Если всё уже потерял,
кто-то после навечно пьян,
кто-то жив и той жизнью рьян.
Храннара безумно (да, безумно в самом прямом смысле) тянуло домой. Нет, теперь уже просто в Гриндавик. Храннара просто обуревало желание увидеть, что осталось от его дома, и как выглядит всё ещё горячее лавовое поле, поглотившее его воплощённую мечту. Но поехать туда нельзя. Запрещено. Потому что опасно. К тому же часть дороги перегородил язык свежей лавы, ещё помаргивающей огненно-красными глазами.
Между прочим, он, Храннар Стейнн Гисласон, теперь чуть ли не национальная знаменитость. На главном новостном интернет-портале опубликовали кадры, вырезанные из прямой трансляции, — как извержение уничтожало дом Храннара, а также крупное фото самого Храннара и его ответ на вопрос, что он переживал в тот самый момент. И в телевизор он тоже попал.
В тот вечер Храннар жестоко напился. Так, что не мог самостоятельно добраться до своего временного пристанища, и владелец бара вызвал для него такси.
Храннар, вообще-то, не дружил с алкоголем. Он дал себе зарок всегда знать меру в тот день, когда его старший брат не вернулся на берег. Тем утром, после затянувшейся гулянки, Храфнар с дружками вышел в океан на отцовском рыболовном боте, чтобы, как он выразился, «немного проветриться». Что там случилось, так толком и не разобрались. Погодные условия были сложные, штормовому предупреждению компания не вняла, и к причалу бот вернулся с одним человеком на борту меньше. Тело брата так и не нашли.
Храннар в тот год как раз заканчивал школу. Отец начал отходить от дел — годы уже не те, здоровье пошаливало, и гибель старшего сына добила его окончательно. Средние братья не горели желанием делить квоту на троих. Поэтому Храннар уехал сначала в Рейкьявик, где в учебном центре получил свидетельство о профессии рыбака прибрежного лова, а потом подался в Гриндавик и нанялся на рыболовный траулер Gnupur.
И теперь, протрезвев после вчерашнего неумеренного возлияния, Храннар прекрасно понимал, что пьянка — дорога в один конец, причём в его случае конец этот будет быстрым и безрадостным. Он сходил на улицу и принёс из багажника машины большую коробку из твёрдого картона, до которой пока не доходили руки, вытащил из неё несколько картин — ими он особо дорожил и по этой причине забрал с собой при эвакуации, и рулон двухстороннего скотча. На дне коробки остался лежать складной этюдник с принадлежностями для рисования — углём, карандашами, акварелью, акрилом, пастельными мелками и картонной папкой с бумагой. Но всё это пока Храннару не особо требовалось — его руки ещё дрожали.
Через час стена напротив кровати стала слегка напоминать зал галереи современной живописи, где готовится временная выставка. Храннар с некоторым удовлетворением оглядел результат кастомизации своего пристанища, оделся и пошёл в «Бонус» разжиться готовой едой на обед.
Ближе к вечеру, когда уже совсем стемнело, тоска навалилась на Храннара с такой силой, что его опять потянуло в ближайший бар. Однако вместо этого он вытащил из коробки этюдник, устроился за низким столом — не сказать, что это было очень удобно — и стал рисовать рыболовный корабль в океане.
волн всплеск
зыбей окрест
ясности блеск
сини небес
Храннар настолько ушёл в этот процесс, что его ноздри защекотал терпко-солёный морской воздух, а в ушах зазвенели надрывные крики чаек. К ночи картина была закончена, и Храннар водрузил её на свободное место в своей «галерее».
«Завтра нужно разжиться холстами. Буду рисовать, чтобы не свихнуться», — решил он. Уснуть Храннару удалось не скоро — перед глазами всё стоял язык огненной лавы, тянущийся через пустошь, покрытую белыми мазками снега, к его такому же белому дому.