Кэти Гэлвин вознеслась в небеса на личном самолете своего любовника.
До этого она не часто задумывалась над социальным статусом Сержио Торренте. Но, оказавшись на борту этой махины, девушка остолбенела. Вымуштрованный угодливый персонал говорил только шепотом, предупреждая любое желание владельца. Салон, облицованный ценными породами дерева, кожаные диваны и кресла, всевозможные приспособления для удобства и досуга на борту делали его похожим на президентский номер шикарного отеля.
До ее слуха доносился мерный шум моторов, свидетельствуя, что все функционирует, как швейцарские часы.
Часы…
Мысли о часах Сержио так и не давали ей покоя. Все в один голос утверждали, что он не знал, где они находятся, пока она была под подозрением. Но в том, что босс бесстыдно воспользовался этим, сомнения не оставалось. И это обстоятельство омрачало отношение Кэти к человеку, сидевшему сейчас напротив.
Сержио Торренте недемократичным способом путешествовал в весьма демократичном облачении. На нем были с виду обычные темные джинсы, футболка и кожаный пиджак, который он снял и небрежно бросил на соседнее кресло.
— Воспринимай это как работу, Кэти, если тебе так будет проще смириться, — невзначай заметил Сержио. — Когда я куда бы то ни было отправляюсь, то всегда беру с собой кого-нибудь из персонала — в помощь.
— Почему Париж?
— Во Франции мне проще оставаться незамеченным для светской прессы.
— Так значит, это не деловой визит? — предположила Кэти.
— Нет, конечно. Потому-то я и взял тебя.
— И куда ты намерен меня отвезти? — обеспокоено спросила девушка, безотчетно посмотрев в иллюминатор, чтобы ужаснуться совершенной невозможности побега в нынешних условиях.
Сержио Торренте улыбнулся, отметив этот ее испуганный взгляд.
— Это сюрприз, детка! И обещаю, что он станет для тебя приятным… Да улыбнись же ты!
В аэропорту, где они приземлились, стремительно перемахнув через Ла-Манш, они сели в лимузин, который доставил их к катеру, а оттуда на виллу в живописном предместье Парижа.
— Почувствуй себя первооткрывательницей, — напутствовал Кэти Сержио, помогая ей сойти на берег. — Здесь ты совершенно свободна в своих желаниях и поступках, — добавил он.
— Что происходит, Сержио? Для чего ты меня сюда привез?
— Эту виллу я приобрел специально для тебя. И хочу, чтобы здесь ты растила моего ребенка.
— Так значит, это роскошное гетто, оградой которого ты намерен ограничить мою свободу? Решил сослать меня в другую страну, откупиться от притязаний комфортом, намереваешься сделать меня зависимой от твоих подачек… Вези меня обратно! — резко потребовала Кэти.
— Позволь мне объяснить, как я себе это вижу, милая, — предполагая успокоить ее ласковыми интонациями, проговорил Сержио. — Нахождение на территории этих владений тебя еще ни к чему не обязывает, — сказал он, приглашая ее пройти в великолепный особняк.
Он провел Кэти на террасу и предложил вина из погребов поместья Аззарини в Италии.
— Я беременна, — сухо отвергла его предложение Кэти, всем своим видом демонстрируя непримиримость.
— И что?
— Беременной женщине негоже пить спиртное. Разве ты этого не знал?
— Почему я должен это знать? Ты первая моя подружка, которой таки посчастливилось от меня забеременеть, — проговорил Сержио, словно желая позлить ее еще больше.
— Я не собираюсь сюда переезжать, — наотрез отказалась Кэти.
— Но, дорогая, это в твоих же интересах. Если ты останешься в Лондоне, то все будет напоминать тебе о твоем прошлом. Здесь же ты сможешь начать жизнь с чистого листа.
— Только не убеждай, что печешься обо мне. Если кто-то во Франции захочет прознать о моем прошлом, ему это не составит труда.
— Ты говоришь о полицейском досье, Кэти. Я же говорю обо всем твоем прошлом вообще. Насколько я понимаю, безоблачным оно не было. Чего стоит один только твой шрам на спине.
— Тебя это не касается, — отрезала Кэти.
— Не спорю. Но почему бы тебе самой не воспользоваться отличным шансом? Ты могла бы сменить имя, мои друзья помогут устроить все так, чтобы тебя новую ничто не связывало с прежней Кэти Гэлвин. По-моему, это великолепное предложение, которым не следовало бы пренебрегать.
Девушка внимательно изучала убеждавшего ее Сержио Торренте. Когда он договорил и уставился на нее в ожидании положительного ответа, она не смогла сдержаться и рассмеялась ему в лицо.
— Это истерика, — спокойно объявил Сержио.
— Нет, это не истерика. Это откровение. Ты великолепен, дружочек! — Девушка продолжала хохотать. — Ты с одержимостью склоняешь к близости воровку-рецидивистку. Но от одной мысли, что она станет матерью твоего ребенка и весь мир прознает, насколько непритязателен в интимных вопросах господин Торренте, тебе становится не по себе настолько, что ты готов пойти не любой подлог. Но знай, Сержио: я не позволю тебе обстряпывать мои дела. Моя судьба такая, какая есть.
— Я не понимаю твоего упрямства, Кэти! — вскипел Сержио. — Любой нормальный человек, претерпевший в прошлом столько же, сколько ты, ухватился бы за такую возможность.
— Ты не знаешь и половины того, что пришлось претерпеть мне.
— Тем более! — воскликнул он, эмоционально всплеснув руками.
— Отнюдь, — покачала она головой. — Я свыклась. Я устала клясть судьбу и выгадывать на мелочах. Это бессмысленно.
— Вилла во Франции — это не мелочь, Кэти. Возможность начать жизнь заново — это не мелочь.
— Мелочь, Сержио, самая что ни на есть. Чем мне может пригодиться очередная возможность начать новую жизнь, если все прежние попытки кончались провалом? Даже если ты обставишь это со всей присущей тебе помпезностью, в моей судьбе это ровным счетом ничего не изменит, — убежденно проговорила девушка.
— Ты меня пугаешь, — пробормотал Сержио, ошеломленный ее признаниями.
— Я поняла твои побудительные мотивы. Ты, как всегда, стремишься обслужить свой эгоизм наносным великодушием. Так вот, дорогой, послушай теперь, что я тебе скажу. С каким бы скепсисом ты ни воспринял мои слова о том, что в тюрьму я попала по навету. Я не похищала столовое серебро старухи Тэплоу и не прятала молочник среди своих вещей, чтобы позволить себя разоблачить. Не знаю, кто и с какой целью провернул это, могу только догадываться, но мои предположения юридической доказательности не имеют. Знаю точно одно: тот, кто похитил столовое серебро, сделал все, чтобы меня подставить.
— Ты была совсем юной. Многие в этом возрасте совершают поступки, о которых после сожалеют. Иным удается избежать наказания благодаря поддержке со стороны семьи. У тебя, судя по всему, такой возможности не было. Тебе не следует стыдиться того, что произошло тогда. Но нужно предпринять все возможное, чтобы это не повторилось вновь, — проникновенно проговорил Сержио Торренте.
— Миленький, ты слышал, что я только что сказала? Меня искренне умиляет твоя убежденность в своей правоте, невзирая ни на что. Наверное, действительно нужно быть отпрыском старинного аристократического рода, чтобы демонстрировать такую невосприимчивость к доводам окружающих.
— Твое дело рассматривалось в суде. Обстоятельства изучали квалифицированные юристы. Судья вынес тебе приговор и великодушно изыскал возможность заменить его условным сроком, — холодно отчеканил Сержио.
Кэти смертельно побледнела. Она резко встала со своего места. Ее ноздри вздымались, глаза полыхали огнем презрения.
— Мое отношения к твоему прошлому к делу не относится. Давай будем придерживаться актуальных тем, — все тем же холодным голосом предложил итальянец.
— Твое отношение не относится ни к делам моего прошлого, ни к нынешним моим делам. Мне не требуется твое прощение за то, чего я не совершала. И ты не будешь контролировать мою жизнь своими сомнительными благодеяниями.
— Забудь на минутку о своей гордости и обо мне. Посмотри вокруг. Подумай, от какой жизни для себя и своего ребенка ты отказываешься. Здесь тебя не настигнет прошлое. Обо всех своих проблемах можешь забыть навсегда. У тебя появятся финансовые возможности, которых никогда не было. Отказаться от моего предложения было бы верхом идиотизма.
— Мне давно понятна твоя позиция, можешь не распинаться, Сержио! — с неожиданным высокомерием сказала Кэти. — И все-таки я отказываюсь. Уж лучше мыкаться в нищете, чем дать такому самодовольному человеку, как ты, повод считать меня охотницей за состояниями, как ты однажды уже выразился.
— У тебя дьявольская гордыня, женщина!
— Так всегда говорят те, кто испытывает со стороны оппонента сопротивление попыткам поколебать его человеческое достоинство.
— Я не позволю нищенке с упадническим отношением к жизни растить моего ребенка, — тоном прямой и явной угрозы проговорил Сержио. — Отказываясь от моих финансовых предложений, ты отказываешься от счастья малыша, — жестко объявил он.
Кэти понимающе кивнула, однако развернулась и направилась к кованой ограде загородного поместья.
— Кэти! — гневно окликнул ее итальянец.
— О каком ребенке ты говоришь? — сухо спросила она, обернувшись на его окрик.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты шантажируешь меня не родившимся ребенком. Ты буквально растоптал меня ради того, кого еще, по сути, и нет. И после этого считаешь, что я дам тебе шанс влиять на мою жизнь в дальнейшем?
— Ты собираешься сделать аборт?! — в ужасе вскрикнул Сержио.
— Аборт — это не единственный способ избавиться от чьего-либо навязчивого присутствия, — зловеще произнесла Кэти. — Моя мамочка, например, оставила меня не скамейке в городском парке. Когда сердобольные люди нашли меня, никто представления не имел, чья я дочь. Вот так! Но меня удочерили и вырастили как родную. И в этом смысле мне жаловаться не приходится. Приемные родители меня любили. Только их рано не стало. А за то, что случилось со мной после их смерти, мне стоит благодарить таких, как ты, которые привыкли решать свои проблемы за счет других людей, более уязвимых, чем они сами.
— Ну и отчаянная же ты, Кэти! А я-то, дурень, считал тебя затравленным зверьком. Но ты блефуешь, это очевидно. И еще ты сама себе противоречишь. Обвиняешь меня в жестокости в то время, когда я предлагаю тебе действенную помощь.
— Ты не помощь мне предлагаешь, Сержио. Ты рассчитываешь купить меня. А я не продаюсь.
— Но ты должна признать, что кое-что нас связывает, — сказал он деловито, приблизившись к ней, — и это требует самого серьезного отношения. Готов выслушать любое твое предложение, Кэти.
— Для меня неприемлемы твои сомнения в моей способности вырастить ребенка, которого я рожу. Я не потерплю благотворительности от тебя и кого бы то ни было. Я категорически не желаю быть нахлебницей, а тем более изолированным от внешнего мира изгоем, пусть даже и на этой роскошной вилле.
— Это не предложения, Кэти. Это протесты воспаленного самолюбия, — упрекнул ее мужчина. — Ты можешь предложить рациональное решение нашей проблемы?
— Нет, — вынуждена была признать девушка, — но и твои подачки мне не нужны.
— Я хоть попытался, — сухо проговорил Сержио. — Предлагаю вернуться в дом и, не горячась, все тщательно обдумать.
— Какими ты сам представляешь наши с тобой отношения, когда ребенок появится на свет? — задала самый волнующий для себя вопрос Кэти.
— Это целиком будет определяться нашей договоренностью, — сдержанно ответил Сержио Торренте.
— К какому бы решению мы с тобой ни пришли, я отказываюсь быть грязненьким секретом в твоей жизни.
— Я и не прошу тебя об этом, — резко ответил Сержио.
— Но именно так все и выглядит. Уединенное место, предложение сменить имя… Это мне не подходит. Я намерена вернуться домой. Наши отношения мы сможем уладить и в Лондоне, — проговорила Кэти.
— Это ребячество. Мы можем отложить все наши разногласия на время. Все равно мы уже здесь. Что тебе мешает развеяться, сбросить все это напряжение? Твоя предубежденность мешает тебе мыслить логически, рассмотреть ситуацию со всех сторон, — снисходительно отозвался Сержио Торренте.
— Да, я недалекая. Но и того, кто соблазняет уборщиц без средств контрацепции, тоже умным не назовешь, — язвительно заметила она.
— Твоя воинственность меня поражает.
— Я не могу разговаривать с тобой иначе, сознавая твое истинное ко мне отношение, — объяснила Кэти. — Может быть, по прошествии какого-то времени, на нейтральной территории нормальная беседа между нами и станет возможной, но только не здесь и не сейчас.
— По прошествии времени?! Да ты не в состоянии о себе позаботиться должным образом! Как ты станешь управляться в твоем-то новом положении? Ты хоть догадываешься, в какую сумму тебе влетит беременность, роды, уход за ребенком? Такие-то вещи ты должна понимать! — Сержио потряс ее за плечи, полагая, что этим можно вразумить отчаявшуюся женщину. — Я готов заботиться о тебе.
— Уже слышала, — с саркастической усмешкой отозвалась Кэти.
— Я тебе этого еще не говорил, — бросил итальянец, нахмурившись.
— Не ты… Гарет.
— Кто такой этот Гарет? — недовольно спросил он.
— Я любила его. Мы выросли вместе. Он жил в доме по соседству. Не существовало такого, чего бы я не сделала ради Гарета. Он знал это. Но он отказался от меня, когда наши отношения стали причинять ему неудобства, — проговорила Кэти, глядя перед собой затуманенным взглядом.
— Я повторяю, что готов заботиться о тебе, — твердо объявил Сержио.
— Вся твоя заботливость ограничится чеками. Я стану для тебя не человеком, не женщиной, не матерью твоего ребенка, а статьей расходов, — апатично пробормотала она.
— Дьявол! — выругался мужчина. — С тобой и ангельского терпенья не хватит, — бросил он.
Кэти зло рассмеялась в ответ на его сетования. Но ее терпение тоже оказалось на исходе, и она расплакалась, сама того не желая.
Сержио пару мгновений взирал на нее беспомощно, после чего сообразил, в какой именно заботе нуждается это израненное существо.
Он нежно обнял девушку и прижал к своей груди. Он ласково нашептывал ей слова утешения, уверял, что все будет хорошо. Кэти с пронзительной надеждой в умытом слезами взоре посмотрела на него. Сержио содрогнулся от этого взгляда и приник губами к ее губам.
Она обмякла в его сильных объятьях и позволила увести себя в дом.
— Я нужен тебе много больше, чем ты готова признать, — серьезно сказал Сержио.
— Ненавижу тебя, — процедила девушка и прижалась к нему сильнее.
Кэти чувствовала, как его жадные поцелуи обжигают лицо, и плечи, и грудь. Она вцепилась в Сержио, вдыхала его дурманящий аромат и, не уставая, твердила, как сильна ее ненависть к нему и к той силе, которая владеет ею.
Вернувшись в свою лондонскую квартирку, Кэти обнаружила, что ее многолетний верный друг Тиггер упокоился во сне — не то от тоски, не то от старости.
Его миски с кормом и водой были полными. Тельце зверька окоченело, и Кэти не узнавала в этом неподвижном комочке своего друга.
Девушка сумела сдержать слезы, и это не было трудным вследствие ее привычки к потерям. Она аккуратно завернула труп в простыню, уложила на дно большой коробки, взяла садовую лопатку и похоронила животное на пустыре. Посмотрела на мрачный закат, и план сложился как-то сам собой.
На другой день, когда все сотрудники рекламного отдела разошлись, она сама заговорила с Бриджит Кёрк.
— Я собираюсь уехать из Лондона. Работать в моем теперешнем состоянии на двух работах я не могу. С одной работой я не сведу концы с концами. Но попасть в зависимость от Сержио — опасно.
— Почему? — спросила ее начальница.
— Ну, хотя бы из-за этого. — Кэти протянула Бриджит разворот глянцевого журнала, посвященного жизням всевозможных знаменитостей, с красноречивым названием статьи «Нескончаемая оргия на яхте». На фотографии красовался Сержио Торренте в развеселой компании прихлебателей обоего пола.
Бриджит Кёрк пробежала глазами статью, при этом ее брови выразительно приподнялись, однако женщина просто кивнула, обойдясь без комментариев.
— Если тебе не в тягость дети и ты умеешь готовить, предлагаю отправиться к моей крестной дочери в Девон. Подмога ей не помешает. Нола сейчас беременна четвертым ребенком. Она риелтор. Ее муж журналист, постоянно в командировках. Няня ее малышей недавно вышла замуж и обзавелась собственным домом. Сама понимаешь, в какой она теперь ситуации. Поговорить с ней о тебе?
— В Лондоне меня ничего не держит, — исчерпывающе ответила Кэти.