Сладкий запах крови

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Я проснулась с криком и обнаружила, что лежу у себя дома, в постели, укрытая до самого подбородка. Потом до меня дошло, что в комнате я не одна, — и меня сковал страх. Я замерла, поспешно опустила веки и затаила дыхание.

— Брось прикидываться, Джен, — сердито сказал у меня над ухом Финн, — я вижу, что ты не спишь.

Страх тотчас отпустил. Я выдохнула и натянула простыню на голову.

— Тоже мне, можно подумать, ты пробуешься на роль Серого Волка в «Красной Шапочке»! — пробормотала я.

— Нет, на роль строгого папочки, — парировал фавн. — Так что изволь меня слушаться, я твой начальник.

«Ну уж нет, и не надейся», — подумала я. Однако вслух предпочла ничего не говорить. Незачем сейчас злить Финна и перечить ему, сначала надо выяснить, что он тут делает и в какой такой переплет я попала на сей раз.

Высунув нос из-под простыни, я украдкой бросила взгляд на циферблат будильника. Так, проспала я пять часов, в два раза дольше, чем мне обычно требовалось, чтобы оклематься после вылазки в СОС-таун. Но, по крайней мере, чувствовала я себя просто отменно, а учитывая, какая порция яда мне перепала, самочувствие это растянется на целую неделю, при условии, что мне удастся не обращать внимания на сны и призраки на задворках сознания. Я со вздохом потянулась. Почувствовала, что меня явно успели отчистить от грязи, — спасибо Финну, не иначе. А еще раздеть.

Я перевернулась на живот и уставилась на Финна. Тот сидел на полу, привалившись к стене, сложив руки на груди и вытянув длинные ноги. Рожки у него сейчас были, как и обычно, маленькими — почему же, когда мы целовались, мне померещилось, будто они длинные и острые? «Проклятие, Дженни, ты же обещала себе о шурах-мурах с Финном даже и мысленно не заикаться». Рядом с Финном на полу стоял пенопластовый стаканчик, в каких в кафе «Рози Ли» продавали напитки навынос, и над ней курился легкий кофейный парок. Похоже, Финн здесь уже давно.

Я села, завернувшись в простыню и обхватив колени.

— Чем обязана такому раннему визиту, начальничек? — самым ровным тоном поинтересовалась я. — На работу мне часа через два-три, не раньше.

Мшисто-зеленые глаза Финна на миг встретились с моими, но он тут же опустил взгляд, и стало ясно, что неряшливая куча туфель и ботинок под кроватью ему не понравилась.

— Да я зашел потолковать насчет Агатиной магии, — наконец выговорил он, роняя руки на колени. — Мне кажется, есть один способ, который позволил бы тебе излить ее наружу.

Я уставилась на него, не веря своим ушам. И ни слова о том, как он меня нашел, где и в каком состоянии?! Поймите меня правильно, мне вовсе не доставило бы радости вдаваться в объяснения, но что-то слишком уж легко мне все это сошло с рук.

— Агатину магию? — тем же ровным тоном спросила я.

— Да, — кивнул Финн, и желвачок у него на щеке дернулся. — Видишь ли, иногда так учат маленьких ведьм.

Отлично, теперь меня еще и перевели в детскую!

— Это проще простого. — Финн сжал кулаки, что явно противоречило его ровному голосу. — Представь какой-нибудь небольшой предмет, что находится поблизости от тебя, и слей на него магию. А потом призови этот предмет в руку, как призываешь магию. — Он говорил так, словно читал по бумажке или словно прилагал все усилия, чтобы не сорваться и не заорать.

— Ладно, спасибо, — выговорила я. Не самый быстрый выход из положения, но...

Финн поднялся и расправил затекшие плечи:

— Вот и чудесно. Тогда до встречи на работе, — И он повернулся, чтобы уйти... так и не взглянув на меня!

Я в задумчивости наморщила лоб и побарабанила пальцами по коленке. Что происходит? Такое самообладание совсем не в стиле Финна, но, может статься, все эти шуточки, флирт и прочее лишь внешний, поверхностный слой, а подлинного Финна я и не знаю, потому что изо всех сил старалась избежать сближения с ним. Сейчас я четко осознавала лишь одно: нотка подавляемой ярости в голосе фавна лишь верхушка огромного страшного айсберга.

Какой-то неясный порыв — я предпочла не вникать какой — заставил меня заговорить, прежде чем Финн успел выйти.

— Нет, мне все-таки любопытно, ты так и не поинтересуешься, где я была и что со мной вообще стряслось?

Финн замер, не выпуская дверную ручку. Все так же не глядя на меня, ответил:

— А тебе хочется расспросов?

Вот в этом я совсем не была уверена. Боялась, что сработает принцип домино: начну объяснять, что делала на крыше в таком виде, а там ка-а-ак посыплется... А всю правду я ему рассказать не могу, хоть убейте.

— Раз молчишь, значит, не хочется. — Дверь скрипнула. — А я не готов ждать, пока ты придумаешь, как отовраться.

— Я фея, Финн, — бросила я. — Ты же знаешь, мы, волшебный народ, органически не можем лгать.

— Не уметь лгать и говорить всю правду — не одно и то же, верно, Джен?

Верно, чего уж там.

Финн распахнул дверь:

— Увидимся на работе. — Казалось бы, после этих слов ему бы и уйти, но он медлил и даже вернулся к моей постели.

— Никак передумал? — съязвила я. — Решил все-таки послушать, как я отвираюсь?

Застывшее лицо Финна смягчилось, глаза потемнели от тревоги, он наклонился и нежно провел пальцем по моей щеке.

— Ты плакала во сне, Джен. — Это был почти что вопрос.

Сумрачная, печальная тень на миг всколыхнулась на горизонте моего сознания, всплыв из забытого сна, и я отвернулась, пряча от фавна глаза.

— Адово пламя! — ругнулся Финн. Нетерпеливо вздохнул и добавил: — Если захочешь поговорить, ты знаешь, где меня найти.

Он постарался затворить за собой дверь как можно тише. Я оперлась подбородком о колени и задумалась. Воспоминание, навеянное сном, растаяло, едва возникнув. На смену ему пришли замешательство и непонятное чувство оторванности от всего на свете. Может, у меня что-то вроде шока? Все-таки ночные приключения дают о себе знать, и неудивительно. А может, это побочный эффект от ударной дозы яда? Я рассеянно уставилась на акварель, висевшую над кроватью.

Пейзаж изображал утро на Темзе — дымка тумана над серой водой, тусклое зимнее солнце пробивается сквозь облака, все размыто, как на полотнах Тернера, и с картины так и веет холодом и одиночеством. Полотно принадлежало кисти Тавиша, трехсотлетнего кельпи, который опередил Тернера лет на семьдесят, и акварель эту Тавиш подарил мне сам. Он был единственным представителем волшебного народа, с которым я общалась; уже тогда по совету Хью я старалась не слишком сближаться со своими. И все-таки, хотя мы так и не познакомились поближе, я искренне расстроилась, когда десять месяцев назад Тавиш навек отправился за море, на Острова Блаженных.

Однако от близкого общения с сородичами меня удерживали не только наставления Хью, но и моя причудливая родословная, тайна моего происхождения. Я полукровка. Мама-то у меня была сида, но вот отец (не знаю, жив он еще или нет) принадлежал к вампирам. Вот о чем так настойчиво напомнил мне сегодняшний сон. Именно на латентные вампирские гены я списывала то, что чары — фальшивое обличье вампирши, которое я принимала время от времени, — сработали так хорошо. Но теперь... теперь у меня появились причины усомниться в этом.

Неужто Малик оказался прав и я и впрямь напялила ворованное тело какой-то вампирши по имени Роза? Может, именно поэтому мне так отчаянно хотелось укусить Финна? Может, Роза, моя альтер-вамп, пыталась одолеть меня? От таких мыслей меня прошибла испарина. Я усилием воли задвинула все свои сомнения и предположения в самый дальний угол сознания. Не буду думать об этом сейчас.

Я перевела взгляд с акварели на свои руки, сложенные поверх простыни, и увидела, что левую кисть по-прежнему украшает браслет из синяков, оставленных Маликом. А ведь они давно должны были сойти вместе с прочими ранами, когда чары спали с первым лучом солнца. Я поспешно пощупала шею, проверяя, остались ли и следы от укуса. Следы клыков Малика. На ощупь определить не получалось, я опрометью кинулась к платяному шкафу, распахнула его и посмотрелась в зеркало. Нет, на шее ни царапины. И тут мне вспомнились слова Графа, обращенные к Малику: «Я не испытываю потребности метить добычу, как жестокий хищник».

Малик пометил меня как свою добычу, как свою собственность. Тоже мне новость, что здесь такого особенного?

Эту мысль я запихнула подальше, к остальным, и направилась к буфету. Пора проверить идею Финна насчет Агатиной магии и посмотреть, сумею ли я избавиться от нее, прежде чем она подстроит мне еще какие-нибудь неприятности. По крайней мере сейчас мне есть чем заняться, и эта задачка на какое-то время отвлечет меня от других, посложнее.

Я открыла огромную банку лакричных конфет, которую держала прямо на кухонной стойке, — такими банками конфеты выставляют на витринах кондитерских магазинов. Запустила руку внутрь, вытащила четыре красные конфеты. Одну зажала в зубах, остальные выложила на стойку, полезла в холодильник за бутылкой «Столичной» и замерла, потому что взгляд мой упал на пластиковую коробку, что стояла на нижней полке. Я тряхнула головой, налила себе стакан водки и залпом опрокинула его. В желудке вспыхнуло ледяное пламя.

Прикрыв глаза, я сосредоточилась и заглянула магическим зрением внутрь себя. Магия домовой томилась внутри меня, точно разноцветное варево на медленном огне, колыхалось, побулькивая и переливаясь, вздымая клубы радужного пара. А на дне горошинками черного перца лежали какие-то черные жемчужинки, и я не сразу вспомнила, что это. Приворот, который я отобрала у Кудряшки, вернее, слущила с ее заколдованного браслета.

Проклятие! С этими чарами разбираться — еще больше мороки. Не иначе, придется окунуться в Темзу, чтобы приворот унесло проточной речной водой. Остальные способы слишком опасны.

— Ну что ж, — пробормотала я, открывая глаза, — посмотрим, старушка, получится ли у тебя то, что по силам любой четырехлетней крохе-ведьмочке.

Я мысленно зачерпнула волшебное варево поварешкой и равномерно полила им выложенные на стойке конфеты. Но поварешка упорно превращалась в шумовку, и магия вытекала обратно быстрее, чем я успевала зачерпнуть новую порцию. Это было все равно что носить воду в решете: на конфеты капали лишь отдельные капельки. Но я упорно продолжала черпать и поливать, хотя по спине у меня уже ползли струйки пота. Наконец задуманное все-таки получилось, и конфеты удалось полностью потопить в магии. Я облегченно выдохнула и отдала им магический приказ. Конфеты приподнялись над стойкой на какой-нибудь дюйм, а потом магия стекла с них обратно.

Да что же это такое! Может, три — слишком много? Я повторила ту же процедуру с одной конфетой, и на этот раз она сдвинулась дюймов на шесть. Я заскрежетала зубами и предприняла третью попытку. Конфета, окутанная магией, ответила на зов и понеслась прямо ко мне. Я радостно улыбнулась и протянула руку, чтобы схватить ее, и тут конфета взорвалась, обсыпав меня тончайшей сладкой пыльцой. Я вздрогнула и отшатнулась.

Плечи у меня поникли сами собой. Измоталась я так, словно пробежала миль десять, не меньше, а гордиться нечем — ничего не получилось. Что ж, значит, мне не по зубам то, с чем справляются маленькие ведьмы, первый урок окончен, и на второй у меня просто не хватит сил — я и так уже как выжатый лимон. И почему, почему это так трудно? Не иначе, все-таки придется прибегнуть к магическому кругу. Выбора нет. Я открыла холодильник и сунула водку обратно.

Пластиковая коробка терпеливо поджидала меня на полке.

Внутри у меня все сжалось. Ох, не надо этого делать, особенно после таких снов, особенно учитывая, что порожденные ими тени не желают отступать. Я медлила, а из холодильника веяло стужей, и кожа у меня покрылась пупырышками, я ведь так и стояла голышом. «Ладно, решила так решила, давай, Дженни, а то передумаешь». Я взяла коробку с полки, и, прикусив губу, открыла плотную крышку.

Внутри лежал нераспечатанный кусок мыла с ароматом гардении, в вощеной бумажной обертке. Рядом с ним на листке папиросной бумаги покоилась тонкая косичка, сплетенная из синевато-белых волос.

Ни к тому, ни к другому я не притронулась, лишь наклонилась и втянула ноздрями трепещущий и сладкий аромат мыла.

Закрыв глаза, я увидела Тильди — такую же, как во сне: длинные белокурые локоны, встревоженные синие глаза и колье из черных опалов, прикрывающее след от укуса на шее.

Я была графской дочкой, русской малюткой-принцессой, что ждала своего принца, как и полагается в сказках. И когда принц наконец явился за мной, счастью моему не было предела, ведь он казался таким юным и могучим. В свой четырнадцатый день рождения мне предстояло принять от него Дар, связаться с ним кровными узами, получить вечную жизнь и магическую силу, которой он будет впредь повелевать, и навеки стать его спутницей.

Я всем сердцем ждала этого дня и старательно готовилась к торжеству. У меня даже имелась подружка невесты, Салли, — просто загляденье какая хорошенькая со своей голубоватой кожей и синевато-белыми волосами. Прабабушка Салли была Синей Каргой из Кайлиак Баэр. Но Салли недоставало магии, чтобы считаться одной из нас, и в ее жилах текло слишком много крови волшебного народа, чтобы сойти за человека. Она никому не была нужна, кроме вампиров, а уж те охотно приняли ее.

Тильди подарила мне Салли на двенадцатилетие. Предполагалось, что мы станем неразлучными подружками и будем расти вместе, но Салли была на три года старше меня и не желала дружить, по крайней мере со мной, — разве что ей требовался слушатель, чтобы похвастаться очередной амурной победой.

А потом прибыл мой принц, и Салли решила, что наконец-то получила главный охотничий трофей. Но когда принц прознал, что Салли разболтала мне все кровавые подробности того, что случилось между ними, исход был предсказуем и неизбежен.

Мой принц убивал ее целых пять дней.

А меня заставил стоять рядом и смотреть, как он это проделывает.

И в его глазах я прозрела свое будущее.

Он пытал Салли потому, что был облечен властью, и потому, что ему нравилось ее терзать, но, хотя в ней было больше от фей, чем от человека, Салли оказалась слишком хрупкой, и надолго ее не хватило. Однако для принца Салли была всего-навсего пикантной закуской; мне, и только мне предстояло превратиться в его главное яство, в вечное пиршество, ведь я сида, а значит, никогда не умру, даже если очень захочу, и уж тем более не умру и не угасну после того, как по собственной воле свяжусь с ним кровными узами.

Острая боль полоснула меня по нервам. Я распахнула глаза и уставилась на свою окровавленную ладонь. А, понятно, я раздавила стакан и порезалась. Резкий запах алкоголя и крови заглушил аромат гардений. Я отшвырнула стакан и сунула руку под струю холодной воды. Подождала, пока тонкий порез не затянется и не зарубцуется. К вечеру он бесследно исчезнет. Затем, стараясь не встряхнуть содержимое, я плотно закрыла крышку коробки и задвинула ее поглубже на полку холодильника.

Я вся взмокла от усилий, и к тому же кожа у меня покрылась липкой сахарной пудрой от взорвавшейся конфеты. В ванную, в ванную! Стоя под душем, я попыталась поразмыслить об уговорах, убийстве и вампирах и прикинуть, как быть дальше. Но страхи и сомнения, загнанные в дальний угол сознания, норовили выплыть обратно, и, в отличие от мыла и косички, их в коробку не запрешь и в холодильник не упрячешь.

Верно ли то, о чем говорил сон? Неужели и впрямь он всколыхнул во мне самые давние воспоминания и самый главный страх, который я старалась забыть все эти годы? Что тогда случилось? Что означало мое бегство — что Тильди и отец погибли? На глаза навернулись слезы. Я запрокинула голову и понадеялась, что вода смоет не только слезы с лица, но и тяжесть с души.