Сладкое безумие (Глубокая, как река)

18

Оливия потеряла счет времени. Казалось, похитители тащат ее через густые заросли целую вечность. Ночная рубашка была разодрана в клочья ветками и колючками, и все тело покрылось царапинами и ссадинами. Было холодно, мешал дышать кляп, затекли крепко связанные ноги и руки. Наконец с наступлением сумерек они добрались до реки. Судя по ширине и мутной воде, это была Миссури; у берега их поджидала пирога с припасами и двое молодых осагов.

Они молча взялись за весла, но направились не вниз по реке к Сент-Луису, как ожидала Оливия, а стали выгребать против сильного течения на северо-запад, в глубь индейских земель. Девушка замерла от ужаса. Что же намерен сделать с ней Парди? Будто прочитав ее мысли, англичанин небрежно провел грязной рукой по груди Оливии, похотливо осклабился и поведал, что должен встретиться с поставщиком оружия и виски на севере и там же передаст контрабандный груз группе молодых осагов, недовольных политикой старейшин племени. Как только с делами будет покончено, посулил англичанин с многообещающей ухмылкой, появится возможность познакомиться поближе друг с другом.

Оливия поняла, какая участь ее ждет. Парди изнасилует ее, попользуется в свое удовольствие и убьет в отместку за то, как она в свое время обходилось с ним в Сент-Луисе. К горлу подступила тошнота, и девушка едва не задохнулась от кляпа, плотно закрывавшего рот. Что ж, лучше умереть после того, как Парди осквернит ее своим прикосновением. Все равно Сэмюэль откажется от нее, когда узнает, что она побывала в руках этого подонка.

И вообще, о чем она думает? Ведь Сэмюэлю она не нужна была с самого начала.

Но она же теперь его жена! Неужели он не бросится в погоню? А если не он, то Микайя. Ее добрый друг не отступится, пока не отыщет свою Искорку. И Оливия дала себе слово выжить, чего бы это ей ни стоило.

Большую часть ночи индейцы работали веслами против течения при свете луны, следуя причудливым изгибам реки, и наконец подогнали пирогу к берегу. Парди неожиданно достал из мешка потертые кожаные брюки, пузырившиеся на коленях, и неимоверно грязную полотняную рубашку и сказал:

– Помнится, тебе всегда нравились мужские наряды, так что бери эти тряпки и надевай, а то мне придется отбиваться от половины племени осагов, желающих водрузить твой скальп на столб перед вигвамом.

Он снял путы и вынул кляп, даже позаботился о том, чтобы девушка могла переодеться за кустами в стороне от любопытных взглядов индейцев. Повернувшись спиной к англичанину, Оливия натянула брюки поверх изодранной ночной рубашки, сбросила грязные лохмотья и быстро надела рубаху из толстой ткани, защищающую от утренней прохлады, оторвала кусок подола от сорочки и подвязала непомерно широкие брюки. Обуви ей не дали, и Парди пояснил:

– Так оно будет лучше, босая далеко не убежишь. Да и, надо признаться, босоногие женщины мне всегда нравились больше… не говоря уже о голозадых, – добавил он с грязной ухмылкой.

Когда они вернулись к пироге, Дух Огня посмотрел на девушку с новым интересом, так как ему никогда прежде не случалось видеть женщин в мужской одежде. Индеец не знал, что Оливия понимает язык осагов, и в ее присутствии стал уговаривать англичанина позволить краснокожим позабавиться с ней. Оливия похолодела от ужаса, представив себе, что с ней станет, если трое индейцев выстроятся в очередь. Однако Парди запретил кому-либо трогать девушку.

Англичанин взял верх в споре, пригрозив за непослушание лишить индейцев их доли оружия и огненной воды из контрабандного груза. В отместку они вырвали у Парди обещание, что и он не тронет ее. Оливия мысленно возблагодарила бога за избавление. После чего все улеглись спать, а на рассвете спустили пирогу на воду и возобновили путешествие вверх по реке.

Все это время Оливия строила планы побега, выдвигала и отвергала различные варианты, сознавая, что, если первая попытка сорвется, второго шанса у нее не будет. Когда на следующий вечер они вновь разбили лагерь на берегу, девушка решилась.

На ужин ей предложили несколько кусочков жирного вяленого мяса, которые она заставила себя проглотить, потом, сделав вид, будто страшно устала, она прикорнула на траве подальше от огня костра. На ночь девушку снова опутали кожаными ремешками, но на этот раз руки связали впереди, полагая, что босой она все равно далеко не уйдет. С часовым проблем не предвиделось. Молодой воин, оставленный сторожить сон своих товарищей, устроился вдали от костра лицом к реке, откуда можно было ждать погони.

Убедившись, что все крепко спят, Оливия достала кусок раковины с острыми краями, которым обзавелась еще утром. Когда спускались к реке, она как бы споткнулась, упала и тайком сунула раковину в карман. Теперь предстояло перепилить кожаные ремешки. Задача непростая, потребовавшая несколько часов упорного труда; как только руки и ноги были свободны, девушка принялась их массировать, чтобы восстановить кровообращение; глаза ее тем временем шарили по лагерю в поисках оружия, которое можно было бы прихватить с собой.

Она не надеялась прикончить в одиночку четырех хорошо вооруженных мужчин, хотя ей очень хотелось бы это сделать. Мир бы только выиграл, избавившись от кучки негодяев. Оливия перевела взгляд с мушкетов, составленных у дерева, возле которого спал Парди, на длинный нож, выпавший из ножен Духа Огня, когда тот неловко повернулся во сне. Может, рискнуть? Даже с ружьем выжить в лесу трудно. Нож, с помощью которого можно снять шкуру и выпотрошить добычу, был бы весьма ценным подспорьем.

Девушка медленно подползла к костру, взяла нож и засунула за пояс, потом прокралась к дереву и выбрала ружье Парди, более современное и дальнобойное, чем мушкеты краснокожих. В этот момент англичанин всхрапнул, и Оливия в ужасе застыла на месте, но Парди только перевалился на другой бок и снова мирно захрапел. Дрожащими руками девушка схватила ружье вместе с боеприпасами и исчезла в темноте.

Прошло три дня с тех пор, как пропала Оливия. Сэмюэль по-прежнему сомневался, ушла ли его жена с Парди добровольно, и в этом случае она находится в безопасности, или ее похитили, и жизнь ее под угрозой. При мысли о том, что они связаны брачными узами, полковник теперь не ощущал столь острого сожаления, как прежде. Тогда его возмущало вмешательство Микайи, полковник подозревал девушку во всех смертных грехах; потом, в приступе страсти лишив Оливию невинности, Шелби испытал глубокое потрясение и стал во всем винить свою неспособность совладать с похотью.

Но действительно ли он был движим только похотью? Этим вопросом Шелби задавался вновь и вновь, пробираясь через густые заросли по следу беглецов. Черт побери, с того момента, когда он впервые увидел ее, Оливия постоянно ставила его в тупик. Никогда прежде полковник не встречал на своем пути столь необычной и привлекательной женщины и твердо решил, что найдет ее, чего бы это ему ни стоило, даже если ради этого придется бродить по лесу целый год.

Однако куда же проклятый англичанин направляется с Оливией? Во всяком случае, не вниз по реке к Вескотту, это стало ясно после нескольких часов движения по их следу в северном направлении. Возможно, конечно, что торговец сам поднялся вверх по течению либо приказал англичанину распределить новый груз контрабанды среди индейцев, проживающих у берегов Миссури и ее притоков на северо-западе. Сердце Шелби упало, когда наутро вторых суток он вышел к берегу Миссури и увидел на песке глубокие борозды, оставленные тяжело нагруженной пирогой, спущенной на воду. След оборвался.

Шелби проклял все на свете, понимая, как трудно будет снова взять след. Теперь его не волновали Вескотт и Парди, оружие, виски и перспектива войны. Полковника тревожила только судьба Оливии, его жены. Она круто изменила его жизнь с тех пор, когда полумертвого Шелби доставили в хижину Микайи Джонстона. Сейчас оставалось надеяться, что великану больше повезло, Буян вывел его на след, и в данный момент Оливия уже поджидает мужа в хижине.

Шелби ехал верхом на лошади, которую ему ссудили в форте Сент-Франсуаза, по берегу вверх по течению и молил бога сотворить чудо. К вечеру полковник рассчитывал добраться до небольшого селения осагов, которое он посетил прошлой весной. Если там правит прежний вождь, старый приятель Сантьяго, можно будет обратиться за помощью. В данный момент Сэмюэль возлагал огромные надежды на эту дружбу. От нее вполне могла зависеть жизнь Оливии.

Полковник старался не думать о том, как поступают некоторые племена индейцев с плененными женщинами, и гнал от себя мысли о том, на что способен Парди. Нет, нужно держать себя в руках и не мчаться вперед сломя голову. Перед мысленным взором Сэмюэля встало лицо Оливии в тот момент, когда он лишил ее невинности. Ее черты исказили боль и недоумение, но она старалась этого не показать, мужественная, восхитительная, неповторимая, самая красивая женщина в мире.

Сэмюэль смертельно устал. Он еще не успел полностью восстановить силы после схватки с Пожирателем Змей и его сподручными, после долгих блужданий по лесам. Последние трое суток полковник почти не спал и разрешал себе сомкнуть веки только на час-два, когда заходила луна и нельзя было разобрать путь впереди. Сейчас его окончательно сморило, и он задремал, но сразу очнулся, заслышав треск сухих веток под ногами какого-то существа, ломившегося сквозь заросли.

Шелби натянул поводья, прислушался и неожиданно увидел тонкую фигуру с развевающимися позади огненно-рыжими волосами. Девушка выбежала на опушку и рванулась к дубовой роще, где надеялась укрыться от погони. Полковник послал за ней коня, вскинул ружье и прицелился в индейца, показавшегося вслед за Оливией. Но прежде чем он успел спустить курок, его опередили. Девушка остановилась, прижала к плечу приклад, уложила краснокожего с дистанции в пятьдесят футов, перезарядила ружье и помчалась дальше.

Сэмюэль хотел было нагнать ее, но в этот момент увидел второго индейца, целившегося Оливии в спину, и выстрелил. Пуля пробила грудь краснокожего. При звуке выстрела девушка обернулась, и ее лицо осветилось радостью при виде скачущего мужа с ружьем, из дула которого еще вился легкий дымок. Он подал ей руку и помог вскочить в седло, усадив перед собой.

– Там еще добрый десяток. Парди получил подкрепление. Видимо, встретил тех, кому предназначались виски и оружие, – сообщила Оливия, с трудом переводя дух.

Полковник пустил коня вскачь, стараясь как можно быстрее добраться до рощи, но раздался еще один выстрел, жеребец жалобно заржал и упал на колени. Сэмюэль успел высвободить ноги из стремян, подхватил жену, выпрыгнул из седла, и они побежали к деревьям. Позади звучали новые выстрелы, пули взрывали землю под ногами. Как только они достигли укрытия, Оливия заняла позицию и открыла огонь. Пока он заряжал, она стреляла, потом он стрелял, а она заряжала, и так они менялись ролями до тех пор, пока не вынудили преследователей отступить. На поле брани остались трупы трех осагов.

– Оставаться на месте нельзя, у нас скоро кончатся боеприпасы, – мрачно заметил полковник. Он лихорадочно прикидывал, что можно сделать в данной обстановке, и наконец решился. Взяв за руку Оливию, Сэмюэль процедил сквозь зубы: – Однажды я этих сукиных детей обогнал, неужто нам двоим это не удастся?

– Не забывай, что у меня ноги короче, – напомнила Оливия, стараясь не думать об изрезанных в кровь ступнях. – По-моему, бежать бесполезно, надо их перехитрить.

– Что у тебя на уме?

– Однажды Микайя рассказал мне историю своего друга Джона Колтера.

– Я с ним знаком. Так что за история? – спросил Сэмюэль, подав знак жене, и они стали углубляться в лес.

– Колтер скрывался от погони на реке… Только бы нам добраться до того места, где вышли на берег Парди и его компания…

– Там осталась пирога? – оживившись, воскликнул Сэмюэль.

– Нет, – спокойно ответила Оливия, – там они наверняка будут искать в первую очередь. Скорее всего они уже разделились и часть погони возвращается.

– Тогда зачем нам туда? – удивился Шелби, отбрасывая от лица низко висящую ветку.

– Когда мы шли вверх по течению, я приметила плотину, построенную бобрами на притоке Миссури.

Шелби окинул спутницу недоверчивым взглядом, осмотрелся и сказал:

– Ты считаешь, будто мы сможем там спрятаться и переждать, пока они уйдут? На мой взгляд, довольно опасно, если учесть, что краснокожие будут постоянно шнырять вокруг. По-моему, наша единственная надежда – затеряться в лесу.

– Мне тоже так раньше казалось, и я опередила их на сутки, но в конечном итоге меня все-таки догнали, – возразила Оливия и поморщилась, когда в ступню врезался острый камешек, но продолжала бежать.

Сэмюэль впервые глянул вниз, на ее ноги, и выругался:

– Что ж ты не сказала, что ты босая?

– Как-то к слову не пришлось, – ядовито ответила Оливия. – Если помнишь, меня похитили в одной ночной рубашке.

«Черт возьми! Наша первая брачная ночь! – вспомнил Шелби. – Она началась и закончилась с Парди».

– Тогда откуда у тебя эта одежда? – поинтересовался ревнивый полковник.

Оливия ошеломленно взглянула на супруга, и до нее дошел затаенный смысл вопроса.

– Будь ты проклят! Ты думаешь, будто я ушла с Парди по доброй воле?

– Нет, теперь уже нет. – Он устало перевел дух. – Вначале, каюсь, я действительно так подумал. В комнате не было видно следов борьбы.

– Парди проник в хижину вместе с индейцем, когда я спала, и приставил нож к горлу, так что я не могла пошевельнуться, а не то чтобы вскрикнуть, – с горечью сказала Оливия. – Потом Парди дал мне свою старую одежду, но оставил босой, полагая, что так я не смогу сбежать, но я все равно их перехитрила. По твоему примеру, – добавила она с гордостью.

– Ты молодец, Ливи, – похвалил жену Шелби.

– Так насчет той плотины, – проговорила она, стараясь не подать виду, как больно ранили его подозрения и насколько приятна его похвала. – Если нам удастся добраться до реки, мы там спрячемся. Бобровые хатки бывают очень большие, места хватит.

– Что ж, попробуем, все равно лучше, чем продираться сквозь заросли. Как далеко отсюда?

– Пешком… думаю… полдня.

Сэмюэль искоса поглядел на жену, понял, что она едва передвигает ноги от усталости, и остановился. Тяжело дыша, Оливия встала рядом. Оба прислушались в попытке уловить звуки погони, но, казалось, ничто не нарушало покоя природы. Видимо, индейцы отстали или потеряли след, потому что беглецы несколько раз меняли направление с тех пор, как вынудили краснокожих залечь под огнем.

– Пора передохнуть и заняться твоими ногами, – предложил Сэмюэль и потянул ее за кусты бузины у берега небольшого ручейка. Там они напились, а потом Шелби усадил Оливию и принялся изучать ее ступни.

– У тебя было гораздо хуже, – попыталась успокоить расстроенного мужа Оливия. – Из моих ног не торчат во все стороны шипы и колючки, как из дикобраза.

– Зато полно царапин, порезов и ссадин. Вот если бы коня не подстрелили! В седельной сумке у меня запас медикаментов.

– Ноги просто надо хорошенько промыть в проточной воде. А если удастся найти тысячелистник, он остановит кровотечение.

Оливия стала внимательно осматриваться, но Шелби первым увидел высокие стебли с золотой короной, нарезал охапку и начал растирать на плоском камне цветы.

– Тебя, я вижу, можно поздравить, – заметил он. – Оказывается, ты хорошо разбираешься в лечебных растениях. Надо полагать, выживешь при любых условиях.

– Я уже пережила революцию, эпидемию холеры и несколько покушений на мою жизнь, – ответила Оливия и не преминула добавить: – А также попытку меня продать. Переживу и это.

Шелби вскинул бровь.

– Если бы ты пришла ко мне и рассказала всю правду, когда Вескотт пытался тебя продать, это избавило бы нас от массы хлопот.

– Так просто? – фыркнула Оливия. – Ведь ты принимаешь правду, только когда расшибешь об нее лоб, причем желательно до крови.

Сэмюэль вспомнил следы крови на простыне наутро после их брачной ночи, покраснел, снял сорочку и принялся рвать на лоскуты, чтобы перевязать жене израненные ноги.

– Я бы отдал тебе свои сапоги, но они будут тебе настолько велики, что, боюсь, ты себе в них ноги переломаешь, – пробормотал полковник, насухо вытер ноги Оливии, присыпал порошком из травы и наложил повязки.

Потом они двинулись вниз по течению ручья, который должен был вывести к реке, а когда вышли на открытое место, усеянное камнями, Сэмюэль вручил жене свое ружье, взял ее на руки и ступил в воду.

– Сейчас же опусти меня на землю, я сама могу идти, – запротестовала Оливия. – Ты еще недостаточно окреп, тебе надо беречь силы.

– Сил у меня достаточно. Не хватало только, чтобы ты порвала повязки. Второй сорочки у меня нет, – сухо оборвал ее Сэмюэль.

Оливия покорилась. Она чувствовала себя в полной безопасности в крепких руках мужа, жар его обнаженной мускулистой груди передался ей, в голове неотступно стучало: «Глупая! Его тебе следует опасаться больше, чем Парди со всеми его краснокожими сподручными».

Сэмюэль прошагал примерно с милю по дну ручья, пояснив на ходу:

– Надеюсь, теперь им будет не так-то просто нас выследить. Как ты думаешь, сколько еще идти до бобровой плотины?

– Если взять напрямик к югу, может, еще миля или чуть больше, но не можешь же ты…

– Могу, – заверил он, перепрыгивая с камня на камень в сторону от ручья и стараясь не оставить следов. – С другой стороны, теперь Буяну будет очень трудно нас найти, если Микайя пойдет по нашему следу.

– Буян нас обязательно разыщет, – убежденно сказала Оливия, мысленно пожелав скорейшего воссоединения с Микайей и Буяном.

Через час они вышли к месту слияния Миссури с ее притоком, где возле запруды, построенной бобрами, скопилась масса плавучего мусора и деревьев, а по другую сторону торчали бобровые хатки, среди которых имелись помещения внушительных размеров. Сэмюэль опустил Оливию на плоский камень и забрал оба ружья.

– Я бы, – сказала Оливия, – предложила разместиться вон там. – И указала на большой купол, возвышающийся над остальными хатками. – Только пока не ясно, как мы туда заберемся, – призналась девушка, закатывая штанины.

– Если мне не изменяет память, плавать ты не умеешь, – насмешливо вскинул бровь Сэмюэль.

– Теперь умею, не хуже рыбы, – спокойно сообщила она.

– Надеюсь, что и не хуже бобра. – Сэмюэль все еще колебался, взвешивая все «за» и «против».

– Если мы поплывем, то рискуем подмочить порох и не сможем стрелять, – предупредил он; но он уже понял, что у них обоих нет сил искать иной выход.

– Пороха у нас все равно почти не осталось, – пожала плечами Оливия. – Парди оказался плохим охотником, с самого начала в его пороховом рожке было практически пусто.

Полковник нашел подходящее место и затопил ружья с боеприпасами в мутной воде у края запруды в надежде забрать их, если удастся избавиться от погони. Затем оба осторожно вошли в воду. Вначале Сэмюэль старался держаться поближе к жене, наблюдая за тем, как она справляется с течением, но вскоре понял, что причин для беспокойства нет. Оливия плыла так, будто родилась в воде; они быстро достигли цели, оставалось только нырнуть и найти вход в бобровую хатку, что оказалось совсем не просто, но и это препятствие они успешно преодолели.

– Черт! Не понимаю, почему бобры не догадались сделать более просторный вход, – ворчал Сэмюэль, отплевываясь и осматриваясь. Тонкий луч света, пробивавшийся сквозь щели, с трудом позволял разглядеть утомленное лицо Оливии.

– Когда я нырнула и не сразу смогла отыскать вход, я уж было подумала, что зря втянула тебя в эту авантюру, – призналась она.

– Похоже, выбора у нас не было, – сказал Шелби. – Даже если индейцы выследят нас до плотины, откуда им знать, куда мы пошли дальше? По моим расчетам, они могут здесь проторчать день или два, так что мы успеем отдохнуть. – Он взглянул на жену, увидел, что она дрожит от холода, и предложил: – Надо снять мокрую одежду. – И принялся снимать брюки и сапоги, которыми обзавелся в лавке форта перед отъездом.

Оливия оглядела новое убежище. Высота потолка в верхней точке достигала десяти футов, круглое основание в поперечнике – сорока футов, пол устроен из толстых перекладин и плотного настила из прутьев, щепок и стружки, скрепленных илом и мхом. Дно хатки было прочным, как камень, но влажным от соприкосновения с водой.

– Как ты думаешь, – спросила Оливия, нервно облизывая губы, – вечером бобры вернутся домой?

– Вряд ли они обрадуются посторонним. Думаю, когда обнаружат нас, то воспользуются другими хатками. – Сэмюэль также оглядел помещение и подметил, что место для спанья оборудовано несколько выше влажного пола. Он постучал по своду и заключил: – Непогода не страшна. Бобры – отличные строители, так что устроимся со всеми удобствами.

Полковник перевел взгляд на жену, несколько удивился, что она все еще сидит в мокрой одежде, а потом понял деликатность ситуации, прокашлялся и сказал:

– Пойду раздобуду что-нибудь на ужин, а тебе не помешает снять и просушить одежду, иначе простудишься.

– Какой «ужин»?

– Если Сантьяго и его друзья-охотники меня не обманывали, вон через тот проход можно выйти к продовольственному складу.

– Понятно, – пролепетала Оливия, не зная, что еще сказать. Во рту неожиданно пересохло, и трясущимися пальцами она стала расстегивать пуговицы рубашки. Едва Шелби направился к проходу в другую хатку, Оливия легла на спину и принялась стягивать промокшие брюки. Во всяком случае, в этом полумраке ее нагота не будет слишком бросаться в глаза, понадеялась девушка.

Сэмюэль вскоре вернулся и гордо продемонстрировал свою добычу – ягоды, грибы и прочие радости любителей вегетарианской пищи.

– Нельзя сказать, что мы будем пировать, но и с голода не умрем, – с улыбкой заметил он.

При виде еды пустой желудок тут же дал о себе знать, и Оливия засунула в рот пригоршню ягод.

– Кажется, ничего вкуснее не пробовала, – призналась она.

– Попробуй грибы, они не хуже мяса и очень питательные, – промычал Сэмюэль с набитым ртом.

Они жадно ели, обмениваясь короткими репликами и чутко прислушиваясь, но вокруг царила безмятежная тишина, которую нарушал только хор лягушек да время от времени плескались у плотины тяжелые бревна, которые ворочало в воде сильное течение. Неожиданно их пальцы встретились, когда оба потянулись за новой порцией, они отдернули руки и заговорили одновременно:

– Я не…

– Нет, я…

В полутемной бобровой хатке будто искра промелькнула, когда сомкнулись взоры неистовых синих и сверкающих зеленых глаз, и стало тихо, как перед грозой.

– Что будем делать, Ливи? – прервал затянувшееся молчание полковник.

– Не… не знаю, – пролепетала Оливия, борясь с желанием прикрыть свою наготу.

– Я хочу тебя, – признался Шелби.

– Ты так об этом говоришь, будто сожалеешь о своем желании. – В голосе Оливии звучали обида и презрение одновременно. – Ты не доверяешь мне, Сэмюэль. Ты противишься желанию обладать мною. – «Потому что ты меня не любишь», – закончила она мысленно.

– Я восхищаюсь твоим мужеством и умом, а что касается доверия… – После мимолетного колебания он решился: – У меня есть основания подозревать твоего опекуна в измене. Учитывая, какие странные обстоятельства соединили нас, можно ли винить меня в излишней подозрительности?

– Наверное, нет… но у меня не меньше причин ненавидеть Эмори Вескотта, и за последние месяцы многое изменилось. – «Я полюбила тебя», – хотела добавить Оливия, но промолчала.

– Да, многое изменилось за последние несколько дней, и теперь мы женаты, Ливи, – напомнил он.

– Не называй меня так. – Ласковое уменьшительное имя отозвалось в ней болью. – Так называл меня отец. – «А он любил меня», – подумала Оливия и продолжала: – Ни один из нас не стремился связать себя брачными узами. Мы оба совершили ошибку, согласившись на совершение обряда.

– Значит, ты признаешь, что мы оба причастны к тому, что произошло в ту ночь, – улыбнулся Сэмюэль.

– В жизни не знала более самонадеянного и самовлюбленного мужчины.

– Я единственный мужчина, которого ты познала. Во всяком случае, в библейском смысле. – Осознание этого неожиданно доставило ему огромное удовольствие. Он встал, обнял Оливию за талию и потянул к себе.

Оливия не сопротивлялась. От Сэмюэля исходила сила и уверенность, хотелось скорее согреться от жара мускулистого тела, и она жадно отвечала на его страстные поцелуи. Он легко поднял ее на руки, перенес на сухое возвышение, усыпанное мягкой стружкой, и низко склонился под крутым изгибом свода хатки, осыпал поцелуями грудь, живот и зарылся головой между бедер. Оливия ожидала, что он переменит позу и войдет в нее, как прежде, но Сэмюэль раздвинул ей ноги, припал губами к заветному месту и внезапно коснулся языком. Никогда в жизни Оливия не могла себе представить более сладкого удовольствия.

Услышав, как она застонала от удовольствия, Сэмюэль порадовался, что может возместить девушке причиненную им ранее боль, и продолжал любовную игру языком медленно, терпеливо, чутко следя за ее реакцией, а она разводила ноги все шире и шире, выгнув спину и натянувшись, как тетива лука. Наступил момент, когда Оливия с криком приподнялась на ложе, по всему ее телу прошла судорога мучительно блаженного наслаждения. Тогда он вошел в нее, и на этот раз ничто им не мешало, боли не было – только восторг слияния жаждущих друг друга тел. Теперь Оливия уже знала, чего хочет и как доставить удовольствие мужу, они были единым целым.

– Ливи, – прошептал ей на ухо Сэмюэль.

Или это ей почудилось? Почему-то это ласковое обращение больше не казалось неуместным, и позднее, когда Сэмюэль лег рядом, она заснула со счастливой улыбкой на устах.