Славяне и немцы в истории Бранденбурга (X–XIII вв.)

1.1 Вильцы

В эпоху Великого переселения народов пришли в движение многие племена, в том числе и массы славян. Их расселение из прародины происходило в нескольких направлениях, одним из которых было западное — к реке Лабе (Эльбе) Из смутных и нередко противоречивых известий о древних славянах можно почерпнуть сведения о том, что между Эльбой и Одером они до VI в. не жили, а жителями Заэльбья (земли по правому берегу р. Эльбы), являлись восточногерманские племена. В связи с миграционными процессами германцы покинули свои земли, которые сразу же начали заселять славяне. Остаточные группы германского населения практически не оказали никакого влияния на славянскую культуру (исключением является район Бранденбурга), сохранившую свои специфические особенности.

Славяне, поселившиеся в Заэльбье, стали называться полабскими. Союзы племен и их различные группировки складывались у полабов во время миграций для более успешного противостояния соседям в межплеменных столкновениях. Отдельные племена и слабые племенные союзы нередко исчезали бесследно или вливались в более сильные политические образования. Племенные общности полабских славян переселялись в разное время и по различным маршрутам. У них сложились три крупных племенных союза: ободриты, вильцы и сорбы. Сорбы пришли из Моравии, ободриты мигрировали с Одры, а переселение вильцев происходило тогда, когда другие племенные группы полабов уже осели. В Полабье вильцы пришли из Силезии и предгорий Карпат [78, s. 173]. По археологическим данным форма поселений вильцев в междуречье Эльбы и Одера резко отличается от планировки синхронных им всех других полабов своей компактностью и чисто оборонительным характером, а пограничные конфликты при расселении племен послужили причиной длительной вражды между вильцами и ободритами. В более поздний период в ее основе лежали уже иные факторы.

Объединение вильцев в племенной союз было вызвано необходимостью сдерживать набеги аваров и племен, сдвинутых из мест прежнего обитания натиском степняков. Роль кочевых племен и народов в формировании политической карты Европы того времени общеизвестна. Кочевые племена вытесняли жителей пограничных территорий, а те также теснили соседей, приводя в движение весь остальной мир. Усиление натиска на земледельческие народы способствовало созданию племенного союза вильцев. Сами вильцы считали, что их союз освящен давней традицией. И благодаря именно этому обстоятельству их сплоченные племена смогли успешно преодолеть все трудности миграции и колонизации новых земель. Племенными границами обычно служили крупные водные преграды, непроходимые леса, горы и т. п. Там, где не существовало подобных естественных границ, происходили постоянные военные столкновения. С выходом полабских славян за Эльбу начались конфликты с саксами.

Вильцы в средневековых источниках называются также «велетами», а в более позднее время — «лютичами». Существуют разные точки зрения относительно объяснения этих названий, но мнения большинства исследователей сходятся в том, что все они принадлежат одному и тому же народу. Франкский хронист Эйнгард сообщает, что данные племена «… по нашему называются вильцы, а на своем языке — велеты» [68. s. 180]. Название «велеты» происходит от слова «волот», что означает «великан» (ср. с украинским «велетень»), а имя «вильцы» произошло от слова «волки», что должно означать «дикие, воинственные, жестокие к недругам». В дальнейшем название «вильцы», данное славянскими соседями, закрепилось за племенами «велетов».

Переселившиеся в Заэльбье полабы были земледельцами, но в различных районах полабских земель уровень сельскохозяйственного производства существенно разнился, что было связано, в первую очередь, с различным плодородием почв. О хозяйственных занятиях полабов говорит Галл Аноним (начало XII в.): «Страна эта, хотя и очень лесиста, однако изобилует… хлебом и мясом, рыбой и медом… Это край, где воздух целителен, пашня плодородна… крестьяне трудолюбивы, коровы дают много молока, а овцы много шерсти» [3, с. 27–28].

Данные современной археологии дают представление об устройстве славянской сохи, о которой сообщает немецкий хронист Гельмольд (конец XII в.): «Славянский же плуг составляет пару волов или одну лошадь» [4, I, 12]. Мы ее можем представить по находке из Даберготца. Грядиль и подошва сохи сделаны из дуба, ручки — тоже из дерева. При вспашке соха, как стрела, врезается наискось в почву, а земля после крошения отваливается в сторону. Соха из Даберготца радиокарбонным анализом датируется VIII веком (733 ±80 гг.) [61, s. 50]. Использование сохи, а не плуга, вовсе не свидетельствует о низком уровне развития сельскохозяйственного производства у полабских славян, а во многом объясняется природными условиями края. В XII в. Появилась сошная гуфа, достигавшая величины 10,4 га. Вероятно, именно такое количество земли и можно было обработать сохой. Бороновалась земля деревянной бороной. Огороды обрабатывались деревянным заступом и мотыгой, сделанной из рога или из дерева. Железных мотыг пока не найдено. Железные лемехи переняли, прежде всего, сорбы и лужичане. А на землях, расположенных севернее Средней Эльбы и Хафеля, в I тыс. они не встречаются. У вильцев лемехи изготовлялись из дерева.

Качество земель в регионе расселения племен вильцев было различно. В целом, необходимо отметить, что земельные участки у них по плодородию почвы были значительно хуже, чем у ободритов. Известный археолог Й. Херрманн подчеркивает: «Самые плодородные земли были у вагров, ободритов, доленчан, укрян и лебушан. Почвы похуже и вообще плохие по качеству были у редариев, шпревян, плоней и лужичан» [78, s. 78]. Отсюда следует и более низкий уровень урожайности зерновых культур. В то же время у вильцев намного позже, чем у ободритов, появились крупные земельные массивы, отвоеванные у леса путем раскорчевки, и создался фонд старопахотных земель, о чем свидетельствуют данные палеоботаники. Вильцы знали не только яровые культуры, но и озимые, такие как рожь. Важную роль в хозяйстве занимало просо. При длительной обработке лучшие почвы истощались, поэтому для повышения урожайности землю вспахивали под пар. Данные палеоботаники и археологических исследований, проводившихся в окрестностях Берлина, показали, что там произрастали рожь, пшеница и ячмень.

Скотоводство по своему значению следовало сразу за земледелием, которому все же принадлежала ведущая роль. По археологическим данным вильцы-лютичи разводили свиней, крупный рогатый скот, овец, коз, лошадей, кур, гусей и уток. В целом животноводство у них было малопродуктивным, даже свиноводство — основная его отрасль — находилась на низком уровне. Значительную роль играло коневодство, развитие которого необходимо связывать с нуждами военного дела. Коневодство являлось специализированной отраслью скотоводства, чему мы находим подтверждения как в археологических данных, так и в топонимике. Например, у Гавельберга располагался населенный пункт Кобелитц, имелись деревни с названиями Конеров и Конерово [78, s. 91].

Большую роль играло бортничество. В более поздние времена роль бортничества постепенно падает. Рыбная ловля играла большую роль только в тех регионах, где для этого имелись благоприятные условия. Были поселения, жители которых специализировались на рыбной ловле. Охота у лютичей играла огромную роль, о чем свидетельствуют данные археологии. У ободритов и лужичан в отличие от лютичей охота являлась привилегией знати, так как места наибольшего скопления костей диких животных находились в бургах, где обитали представители знати. Правда, мех играл большую роль как у лютичей, так и у ободритов, поэтому значительное место занимала охота на пушных животных. Но у лютичей был довольно высоким процент содержания в мясном рационе продуктов из животных, добытых на охоте, доходящий до 60 % [См.: 78, s. 90–92]. Приведенные выше факты свидетельствуют о более низком уровне производительных сил у вильцев по сравнению с их соседями.

Высокого уровня развития достигло ремесло, особенно такая его отрасль, как гончарное производство. Если самые древние образцы керамики изготовлялись вручную и преимущественно в домашних условиях, то уже с VII в. прослеживается ремесленное производство. В коллективном труде «Славяне в Германии» отмечается «… совершенство и единообразие керамики фельдбергского и торновского типов, выполненной на гончарном круге… Керамика тщательно обожжена и выдержана на прочность…» [61, s. 231]. Такая керамика пользовалась большим спросом. Керамические изделия изобилуют разнообразными украшениями. Использование керамики было самым различным: это была и кухонная посуда, и тара для хранения припасов. В глиняных сосудах хранились и зерно, и мед. В них же прятали клады. Но употреблялись и сосуды из дерева.

Огромную роль играло производство железа, из которого изготовлялись как орудия труда, так и оружие. Значительного уровня развития достигла обработка цветных металлов. Впечатляет прекрасной работой гравированная бронзовая чаша из Гросс-Фреденвальде. Со вкусом выполнена бронзовая статуэтка из Шведта [См.: 100, s. 453]. На территории, некогда заселенной вильцами-лютичами, найдены клады арабских, немецких, польских, чешских и других монет. У Потсдама найден клад в 2000 серебряных монет, 650 из них отчеканены в славянском Бранденбурге во второй четверти XII века [75]. Ремесленные изделия изготовлялись не только из металлов, но и из дерева, камня, кости и рога.

Значительного уровня развития достигла торговля. Впоследствии сложившаяся система торговых путей в значительной мере была воспринята немецкими колонистами, городские центры которых вырастали, как правило, на месте старинных славянских торговых факторий или протогородских центров. Вильцы-лютичи торговали не только с соседними племенами, но и через их земли проходили транзитные торговые пути международного значения, пересекавшие Полабье как в меридианном, так и в широтном направлениях. Особенно большое значение в транзитной торговле имел Бранибор, который был мощным хозяйственным, политическим и культурным центром, имеющим важное значение для германского и польского государств. Бранибор занимал ключевое положения на торговом пути: Магдебург-Лебус-Познань. Среди археологических находок на его площади встречаются изделия из Киевской Руси, датированные XI XII вв. [См.: 73, s. 157–158].

Важный морской порт Менцлин уже в IX в. имел прямые торговые связи со Старой Ладогой, через которую осуществлялись по Волге связи Запада с Востоком. Археологические находки подтверждают торговлю вильцев-лютичей с ливами и куршами. У Шверинсбурга, расположенного рядом с Менцлином, найден серебряный браслет пермского типа. Благодаря развитию этой торговли сложилась целая система поселений, контролирующих ключевые пункты морских и речных торговых путей. Значение Менцлина, как центра международной транзитной торговли, упало со времени прекращения действия Волжского торгового пути, перерезанного печенегами в связи с разгромом Хазарского каганата в середине X в. Святославом. Тогда же лишились своих позиций в транзитной балтийской торговле и другие протогородские центры.

В дальнейшем большую роль в торговле играли Узнам и Деммин. Торговые центры еще не достигли такого уровня развития, как в Западной и Центральной Европе. Торговля в основном носила характер обмена, хотя нам и известны многочисленные клады монет. Чеканка собственной монеты несомненно способствовала более интенсивному развитию торговли. Следует отметить, что борьба за торговые интересы играла не последнюю роль в военных мероприятиях вильцев-лютичей.

Полабо-славянские племена, как и все славяне, не знали рабовладельческого строя: они переходили от первобытнообщинного уклада к феодальному. Об их внутреннем устройстве мы узнаем из источников, описывающих войны вильцев с франками. После подчинения саксов франками вильцам пришлось столкнуться с державой Карла Великого. Вильцы поддерживали не желавших подчиняться завоевателям саксов и тревожили постоянными набегами ободритов, верных союзников франков. Для того, чтобы приостановить славянские набеги, Карл Великий собрал огромное войско, в состав которого входили саксы, франки, фризы, ободриты и сорбы. К организации похода 789 г. против вильцев Карл отнесся со всей ответственностью, так как они считались серьезным противником и народом очень воинственным. Перед походом франкский король предпринял все меры предосторожности на случай неудачного исхода военных действий, для чего выставил усиленную охрану при переправе через Эльбу.

Во время похода Карла Великого во главе вильцев был князь Драговит, называемый в источниках «королем», власть которого подкреплялась наследственными правами. Он стоял над главами бурговых округов, которые принимали участие в выборах верховного правителя [См.: 77, s. 106, 112]. Княжество Драговита включало в свой состав огромную территорию, о чем свидетельствует анализ керамического материала [64, s. 64]. Решающего сражения так и не произошло: князь вильцев Драговит сначала заперся в крепости, а затем вступил в переговоры с королем франков. Примеру Драговита последовали и все другие военачальники вильцев.

В исторической науке идет полемика относительно того, куда было направлено острие агрессии Карла Великого в 789 г. и где располагался бург, в котором находилась резиденция верховного князя вильцев Драговита. По сути спор сводится к тому, где был центр вильцев и какое из племен возглавляло союз. По одной из точек зрения, франки дошли до Гаволы (Хафеля) и осаждали именно Бранибор (Бранденбург) [108, s. 118]. В последнее время данная гипотеза стала преобладающей, хотя находятся и ее противники. Доказывая факт осады франками столицы гаволян, исследователи говорят о верховенстве у вильцев именно этого племени.

Успехи Карла Великого были эфемерными и кратковременными. Вильцы были лишь приостановлены во времени в их набегах на левый берег Эльбы. Никаких признаков зависимости вильцев от франков не наблюдается. Вскоре вильцы нарушили перемирие, а в 792 г. они оказали помощь восставшим саксам В 808 г. вильцы воевали с ободритами, поддерживая при этом датчан. Франки, обеспокоенные набегами вильцев, срочно возводили на Эльбе укрепления. В следующем году ободритский князь Дражко, используя вспомогательные войска саксов, разорил и опустошил расположенные в приграничных районах земли вильцев, мстя им за помощь датчанам в войне против ободритов. Сын Карла Великого в 810 г. пошел походом на вильцев, причем последние перешли в контрнаступление, форсируя при этом Эльбу.

Вильцев Карл Великий подчинить не мог: у него для этого просто не хватило бы сил, да к тому же подобная задача и не ставилась. Географическое расположение вильцев по отношению к империи франков было все же предпочтительнее, чем ободритов. Поэтому по отношению к ним и проводилась более осторожная политика. Вообще франки натравливали одни племена на другие с целью не допустить усиления какой-либо одной группировки полабов. Так, например, сначала были разгромлены вильцы, а позже франки не дали усилиться ободритам. Карл Великий пытался создать определенную стабильность на восточной границе империи.

Только войнами и перемириями отношения полабов с франками не исчерпывались. В 823 г. вильцы совместно с ободритами, лужицкими сербами, чехами и мораванами участвовали в собрании франкского королевства. Милогость и Челодраг, сыновья погибшего князя вильцев Люба, апеллировали к королю Людовику Благочестивому, выдвигая его в качестве арбитра для решения вопроса о престолонаследии. В источниках поясняется, что княживший до этого у вильцев Люб пал в битве с ободритами. Милогость был старшим из братьев, но по каким-то причинам знать вильцев потребовала его замены на младшего брата. Король подтвердил то решение, которого от него добивалась велецкая знать. Видимо, ее апелляция к франкскому королю была необходима для того, чтобы он авторитетом монарха подтвердил «законность» правления нового князя, избранного в обход существующих порядков престолонаследования. Незадолго до этого подобная ситуация возникла у ободритов. В их династическом споре арбитром также выступил франкский король. Настолько высок был международный авторитет королевства франков.

О существовании Гаволянского княжества в конце IX в. сообщает англосаксонский источник, в котором имеется географический обзор и этнографическая характеристика земель Прибалтики. Англосаксонский перевод хорографии Орозия был переписан с оригинала его «Истории против язычников» по указанию короля Альфреда в 890—893 гг. и дополнен новыми этнографическими сведениями о народах Центральной Европы. В перечне народов упоминаются именно гаволяне, а не вильцы или ратари [26, с. 20]. К самому началу X века относится известие, сообщаемое Козьмой Пражским о женитьбе чешского князя Вратислава на стодорянской (гаволянской) принцессе Добронраве, матери князя Вацлава, позднее причисленного к лику святых. Хронист указывает, что Добронрава была из «… сильного племени стодорян и очень твердая в вере» [33,1, 15]. Видимо, данный династический союз продолжал играть важную роль и в дальнейшем, чему мы находим подтверждение в факте нанесения удара Генрихом I зимой 928/29 гг. сначала на столицу гаволян (стодорян) Бранибор, а затем — на Прагу [1,1, 35].

Пришедшая к власти в Германии Саксонская династия предприняла широкую экспансию против славян. Зимой 905/906 гг. состоялся поход саксов против сербо-лужицкого племени гломачей (далеминчан). Так начались германские вторжения в полабские земли. Саксонский хронист Видукинд Корвейский сообщает, что зимой 928/29 гг. король Генрих I Птицелов «… внезапно обрушился на (тех) славян, которые называются гаволянами, и, измучив их многими сражениями, разбил, наконец, во время лютой зимы на льду лагерь, овладел городом по названию Бранибор, (добившись этого) с помощью голода, оружия и холода. Овладев вслед за этим городом всей областью, он отправился походом против земли доленчан…» [1,1, 35]. Далее Видукинд рассказывает: «Был некий славянин по имени Тугумир, оставленный королем Генрихом, согласно законам своего рода, на основании отцовского наследства, господином тех, которые называются гаволянами». Хронист прямо называет Тугумира предателем, который «… город со всей областью передал во власть короля, получив большие деньги и поверив в большие посулы». Для реализации своего права на наследство он, «… сделав вид, что тайно бежал…», был принят в Браниборе народом, который его «… признал своим господином». При этом Тугумир «… пригласил к себе своего племянника, который один оставался из всех князей племени, и, захватив его хитростью, убил» [I, II, 21]. Такое положение в княжеском роде могло сложиться ввиду истребления членов династии либо в результате похода Генриха I, либо из-за действий маркграфа Герона, который, «… предупреждая хитрость хитростью, пригласил около тридцати князей варваров на большой пир и всех их, усыпленных вином, в одну ночь умертвил» [I, II, 20].

Тугумир овладел Бранибором и стал вассалом германского короля в 940 г. Примерно в это же время дает интересные сведения в своих «Проывальнях золота» Аль-Масуди. Он говорит о царе, «… которому когда-то подчинялись их цари в древнее время: это Мажек (мужек), царь велинян, а это племя — корень из корней славян, который почитается среди их племен, и у него (племени) была старая заслуга у них (славян). Потом распалось согласие между их племенами, исчезла их организация и их племена пришли в упадок» [12, с. 72]. Под «велинянами» Аль-Масуди следует подразумевать велетов (вильцев).

Разгромом княжества гаволян воспользовались входившие в его состав племена вильцев. К 929 г. относится сообщение Титмара Мерзебургского о ратарях, которые «… восстали и подстрекали другие племена» [93, 1, 10]. Это сильное племя вильцев впоследствии стало во главе Лютицкого союза, составленного из вышедших из-под власти гаволянских князей племен. В Гаволянское княжестве были обеспокоены удержанием в повиновении подвластных ему вильцских племен. Оно получило ощутимый урон в результате войны с германскими феодалами, одновременно лишившись союзников в лице чехов, князь которых также признал зависимость от Генриха I. Княжество гаволян намного сократилось в размерах, так как в источниках часто упоминаются вышедшие из него различные полабские племена.

В 930 г. мы встречаем следующие названия: «Ободриты, вильцы, гаволяне, долеминцы, богемы, редарии» [134, № 119]. В 934 г. впервые в источниках упоминаются укряне [134, № 124]. Ориентировочно под 940 г. дается перечисление относящихся к гамбургской митрополии племен: вагры, ободриты или ререги, полабы, линони, варны, хижане и череспеняне [134, № 137]. В фундационной грамоте гавельбергского епископства, выданной 10 мая 946 г. в Магдебурге королем Оттоном «по совету герцога и маркграфа Герона», перечисляются следующие провинции: земзичи, лезичи, дошане, линагга, муриззи, доленчане, плот (плони), мизерет, грошвин, ванцлов, вольтце [134, № 154]. 1 октября 949 г. в Магдебурге выдана Оттоном I фундационная грамота для бранденбургского епископства, где перечисляются следующие провинции: морачане, плони, шпревяне, гаволяне, укряне, речане, замчичи, дошане и лузичи [134, № 160].

Гаволянское княжество продолжало существовать, и в результате измены Тугумира оказалось в вассальной зависимости от германского короля. Гаволянский князь был христианином, что доказывает запись в некрологе моленбекского монастыря. Правда, нет даты его смерти [134, № 140]. Территория полабских племен в Заэльбье была поделена на марки, и за спокойствием в славянских землях должны были наблюдать маркграфы. До самой смерти могущественного «герцога и маркграфа» Герона, именно ему подчинялись славянские племена. После 965 г. в Заэльбье были образованы три марки: Северная, Восточная и Мейсенская. До славянского восстания 983 г. территория Гаволянского княжества входила во владения маркграфов Северной марки, которым были подведомственны Альтмарк, Миттельмарк и Пригниц.

Проводилась христианизация края, чему способствовало основание двух диоцезов: гавельбергского и бранденбургского. Собирались десятины и дани. Сам маркграф со своим отрядом находился в Браниборе. Кроме того, наиболее важные в стратегическом отношении населенные пункты также имели гарнизоны. Войска помогали собирать дани и десятины. Епископы, судя по фундационным грамотам, также имели большие владения. Активизация деятельности христианского духовенства привела к неожиданным последствиям: мощный идеологический натиск германских епископств и тяжелые дани и десятины привели к невиданному в других славянских землях расцвету язычества.

Известий о гаволянских князьях мы не имеем. Однако документы, дающие сведения о племенах, с которых насильно были взысканы десятины и дани, гаволян не упоминают. В магдебургской грамоте, датированной 27 июня 965 года, указываются укряне, речане, редарии, доленчане и череспеняне [134, № 207]. Те же самые племена упоминаются в двух других: магдебургском документе, датированном 5 июня 973 г., и составленном 9 сентября 975 г. в Альтштадте [134, № 251,261]. Такие данные могут свидетельствовать о сохранении княжеской власти у гаволян и о сотрудничестве местных князей с германскими феодалами, что прямо предполагает и их участие в процессе христианизации края. Во всяком случае, после славянского восстания 983 г. в источниках опять появляются гаволянские князья.

Вышедшие из княжества гаволян северные племена вильцев были вынуждены признать господство германских феодалов и выплачивать им десятины и дани. Вильцы неоднократно поднимали восстания. Тогда снова приходили захватчики с сильным войском и возобновлялись выплаты даней и десятин. В сражениях значительную роль имело превосходство военно-феодальной организации Германии, стоявшей на более высокой ступени социального и политического развития, чем разрозненные племена полабов; наличие рыцарской конницы, а также запрет на продажу славянам вооружения.

Главными причинами неудачных восстаний являлись политическая раздробленность полабов и отсутствие прочной государственной организации. Правда, были попытки временных объединений племен. Например, вильцы объединялись с ободритами для совместных военных действий. Иногда объединялись войска нескольких вильцских племен. Возможно, ратари и доленчане выступали совместно в 60-х годах X века в составе коалиции, возглавлявшейся Вихманом.

Видукинд сообщает, что сакс Вихман, племянник саксонского герцога, был приглашен к вильцам в качестве военного руководителя. Его компетенция распространялась только на военные вопросы, о чем говорит Видукинд: «Вождем их, причем только в этом злодеянии, а не в управлении (их страной) стал Вихман» [I, III, 52]. О политическом устройстве северных племен вильцев этого периода сообщает арабский источник: «Они воюют против Мешко и имеют большие военные силы. У них нет короля и они не управляются одним (владыкой), властью у них наделены старейшины» [90, S. 50].

Видукинд сообщает, что вильцы очень дорожили своей свободой и своими обычаями. Их послы однажды заявили германскому королю, что «… их народ хочет платить дань согласно обычаю, оставаясь на положении союзника, тем не менее, однако, они хотят сами удерживать власть в своей стране; они согласны на мир только на таких условиях» [I, III, 53]. Вихман предводительствовал войском вильцев в 962 967 гг. Среди славян он был известен в качестве удачливого полководца. Дальнейшие события свидетельствуют о незаурядном военном таланте Вихмана. Видукинд рассказывает: «В двух сражениях он (Вихман) нанес поражение королю Мешко, под властью которого были славяне, которые называются лицикавики, убил его брата и захватил при этом большую добычу» [I, III, 66]. В связи с этими событиями мы впервые встречаемся с упоминанием о Польше в письменных источниках. Не очень удачным было первое выступление польских войск на международной арене: дважды они были наголову разбиты вильцами. Угроза со стороны вильцев толкала польского князя Мешко к поискам союзных отношений с чехами.

Вскоре между вильцами и поляками снова обострились взаимоотношения. Благодаря сообщению Видукинда мы можем воссоздать точный ход произошедшего между ними третьего сражения. Силы враждующих сторон были примерно равны, однако войско вильцев состояло в основном из пеших воинов. Польская пехота была подкреплена отрядами чешской конницы. При подготовке к битве польский князь расположил свою пехоту в центре, а фланги усилил отрядами конных воинов. Собственной сильной конницы у поляков не было, иначе было бы невозможно объяснить двукратную победу вильцев в предыдущих военных действиях.

Вихман построил войско большим четырехугольником, намериваясь в ходе сражения протаранить пешей массой центр боевых порядков противника. Он был прекрасно знаком с тактикой военных действий феодальных армий Европы, о чем свидетельствует построение его войска. Во избежание возможных обходных маневров чешской конницы он поставил в тылу своеобразное укрепление из сцепленных возов. Укрепленный обоз должен был служить надежной гарантией от обходного удара с тыла.

Битва началась мощным натиском вильцев, теснящих польскую пехоту. Когда наступающие вильцы достаточно оторвались от укрепленного лагеря, нанесла фланговые удары чешская конница. Поскольку резерва у Вихмана не было, то исход сражения был предопределен. Необходимо отметить как сильную дисциплину и стойкость польской пехоты, так и полководческие способности Мешко, выждавшего удобный момент для атаки. Во время неудачной битвы, когда вильцам пришлось сражаться в окружении, Вихман пытался бежать с конной дружиной, но «сторонники обвинили его в предательстве», заставили сойти с коня и сражаться пешим. Так погиб Вихман. Чем конкретно обернулось для вильцев поражение в войне с поляками, не известно. А Польше вскоре пришлось столкнуться с германской опасностью.

1.2. Слуги лютого бога

Из-за политической раздробленности вильцев их восстания против немецких феодалов терпели неудачи. Внешняя опасность диктовала необходимость объединения. Северные племена вильцев объединились в Лютицкий союз, а в результате славянского восстания 983 г. за вильцами закрепилось название «лютичи», что означает «слуги лютого Бога».

О причинах славянского восстания мерзебургский епископ Титмар говорит следующее: «Народы, которые по принятию христианства подчинялись нашим королям и императорам, выплачивая им дани, подвергались большим притеснениям из-за самоволия князя Теодорика (маркграфа Северной марки) и все как один взялись за оружие» [93, III, 17]. Начался этот бунт 29 июня 983 г. уничтожением гарнизона в Гавельберге и разрушением местной кафедры. Три дня спустя объединенные силы славян напали на Бранденбург. Третий бранденбургский епископ Фолкмер спасался бегством, а маркграф Теодорик, призванный охранять бург, вместе с рыцарством едва унесли ноги. Духовенство попало в плен, а все церковное имущество подверглось разграблению. Прах ненавистного народу второго по счету бранденбургского епископа Додало был выброшен из могилы, а захоронение разграблено. Сам же Додало умер за три года до описываемых событий.

Вместо Христа почитались различные божки, и те «… достойные сожаления перемены восхваляли не только язычники, но и христиане» [93, III, 17]. Титмар продолжает: «При этих событиях славяне уничтожили собор св. Лаврентия в Кальбе, а затем били наших, убегающих, как пугливые олени. Наши грехи придавали нам страху, а им мужества» [93, III, 18]. Все города и села до самой реки Тонгеры были подвергнуты опустошающему огню и разрушению. Со стороны славян действовало более 30 пеших и конных отрядов. Они с помощью своих богов под звуки военных труб опустошали все вокруг, сами не понеся при этом никаких потерь.

После этих событий все последующие бранденбургские и гавельбергские епископы лишь формально управляли своими диоцезами и никогда не были в землях лютичей, постоянно находясь либо при королевском дворе, либо в резиденции магдебургского архиепископа. В результате успешного славянского восстания 983 г. в землях, расположенных к востоку от Эльбы, немецкое владычество было полностью уничтожено, а вместо христианства снова восторжествовало язычество.

Одной из наиболее сложных проблем, связанных со становлением и развитием государственности у лютичей, является выяснение соотношения светского и сакрального начал в структуре власти и управления Лютицкого союза. Трудности решения данного вопроса способствует крайняя скудость и противоречивость данных письменных источников, вышедших в основном из-под пера представителей христианского духовенства, стремящегося скрыть или очернить все, связанное с деятельностью языческих жрецов и дохристианскими верованиями и обрядами полабских славян. В связи с этим вопрос о роли языческих жрецов в общественно-политической жизни союза лютичей до конца не выяснен. От его решения в значительной мере зависит и определение причин распада Лютицкого союза, и роли жречества в междоусобице XI века.

Круг вопросов, связанный с изучением особенностей культа полабских славян, наметили в своих работах слависты еще в XIX веке. Они полагали, что неприятие лютичами христианства было вызвано немецкой агрессией и насильственными методами христианизации края. Язычество лютичей ими воспринималось как своеобразный символ свободы полабов, а сам культ тесно увязывался с политикой. Лютичи идеализировались как непримиримые борцы за свободу всего славянства. Например, в организации отпора германским завоевателям А. Ф. Гильфердинг подчеркивал главную роль лютичей, а не ободритов, «… которые всегда действовали слабее» [5, с. 391]. В современной исторической науке, как правило, роль языческого культа и жречества у полабских славян или рассматриваются в целом, когда решение данного вопроса тесно не увязывается с отдельными племенными группами и делаются необоснованные обобщения, или роль жречества не рассматривается в динамике развития их государственности. Другой причиной, на наш взгляд, мешающей объективному выяснению роли касты жрецов в политической организации лютичей, является ошибочная оценка уровня, достигнутого ими в процессе развития государственности, в связи с чем племена вильцев-лютичей в хронологических рамках с VI вплоть до начала XII в. рассматриваются как племенное образование, всегда находящееся на стадии военной демократии (вождество, чифдом). Естественно, что из данного положения делаются не совсем верные выводы как относительно уровня развития их культа, так и роли жречества в политической жизни союза. Поэтому попытаемся выяснить по мере возможности вопрос о роли жречества в общественно-политической жизни лютичей с учетом изложенных выше замечаний.

Серия завоевательных вторжений германских феодалов в земли полабских славян началась в первой трети X века, когда вслед за гаволянами были разгромлены доленчане. Характерно, что Видукинд Корвейский, описывая германские вторжения в земли полабских славян в первой трети X века, не сообщает об особом развитии у них языческого культа. В то же время о датчанах хронист не преминул заметить, что они «… с древних времен были христианами, тем не менее, следуя обычаю отечества, поклонялись идолам» [I, III, 65].

После похода Генриха I, когда славянские племена были обложены данью, активизировалась деятельность христианских миссионеров. Германские феодалы с помощью христианизации края пытались упрочить свое господство среди славянских племен. С целью организационного усиления деятельности церкви в Заэльбье начали функционировать два епископства: бранденбургское и гавельбергское, которым король дал большие привилегии. Кроме того, оба епископства получали десятину с весьма значительных территорий. Королевская власть укрепляла союз с церковью на почве общих захватнических интересов.

После серии завоевательных походов раздробленные славянские племена не могли оказать эффективного отпора вторжениям германских феодалов. Поэтому в источниках, повествующих о славянских восстаниях, сообщается о разгроме сопротивляющихся выплате даней полабских племен поодиночке. Раздробленные славянские племена создавали временные союзы, однако они не были прочивши. По мысли К. Мыслинского, Пола «бье под натиском агрессоров не имело иного выбора, кроме как формирования собственной государственности, но с сохранением своих традиций и специфики [113, s. 152]. Внешняя опасность диктовала необходимость объединения, способствовала созданию организации государственного типа.

После разгрома гаволян и доленчан главными противниками агрессии в Полабье выступили ратари. Поскольку идеологически их борьба за независимость освящалась языческой религией, то большое значение получила жреческая каста Ретры. В современной исторической науке возвышение Ретры и развитие языческого культа лютичей понимается в качестве ответной идеологической акции на «напор епископств» и активизацию пропаганды со стороны христианского клира. Формирование полабского пантеона рассматривается в процессе борьбы за независимость. В то же время исследователи единодушно отмечают определенное влияние на развитие языческого культа полабов христианства с его более высокой организацией.

К ратарям вскоре присоединились доленчане. Именно в союзе ратарей и доленчан начала вырабатываться структура будущего лютицкого объединения. Она основывалась на подчинении доленчан ратарям. Впоследствии доленчане в военных походах, как и в междоусобице середины XI века, выступали совместно с ратарями, господство которых базировалось на более раннем развитии у них пашенного земледелия.

Решающим моментом в образовании союза лютичей послужило восстание 983 г., явившееся поворотным пунктом в расстановке политических сил в Заэльбье. В результате славянского восстания были освобождены находившиеся под властью ободритов хижане и череспеняне, также вошедшие в союз. В него теперь входили четыре племени: ратари, доленчане, хижане и череспеняне. Существует точка зрения, что в союз лютичей первоначально входили только три племени, и лишь впоследствии хижане отпочковались от череспенян [150, s. 163]. Поскольку инициаторами объединения родственных этнически племен являлись ратари, «слуги лютого Бога», святилище которого находилось в Ретре, то их форма правления распространилась и на союз лютичей. Шпрее-гаволянские племена находились в составе Гаволянского княжества, князья которого оставались христианами и проводили самостоятельную внешнюю политику.

В новом политическом образовании были неприемлемы как христианство, выступавшее инструментом закабаления Полабья, так и монархическая форма организации власти, существовавшая в Гаволянском княжестве. Как правило, именно монархия являлась типичной формой организации власти для раннефеодального периода. Союз лютичей, по мнению 3. Зуловского, не только являлся исключением из общественных форм развития политической организации общества [149, s. 68], но и свидетельствует о том, что «… наряду с основным направлением развития политических форм существуют и индивидуальные» [147, s. 325]. Г. Булин подчеркивает, что отсутствие княжеской власти ни в коем случае не говорит о том, что это был шаг назад в развитии государственности у вильцев. По его мнению, изменилась лишь форма правления [55, s. 29].

У вильцев-лютичей шел процесс консолидации и сплочения даже вопреки политической раздробленности X в. Раннесредневековая народность вильцев могла сложиться как на федеративной основе, так и в результате вхождения вильцев в княжество гаволян, где проявлялись различные формы связей: этнические, политические и культовые. В конце X в. группа родственных племен, изменившая название «вильцы» на «лютичи», вновь была объединена в едином политическом организме. В союзе лютичей этно-территориальные образования сплотились политически как на основе военного господства одного племени над другим (ратари-доленчане), так, по-видимому, и на федеративных началах (ратари-череспеняне). В отличие от северных племен вильцев-лютичей, создавших в конце X в. Лютицкий союз, южная группа этих племен находилась в составе Гаволянского княжества Прибыслидов. Политическая организация стодорян-гаволян в союз лютичей не входила и только лишь в X в. принимала участие в совместных военных акциях ввиду необходимости собственной обороны [113, s. 152].

Необходимо отметить, что все эти родственные этнические образования не находились в составе одного территориального организма, даже более того, в союзе лютичей и в княжестве гаволян сложились разные формы организации политической власти, что, конечно, не способствовало развитию этнического самосознания группы родственных племен, так как фактор политического сплочения не мог проявиться в полной мере. В конце XI в. лютичи еще упоминаются в источниках, но уже в этнографическом значении. А различные племена лютичей уже в начале XII в. называются просто «славяне».

Особенности культа славян складывались в течение тысячелетий. Славянское язычество представляло собой сложное мировоззрение и начало формироваться еще до миграций их племенных групп в Заэльбье, когда все славянские племена имели примерно одинаковые верования [24, с. 49]. Однако в дальнейшем среди всех славянских народов наибольшего развития организация языческого культа и обрядов богослужения достигло именно у полабских славян, как и развитие культового скульптурного искусства. Объяснение тому факту, что в результате дальнейшей эволюции культ полабов отличался от языческих верований всех других славянских народов только ему присущими особенностями, исследователи ищут в тех влияниях, которые испытывала данная группа славянских племен до эпохи переселения. Выдвигались различные гипотезы, предпочтение отдавалось германскому или скандинавскому влияниям. В последнее время возобладала точка зрения, согласно которой особенности развития культа полабов объясняются кельтским влиянием. Немецкий исследователь Й. Херрманн на основе анализа данных археологических раскопок, произведенных в Гросс-Радене (Шверинский округ) и в Фельдберге (округ Нейбранденбург), пришел к выводу, что культовые строения полабских славян имеют прямые аналоги с кельтскими культовыми сооружениями Средней Европы. В способах изготовления деревянных идолов также прослеживаются кельтские традиции [См.: 79, 80, 82].

Титмар сообщает, что сколько племен в том крае, столько и святынь, которым поклоняются язычники. Среди них первенство принадлежит Ретре [93, VI, 25]. Все племена имели своих богов, а также собственные капища, святилища и священные рощи. Каждое божество покровительствовало определенной местности. Имелись такие божества у ободритов, лютичей, поморян и шпрее-гаволян, но они отсутствовали у сорбов и лужичан [61, s. 310]. Собственное божество сплачивало племенные общности, защищало членов племени в военных походах и морских экспедициях, сражаясь на равных с богами соперников. Привязанность к собственному племенному божеству, вера в его силу и опеку являлась одним из факторов, цементирующих мелкие политические организмы [62, s. 30]. У полабов культ племенных богов наслаивался на традиционную полидоксию [106, s. 170]. Помимо племенных богов имелись и божества более мелкого порядка, а также различные демоны и духи. Все они являлись пережитками общеславянских верований племенной эпохи.

Место нахождения Ретры еще точно не определено, но из сообщения Адама Бременского известно, что она находилась в четырех днях пути от Гамбурга [48, II, 21]. По мнению В. Брюске, ее нужно искать в земле редариев или поблизости от территории доленчан [53, s. 216]. Г. Ловмянський считает неудачными попытки немецких археологов связать местонахождение храма со святилищем, раскопанным в местности Гросс-Раден [106, s. 173]. Против попыток привязать название «Ретра» к наименованию какого-либо современного населенного пункта решительно выступил В. Брюске, полагая, что в данном месте не может быть поселений немецких колонистов, так как Ретра являлась своеобразным символом славянского язычества, а, следовательно, проклятым местом для всех христиан [53, s. 213]. Выдвигаются все новые гипотезы, связанные с попытками локализации Ретры, однако пока все они безуспешны, и последнее слово в решении данной проблемы будет принадлежать археологической науке.

По описанию Титмара, в священном городе лютичей не было постоянных жителей. Город имел трое ворот, был окружен рвом и дремучим лесом. Двое дверей были открыты для посетителей, а третья вела к расположенному неподалеку жуткого вида озеру. В городе находилась только одна святыня, искусно выполненная из дерева и покоящаяся на фундаменте из рогов диких животных. В ней были изображения богов и богинь в устрашающего вида шлемах и панцирях. Главным среди них хронист определяет Сварожича, пользующегося большим почетом у всех язычников. В храме находились боевые знамена, которые выносились только на время военных походов [93, VI, 25].

Описание Ретры Титмаром значительно отличается от сообщения о святыне лютичей Адама Бременского, писавшего позже, чем мерзебугский епископ. В этом факте нет ничего удивительного, так как с течением времени видоизменялись культ и культовые сооружения лютичей. Их главное божество, по рассказу Адама Бременского, было выполнено из золота. Город имел уже девять ворот и отовсюду был окружен глубоким озером. Проход по деревянному мосту разрешался лишь тем, кто приносил жертвы или шел за ответом к оракулу [48, 11, 21]. Лютичи, выступая на войну, поклонялись в Ретре своим божествам, а при счастливом возвращении из похода чтили их надлежащими дарами и умилостивляли жертвоприношениями. Причем жрецы гадали, какую именно жертву принести богам. Хронист сообщает, что для умилостивления гнева богов приносили в жертву как скот, так и людей [93, VI, 25].

Ретра являлась не только религиозным, но и политическим центром Лютицкого союза. Гельмольд сообщает, что ободритский князь Мстивой, враждуя с саксами, стремился заручиться поддержкой лютичей. «Прежде всего он направился в город Ретру, что в земле лютичей». Там, «… созвав всех славян, живущих на востоке», он выступил с речью на собрании, обвинив саксов в нанесенном ему оскорблении. Характерно, что в ответ на его жалобы лютичи сказали: «Ты страдаешь по заслугам, ибо, отвергая своих, ты стал почитать саксов, народ вероломный и жадный. Поклянись же нам, что ты бросишь их, и мы станем с тобой» [4, 1, 16]. Мстивой поклялся в верности славянам и языческим богам.

Верховную власть в союзе лютичей осуществляло собрание (placitum), заседавшее в Ретре. Титмар следующим образом характеризует общественное устройство лютичей: «Всеми теми племенами, которые вместе называются лютичами, не управляет один отдельный властитель. Рассуждая на сходке о своих делах, они единогласно все соглашаются относительно того, что следует сделать; а если кто из них противоречит принятому решению, то того бьют палками, а если вне собрания открыто противится постановлению, то либо его имущество предается огню и разграблению, либо он уплачивает в собрании определенную сумму денег, сообразную с его состоянием» [93, VI, 25]. Как видим, Титмар свидетельствует о значительной имущественной дифференциации среди лютичей. По мнению немецких археологов, наиболее широкую прослойку господствующего класса составляла бурговая знать, а ее могущество основывалось на господстве над местным населением. Она была заинтересована в военных походах, дававших богатую добычу. Эта новая аристократия резко отличалась от старой родо-племенной знати и вела с ней борьбу за власть и влияние в обществе. Ниже их стояли главы общин и больших семей, которым тоже доставалась часть военной добычи — рабов, скота и другого имущества [61, s. 204].

Хронист сообщает, что для охраны храма в Ретре лютичи создали особую касту жрецов (Титмар называет их «ministri»). Жрецы имели особые привилегии: только лишь они одни имели право сидеть, когда все иные стояли. В функции жрецов входили гадания, в том числе и с помощью коня, которого язычники чтили как освященного богом. Если в результате гаданий выпадали счастливые знамения, то это считалось добрым знаком в намечавшихся делах [93, VI, 24]. Поскольку языческие жрецы были инициаторами объединения племен лютичей, то их главное святилище пользовалось огромным авторитетом. Мощь Ретры была подкреплена наличием больших сокровищ, собираемых не только с подвластных территорий, но и в качестве добровольных даров с окрестных племен. Жрецы Ретры имели собственную гвардию, состоящую из отборных воинов, подобно руянской дружине Святовита, принадлежащей храму Арконы [93, VII, 64].

Жречество у лютичей делилось на высшее и низшее, причем последние (знахари, гадалки, врачеватели) комплектовались из простолюдинов. Верхние же слои жреческой касты пополнялись исключительно выходцами из знатных семей [133, s. 504]. В компетенцию языческих жрецов входили не только вопросы, связанные с отправлением культа, но и гадания, с помощью которых они оказывали сильное давление как на отдельные личности, так и на решение важных вопросов внешней и внутренней политики союза лютичей. В какой-то мере жреческая каста выполняла функции управления государством.

Существует точка зрения, что описание Титмаром вечевой организации у лютичей относится к более далекому прошлому, чем события, о которых он повествует. Было бы ошибкой усматривать в вечевых собраниях, описанных хронистом, пережиток племенной эпохи. Из сообщений Титмара в них можно усмотреть собрания, проходившие под руководством аппарата власти, причем обособленного от населения и стоящего над ним [113, s. 151]. По мнению Л. Дралле, влияние руководящего органа союза на остальные племена достигалось посредством нажима жрецов Ретры на представителей местных культов, проводивших линию ратарей среди других племен союза [63, s. 151].

Таким образом, усложнение культа привело к созданию специализированной касты жрецов. Для усиления своих позиций языческие жрецы использовали особенности политического развития лютичей и специфические формы организации политической власти, а также фактор внешней агрессии. Жрецы, несомненно, пытались способствовать сохранению целостности союза лютичей. Об этом свидетельствует старинное предание, по мнению Титмара сильно измененное пересказами, согласно которому во время затянувшихся междоусобиц в Ретре происходили удивительные вещи. Объятый ужасом братоубийственных распрей выходил из расположенного возле храма озера огромный сильный вепрь с пеной на белых клыках, и, сотрясаясь всем телом, бился в страшных судорогах [93, VI, 24]. Жреческая каста выступала в качестве идейного вдохновителя народной борьбы с захватчиками и с налоговым гнетом епископств. Для укрепления своего авторитета жрецы проводили расправы со служителями христианского культа, чему мы имеем немало примеров.

Происходили изменения в жизни общества, а вместе с тем — и в организации культа. Религия и культ усложнялись в связи с процессом становления государственности и попытками приспособления язычества к нуждам развивающегося общества, поскольку внешнеполитическая обстановка не благоприятствовала принятию христианства. У лютичей с возникновением зачатков государственности появилась потребность подкрепления политического единства племен, входящих в союз, единым публичным культом. Религия лютичей в своем развитии, как отмечает Е. Довият, не достигла стадии монотеизма, но специфической чертой создания лютицкого пантеона являлось возвышение одного божества в качестве надплеменного. Боги остальных племен оставались в пантеоне на вторых ролях. Иерархия богов в основном соответствовала политическим отношениям, сложившимся между племенами союза. Нарушение этого равновесия в межплеменных отношениях грозило привести к распрям на религиозной почве, что и произошло в середине XI [62, s. 30].

Сакральные элементы в организации структуры управления союзом лютичей одержали верх не сразу. Тому мы находим подтверждение в источниках. Например, рассмотрим факты времен польско-германских войн начала XI века, в которых лютичи выступали в качестве союзников Генриха II. Причем, отметим, что инициатива союзнических отношений исходила от лютичей. Поэтому не очень согласуется с общей политической линией Лютицкого союза деятельность языческих жрецов во время проведения военных кампаний. Когда Генрих II использовал военные отряды лютичей для усмирения бунта своих политических противников в Лотарингии, то при проведении карательных операций лютичи переусердствовали, полностью уничтожив монастырь св. Мартина под Мецем «… вместе со множеством обслуживающих его монахов». Несомненно, что разорение монастыря произошло при прямом подстрекательстве к тому со стороны сопровождавших войско языческих жрецов. На этот раз сторонам удалось прийти к соглашению. Генрих II, стремясь сохранить лютичей в качестве своих союзников по войнам с поляками, замял дело, покрыв все убытки из своей казны [93, s. 389].

Второй факт, связанный с сепаратистской деятельностью языческих жрецов, имел место во время кампании 1017 г. Тогда лютичи участвовали в военных действиях против войск Болеслава Храброго в качестве союзников императора Генриха И. Военные действия против Польши развивались неудачно. Боевой дух союзников, осаждавших город Нимцы, падал. Начались стычки между язычниками и христианами. Лютичи были разгневаны тем, что саксонский воин «случайно» повредил камнем из пращи штандарт с изображением их божества. Генриху II в качестве возмещения морального ущерба пришлось выплатить лютичам 12 талантов серебра.

При переправе через реку Мульду лютичи потеряли другой штандарт вместе с отборным отрядом из полусотни воинов. Эти божественные знамения показались им неблагоприятными. По словам Титмара, воины хотели вернуться домой и «… уйти с императорской службы». Настроены они так были под влиянием «злой ворожбы» и по наущению «злых людей». Совершенно ясно, что под «злыми людьми» епископ подразумевает языческих жрецов. Но отряды лютичей с войны не ушли, и дело приняло совсем иной оборот. Титмар сообщает, что лютичи собрали вече, на котором их вожди отговорили воинов от возвращения домой [93, VII, 64]. Данные факты свидетельствуют о том, что в начале XI в. каста жрецов еще не имела всей полноты власти. Видимо, прав М. Хеллманн, полагая, что влияние жрецов на вече с течением времени все более усиливалось [77, s. 109].