Сладкое безумие (Глубокая, как река)

17

Время остановилось для молодоженов, застывших у камина в свете весело потрескивавшего огня, среди осколков посуды и поломанной мебели. Оливия все еще держала руку Сэмюэля, выронив полотенце.

– Не могу понять, что в тебе есть такое… – тихо проронил Сэмюэль, будто размышляя вслух и не осознавая, что облек свою мысль в слова. Он видел только бездонные зеленые глаза и вновь переживал те страшные мгновения, когда перед ним предстала полуобнаженная Оливия в объятиях Парди. В ту секунду полковник испытал шок – показалось, будто девушка страстно прильнула к англичанину и готова ему отдаться. Можно ли верить ее утверждению, что она пыталась дотянуться до рукоятки кинжала? Шелби не знал ответа, но в данный момент и не старался его найти. Его обуревали совсем иные тревоги.

Оливия всматривалась в лицо Сэмюэля в попытке понять, все ли еще он сердится на нее, ревнует и не верит. Она не знала, как вывести его из состояния задумчивости, и выпалила первое, что пришло на ум:

– С мыслью о праздничном ужине придется распрощаться, но если ты голоден, я пойду узнаю у повара, может…

– Обойдусь без ужина, у меня голод иного порядка, – сказал он, не отводя глаз от ее вспыхнувшего лица и чувствуя, как у нее учащенно забился пульс.

– У нас… у нас так мало общего, – пробормотала она, запинаясь.

– У нас есть вот это, – ответил Сэмюэль, и его губы стали медленно приближаться.

Он коснулся ее губ ласково, как бы нехотя, будто ожидая, что она отпрянет и запротестует, но произошло обратное: Оливия ответила на нежный поцелуй, сжала тонкими пальцами распухшие суставы на его руке. Вспомнилось темное от гнева лицо Сюмюэля, увидевшего жену в объятиях Парди, и грозный голос: «Уберите руки!» Значит, она ему небезразлична.

Пока еще она была его женой только на словах, но скоро, очень скоро могла стать его на деле; тогда он узнает о ней всю правду, развеются все сомнения относительно ее целомудрия. Однажды она дала себе клятву не позволить ему узнать правду, но трудно, невозможно сдержать слово, когда он так близко и пьет из нее, как если бы затерялся в пустыне и припал наконец к живительному источнику. «Нет, это я потерялась, потерялась навсегда».

Сэмюэлю передался трепет девушки, и он сам дрожал от желания, какого никогда в жизни не испытывал, даже в далекой юности.

– Черт побери, все равно нам не удастся аннулировать брак, – пробормотал он и вновь поцеловал девушку, на этот раз горячо, отдавшись на волю страсти.

Оливия не услышала или не смогла разобрать его слов, потому что Сэмюэль прижал ее еще крепче, его пальцы сплелись с ее волосами, потянули вниз и запрокинули голову, обнажив горло. Его губы прошлись по подбородку, оставив влажные следы на горле, и замерли в углублении, где часто бился пульс. Жаркие поцелуи бежали все ниже за ворот ночной рубашки и достигли груди.

Когда груди коснулась его рука и слегка приподняла, Оливия застонала и чуть не задохнулась от сладостной боли, пронзившей все тело, ощущая, как Сэмюэль тронул сосок, обвел пальцами и легонько сжал. Он стянул вниз ночную рубашку, припал губами к другой груди, и девушка растворилась в наслаждении, превратилась в легкий ручеек, бегущий по камням. Под его ласками тело натянулось как струна и пело мелодию любви, изнывая от блаженства.

Оливия обвила его шею руками, и Сэмюэль поднял девушку, унес от огня камина, положил на кровать, встал на колени и медленно снял ночную рубашку, открыв тонкую талию, плоский живот и крутые бедра. Отбросив рубашку, Сэмюэль залюбовался обнаженной девушкой.

– Ты само совершенство, – сказал он, провел ладонью по бедру и увидел, что Оливия сомкнула глаза и будто даже замурлыкала, как ласковая кошка. Она чувствовала на себе его жадный взгляд, он пожирал глазами ее обнаженное тело, возвышаясь над ней, как языческий идол, могучий и темный. Когда девушка открыла глаза, Сэмюэль стоял спиной к огню, лица не было видно, но ярко светились дивные синие глаза.

Внезапно ей стало стыдно. Ведь ни один мужчина никогда не видел ее обнаженной. А вдруг Сэмюэль решит, что она слишком худая? Или длинная и нескладная? Говорят, многим мужчинам нравятся пышная полнота и выпуклые формы. Но когда рука Сэмюэля коснулась ее бедра, стало ясно, что нет причин для беспокойства, и Оливия вновь прикрыла глаза.

Она почувствовала, как его ладонь скользнула по бедру и остановилась у средоточия ее женственности, там, где ощущалось прежде незнакомое Оливии томление. Оливия открыла глаза и встретила его взгляд. Сэмюэль был по-прежнему одет, а она обнажена, он сохранял самообладание, а она не владела собой. Оливия тщетно попыталась прикрыться руками.

– На меня никто никогда так не смотрел, – прошептала она.

– Иногда нужно меняться ролями, – усмехнулся в ответ Сэмюэль. – Ты видела меня обнаженным тогда на реке, а сегодня моя очередь. Ведь ты же тогда не отвернулась, тебе понравилось? Не отрицай.

– Не… не буду, – пролепетала она, и он вложил руку меж ее ног и стал ласкать шелковистую кожу.

– А теперь… теперь моя очередь… и мне тоже очень нравится, – сказал он, нагнулся и коснулся языком ее пупка, прижав ее руки к постели, потом вновь стал жарко целовать грудь, а Оливия стонала, выгибая спину. Сэмюэль выдохнул проклятие, встал, быстро разделся и лег на кровать.

В первое мгновение девушке показалось, что не выдержит его тяжести, но страхи развеялись, когда он стал жадно ее целовать, как в тот первый раз на брошенной ферме близ Вашингтона. Однако сейчас все было иначе, не мешала одежда, и на грани нового открытия Оливия забыла обо всем на свете.

Коленом Сэмюэль раздвинул ее ноги, а она помышляла только о том, чтобы он скорее разделил с ней сладостную боль, и он будто понял, коснулся заветного места, и Оливия сама широко разбросала ноги, выгнула спину и выкрикнула его имя. Сэмюэль ощутил преграду на своем пути. «Нет, этого не может быть!» – мелькнуло в голове, и он вошел в нее. Резкая боль пронзила ее тело, будто разорвали надвое. Оливия закусила губу и отвернула голову, но успела заметить удивление, почти испуг, сверкнувшее в его глазах. Сэмюэль не двигался, не мог прийти в себя от изумления, молча смотрел на ее лицо с сомкнутыми веками, из-под которых стекали слезы. Он снял их кончиком языка и тихо сказал:

– Соленые и сладкие, совсем как ты.

Оливия была готова стерпеть что угодно, но только не его нежность. Ведь он ее не любил и не верил ей. Он только жалел ее и чувствовал вину за причиненную им боль, и это было невыносимо, но едва он вновь стал покрывать поцелуями ее щеки, виски и нос, а потом коснулся губами уголка рта, теплота вновь разлилась по всему телу. Боль постепенно проходила, но оставались опустошенность и ощущение невосполнимой утраты. Она чуть двинулась, и Сэмюэль хрипло попросил:

– Нет, нет, пожалуйста, не двигайся. Если ты это сделаешь, я за себя не отвечаю. Подожди немного, и все будет замечательно. Обещаю.

Она открыла губы и встретила его горячий язык, проникнувший в теплую глубину рта, поняла наконец, что это напоминает, и поплыла на облаке новых эмоций. Сэмюэль почувствовал ответную страсть и стал двигаться вначале медленно и бережно, а потом все быстрее. Огонь, тлевший ниже живота, вспыхнул ярким пламенем, будто от охапки сухих веток, и Оливия жалобно застонала, но Сэмюэль ту же прикрыл ее рот своими губами. С его спины стекали струйки пота, по мере того как он ускорял темп, и девушка едва не теряла сознание от несказанного удовольствия. Интуиция подсказывала, что должен наступить момент высшего блаженства, и она ждала его.

Внезапно все ее тело содрогнулось, и перед сомкнутыми глазами рассыпались мириады сверкающих искр. Оливия впилась зубами в плечо Сэмюэля. Он ощутил ее дрожь, его сжали, как в тисках, не было сил больше сдерживаться, и семя изверглось, оставив его опустошенным до дна. «Теперь я могу зачать его ребенка», – подумала Оливия. Даже если он решит бросить ее, останется темноволосый двойник, бесценный дар этой ночи.

Будто прочитав ее мысли, Сэмюэль перекатился на спину и прикрыл рукой глаза. Оливия ощутила ночную прохладу, захотелось поскорее надеть рубашку, но, прежде чем она успела шевельнуться, Сэмюэль заговорил, и у нее сжалось сердце.

– Если бы я знал, то ни за что не причинил бы тебе боль, Ливи. Поверь мне. Я сожалею. – Его виноватый тон глубоко задел Оливию, и, стремясь ответить тем же, она, не подумав, съязвила:

– Ты сожалеешь о причиненной боли или о том, что потерял возможность аннулировать брак?

Он присел на краю кровати, положив руку на колено, но небрежная поза не могла скрыть закипавшего в нем раздражения:

– Если бы ты просто сказала мне, что ты девственница, а то ведь бросилась на меня с кулаками…

– Просто сказала? Как будто ты бы мне поверил на слово! Я же говорила, что хочу аннулировать брак, а ты только рассмеялся мне в лицо. Что бы я ни говорила, ты лишь цинично усмехался и не верил ни единому слову. Ты же не веришь женщинам! Я хочу тебе сказать, Сэмюэль Шелби, что ты калека, эмоциональный урод, который ненавидит всех женщин из-за своей матери и жены.

– Теперь ты моя жена, и то, что произошло сегодня между нами, ненавистью никак не назовешь, – возразил Сэмюэль, глядя на девушку, густо залившуюся краской, когда она осознала, что ведет беседу с голым мужчиной, не прикрыв своей наготы.

– Ты никому не веришь, и мне жалко тебя, потому что ты обречен на одиночество. – Оливия спрыгнула с кровати, взяла ночную рубашку и прикрылась ею, как щитом. Сэмюэль тоже встал и начал собирать одежду, в спешке разбросанную где попало.

– Веришь ты этому или нет, – с досадой проговорил он, натягивая брюки и рубашку, – но у меня есть чувство долга и чести, иначе я бы никогда на тебе не женился.

– Ну да, конечно, долг превыше всего… – горько отозвалась Оливия. – Скажи честно, Сэмюэль, ты шпион? Может, поэтому ты всех всегда подозреваешь в злом умысле? – Она жгла за собой мосты и сознавала это.

Его руки замерли у ворота рубашки, а синие глаза пытались прочесть затаенные мысли девушки. «Черт возьми! Правильно сделал, что с самого начала не доверял ей!» – подумал Сэмюэль, а вслух саркастически заметил:

– Это ты приписываешь мне какие-то тайные дурные намерения, между тем как мне просто неловко за случившееся. Что же касается моих подозрений, то Стюарт Парди работает на пару с твоим опекуном, а Вескотт в свое время навязывал мне тебя в любовницы, проиграв пари, которое сам же и предложил. С той поры мне стало известно, что Парди раздает индейцам оружие и виски в нарушение закона. Вполне понятно, почему с моей стороны было бы страшной глупостью верить хотя бы одному твоему слову.

Шелби давно убедился – наилучшим способом увести собеседника от щекотливой темы является нападение. На этот раз метод сработал, пожалуй, даже слишком хорошо. Полковник взглянул на Оливию. Та молча стояла у кровати, комкая в руках ночную рубашку, в зеленых глазах блестели слезы. Лучше бы она закатила истерику, осыпала бы его проклятиями, стала бы швырять в него посудой, а она застыла в немом укоре, до боли уязвленная незаслуженным обвинением.

– Приведи себя в порядок и постарайся отдохнуть. К утру я вернусь, – жестко бросил Сэмюэль, обулся и направился к двери.

– Куда ты? – не выдержала Оливия.

– Что значит «куда»? – переспросил он, иронически вскинув бровь. – Пойду напьюсь. Намерен нализаться в стельку, дорогая женушка. – И с этими словами скрылся за дверью.

Оливия осталась одна у догоравшего камина, освещавшего тусклым светом разгромленную комнату… и разбитые мечты Оливии.

Без Сэмюэля кровать казалась пустой и громадной. Оливия помылась, прибрала в хижине и легла в постель. Эмоционально и физически она была полностью опустошена, должна была бы моментально заснуть, но сон не шел. Девушка лежала с открытыми глазами, вспоминая встречи с Сэмюэлем Шелби с первого обмена пламенными взглядами на многолюдном балу в Вашингтоне до той страшной минуты, когда Вескотт попытался продать свою подопечную полковнику. А вдруг ее супруг прав и опекун действительно хотел использовать девушку, чтобы получить доступ к секретам Сэмюэля?

Деятельность полковника явно выходила далеко за рамки обязанностей рядового кадрового офицера. На кого он работает? На военного министра или самого президента Соединенных Штатов? Она представляла, что подобная жизнь могла ожесточить любого человека, в особенности если он, в силу личных обстоятельств, и так не расположен доверять своим ближним.

«Но я скорее умру, чем предам тебя, любовь моя», – подумала Оливия и так и заснула с мокрыми от слез щеками. А проснулась от прикосновения к горлу чего-то холодного. Знакомый голос, навевавший ужас, грозно прошептал на ухо:

– Не дергайся! Кинжал очень острый и может случайно проткнуть твою нежную шейку. Так что лежи тихо, пока мой друг тебя свяжет.

Насмешливый тон Стюарта Парди и исходивший от него мерзкий запах быстро вернули Оливию к действительности, но прежде чем она успела открыть рот, крепкие руки сбросили одеяло и стянули ей ноги кожаными путами. Англичанин продолжал держать кинжал у горла девушки, а его «друг» перевернул ее на бок, заломил назад и связал руки. Лишь когда рот Оливии заткнули кляпом и укрепили его поверху жгутом, повязанным на затылке, Парди расслабился и убрал оружие. Нечего было и думать о том, чтобы позвать на помощь или сопротивляться.

– Спасибо Духу Огня, что не бросил меня в беде и помог выбраться на свободу, – сказал англичанин. – Сама понимаешь, что я не намерен отвечать на дурацкие вопросы твоего полковника и задерживаться здесь не собираюсь. Так что пора уходить.

Оливии хотелось спросить, куда держит путь Парди, но и так было ясно – ее хотят вернуть Эмори Вескотту. Хотя какой в этом смысл? Ведь теперь Оливия – законная жена Шелби и в опекуне не нуждается. Но, возможно, у англичанина свои планы, и ей уготована какая-то еще более злая доля среди враждебно настроенных индейцев, союзников Парди.

Англичанин взвалил девушку на плечо и вышел из хижины, сторожко озираясь. Оливия, казалось, смирилась со своей участью и не подавала признаков жизни. Она старалась справиться со страхом и обдумать новую ситуацию. Когда-нибудь ее похитители непременно утратят бдительность, а значит, нужно не теряя головы ждать своего часа. Как учил Микайя, надо иметь терпение и не терять надежды.

Сэмюэль проснулся от дикой вони, потянул носом, огляделся и увидел, что лежит на куче сырых бобровых шкур. Голова гудела, как пивной котел, и от рези в желудке темнело в глазах. Пошатываясь, полковник встал на ноги и с удивлением стал рассматривать закопченные стены. Как он здесь оказался? Во рту было ощущение, будто там переночевал полк солдат.

Под ногами валялись пустые бутылки из-под виски, и в памяти всплыли события минувшей ночи, глупая ссора с Оливией и навязчивое желание залить горе огненной жидкостью и забыться. Как всегда, это ничего не решило, ему стало только хуже. Все равно придется возвращаться к Оливии, и чем скорее, тем лучше.

Кроме того, следовало позаботиться о том, чтобы Парди отправили под охраной в Сент-Луис, а там от него добьются признания в преступной связи с Вескоттом. С этой мыслью полковник вышел на свежий воздух и замер на месте, крепко зажмурившись под лучами солнца, больно резанувшего глаза. Но слух он не потерял и сразу услышал громкие голоса и грозное рычанье Микайи, доносившееся со стороны хижины, где Шелби оставил девушку.

Черт побери! Неужели она побежала к Микайе жаловаться на недостойное поведение мужа? Нет, на нее это непохоже, слишком горда и упряма. Что-то здесь не так, произошло нечто из ряда вон выходящее. Охваченный недобрым предчувствием, Шелби помчался к хижине, возле которой собралась кучка возбужденных охотников и торговцев. Посреди пустой комнаты стоял взбешенный Микайя, и глаза его метали громы и молнии.

– Куда ты, черт бы тебя побрал, запропастился?

– Где Оливия? – ответил вопросом на вопрос Сэмюэль, и у него похолодело внутри.

– Нет ее, а заодно пропал твой англичанин. Его индейские друзья перерезали глотку часовому и выпустили пленника на свободу. Как только мне сообщили, я сразу подумал об Искорке. Прошлой ночью он пытался ее похитить, а теперь оба исчезли. Ты что, снова оставил ее одну?

– Да, оставил, – признался Шелби, а в голове бился вопрос: «Похищена Оливия, или она добровольно ушла с ним?» У полковника хватило ума не делиться своими сомнениями с Микайей. – Прошло уже несколько часов, так что надо немедленно отправляться в погоню. – Шелби направился в угол комнаты, где оставил ружье и прочее снаряжение.

– Ладно, ты начинай отсюда, ищи следы, а я смотаюсь домой и привезу Буяна. Если кому и суждено найти Искорку, так это ему. Он будет идти по ее следу до конца, его ничто не остановит.

Мужчины расстались, у обоих на сердце было тяжело, каждый в душе опасался того, что может обнаружиться, когда удастся настигнуть коварного англичанина.