Скорая. Кома

— Почему ничего не удалось изменить в жизни Олега?

— Абсолютный эгоист. Использует людей для своих целей, никогда никому ничего не отдавая взамен.

— Ты жалеешь, что отдала ему десять лет?

— Нет. Я делала все, что могла и должна была!

— Жалеешь, что тогда вернулась и не прошла мимо?

— Не жалею.

Разбор полетов шел уже не первый час. Глафира знала, на что шла тогда, и знала, что ее ждало по окончании. Отвечала быстро, уверенно и честно. Но накопившаяся усталость после бессонной ночи и спасения человека без поддержки давала себя знать!

Освободить-то от Олега ее освободили, но теперь требовалось очистить эмоции, чтобы обломки токсичных отношений не мешали в работе.

Каждый ответ на поставленный вопрос означал кристально ясное понимание происходящего и выброс шлака за пределы оперативного сознания и глубинного подсознания. Между простыми вопросами прятались неочевидные, ведущие в глубины психики, предназначенные для выявления скрытых возможных проблем.

Все тесты она прошла идеально. Теперь у нее был шанс не только быть в числе 12, мимо которых никто не прошел, но и получить наравне с остальными одиннадцатью доступ к более сложным кейсам.

Но перед этим она должна была отработать подготовительную ступень: следующих тридцать клиентов она должна выявлять сама и вытаскивать сама. Без помощи, без предварительного знания судьбы, без озвученного командой знания последних событий.

Все это теперь она должна научиться делать сама. Теоретически это было несложно. Базово из Скорой это умел каждый, иначе в Скорую попасть было нельзя. Но подключаться к информационному полю в любом состоянии, рядом с эмоционально нестабильным клиентом, когда каждая секунда может оказаться последней, — это задача не для слабонервных.

Она действительно не жалела ту десятку лет, что отдала за изменение жизни Олега. Он научил ее держать удар всегда, даже в самой теплой и расслабленной ситуации. Он приучил ее своим несносным поведением быть всегда начеку. Он сделал ее стойкой к любым выходкам и несправедливым обвинениям. Она научилась не реагировать, не обижаться, не выходить из себя, менять тактику поведения мгновенно, чтобы добиваться нужного ей результата, уметь чувствовать малейшие изменения в поведении и даже атмосфере вокруг объекта напротив.

Все эти десять лет она училась.

В данный момент оставалось понять, кто привел к ней Ольгу. Свои, ради проверки, или…

Свои многозначительно промолчали. То ли не хотели пугать, то ли … А что «то ли»?

Была бы их проверка, сказали бы сразу: тест прошла, отлично, пять!

Ничего не сказали. Сами не знают? Или все же не хотят пугать?

Глафира стояла возле кафе и ждала, когда из него выйдет подруга. Находиться даже рядом во время спасения клиента категорически запрещалось, (если только это не было массовым явлением). А в случаях, когда двое непреднамеренно пересекались, один из них должен был незамедлительно сменить дислокацию и увести своего клиента, чтобы не множилась негативная эмоция в пространстве одного помещения.

«Уныние, крайняя степень уныния» — пронеслось в голове. Глафира мгновенно начала сканировать всех проходящих мимо, чтобы понять, на ком ее мозг считал такую эмоцию.

Модно одетый молодой человек лет 35 уверенной походкой удалялся от нее.

Сознание пыталось вычленить информацию об объекте из толпы идущих, в чей поток она давно уже влилась и размеренно шагала за мужчиной, с которого считала сигнал бедствия.

«Гарвард, отличная семья без прибамбахов. Постоянной девушки нет, но и не особо стремится. Идеальная работа. Полный достаток. Что не так?

Физическое, ментальное здоровье в норме. Чего не хватает? С друзьями всё ровно. Что?»

Решение пришло само собой. Глафира пересекла небольшую проезжую часть, обогнала клиента, и, вернувшись на его сторону дороги, пошла задумчиво навстречу.

— Простите, не поможете, если у вас есть минутка? — спросила она на идеальном английском. — Я, кажется, потерялась. Второй день в городе, не могу найти дом прабабушки. Этот навигатор водит меня кругами.

Молодой человек ответил на английском, что как раз никуда не торопится. Пока Глафира объясняла, что она только вчера из Канады и очень хочет найти дом предков, успела отсканировать ближайшее пространство и найти подходящий еще не отреставрированный дом, узнать его историю и кто в нем жил, чтобы успеть изобрести себе фамилию.

Мозг работал идеально, и это радовало и придавало оптимизма.

— Глафира! — представилась Глафира и протянула руку для знакомства, улыбаясь.

— Марк. Ого! Такое необычное имя?

— Что делать? — развела руками Глафира. — Дедушка не мог и не хотел расставаться с памятью о России.

Отличное знание истории позволяло создавать правдоподобные небылицы прошлого семьи, вынужденно эмигрировавшей в Канаду. Канада была взята по причине стажировки там, что позволяло создавать историю на двух континентах.

Дом общими усилиями удалось найти. Прогулка переросла в дружеский обед в хорошем ресторане, который теперь могла себе позволить Глафира.

Каждые 100 баллов за клиента, помимо энергии, за них получаемой, отзывались 100 тысячами рублей на счету.

Утром Глафира успела заехать сменить одежду и весь облик, поэтому принять ее за канадку именно сегодня было вполне реально.

Флиртом такого клиента было не уговорить, да и разница в возрасте была большой, а вот дружеской беседой хотя бы на время взбодрить было реально.

Глафира доставала из инфополя такие смешные исторические факты о России времен прабабушек, что клиент таял. При этом приличный английский заставлял клиента включать мозг, а не катить по накатанной.

— Ром, — попытался заказать себе выпить Марк, подозвав официанта.

Глафира мягко улыбнулась и положила свою руку на лежащую на столе руку клиента.

Тело мужчины ответило легкой дрожью на этот странный, непрошеный контакт.

— Пожалуйста, мы могли бы не пить? — пронзительным голосом попросила Глафира. — У меня очень трудные ассоциации с алкоголем…

Марк отменил ром и его прорвало!

— Я тоже расскажу свою историю. Я только что отвез обоих родителей в дом престарелых. Он крутой и очень хороший, о них будут заботиться, но они меня не узнают. Вообще! Будто вся наша совместная жизнь не имеет никакого смысла. Всё, что они говорили, что чувствовали, все их убеждения, знания, навыки, всё стерлось!

Вся эта физическая оболочка вообще ничего не значит? Всё тлен? Как тогда жить?

Кроме них, никого нет родных. Я не могу никому признаться, мне не с кем об этом поговорить. Я сейчас приду домой, а там никого нет. У меня теперь вообще никого нет. И я думал, что хотя бы я сам у себя есть, а получается, что я лишь временная иллюзия? Нет, понятно, что все умрут, но тогда зачем это всё, если к концу ничего не остается?

Вы рассказали про свою бабушку, которая в старости чудила и признавала только сиделку и дружила только с ней, живя в своей комнатке в доме, где было полно родственников, но ни с кем не желая общаться, подозревая всех в каких-то непонятных историях против нее…

Я думал, что их деменция — это последствие частых вечеров с друзьями и алкоголем, но вы сказали, что ваша бабушка и капли в рот не брала… Значит, мои обвинения были беспочвенными, родители не виноваты в своей болезни…

Тогда становится еще грустнее. Мы ничего не можем контролировать, никак не можем подстраховаться! Рулетка! Я не знаю, как жить дальше… Что за болезнь? Если у вашей бабушки была такая же, вы никогда не думали, почему она возникает?

— Хотелось бы мне ответить на ваш вопрос, но на него пока не ответили лучшие умы человечества! Я лишь знаю, что только один святой вел перед смертью себя как дементный. Все остальные уходили в твердой памяти и здравом уме… Может, дело в вере во что-то большее этой земной жизни?

Может, те, кто поклонялись земной жизни, ее удовольствиям, верили, что их мозг способен сам решать любые задачи, лишаются этого всего, чтобы показать оставшимся бренность этого физического мира даже с его уникальным мозгом и уникальными способностями развития своих талантов, если у талантов нет того, кто эти таланты даровал?

Если не признавать высшую сущность бытия, а все приписывать себе и жадно гробастать себе результаты, то в конце пути Господь просто показывает, насколько такие убеждения смешны и ложны?

Марк задумался.

— Вы признаете бесконечность этой жизни? — спросил он через паузу.

— Я точно знаю, что она не заканчивается здесь.

— Я вам завидую! — грустно вздохнул Марк.

«Не работает. Пока всё мимо», — констатировала в своей голове Глафира.

— А давайте снимем квартиру на двоих? — перешла в наступление Глафира, понимая, что не имеет права отпустить клиента. — Я хочу какое-то время пожить в Москве, и вы не хотите домой возвращаться. Поживем как соседи вместе. И мне будет не так одиноко в чужом городе, и вам не надо будет сегодня возвращаться домой. Вы, возможно, можете себе такое позволить?

Марк удивился такому повороту событий. На раздумье потребовалось какое-то время. Глафира не торопила.

Через пару минут Марк утвердительно кивнул и сам позвонил кому-то, и через час у них в руках были ключи от квартиры какого-то старинного знакомого семьи, который уехал в командировку за рубеж.

Переезд из гостиницы Глафиры был веселым и шумным.

Вместе закупив еды на ужин и договорившись о совместном приготовлении канадского путина, Глафира оставила Марка на кухне и нырнула в душ. (За вещами Марка решено было съездить после ужина.)

Квартира была уютной и милой. Хозяева знали толк в обустройстве интерьера. Большая ванная комната приняла новую квартиросъемщицу радушно, предоставив все условия для комфортного приведения себя в порядок.

Пяти минут блаженства под горячем душем не хватило, чтобы восстановить силы. Глафиру как ошпаренную вынесло из ванной комнаты. Марк лежал на диване без движения.

Она подбежала и проверила пульс. Живой. Не реагирует.

— Кома, — констатировала вслух Глафира. — Держись, Марк! Первый раз, что ли? Не уходи! Будь другом!

Точными движениями Глафира перевернула Марка на живот. Вызывая скорую, сбегала на кухню за купленной заморозкой. Положила на голову клиенту и открыла дверь. Жизнь еле теплилась.

Скорая была уже в ста метрах от подъезда. Глафира оглянулась и увидела Марка, стоящего позади нее и смотрящего на своё тело.

— Дай руку! — скомандовала она. — И никуда не уходи! Стой здесь! Никуда не уходи! Не надо! Ты нам нужен! Я потом тебе все объясню! Пожалуйста, будь рядом.

Дверь открылась, в комнату стремительно вошел Сергей с медбратом. Глянув на сидящую на полу рядом с пациентом Глафиру, опустил руку на пульс.

Глафира встала и произнесла, кивнув на стол:

— Пентобарбитал натрия. Я поеду с вами. Он уйдет без меня.

Сергей не ответил, вспомнив желание не расставаться с ней никогда и все свои логические выкладки, когда он сравнивал свое состояние до встречи с Глафирой и после.

— У вас три минуты собраться — не больше, — произнес он, глядя на замотанную в полотенце Глафиру с мокрыми волосами.

— Марк, стой здесь и никуда не двигайся. Это приказ, — скомандовала Глафира мысленно и пулей покинула комнату.

Пока Сергей с медбратом перекладывали тело Марка на носилки, Глафира уже была полностью готова к выходу.

Сергей удивился такой скорости, но ничего не сказал.

— Марк, за мной! Без возражений, — скомандовала Глафира.

— Кома, — сообщил Сергей.

— Я знаю. Поэтому и перевернула его на живот.

Глафира закрыла дверь и взяла идущего за ней Марка за руку. Как у нее это получалось, из видимых никто не смог бы понять.

— Я не хочу в больницу. Отпусти меня! — простонал Марк в машине СМП.

— Марк, это не вариант так уходить! — начала общаться Глафира с телом, чтобы ее уж совсем не приняли за умалишенную, по-прежнему держа за руку сидящего рядом Марка, невидимого для остальных. — Жизнь без тебя станет сломанной. Поверь мне, я знаю.

Рядом с тобой уже давно есть души твоих детей, жена, которая тебя будет любить! Может, не так, как родители. Но ты не будешь одинок до конца своих дней. Не будешь одинок, как сейчас. Да и в сущности! О каком одиночестве ты говоришь? Я с тобой. Я ради тебя здесь. Я устроила весь этот спектакль только для того, чтобы ты остался жить. Я пришла к тебе ради тебя. Не ради чего-то еще…

Я обманула тебя, я не канадка. Этот врач — Сергей, он знает меня. Я свободно говорю по-русски. Канадская история была только для того, чтобы ты…

— Вот и ты обманула меня! — проговорил Марк, сидящий рядом с Глафирой. — И они, самые родные и близкие, обманули меня. Говорили, что все будет хорошо! А все не хорошо… И жизнь обманет…

— Да кто вообще тебя обманывал? Катался как сыр в масле всю жизнь! Хочешь, я повожу тебя по трущобам? Вот где треш полный!

— У них просто не хватает смелости… — грустно отозвался Марк.

— А у тебя хватило смелости! Выпить тучу таблеток! Такой себе героизм!

— Глафира! Вас не пустят с ним в реанимацию… — предупредил Сергей.

— Да мне и не надо! Мне главное с ним договориться здесь, — усмехнулась Глафира.

— Для чего жить? — спросил Марк.

— Твои родители дали тебе жизнь и в какой-то мере жили ради тебя. Может, тебе стоит попробовать дать жизнь…

— Чтобы он тоже так мучился? Зачем? — отрицательно помотал головой Марк, не дав ей закончить фразу.

— Окей! Только ради тебя. Покажу тебе жену будущую, хочешь? Хотя это нарушение всех мыслимых и немыслимых инструкций…

— Не хочу, Глафир, я ничего уже не хочу…

— Сергей! Я не могу убедить его остаться в живых! — ноты отчаяния проскользнули в голосе Глафиры.

Сергей внимательно посмотрел Глафире в глаза. Он не понимал, что происходит, но понимал, что именно она вернула его к жизни тогда, в том кафе… Приходилось ей верить.

Она сейчас изменилась, выглядела увереннее и симпатичнее, чем при их первой встрече. И в словах чувствовалась правда…

— А если предложить ему поработать с такими, как он? У меня, медбратом. Я возьму. Рук всегда не хватает.

— Марк! Пойдешь? Спасать таких же тупиковых, как ты?

Марк молчал.

— Люди попадают в эту машину всегда в сложный период своей судьбы. Они разные. Посмотришь на них, послушаешь, пообщаешься, может поймешь, зачем другие люди живут, и потом решишь: нужна тебе эта жизнь или нет?

Марк думал, сильнее и сильнее сжимая руку Глафиры. Глафире было больно, но она терпела. Она понимала, что душа решала…

— Я не хочу терпеть эту боль! — вырвалось у сидящего рядом с ней Марка. — Я не хочу, — выдохнул он шепотом.

— Слабак! — вскрикнула Глафира и одернула руку.

Марк посмотрел на нее изумленно. И что-то сложилось в его голове в стройную картину. Он ведь думал, что поступает, как сильный, заканчивая сам свою жизнь, смело решая за себя. А она оказалась права: он как трус просто бежал от боли!

— Что надо делать? — грустно спросил он.

— Втиснуться обратно в тело. Лечь к нему, обнять и захотеть в него вернуться. Дальше Сергей поможет. Будет неприятно какое-то время, но потом полегчает…

Сергей внимательно наблюдал за обоими: за телом и Глафирой. Для себя он тогда, в кафе, решил, что просто тетка ясновидящая. А какой у него был вариант? Сейчас решил наблюдать…

Скорая остановилась. Впереди была авария. Пострадавших не было, но машины стояли плотно.

— Я выйду, — попросила Глафира. — Он поправится. С ним теперь все будет хорошо. Спасибо, Сергей! Рада встрече…

— Это значит, что именно этому пациенту нужен был именно я? — улыбнулся Сергей, вспоминая ее слова на встрече в кафе.

— Это значит, что мне было позволено снять квартиру в том районе, где вы сегодня были ближайшей скорой. Только вы впустили бы меня в свою машину. И только вы не отвезли меня в Кащенко. А его без его согласия вернуть было бы невозможно. И договориться именно с ним могла только я. А сняла я эту квартиру, потому что он договорился, потому что ему надо было выжить, а мы с вами просто его помощники сегодня.

— Такой вот узор ковра Жизни, который сочиняет кто-то другой, не мы?

— Да, — улыбнулась Глафира. — Я пойду. Извините, мне нужно выйти…

Глафира быстро открыла дверь СМП и направилась к водителю аварийной машины.

Загрузка...