылась дверь в местной гостинице.
— Конечно! Ты должна быть вместе с Ибрагимом до его конца. Ты обещала, пожав ему руку.
— Я не знаю, как выкрутится Анфиса, взяв клиента и не поехав к нему, но в моей жизни такое впервые. Я никогда не бросала клиента.
— Ну, ты и никогда не отправляла его собственноручно, так сказать, на тот свет.
— Да! — состроила кислую рожу Серафима, посмотрев после восстановления психики новыми глазами на Викентия.
Ушла первая обида за украденный поцелуй. Хотя с другой стороны, это выходка Викентия была неожиданной и забавной. Но продолжать почему-то не хотелось.
Он был классным! Хорошим другом, понимающим напарником, красивым мужчиной, но чего-то Серафиме недоставало, чтобы переступить черту, которую он сам обозначил в том доме, между дружбой и чем-то большим.
Серафима стряхнула с себя романтические эмоции и вернулась к деловому разговору.
От внимательного взгляда Викентия не ускользнула эта перемена настроения напарницы, и он порадовался в душе и чуть улыбнулся снаружи.
Хотелось ли ему душевной близости с Серафимой? Он не мог бы дать себе в этом отчет. А соблазнив ее, ему бы пришлось впустить эту женщину в свое сердце. Он это понимал. Уйдя от мужа, Серафима не согласилась бы на легкую интрижку.
— Смешной ты сам! — улыбаясь, ответила на размышления Викентия Серафима. — Откуда ты можешь знать, что думает женщина после десяти лет токсичного брака? На что я соглашусь и чего жду от мужчины, который столько дней неотступно рядом, подставляя свое плечо и жизнь ради меня?
— Это ведь нечестно! Нельзя сканировать друзей в обычной жизни не при исполнении! — опешив от такой наглости работника Скорой, проговорил Викентий.
— После украденного поцелуя с тобой всё, что хочешь, делать можно!
— Даже целовать? — улыбнулся Викентий.
— Ну, не знаю, не знаю… Только если по обоюдному согласию?
— А ты согласна?
Серафима улыбнулась и остановила изучающий взгляд на Викентии.
Зазвонил телефон в кармане Серафимы. Серафима достала телефон, не отрывая взгляда от Викентия, и ответила.
— Ибрагима забрала скорая помощь, он в больнице, — оповестила Анфиса.
— Быстро же Наталья разобралась со своей головой. Чем мне нравится работать со взрослыми тетками, они всегда точно понимают, чего хотят. Я выезжаю, — по-прежнему смотря на Викентия и улыбаясь, ответила Серафима.
— Щаз! За ним приглядывают! — охладила пыл подруги Анфиса. — Ты же обозначила себя, понятно, что ты должна быть с ним до конца. Кто ж его теперь просто так отпустит! Будут мониторить в поисках тебя.
— Поняла. Надо подумать. Отключаюсь.
Серафима рухнула в гостиничное кресло и закрыла глаза.
— Давай просчитаем последствия, — решительно придвинув стул к креслу Серафимы и усевшись на него, серьезно проговорил Викентий.
— Давай попробуем, — отозвалась Серафима.
— Чем тебе грозит встреча с Безопасностью Скорой?
— Мы не знаем, кто хочет меня подставить и зачем! — открыла глаза Серафима. — Мы не знаем, почему меня так настойчиво пытается найти Безопасность, если я ничего не нарушила. Напрашивается вывод, что кто-то из Безопасности связан с тем, кто начал на меня охоту! Попасть неизвестно к кому в лапы и неизвестно по какой причине — очень не хочется.
— Что тебе грозит по протоколу, если ты не доведешь клиента до конца?
— Дисквалификация и отзыв лицензии на работу, — прикусила губу от досады Серафима, задумавшись.
— Будешь работать, как я, без лицензии, — предложил Викентий.
— А жить на что?
— Ну, у меня есть бизнес, как-нибудь выкружим. Мне на одного было многовато, двоих я точно потяну.
— Не вариант! Мы не семья, потом ты станешь тяготиться нашими отношениями и мне придется… — не окончила фразу Серафима и резюмировала: — Нет, не вариант!
— Хорошо, давай станем семьей, — как-то совсем обыденно и немного отстраненно, как вариацию на тему, не особо задумываясь, предложил Викентий.
— Нет! Положить голову на плаху ради друга — это одно. А жениться ради друга — это сумасшествие, — улыбнулась Серафима и положила руку на руку Викентия.
Тело Викентия ответило легкой дрожью на этот странный, непрошеный контакт.
— Ты зачем это сделала? — удивился Викентий, прошибаемый слезой от осознания того, что рядом человек, который готов выслушать самые глубины его подсознания и вывести из пустоты хоть и еле осознаваемого, но нежелания жить.
— Я обещала тебе тогда, на мусорке, быть с тобой до конца.
— Ты хочешь сейчас об этом поговорить? — спросил Викентий, считая разбор его личной истории в данную минуту совсем неуместным.
— Да. Мы никуда не торопимся. Ты за меня решил, что я могу не идти к клиенту, значит, твоя очередь наступила. Ты же понимаешь, что ты сегодня чуть не закончился не только как профессионал, но и как человек.
Мощь Ибрагима подхватила тебя и раскрутила почти по полной. В следующий раз это будет сильнее и катастрофичнее.
— Но выкарабкались же! — попытался уговорить подругу Викентий.
— Вик! Он был тысячным! Нам повезло, что я поняла, как с ним справиться. А если бы нет? Он угробил бы нас обоих! Рассказывай! Выворачивай наизнанку! Забудь, кто перед тобой. Забудь, что ты меня подобрал на мусорке, а не я тебя. Забудь свою выходку с поцелуем!
— Ну, классно же было, согласись!
— Викентий! — остановила шутливое настроение Викентия Серафима. — Работаем! Я только работник Скорой сейчас, и ничего больше и ни каплей меньше!
Только я могу тебя выскрести из твоей ямы нежелания жить. Она хоть и небольшая, но с каждым таким клиентом будет все больше углубляться, подхватывая чужие заморочки и утаскивая тебя вглубь.
Викентий задумался, понимая, что Серафима права. Однако отбросить свои героические заморочки перед женщиной, которая, в принципе, ему нравилась, и вывернуть всю подноготную наружу было сложно.
Но Глафира была профессионалом, и ее физический контакт всегда был качественным: любому хотелось доверять ей и не прятаться, и не скрывать от нее свое самое сокровенное.
— Я — брошенка, — взвыл Викентий, слезы выступили и просто потекли по лицу. Он ушел в глубь себя и замолчал.
— Что это значит? — не могла пробиться сквозь броню сильного человека Серафима до сути этой боли.
— Меня бросили родители. Оставили в детском доме в возрасте полутора лет. Я ничего не понимал, не мог понять. Отец повесился, как я потом выяснил, много пил и повесился, а мать спилась и сдала меня, потому что я ей мешался. А потом тоже умерла от пьянства. Я не хотел быть там, куда меня запихнули. В этих зеленых холодных стенах, вечно голодный и ничего не понимающий. Мне повезло, рядом оказалась добрая нянечка, и она меня выходила. Но этот страх одиночества и оставленности сидит во мне. Мне не хотелось жить без мамы! Я не понимал, куда она делась и за что меня предала. Не понимал, зачем я родился и для чего… Сейчас, в своем возрасте, я ответил себе на все заданные тогда вопросы, закрыл программу, простил всех и себя, и готов жить дальше.
Но если исходить из постулата, что ничего в жизни не происходит случайно, то тому глотку воды со спортсменом стоило случиться, чтобы вытащить на свет перед тобой всю эту муть и боль. Я никогда и никому не плакался и даже не упоминал об этом. Ты — единственная теперь знаешь. Благодаря стараниям той нянечки я хорошо учился, поступил в институт, вытащил себя за волосы, потом получил второе высшее, а потом меня подобрала Скорая.
Всё? Я свободен? Даешь добро на исцеление?
Серафима улыбалась.
— Нет? Что-то еще? Что же? Окей! Ну, несчастная первая любовь, которая тоже меня бросила! Но это ведь со всеми и повсеместно случается!
— Но ты связал это воедино и решил, что теперь все любимые тобой женщины будут тебя бросать вслед за твоими родителями. И снова возникло то липкое нежелание жить в этом несправедливом мире!
— Но я ведь и с ним успешно справился! — взмолился Викентий.
— Согласна, справился, но вода спортсмена всколыхнула и эту муть в душе.
— И снова не всё? — глядя на реакцию Серафимы, продолжил Викентий. — Да, армия… Там было жестоко! Но там не было желания самоуничтожения, там скорее было желание весь мир укокошить! Ну, да… Это обратная сторона одной и той же медали! Всё! Больше нет ничего! Я чист. Чего еще от меня ты хочешь?!
— Самой малости… — улыбнулась Серафима.
— Нет! — догадался Викентий.
— Да! — вздохнув, настаивала Серафима.
— Простить себя за нежелание простить родителей и доехать, наконец, до кладбища… — Викентий вздохнул, опустив глаза в пол. Потом закрыл их и очень тихо произнес: — Обещаю!
Серафима встала с кресла и подняла Викентия, обняла его и крепко прижала к себе. Тихие слезы освобождения просто лились из глаз Викентия. Боль ушла и не обещала вернуться…
Через какое-то время тишины Серафима воскликнула:
— Я знаю, что делать! — Схватила телефон и набрала Анфису. — Ты где? Где Наталья?
— Мы обе в больнице, — сообщила Анфиса. — Я мониторю ситуацию, она в реанимации с Ибрагимом. Все знают, что он 15 лет лежит, поэтому ее пустили.
— Передай ей трубку, мне надо поговорить! — скомандовала Серафима.
— Наташа, включи телефон на громкую и сделай так, чтобы Ибрагим слышал мой голос! — попросила Глафира, услышав в трубке голос Натальи.
— Ибрагим, ты, как работник Скорой, знаешь, что на физической смерти жизнь души не заканчивается. Ты же знаешь, что у Бога все живы. Ты знаешь, что уничтожая себя сам здесь, ты убиваешь себя в Вечности!
Ибрагим не мог отвечать, поэтому Серафима говорила без остановки всё, что считала возможным сказать.
— Прости людей вокруг! Прости себя, что ты не справился, разреши быть себе несовершенным. Предстань маленьким и слабым перед Всевышним. Повинись и попроси прощения, скажи Ему: «Ну, прости, что так получилось! Я не думал, что я такой мудак! Не осознавал! Гордыня закрыла разум, не было шанса!» Ты же знаешь, что Отец всегда прощает повинившегося блудного сына!
Тебе уже нечего здесь защищать и не от кого защищаться, ты стоишь перед лицом Вечности. Весь твой здешний хлам не имеет никакого значения! Если ты возьмешь с собой в Вечность ненависть, то там в ней и пребудешь до скончания веков. Оставь ее. Ненависть никогда ничего не строила, только разрушала. Разрушила и твою жизнь, и жизнь твоего старшего брата, которого ты так любил, и твоей жены, которую ты тоже хоть мгновение, но любил. Только любовь умеет строить! Прости себя, прости других — это просто. Надо просто захотеть попробовать…
Наташа остановила этот поток слов тихим возгласом:
— Глафира, он ушел. Выдохнул, расслабился, улыбнулся и ушел… Я его видела таким светлым только в начале наших отношений. Спасибо тебе, Глафира!
Слезы выступили на глазах Серафимы, она смогла сказать только: «Угу!» и отключилась.
Викентий подошел и обнял подругу. Она уткнулась ему в плечо, а через несколько минут развернула голову и, улыбаясь, посмотрела на вечерний город. Так они и стояли в обнимку, не задумываясь о времени, оба осознавая, что она не нарушила обещание! Она была с клиентом до конца. Ибрагим отказался от желания уйти самостоятельно, ушел по естественным причинам состояния здоровья человека, пятнадцать лет лежащего практически неподвижно.
Тишину нарушил сигнал смартфона: на банковский счет поступили деньги.
Единица с шестью нулями обоими была увидена впервые.