9

Приблизившись к потрескивавшим кострам, вокруг которых спали матросы, Сэмюэль спустил молчаливую, но внутренне кипевшую яростью Оливию с плеча и осторожно поставил на ноги. Воинственно вздернув подбородок, она вперила в него ненавидящий взгляд.

– Ну что? Будете вести себя прилично или устроите новую сцену, чтобы привлечь к себе ненужное внимание? – словно между прочим осведомился полковник.

– Самое ненужное для меня внимание – это ваше, полковник, – парировала Оливия.

– Не сомневаюсь. А теперь уберите под шляпу волосы и запахните эту чертову рубашку! – скомандовал он. Глядя сейчас на Оливию, он не мог понять, почему до сих пор никто не догадался, что под мужской одеждой скрывается девушка.

Продолжая сверлить Шелби глазами, девушка привела, насколько могла, в порядок растерзанную одежду и выпрямилась.

– И что вы теперь намерены со мной делать? – с вызовом проговорила она.

Полковник недобро ухмыльнулся и достал из-за пояса кинжал.

– В данный момент, если вы не выполните мои указания, я намерен вас остричь. Так сказать, частично скальпировать.

– Вы не посмеете! – возмутилась Оливия, инстинктивно поднимая руки к волосам.

– Что ж, посмотрим. – Полковник молниеносно схватил огненно-рыжую прядь и занес кинжал.

– Ладно! Я уберу волосы под шляпу, – закричала девушка и отпрянула, насколько позволяла удерживаемая им прядь.

Шелби разжал руку и молча проследил, как девушка торопливо и ловко сплела косу и спрятала под шляпу.

– Так-то оно лучше. Хотя теперь ни для кого не секрет, кто вы на самом деле, ваши женские прелести не будут бросаться в глаза. Эту огненно-рыжую гриву видно за милю – слишком большой соблазн для матросов, не говоря уж об индейцах. Какой же уважающий себя воин откажется от такого трофея?

Оливия побледнела. Такая мысль не приходила ей в голову. Шелби, конечно, прав, но девушку раздражали его команды и властный тон. И вообще – этот человек раздражал ее сам по себе.

– Ну что? Вы удовлетворены, господин полковник, сэр? – Оливия встала по стойке смирно и лихо откозыряла, постаравшись вложить в этот жест как можно больше презрения.

– Солдата из вас не получится, впрочем, как и хорошего работника, но раз уж вас взяли в команду, будете мне прислуживать, пока мы вынуждены путешествовать вместе.

– У меня уже есть обязанности. Мне поручено собирать хворост для костров и носить воду.

– Это раньше, когда все принимали вас за мальчишку. Теперь вы будете под моей защитой. Мануэлю я сам все объясню. Думаю, он рассердится, но не очень. Он уже мне говорил, что со своими обязанностями вы справляетесь неважно, так что он немного потеряет, лишившись ваших услуг.

– Неправда! – обиженно запротестовала Оливия. – Я из кожи лезла вон, чтобы ему угодить! У меня мозоли на ладонях и спину до сих пор ломит от работы!

Неужели этот болван-испанец не оценил по достоинству ее старания? Никогда в жизни Оливия так много не трудилась – она таскала тяжелые вещи, беспрекословно выполняла любые распоряжения, постоянно что-то приносила, уносила, убирала и мыла. Девушка непроизвольно бросила взгляд на свои руки, некогда белые и холеные, а теперь огрубевшие, красные, со сломанными ногтями. Она превратилась в жалкую служанку, и виноват во всем этот самодовольный лжец и негодяй.

– И что вы намерены делать? Взять меня в наложницы, как индейскую женщину? Если так, то предупреждаю – вам после этого лучше вообще не спать.

Сэмюэль слушал не перебивая. Конечно, девчонка несет чушь, но говорила она так спокойно и с такой уверенностью, что нужно было прислушаться и задуматься. Помимо воли полковник испытал уважение к девушке, но тут же поспешил одернуть себя. Нельзя забывать, что эта испорченная, избалованная эгоистка своим поведением поставила под угрозу и свою, и его жизни, не говоря уж о миссии, возложенной на Шелби президентом.

– Успокойтесь. Такая, какой вы теперь стали, – вы мне не нужны, хотя матросы могут оказаться не столь разборчивыми, – сказал Шелби. – Вы неопрятны… и от вас дурно пахнет. Точнее, воняет. Однако какое-то время нам друг от друга никуда не деться, и, как мне кажется, вам не мешает поблагодарить меня за то, что я беру вас под свою защиту.

– Я не просила вас о защите! Мне не нужна ваша защита! Оставьте меня в покое! – Оливия внезапно всхлипнула и пришла в ужас, осознав, что по щекам катятся слезы. После тяжких испытаний, выпавших на ее долю, она уже не могла снести холодного тона Сэмюэля и его жестоких слов. Это была последняя капля, переполнившая горькую чашу. Оливия повернулась и попыталась прошмыгнуть в лагерь мимо полковника, но он удержал ее.

– Вы безмозглая маленькая идиотка. Неужели всю жизнь вас только баловали и так и не научили понимать простые слова типа «нет» и «нельзя»?

– Не вам меня учить! – огрызнулась Оливия, стараясь высвободиться.

С проклятием Сэмюэль отпустил девушку, и она чуть не упала.

– Ладно, бегите в лагерь, – прорычал полковник. – Посмотрим, как далеко вы уйдете, прежде чем вас схватят и повалят на землю возле костра. Матросы – народ простой и церемониться не будут, а просто сорвут с вас одежду и по очереди начнут с вами забавляться, пока…

– Нет! – вскричала Оливия, зажмурившись и зажав уши руками. Она снова ощутила себя там, на острове, беззащитной под грубыми лапами насильников, на нее опять пахнуло перегаром и вонью гнилых зубов из тяжело дышащих пастей озверевших мужчин. Девушка содрогнулась при воспоминании, но тут же выпрямилась и гордо вскинула голову: – Хорошо. Вы меня убедили. Знакомое зло лучше пугающей неизвестности. Отныне я отдаюсь под вашу защиту, месье полковник, – с нескрываемым сарказмом заявила Оливия.

– Просто не могу выразить, как я вам благодарен за эту честь, мадемуазель Сент-Этьен, – в том же тоне ответил полковник.

Наконец-то она образумилась и поняла, что нужно поступать не так, как хочется, а как надо. Возможно, теперь удастся дожить до конца путешествия без приключений и не придется драться, спасая девушку от банды похотливых матросов. Причем спасать абсолютно бескорыстно, поскольку Шелби дал себе слово не претендовать на внимание Оливии при любых обстоятельствах, как бы его к ней ни влекло. Да, надо признать, что ему не слишком везет в жизни, а на женщин в особенности. Погруженный в невеселые раздумья, полковник направился к лагерю. За ним на почтительном расстоянии следовала Оливия.

На следующее утро девушка проснулась от холода. Кто-то грубо сдернул одеяло, в которое закуталась Оливия, укладываясь спать, как обычно, за ящиками в углу длинной надстройки на палубе. Лишившись одеяла, девушка сразу почувствовала, как утренняя свежесть пробирает до костей сквозь тонкую рубаху и брюки. Над Оливией склонился Сэмюэль, выражение лица его не предвещало ничего хорошего. В тусклом свете можно было разглядеть темную щетину на подбородке. Сегодня он был не в мундире, а в мягких кожаных брюках, изрядно поношенных и плотно облегавших ляжки. Наряд довершала свободная полотняная сорочка коричневого цвета с распахнутым воротом, откуда выглядывала голая грудь. Полковник смахивал на пирата.

– Вставайте! Мне надо по делам, а вы сварите кофе. Мануэль видел стадо оленей у водопоя в ста ярдах вверх по течению. Попробую раздобыть на завтрак свежего мяса.

Оливия села и протерла глаза.

– Там уже сварили кофе для команды, так что и на вас хватит, – недовольно пробурчала она. Она терпеть не могла вставать рано, и по утрам настроение у нее обычно не из лучших.

– Бурду не пью. Я всегда варю себе кофе сам. – Шелби указал рукой в сторону своих пожитков, где возле тюка валялись почерневший от дыма котелок и мешочек с зернами кофе.

– Почему бы вам и сейчас этого не сделать? Я уверена, что, как бы ни старалась, все равно вам не угожу, – возразила Оливия.

Сэмюэль зашнуровал рубаху и заправил ее в брюки:

– Если хотите, чтобы все поверили, что вы находитесь под моей защитой, вы должны обихаживать меня, как надлежит женщине.

– Я не нанималась на женскую работу. Меня взяли юнгой при сеньоре Лисе.

– Верно, но вас тогда считали юношей. Мы с Мануэлем обсудили новую ситуацию вчера, когда вы отправились спать. С обязанностями юнги вы все равно не справлялись, и хозяин намеревался оставить вас в первом же поселении, которое попадется нам по пути. Нам еще повезло. Когда я ему все рассказал, он был в гневе и едва не решил высадить на берег нас обоих, предоставив добираться обратно в Сент-Луис пешком. Но в конечном итоге он согласился, чтобы до конца плавания вы оставались в моем распоряжении. При условии, конечно, если я гарантирую мир и спокойствие на борту.

«В моем распоряжении!» – Оливия выставила иглы, как рассерженный дикобраз.

– Я не намерена отдавать себя в ваше распоряжение – в том смысле, на который вы намекаете!

Шелби саркастически усмехнулся и смерил Оливию холодным взглядом:

– По-моему, мадемуазель, я достаточно высказался на этот счет. Будете делать кое-что по хозяйству и, как хорошая девочка, прислуживать мне за столом.

– Я вам не девочка.

– Верно. Да и ничего хорошего от вас тоже ждать не приходится.

Какая наглость! Какое самомнение!

– Я отказываюсь быть вашей прислугой! – заявила Оливия, вскакивая на ноги. В этот момент в борт ударила плавучая коряга, и лодка резко вильнула в сторону. Девушка потеряла равновесие и упала бы, если бы Сэмюэль ее не подхватил. Непроизвольно прижав ее к себе и ощутив прикосновение мягкой груди, он сразу отодвинулся.

– Я не намерен содержать при себе избалованных бездельниц, – процедил сквозь зубы полковник. – У вас есть выбор. Либо вы будете на меня работать и таким образом оплатите свое пропитание и проезд, либо я передам вас в руки трех симпатичных джентльменов, с которыми вы имели честь познакомиться прошлой ночью.

Полковник отпустил девушку, надел на шею мешочек с дробью, привязал к поясу рожок с порохом, взял ружье и вышел из каюты.

Оливия опустилась на пол, прижалась спиной к ящику, набитому кусками грубой ткани, обхватила себя руками за плечи и глубоко задумалась. Ей было невыносимо жалко себя. И надо же быть такой глупой и наивной, чтобы полюбить этого самовлюбленного грубияна! Он настолько лишен совести, что вполне может выполнить свою угрозу и отдать ее тем негодяям.

«Он даже не видит во мне женщину! – Оливия тряхнула головой, не желая больше думать об этом. – Черт бы его побрал! Хочет кофе? Хорошо же, я сварю ему такой кофе, вкуса которого он в жизни не забудет». Натянув сапоги, девушка выскочила из каюты.

Над широкой рекой повис густой утренний туман. Желтый шар солнца едва просматривался на востоке сквозь дымку, но на палубе уже кипела работа и матросы готовились к отплытию. На песчаном пляже догорали костры.

Вначале Оливия хотела смолоть кофе в кофемолке, которая хранилась на борту, но потом отвергла эту идею. Подхватив мешочек с кофейными зернами и котелок, девушка сошла на берег по скрипучей доске, служившей трапом.

Плескавшаяся у берега вода потемнела от грязи, смытой в реку весенним половодьем. Впрочем, и в иное время года Миссури не могла похвалиться чистотой и прозрачностью воды. Оливия зачерпнула котелком зеленоватой жидкости, решила, что вода недостаточно мутная, и добавила пригоршню жирного речного ила со дна.

– Вот теперь отлично, – удовлетворенно пробормотала Оливия и положила в котелок горсть кофейных зерен. – В самый раз. Можно выпить и одновременно закусить. Если высокочтимому полковнику это не понравится, может процедить сквозь носок месье Лисы. Тогда будет вдвое слаще.

Девушка прошла к ближайшему костру и поставила котелок на горячие угли рядом с закопченной кастрюлей, в которой бурлило и издавало резкий запах нечто весьма неаппетитное. В животе у Оливии зло бурчало. Она почти ничего не ела с начала плавания, потому что ее мутило от одного вида пищи, которую потребляли матросы. Их рацион состоял из жирной свинины, черствого хлеба и каши. Сидевшая у костра индианка плеснула какого-то варева в жестяную тарелку, сунула ее Оливии и взглянула на нее с нескрываемым любопытством.

Видимо, уже прошел слух, что мальчишка, которого нанял Мануэль Лиса, на самом деле женщина и теперь принадлежит Сэмюэлю Шелби. «И ему даже не пришлось за меня платить, – подумала девушка. – Я досталась ему бесплатно». Оливия отправила в рот кусок чего-то липкого и сероватого с тарелки и принялась медленно жевать, стараясь не обращать внимания на косые взгляды и перешептывания окружающих. Сейчас ее должно интересовать лишь то, какое впечатление произведет на Сэмюэля утренний кофе.

В это время Шелби затаился у водопоя, выжидая, когда олень напьется и поднимет голову. Тогда и можно стрелять. Но на уме была не только охота. Полковник никак не мог решить, что делать с Оливией Сент-Этьен. Конечно, он был слишком груб с ней, но по-иному с этой несносной девицей просто не получалось. Она постоянно выводила его из себя своим вызывающим поведением.

Теперь задним умом Шелби понимал – нельзя было заключать ту грязную сделку с Вескоттом. Следовало, безусловно, отказаться. Конечно, если девушка стала невинной жертвой злого умысла, она могла бы обратиться к Шелби за помощью. К сожалению, теперь узнать правду вряд ли придется. С другой стороны, существуют и другие варианты, которые не следует упускать из виду. К примеру, что Вескотт не врал насчет распущенности Оливии и своего стремления в связи с этим поскорее сбыть ее с рук. Или – и это самое неприятное – что девушка могла быть в сговоре со своим опекуном и намеревалась следить за полковником, информируя англичан о каждом его шаге.

Если последнее предположение справедливо, Шелби оказывался в очень затруднительном положении, так как в скором времени надеялся выйти на след английского шпиона и отправиться на розыски. Как он сможет действовать, имея под боком эту девицу? Ситуация казалась безвыходной. Полковник протер глаза, чуть подвинул ствол ружья, прицелился и выстрелил. Олень рухнул на землю.

По возвращении с добычей в лагерь Сэмюэль увидел Оливию у костра. Она присматривала за стоявшим на углях котелком. Вот и прекрасно. Если быть с ней построже, глядишь, научится выполнять приказы беспрекословно. К полковнику приблизилась индианка и одобрительно кивнула при виде убитого оленя. Ожидать новых поступлений свежего мяса в ближайшее время не приходилось. Сет Уолтон, второй охотник, покидая на рассвете лагерь, сказал, что попытает счастья вдали от берегов реки и догонит судно через день-два. Индианка подозвала подругу, и они принялись разделывать оленя.

Полковник направился к Оливии, которая наблюдала за ним с непроницаемым выражением лица. В утреннем свете девушка выглядела совсем юной и чертовски соблазнительной. Сэмюэль постарался отогнать грешные мысли, преследовавшие его с тех пор, как он впервые увидел Оливию Сент-Этьен, присел у костра и, взяв жестяную кружку, улыбнулся и налил кофе из котелка.

Оливия злорадно ожидала, что он схватится голой рукой и обожжет пальцы, как случилось, когда она сама попробовала это пойло, но Сэмюэль использовал толстую кожаную перчатку, чтобы взяться за горячую ручку, и девушка с сожалением вздохнула. Но как только увидела, что он делает первый глоток, напрочь позабыла о своих ожогах и сладким голосом поинтересовалась:

– Как мой кофе? Нравится?

Сэмюэль поперхнулся, выплюнул густую, дурно пахнущую жидкость и отшвырнул кружку. Что-то застряло в глотке. Надсадно кашляя, полковник попытался вытолкнуть комок, а когда ему это удалось, с удивлением воззрился на лежащие на земле спекшиеся зерна кофе. Он схватил котелок и вылил содержимое в костер, с досадой наблюдая, как на угли летит изрядная порция драгоценных запасов первосортного кофе вперемешку с бурой водой.

– Либо вы до безобразия глупы и не знаете, что кофейные зерна нужно смолоть перед тем, как варить, либо вы вознамерились меня отравить, – зло сказал Шелби. – Ради вашего блага будем надеяться, что вы допустили оплошность по глупости.

Он говорил ровным, спокойным голосом, но в глазах бушевала ярость. На левом виске забилась жилка, и ходуном ходили желваки. Оливия смекнула, что зашла слишком далеко в попытке отомстить, и быстро огляделась, рассчитывая при нужде позвать на помощь. Но сразу сообразила, что кричать бесполезно. Если он решит устроить ей взбучку, а она подаст голос, обитатели лагеря скорее помогут Сэмюэлю, чем его жертве. И она решила сделать попытку уладить дело без вмешательства посторонних.

– Я умею варить кофе, – сказала Оливия, внятно выговаривая каждое слово. – А теперь поступайте как хотите.

Девушка сидела у костра с гордо поднятой головой и сверкающими глазами, глядя на него с таким видом, словно он сам был во всем виноват. Страх выдавали только побелевшие от напряжения стиснутые кулачки. Сэмюэль разозлился не на шутку, но по достоинству оценил мужество гордой девушки. Однако столь грубый проступок нельзя было оставить безнаказанным. Путешествие по диким местам сопряжено с многочисленными опасностями, и новички обязаны строго выполнять приказы опытных людей. В противном случае никому не выжить.

Полковник решил было хорошенько отшлепать проказницу по аппетитному заду, но отбросил эту идею, представив себе, как на эту сцену прореагируют два десятка матросов, истосковавшихся по белым женщинам. В этот момент взгляд Сэмюэля упал на двух индианок, подтащивших тушу оленя к своему костру и устроившихся рядом с ножами наготове, и его осенило. Со зловещей улыбкой, исказившей красивое лицо, полковник сказал:

– Быстрая Нога и Легкий Ветерок нуждаются в помощи. А вам, как выяснилось, не мешает поучиться готовить. Пошли со мной.

Оливия не спешила повиноваться, и тогда Шелби схватил ее за руку и рывком поставил на ноги.

– Не испытывайте мое терпение! Лиса и без того готов в любой момент вас вышвырнуть. А судя по тому, как вы варите кофе, вы и часа не проживете в этой глуши, оставшись одна. – Шелби надеялся, что голос его звучит достаточно угрожающе и Оливия поверит в серьезность его намерений.

Девушка спотыкаясь последовала за полковником. Она вырвала руку, но не попыталась убежать, смирно подошла к костру, возле которого устроились индианки, и ее чуть не стошнило. На песке лежал мертвый олень, у которого из дырки за ухом медленно стекала кровь. В утреннее небо укоризненно уставился огромный шоколадный глаз. Индианка придерживала рукой тушу, а ее подруга орудовала острым ножом, вспарывая живот, и оттуда вываливались теплые, дымящиеся внутренности.

– Метко стреляешь. Внутри чисто. Ничто не разорвано, – похвалила охотника Быстрая Нога, индианка из племени осагов, полная женщина неопределенного возраста. Она шамкала беззубым ртом, но довольно сносно изъяснялась по-английски и была женой американца – охотника Макэлроя.

– Я привел вам на подмогу свою женщину, чтобы вы обучили ее свежевать дичь. Она обещает стать хорошей ученицей.

Легкий Ветерок, хорошенькая молодая сиу, в последнее время жившая с французом, окинула Оливию осуждающим взглядом и сказала, не скрывая презрения:

– Столько лет прожила – и до сих пор не знает простых вещей.

Сэмюэль заметил, как дрогнуло лицо Оливии, обиженной до глубины души, и внутренне улыбнулся.

– Ничего страшного, – сказал полковник, – она все на лету схватывает. Верно, Ливи?

Он ласково назвал ее уменьшительным именем, но это прозвучало как насмешка, и Оливия еще крепче сцепила зубы, чтобы вновь не сорваться и не наговорить лишнего. Значит, вот чем занимаются женщины вдали от цивилизации. Прежде ей не приходилось сталкиваться с этим, так как в Сент-Луисе всю грязную работу выполняли слуги. Оливия даже не готовила чай, а только разливала его гостям во время приемов в доме Эмори Вескотта. Сейчас обе индианки разглядывали ее: старшая – с любопытством, а молодая – явно враждебно. «Ну что ж, – решилась Оливия, – я покажу им. И противному полковнику тоже».

– Ладно, давайте нож. Я займусь этим чертовым оленем, – с напускной лихостью заявила Оливия и присела рядом с индианками.

– Какой нож? – отозвалась Быстрая Нога. – Надо руками.

– Она вас сразу раскусила и понимает, что острый предмет вам нельзя доверять, – рассмеялся Шелби. Скрестив руки на груди, он приготовился наблюдать, предвкушая, что неплохо позабавится.

Оливия уставилась на пожилую индианку, словно та совсем сошла с ума.

– То есть как это руками? – Голос девушки дрогнул.

– Доставай желудок, печень, – принялась поучать Быстрая Нога, одновременно демонстрируя, как это делается. Она подняла реберную часть и стала вытаскивать оленьи внутренности, которые потом пойдут в рагу. Легкий Ветерок умело работала ножом, отделяя мясо от пленок.

От туши исходила теплая липкая вонь, смешивавшаяся с духотой тумана, и, когда Оливия придвинулась ближе и глубоко вздохнула, перед глазами у нее все поплыло. Возникло ощущение, будто земля уходит из-под ног, и в это мгновение девушка услышала довольный голос Быстрой Ноги:

– Печень. Еще теплая!

Индианка держала в руке огромный окровавленный комок, по обычаю предлагая самый лакомый кусок охотнику. Несколько капель крови упали на руку Оливии, с ужасом взиравшей на это подношение, и на руки женщины, по локоть вымазанные кровью.

Сэмюэль быстро понял ошибку. Он так увлекся, наблюдая, как постепенно теряет заносчивость эта французская красотка, что забыл об индейской традиции, которая пришлась по вкусу белым охотникам и трапперам, но самому Шелби была вовсе не по нутру. Теперь приходилось искать выход из щекотливого положения, что было непросто, так как вокруг уже сгрудилась толпа матросов, пожиравших глазами вожделенное лакомство. Сэмюэля спасла Оливия, хотя она к этому вовсе не стремилась.

Борясь с головокружением, девушка остановила взгляд на Сэмюэле: «Боже правый! Неужели он станет есть это?» Когда она поднесла ладонь к неожиданно пересохшим губам, в ноздри ударил тошнотворный запах крови. Девушка в ужасе уставилась на свои красные пальцы и поняла, что перепачкала кровью все лицо. В ту же секунду ее вывернуло наизнанку.

Оливия успела только отвернуться от оленьей туши – и весь ее завтрак вывалился на мокасины французского траппера, с руганью отпрыгнувшего назад. Бросившийся на помощь Сэмюэль схватил ее за плечи и держал, пока девушка кашляла, стонала и билась в судорогах. А вокруг веселились матросы, издевались над полковником, связавшимся с никчемной бабенкой, которая хоть и рядится в мужскую одежду, но выдержки у нее меньше, чем у пятилетнего ребенка.

– Друг мой, мне жаль тебя. Ведь с такой бабой надо самому еду готовить и стирать. Бедняга!

– Хоть в постели-то ее не тошнит, а?

– Полковник, тебе бы ее поменять на хорошую скво. Они-то свое дело знают!

Под смех и улюлюканье Сэмюэль поднял Оливию на руки и понес к воде. А тем временем Мануэль Лиса распорядился, как поступить с печенью и прочими деликатесами. Право на лучший кусок он оставил за собой. А Шелби, отыскав чистое место на песке, бесцеремонно вывалил девушку у края воды. Заросли сухой прошлогодней травы отгораживали их от посторонних глаз.

Оливия звучно шлепнулась на мокрый песок, но физической боли не испытала, страдало лишь уязвленное самолюбие. Она тут же села и открыла было рот, чтобы отчитать Сэмюэля, но, к ее ужасу, из горла вырвался только жуткий хрип. Горло и рот совершенно стянуло после приступа тошноты.

– Выпейте воды и приведите себя в порядок, – мягко посоветовал полковник. – Не спешите. Мы отплывем лишь после того, как индианки закончат разделывать оленя.

Он повернулся и ушел, оставив ее в полном одиночестве, бросил, как вынесенный волной на берег кусок дерева. Никогда еще Оливия не чувствовала себя такой одинокой, жалкой и никому не нужной. А ведь предстояло провести еще не один месяц в глуши, в обществе дикарей, белых и краснокожих, трудившихся до седьмого пота за жалкую похлебку и кусок солонины. При этой мысли по щекам заструились слезы. Однако слезами горю не поможешь. Разве она не поняла это, когда погибли родители?..

Если бы Сэмюэль оказался прекрасным рыцарем, каким она вообразила его при первой встрече, Оливия могла бы вынести невзгоды путешествия хоть до самого истока Миссури. «Но мой принц оказался уродливой жабой», – грустно заключила девушка, вытирая слезы.

Еще немного подумав, Оливия пришла к выводу, что все не так уж плохо. Пока она находится под защитой полковника, ей ничто не угрожает. Успокоившись и несколько утешившись, она умылась, почистилась и побрела к лодке, когда услышала команду Мануэля Лисы готовиться к отплытию.

В течение последовавших дней обстоятельства складывались так, что Оливия и Сэмюэль почти не сталкивались. Днем полковник иногда работал шестом вместе с матросами, но гораздо чаще рыскал вдоль берега за холмами, где дичи было видимо-невидимо. А девушка старалась быть полезной на борту, помогала готовить еду и мыла посуду, когда разбивали на ночь лагерь. Руки ее стали красными, покрылись ссадинами и мозолями, от грязи отчаянно чесалось все тело. Пределом ее мечты были горячая ванна и кусок душистого туалетного мыла. Они снились Оливии по ночам, как в былые времена арабский скакун или бриллиантовое ожерелье.

Каждую ночь на берегу раскидывали небольшие палатки, матросы спали на земле. К счастью, Оливии и Сэмюэлю были отведены спальные места на борту лодки, и каждую ночь девушка с большим трудом втискивалась в узкую щель между ящиками, где ей приходилось спать. Смертельно уставшая за день, она забывалась тяжелым сном под неумолчный храп Мануэля Лисы и Сета Уолтона, выступавших звучным дуэтом до утра. Одно радовало – не приходилось делить ночью палатку с Сэмюэлем Шелби.

При всем том Оливия в душе признавала, что это плавание полно незабываемых впечатлений. Судно продвигалось к цели в основном одним способом – матросы погружали в воду дубовые шесты длиной в пятнадцать футов, с силой отталкивались от илистого дна и шли назад по узким помостам, проложенным от кормы до носа вдоль обоих бортов, чтобы повторить операцию. В погожие дни, когда начинало припекать горячее весеннее солнце, многие сбрасывали мокрые от пота рубахи и продолжали работать голыми по пояс. Оливия на первых порах жутко смущалась при виде полуголых мужчин, но со временем привыкла и перестала обращать на них внимание. До того дня, когда Сэмюэль тоже решил взяться за шест.

Девушка сжималась в комок в углу возле двери каюты и не могла отвести восхищенных глаз от игры мускулов на широкой спине Шелби, ловко и легко работавшего неудобным шестом. По темной от загара коже стекали ручейки пота, сверкая на солнце. Завороженно глядя на него, девушка попыталась представить, какова его шелковистая кожа на ощупь – на вкус… И непроизвольно поднесла пальцы к губам, как бы ища ответа на этот вопрос. И тут же, устыдившись своего недостойного поведения, отвернулась и перевела взгляд на медленно проплывавшие мимо прибрежные утесы.

По обоим берегам Миссури на многие мили протянулись высокие известковые скалы. Под воздействием ветра, воды и палящего солнца на них образовались причудливые выступы и впадины, фантастические фигуры и глубокие пещеры. Там и сям темные провалы и серебристо-белые бугры прикрывала пушистая зелень низкорослых сосен, цеплявшихся могучими корнями, казалось, за пустоту, но продолжавших расти наперекор стихии. Река уходила в бесконечную даль, раскинувшись на милю в ширину, в основном неглубокая, если не считать узких проток вокруг многочисленных островов. Некоторые острова заросли травой и деревьями, но в большинстве представляли собой просто наносные песчаные перекаты. Если поднимался сильный ветер, в воздух поднимались тучи мелкого песка, резавшего глаза, за что индейцы прозвали Миссури Дымной рекой.

В пору весеннего половодья ручьи и мелкие реки, сбегавшие с гор, выбрасывали в воды Миссури всевозможный мусор, и однажды Оливия увидела, как судно стремительно сближается с какой-то чудовищной массой, похожей на скопление крупных валунов. Девушка подняла тревогу, опасаясь, что камни пробьют борт, чем вызвала всеобщее веселье. Оказалось, что плавучая глыба – всего лишь легкая пемза, способная ненадолго оставаться на поверхности, но не представляющая никакой опасности для лодки.

Вспучившаяся Миссури временами вырывала и уносила целые деревья, которые в отличие от пемзы могли причинить ущерб судну. Зачастую бурное течение смывало огромные пласты земли вместе с травой, кустами и небольшими деревьями; все это застревало в узких протоках между островами, и когда Оливия увидела первую такую преграду, то решила, что это большой остров, который надо обойти. Но Лиса скомандовал пристать к берегу.

– А почему бы нам просто не обойти остров на шестах? – наивно спросила девушка у Сэмюэля, изучавшего новую преграду с неподдельной тревогой. Он так глубоко задумался, что Оливия засомневалась, станет ли ей отвечать, но Сэмюэль наконец сказал:

– Это не остров. Видите, как там все дрожит от течения. Это завал. Вокруг завалов всегда очень сильное течение. Работать шестами слишком опасно.

– А как же мы сможем пройти? – допытывалась Оливия, втайне надеясь, что придется развернуться и плыть назад в Сент-Луис.

– Думаю, Лиса велит тянуть лодку канатами, но на это потребуется масса времени. Оставайтесь здесь и никуда не ходите, пока не позову, – велел полковник и пошел к противоположному борту совещаться с матросами.

Далее последовал настоящий кошмар. Матросы обвязали канаты вокруг пояса и полезли в ледяную воду, местами доходившую им до плеч. Канаты цеплялись за коряги, путались, и людям приходилось влезать на деревья, крепить тали, чтобы подтянуть лодку, медленно и тяжко преодолевавшую каждый фут пути. Оливия испуганно следила за темной головой Сэмюэля, который плыл против течения с веревкой в руке. Ощутив под ногами твердую почву, Шелби встал по пояс в воде и принялся подыскивать место, чтобы закрепить канат.

Круглыми от ужаса глазами Оливия изучала завал, ощетинившийся спутанными корнями.

– Боже мой! – вскричала девушка, но никто ее не услышал за ревом воды и руганью матросов.

Оливия боялась, что Сэмюэль поплывет дальше, но он вместо этого прикрепил к концу каната «кошку», размахнулся, ловко зацепил за корни и потянул на себя, закрепляя намертво. Несколько человек дружно взялись за канат и потянули со стороны барки.

На берегу по левому борту в небо уходило высокое развесистое дерево, откинув в сторону над рекой могучую ветку. На него вскарабкался легко, как белка, молодой франко-канадец, пролез по ветке и закрепил там канат, но внезапно раздался жуткий треск, ветка переломилась, и юноша полетел в бурлящий поток и был тут же подхвачен стремительным течением.

Сэмюэль был свидетелем этого происшествия и не задумываясь бросился на помощь. Рассекая воду уверенными взмахами сильных рук, он быстро догнал Кусто, схватил за мокрую рубаху и вытащил на берег. Лиса позвал Рауля Сантандара, испанца из Нового Орлеана, исполнявшего обязанности лекаря, и велел осмотреть француза, у которого нашли перелом руки. Требовалось наложить шину, но это пришлось отложить до того момента, когда судно минует завал.

Несколько раз канаты лопались, и судно содрогалось от ударов о края завала. К счастью, повреждений не получило, только двум матросам, работавшим с шестами у борта, пришлось искупаться. Первый тут же вынырнул и быстро добрался до берега, а второй оказался плохим пловцом, беспомощно барахтался в воде и пытался взобраться на борт с кормы. Ему помогли подняться двое товарищей, за действиями которых наблюдала Оливия.

Сэмюэль с берега увидел, как девушка покидает безопасное место у дверей каюты, где он велел ей оставаться. Черт бы ее побрал! Сейчас вляпается в какую-нибудь историю!

– Эй! – крикнул полковник. – Вернитесь в каюту!

Но девушка либо не слышала, либо не обратила внимания, увлеченно наблюдая, как поднимают на борт насквозь промокшего матроса. Никогда прежде, даже во время сумасшедших скачек, ей не доводилось испытывать столько волнений. На какое-то время новые впечатления даже заставили девушку забыть о неопределенности собственного будущего.

Оливия прошмыгнула мимо матросов, работавших шестами, и высокой мачты, стонавшей под напором захлестнутых вокруг нее канатов, которые тянули лодку против мощного течения, и подошла к рулевому, старавшемуся удержать по курсу судно, которое приводили в движение сила и воля человека.

И тут лодка столкнулась с подводной корягой – деревом, у которого ветви застряли в илистом дне, а ствол и корни временами всплывали на поверхность и представляли серьезную опасность для проходящих судов. Коряга была такой большой, что вполне могла перевернуть лодку. Положение спасли матросы, из последних сил удержавшие судно в равновесии с помощью канатов.

Лодка не пострадала, но без жертв все же не обошлось. Совершенно забывшая об осторожности, Оливия зазевалась и от удара вылетела за борт, подняв тучу брызг. А плавать она не умела.

Загрузка...