Слава, любовь и скандалы

29

Фов потянулась. Как хорошо! Потягиваться так же приятно, как есть, слушать музыку и целоваться, сонно подумала она. Хвала господу, даже нищий имеет право как следует потянуться спросонок.

Она повернулась на другой бок и потянулась к Бену, но его в постели не оказалось. Фов открыла глаза и оглядела темную спальню, потому что она впервые просыпалась в его квартире. Неужели еще ночь? Куда он мог пойти? Фов немного подождала, но Бен так и не появился. Она встала, подошла к окну и раздвинула шторы.

От яркого солнца мартовского нью-йоркского утра она зажмурилась. Легкие облачка неслись высоко над городом. В чуть приоткрытую створку проникал холодный воздух. Фов нырнула обратно под одеяло и стала думать, что бы ей предпринять. Можно позвать Бена. Можно снова заснуть или найти свою одежду, потому что на ней ровным счетом ничего нет, и отправиться чистить зубы. Первым делом зубы, решила Фов, подхватила с пола покрывало и завернулась в него, потому что ее вещей в спальне не оказалось.

В ванной комнате она обнаружила записку, надетую на тюбик с зубной пастой:

«Дорогая!

Я вышел купить что-нибудь к завтраку. Вернусь как только смогу. Я люблю тебя.

Бен».

Ну разве это не мило с его стороны, подумала она, оглядываясь в поисках зубной щетки. Настоящий хороший завтрак — царский, чувственный, эротичный — это единственно верный способ начать воскресное утро в городе. Ладно, его щетка лучше, чем ничего. Фов быстро приняла душ, вытерлась еще влажным полотенцем Бена и надела чистый, но старенький махровый халат, который он оставил на крючке. Да, сугубо холостяцкое жилище.

Фов вышла в гостиную. Бен еще не вернулся. И сама комната оказалась не просто пустой, в ней царила атмосфера ледяной обезличенности. Она ни на минуту не усомнилась в том, что декоратор, оформлявший рабочий кабинет Бена, поработал и над его квартирой. Фов увидела те же барселонские кресла — есть ли хоть в одной квартире другая пара, или это карается законом? — и идентичные кофейные столики из стекла и металла. Ковер, как и кресла, был, определенно дорогим, и его подбирали к занавескам, но заброшенные растения на подоконниках выглядели так, словно их выбирали за их способность к выживанию в экстремальных условиях. Да и литографии на стенах не демонстрировали личного вкуса хозяина.

Единственным признаком того, что в этой гостиной бывали люди, стали свежие газеты на столике, которые они вместе купили вчера на углу Пятьдесят восьмой и Мэдисон. Фов посмотрела на разрозненные листы и решила ничего не трогать. Это почему-то не соответствовало ее жизнерадостному настроению. Можно ли ждать хороших новостей от «Таймс»? Ничего хорошего и приятного они все равно не напечатают, подумала она и попыталась свернуться клубочком на неуютном диване.

Ну почему холостяки всегда выбирают такую негостеприимную мебель? Может быть, лучше отправиться на кухню и попытаться отыскать чайный пакетик? Нет, лучше подождать возвращения Бена. После прошлой ночи один только чай из пакетика на завтрак не слишком приятное начало ленивого воскресного утра… Тем более что воскресный отдых ей предстоял короче обычного. Во второй половине дня Фов надо было вылететь с пятью девушками в Рим для показа весенней коллекции моделей Валентино. Путешествие займет две недели, потому что из Рима они отправятся сначала в Милан, а затем в Париж.

Фов безуспешно пыталась зарыться с жесткие диванные подушки.

Где же ты, Бенжамен Франклин Личфилд? Впервые она провела вместе с Беном всю ночь, да и вообще с мужчиной, подумала Фов, вспоминая короткий список своих любовников. Она знала, что это немодно, но до Бена их было всего двое.

Фов пришла к выводу, что ее стиль жизни совершенно не соответствует раскрепощенным семидесятым. Она много и напряженно работала, задерживалась в офисе допоздна, обеспечила свою финансовую независимость, что было редкостью для девушек ее возраста, но еще два года назад она жила дома, вместе с бабушкой. У Фов было много поклонников, но после последней поездки в Прованс она три года ни с кем не встречалась, потому что память об Эрике Авигдоре не давала ей покоя.

Наконец настало время, когда редкие письма не могли больше поддерживать их любовь. Эрику пришлось отслужить два года в армии после окончания университета, поэтому он не смог навестить ее в Штатах. Фов брала отпуск, но он ни разу не совпал с отпуском Эрика.

Должно быть, намерение встретиться снова не имеет под собой никакой реальной почвы. Шли годы. Короткие недели, проведенные вместе, когда ей было шестнадцать, все больше отступали на задний план.

Неужели они просто не поняли силы своих чувств или оказались их недостойны, печально рассуждала про себя Фов. Наверное, и Эрик тоже начал ее забывать.

Фов нашла для себя маленькую, уютную квартиру в двух этажах с внутренней лестницей в старомодном доме недалеко от Третьей авеню. Именно там случился ее первый роман, как раз перед ее двадцатилетием. Потом был второй. Она не скрывала от себя, что ни тот, ни другой не принесли ей особенного удовлетворения. В тех отношениях недоставало какого-то главного элемента, и если бы ей пришлось все же назвать его, то единственным словом, которое приходило ей на ум, была эта чертова романтика.

Может быть, она все еще тосковала по Эрику? Оба ее мужчины были забавными и умными, они удовлетворяли ее физически, но куда исчезли слышимая только двоим мелодия, поэзия, наполнявшая каждое, самое простое, движение, почему мир оставался прежним? То, что она испытала в маленьком автомобиле, окруженном стадом овец, на пыльной дороге недалеко от Фелиса, больше не повторялось.

Фов ни разу не позволила своим любовникам провести в ее постели всю ночь, хотя, разумеется, в ее кровати хватило бы места и двоим. Совместное пробуждение почему-то казалось ей более интимным, чем секс.

Накануне вечером, засыпая рядом с Беном, она подумала о том, что утро принесет ей новые ощущения. Романтика витала в воздухе, еще неразличимая, но намекавшая на свое возможное появление. Фов казалось, что она слышит, как музыканты в оркестре настраивают инструменты. Отдельные звуки предвещали рождение музыки.

Но сейчас, размышляла Фов, пытаясь согреть заледеневшие ноги, бог с ней, с романтикой. Сейчас очень были бы кстати деревенские колбаски, такие округлые, миниатюрные, перченые, сочные, с хрустящей корочкой. А потом блины с кленовым сиропом. Может быть, Бен принесет именно это? Или вафли с подтаявшим маслом и клубничный джем? А вдруг он появится на пороге с бриошами и круассанами, не забудет про тончайшие ломтики виргинской ветчины или про настоящий кофейный кекс, с упоительной глазурью и изюмом, который останется только разогреть?

Фов уселась в позу лотоса, во-первых, пытаясь согреть ступни, а во-вторых, надеясь, что медитация поможет ей забыть о еде. Ладно, будь что будет, но в кухню она носа не сунет, не станет портить Бену сюрприз.

Наконец в скважине заскрежетал ключ, и на пороге появился нагруженный пакетами Бен. Фов тут же вскочила и бросилась к нему, чтобы помочь.

— Так, завтраки от Келлога, молоко, яйца… А это что такое? — Она чуть было не расплакалась, но гордость ей не позволила.

— Я не знал, что ты больше любишь, кукурузные хлопья или рисовые, — сказал он, — поэтому я купил и то, и другое. В кухне есть масло и хлеб. — Бен чмокнул ее в нос, не выпуская из рук огромной пачки газет.

— Тебя не было так долго!

— Я думал, что ты еще спишь, поэтому заглянул на Таймс-сквер. Кто бы мог подумать, но мне пришлось ждать номер «Филадельфия инквайрер», — ответил Бен, осторожно выкладывая на столик воскресные выпуски не меньше десятка газет. — Но смотри, мне еще повезло! Я купил «Майами геральд»! Обычно ее не бывает по воскресеньям… Ладно, она мне заменит «Чикаго трибюн», ее не будет до завтра. Поцелуй меня, детка.

— А бекон ты не купил? — осторожно поинтересовалась Фов. — Чтобы сделать яичницу?

— Я о нем думал, но у меня только одна сковородка, так что пожарить отдельно бекон и яйца не получится.

— Можно сначала пожарить бекон, а потом на вытопившемся жире сделать яичницу, — голодная Фов могла думать только о еде.

— Умница ты моя! Женщины так много всего знают. Давай попробуем этот рецепт в следующий раз, — рассеянно отозвался Бен. Он уже просматривал газеты, откладывал некоторые страницы, другие просто бросал на пол.

— Что ты ищешь? — спросила Фов. — Случилось что-то чрезвычайно важное?

— Гм-м… Нет, ничего особенного… Я должен читать женские разделы в воскресных выпусках — «Стиль», «Внешность», «Дом», «Развлечения» или как там они у них называются…

— Ты обязан это читать?

— Ты даже не представляешь, какие удивительные идеи появляются в воскресных номерах газет из других городов. Они очень полезны, — пробормотал он, жадно рассматривая что-то в «Кливленд плейн дилер». — Черт, черт, вот ублюдок! Он продал мне барахло! Здесь нет раздела с иллюстрациями! Разве им можно верить, этим продавцам! Преступление… Ладно, это не их вина. Это все ребята, которые грузят газеты в самолет. Вот дерьмо!

— Бен!

— Да, дорогая, — он наконец взглянул на нее.

— Идем обратно в постель.

— Сейчас?

— Именно сейчас, — Фов обняла его и стащила с его носа очки.

— Перед завтраком?

— Секс лучше на голодный желудок. На полный желудок это опасно.

— Что ж… — Бен с сожалением посмотрел на газеты. — Что ж…

— Но может быть, ты прочитаешь сначала газеты, а я пока приготовлю завтрак, — предложила Фов, — а потом мы отправимся в постель?

— Замечательная мысль! О дорогая, я люблю тебя.

— Бен, а что случилось с моими вещами?

— Тебе неудобно в халате?

— Он мне велик, и на ноги нечего надеть.

— Я все повесил в шкаф, пока ты спала. Видишь ли, я ненавижу просыпаться среди беспорядка.

— Спасибо, — поблагодарила Фов, но Бен уже жадно уткнулся в «Лос-Анджелес таймс».

Через пять минут она вышла из квартиры Бена так тихо, что он даже не заметил этого. На зеркале она начеркала ему послание губной помадой: «Ушла на ленч».

Фов провела пять своих высоких и стройных подопечных к свободному столику на боковой террасе кондитерской «Розати». Американские модели так же отличались от спешивших мимо них итальянцев, как газели от стада коз.

— Садитесь, — скомандовала она, зная по опыту, что получить свободный столик в этом заведении все равно что выиграть миллион. Кроме Фов, никто из девушек раньше в Риме не бывал. Им предоставили свободный день, чтобы прийти в себя после перелета и справиться с разницей во времени, и Фов решила заглянуть в «Розати», чтобы выпить перед ленчем. Заведение очень удачно располагалось на Пьяцца дель Пополо.

Площадь была создана три столетия назад, чтобы произвести впечатление на путешественника, когда тот впервые входил в Вечный город. Архитекторам это настолько удалось, что сидеть и заказывать кампари казалось почти святотатством. Но это был Рим с театральностью его повседневной жизни, с простынями, развешанными на улицах именно в тех местах, которые указал Микеланджело, с простым рестораном, занимавшим дом, где родилась Лукреция Борджиа, а дети играли в салочки в садах виллы Медичи.

Ничто не может удивить жителей Рима, ничто не может произвести на них впечатление. Это замкнутые люди, не слишком разговорчивые с туристами. Им приходится делить свой город со странниками еще со времен Цезарей. Для римлян житель любого другого уголка изначально провинциал, они не видят и не слышат бесконечного потока посетителей, окружающих их. Есть только одно исключение из правил.

— Господи, — прошептала Арканзас, — как они на нас смотрят.

Фов без удивления взглянула на окружающие их зачарованные лица тех, кто даже не собирался скрывать свой интерес. Никогда еще за всю историю существования манекенщиц не было такого интереса к американским девушкам, высоким, худым, с длинными волосами, в которых, казалось, все еще играет ветер прерий, двигавшихся целеустремленно, с какой-то невинной чувственностью, щеголяющих своей красотой и юностью. Старый Свет не мог и надеяться произвести на свет нечто подобное этим великолепным созданиям, взявшим Европу без боя, одними улыбками и гламуром.

Маги и Фов сознавали, насколько опасно отправлять своих подопечных в Европу. Хотя большинство девушек жили в частных домах и работали на местные агентства, поддерживавшие тесный контакт с «Люнель», список случайностей, подстерегавших молоденьких девушек, только что вырвавшихся из-под крыла родителей, был огромен.

— Что я тебе говорила об итальянских мужчинах? — требовательно спросила Фов, обращаясь к Арканзас, застенчиво улыбавшейся юноше за соседним столиком.

— Я не должна верить ни одному их слову, — улыбка девушки стала шире.

— Кто, по-твоему, эти мужчины, которым ты так призывно улыбаешься?

— Не знаю. Может быть, они иностранцы, как и мы. Ведь на них нет табличек с фамилиями, Фов. Знаешь, почему ты такая подозрительная? Потому что выросла в городе. Очень даже приятные ребята!

— Ты им тоже весьма приглянулась. Господи, как я продержусь целых две недели? Нет, не отвечай. Я знаю, все будет еще хуже, это только начало.

— Но Фов, — запротестовала Энджел, недавно приехавшая из Южной Каролины. Этот штат почему-то неизменно поставлял больше моделей, чем любой другой. — Мама говорила мне, что если девушку никто не ущипнет за попку в Риме, то это следует принимать как оскорбление. Она говорила, что здесь так принято. Я не хочу выглядеть так, словно кол проглотила.

— Теперь римские карманники действуют по новой схеме. Пока один тебя щиплет, второй удирает с твоим бумажником. Когда вернешься, расскажешь маме, что времена изменились, — мрачно сказала Фов.

— Разве по контракту мы обязаны две недели только работать? А как насчет еды? — вмешалась Айви Коламбо из Бостона. Умницу Айви одновременно приняли в университет Рэдклифф и в агентство «Люнель». Высшему образованию пришлось уступить.

— Послушайте, — обратилась к девушкам Фов, — в Милане мужчины другие, более деловые и немного менее опасные. Когда приедем в Милан, вы сможете выходить вечером, если у вас останутся силы после целого дня работы, в чем лично я сомневаюсь. Но в Риме не отходите от меня ни на шаг. Я же обещала отвести вас в самые лучшие рестораны, верно?

Она посмотрела на недовольные лица, но в этот момент официант принес бутылку вина.

— Синьоры за соседним столиком хотели бы угостить леди бокалом вина, — сказал он.

Фов сурово произнесла:

— Поблагодарите синьоров за любезность, но религия требует от леди самим платить за напитки.

— Какая ерунда, — фыркнула Арканзас.

— Придира, — пробормотала Энджел, — только портит другим настроение, зануда.

— Какой вред от бутылки вина, — Айви покачала головой с таким расчетом, чтобы ее роскошная кудрявая шевелюра привлекла всеобщее внимание. Даже Бэмби-один и Бэмби-два, до сих пор молчавшие, печально смотрели на Фов огромными карими глазами.

— Послушайте, девочки, — Фов говорила сурово и властно, — это первое утро первого дня нашей поездки, а вы уже доставили мне столько хлопот. Впредь я вам этого не позволю. Если я разрешу кому-нибудь купить нам выпить, это будет расценено как приглашение присоединиться к нам. А потом нам придется избавляться от них, кем бы они ни были. Запомните, ни один жест римского мужчины не может быть сделан просто так. Все итальянцы думают только о том, чтобы соблазнять женщин, это самые ужасные казановы в мире. Вы не должны связываться ни с одним из них ни при каких обстоятельствах. Вы меня поняли? Я ясно все объяснила? Ни единого слова, ни одной улыбки, ни одного взгляда… — Она серьезно смотрела на них, потому что Маги впервые доверила ей сопровождать моделей в зарубежной поездке. Фов отвечала за эту группу, и следовало с самого начала утвердить свой авторитет. Она была так поглощена своей маленькой речью, что не заметила мужчину, пробиравшегося к свободному столику в углу террасы. Фов не видела, как он остановился и вдруг пошел к ней, все убыстряя шаг.

Фов закончила внушение, когда мужчина уже стоял позади нее, недоверчиво разглядывая ее лицо, волосы, изящную руку. И вдруг под изумленными взглядами пяти моделей он нагнулся и поцеловал ее в макушку. Фов от ужаса ахнула. Она развернулась и резко встала, приготовившись к бою.

— Как вы смеете! — воскликнула она, когда Эрик Авигдор заключил ее в объятия.

Девушки зааплодировали, но Фов их уже не слышала.