Весьма важным обстоятельством в домениальной политике маркграфов было приращение их территорий за счет завоеванных славянских земель. Поскольку бранденбургское рыцарство было, прежде всего, военно-служилым сословием, большую часть доходов, получавшим от военной добычи, а не от эксплуатации своих земель, с которыми у него тесной связи не было, так как практически все время рыцарство находилось в походах или при дворе маркграфа, то оно не только полностью поддерживало экспансионистскую политику Асканиев, но и прямо толкало маркграфов на путь дальнейших завоеваний [См.: 31, с. 197].
Междуречье Эльбы и Одера, начиная с VII в., благодаря неустанному труду многих поколений полабо-прибалтийских славян возделывалось путем обширной раскорчевки лесных массивов. Но в результате многочисленных войн, вызванных как внешней агрессией, прежде всего со стороны германских феодалов, так и внутренними междоусобицами, в землях лютичей наблюдалось значительное падение уровня развития производительных сил, нарушались налаженные торговые связи, падала численность населения, неуклонно сокращались посевные площади. Из-за постоянных военных вторжений изменился даже сам облик славянской деревни: вместо добротных жилищных строений население ютилось в полуземлянках. Н. П. Грацианский считает, что именно немецкая агрессия вынудила славян вести подвижный образ жизни, строить временные хижины, привела к понижению уровня культуры славян и разорению края [6, с. 41].
Территориальной основой Бранденбургского маркграфства послужил комплекс владений, созданный маркграфами из рода Штаде и унаследованный Асканиями. По наследству от отца Альбрехт Медведь получил графство Верибург и округ Зальцведель. Старший сын и наследник Альбрехта Медведя Оттон I в 30-х годах XII в. получил в качестве дара от своего крестного отца — гаволянского князя Генриха-Прибыслава — округ Цаухе (земля Суха), составлявший четвертую часть земель этого княжества. Остальные территории, вошедшие в состав Бранденбургского маркграфства, были захвачены в результате военных действий против славян. Крестовый поход 1147 г. заложил основы для создания так называемой Передней марки (Пригница). Земли Гаволянского княжества составили Среднюю марку (Миттельмарк). Позже в результате экспансионистской политики маркграфов были образованы Уккермарк и Ноймарк. Таким образом, Бранденбургское маркграфство делилось на отдельные, исторически сложившиеся области, присоединение которых происходило в разное время и различными путями, что имело решающее значение при проведении в этих районах колонизации.
Инициатива колонизации земель Бранденбурга принадлежала маркграфам. Об этом свидетельствует Гельмольд. Он сообщает, что Альбрехт Медведь начал проводить колонизацию земель марки потому, что «… славяне мало-помалу стали убывать» [4, I, 88]. Маркграф Альбрехт Медведь не был пионером в колонизации земель полабов. Известно, что еще император Лотарь Супплинбург использовал нордальбингов для колонизации земель ободритов [4, I, 53]. Колонизация земель Северной марки началась при маркграфах из рода Штаде. Гельмольд сообщает, что Альбрехт Медведь обратился «… в Траектум и в края по Рейну, а потом к тем, кто живет у океана и страдает от суровости моря, а именно, к голландцам, зелландцам и фландрийцам, и вывел из всех этих стран весьма много народа и поселил их в славянских городах и селениях. И весьма окрепли от прихода этих поселенцев епископства Бранденбургское и Гавельбургское, так как увеличилось количество церквей и выросли сильно десятины». В данном случае хронист выдает желаемое за действительное. При первых маркграфах церквей было еще мало и позиции язычества не были окончательно сломлены. Переселенцы из Голландии, по сообщению Гельмольда, поселились в районе Зальцведеля, между Вербеном и Арнебургом и завладели «многими городами и селениями вплоть до Богемских гор». При этом славяне были «… частью перебиты, частью изгнаны, а сюда пришли выведенные от пределов океана народы сильные и бесчисленные и получили славянские земли, и построили города и церкви, и разбогатели сверх всякой меры» [4, I, 88].
Данное известие Гельмольда подвергалось в историографии аргументированной критике и приведенные им факты признавались сомнительными. И. Первольф считает неверным сообщение Гельмольда о значительных масштабах колонизации земель маркграфства голландскими поселенцами и о полном вытеснении и истреблении славян на этой территории [См.: 32, с. 67]. Д. Н. Егоров, изучавший процесс колонизации земель полабских славян, сомневался в том, что описанная Гельмольдом голландская колонизация могла иметь сколько-нибудь значительные размеры [9, с. 527]. В. Е. Майер подчеркивает особенно активную роль переселенцев из Нидерландов в колонизации земель к востоку от Эльбы ввиду того, что они имели «… большой опыт в необходимых в Остэльбии мелиоративных работах» [II, с. 182]. 3. Эпперлейн указывает, что такие переселенцы имелись в большом числе не только в Бранденбурге или Мекленбурге, но и в Мейсенской марке и Магдебурге. В то же время он признает, что сообщение о сильном притоке голландцев в марку получило весьма слабое отражение в письменных источниках [См.: 61, s. 344–364]. По мнению И. Шультце, правоту хрониста доказывают лингвистические исследования диалектов марки и устройство сел [139, s. 87]. Он полагает, что Альбрехт Медведь впервые начал переселение колонистов из Нидерландов в 1142 г., а с 1159 г. они уже расселялись по всем его владениям [142, s. 145].
Из источников известно, что в 1159 г. аббат Арнольд из монастыря Балленштедт имел дело с фламандскими колонистами [89, № 13]. Подобное известие имеется в грамоте от 18 января 1160 г. [89, № 138]. В том же году маркграф Альбрехт дарит ордену иоаннитов (в районе Вербена) 6 мансов, населенных голландцами [89, № 19]. В 1178 г. магдебургский архиепископ Вихман подарил церкви Ерихова земли с сидящими на них голландскими переселенцами [151, № 15]. По данным источников, голландцы расселялись в Тангермюнде, зеландцы — в районе Зеехаузена, фламандцы — в Стендале, представители Вестфалии и Саксонии — в районе Вербена и Гарделегена [134, № 1317]. Вот практически и все известия о колонизации этими народами земель марки.
Приглашение переселенцев именно из среды народов, «кто живет у океана и страдает от суровости моря», видимо, вызывалось последствиями сильного наводнения 1164 г., которое было «… по всем рекам, которые впадают в океан, утонуло много тысяч людей, а животных столько, что их и не счесть» [4, II, 15]. Но наиболее сильное по масштабам наводнение могло быть не в Бранденбурге, а именно в Мекленбурге ввиду его географического положения. Видимо, священник из Вагрии или был плохо осведомлен о колонизации Бранденбурга, или спутал описание ее хода у лютичей и ободритов. В целом можно прийти к выводу, что масштабы голландской колонизации в марке не были такими массовыми, как их изобразил Гельмольд. Но в отдельных районах маркграфства наблюдался довольно ранний и сильный приток переселенцев из голландских земель, что подтверждается данными гидронимики, а также названиями некоторых населенных пунктов и полей вокруг них. Причем, это было вызвано не только природными условиями данных районов марки, но и другими факторами.
Поэтому рассмотрим ход колонизации Бранденбурга по отдельным районам. Альтмарк включала земли между реками Эльбой, Одером и Ясной. На этой территории уже в X в. имелись немецкие села: Редгардесдорп, Тхиентгериедорп, Волмирнггадт и другие. По мнению И. Первольфа, большая часть колонистов прибыла из Саксонии [32, с. 67]. Известно, что в Альтмарк голландские переселенцы расселялись в районе Више. Именно там существовала полевая голландская мера.
И. Первольф отмечает, что духовенство в Старой марке состояла исключительно из немцев. Неверно было бы думать, что в Старой марке успехи в деле христианизации края были значительными, так как известно, что славянам-язычникам предлагали отказаться от веры под угрозой их выселения и замены немцами, а в селе Мозе десятину собирали только при помощи военных отрядов [См.: 32, с. 68–70]. По мнению В. Е. Майера, в Старой марке маркграфы проводили колонизацию без существенной помощи рыцарства и министериалов, так как местное славянское население было сломлено многолетним господством германских феодалов [См.: II, с. 181].
Все земли, лежащие между Эльбой и Одером, стали позже называться Пригниц (Передняя марка). Первоначально Аскании владели только частью этих земель, а самые значительные территории принадлежали маркграфам из рода Штаде, а затем перешли к магдебургскому архиепископу. Характерно, что Конрад III считал эти земли имперскими ленами, а не аллодиальными владениями дома Штаде. Г. Винтер приходит к выводу о том, что колонизируемые земли по старым правовым воззрениям никогда не имели значения аллода [См.: 156, s. 15]. Аллодиальными владениями могли быть только захваченные в результате восточной экспансии территории.
Начали колонизацию Пригница маркграфы Штаде, но большими темпами она пошла после крестового похода 1147 г., в результате которого приэльбские рыцари захватили часть славянских территорий, где создали свои владения. Значительную роль в колонизации Пригница сыграл магдебургский архиепископ Вихман, проводивший ее при помощи своих министериалов, которые основывали села, церкви, монастыри и города. Министериалами магдебургской церкви стали бывшие ленники маркграфов Штаде Ерихов и Плотхо. Генрих фон Плотхо был старинным славянским династом и его владельческие права в значительной мере подкреплялись династическими. Усилению его мощи способствовало то, что он обладал значительными правами как основатель бургов, даже имел право чеканки собственной монеты [См.: 141, s. 99]. Фон Ерихов и фон Фризак в грамотах титулируются как бароны. Земля Руппин принадлежала местному магнату фон Арнштайну, принимавшему самое активное участие в политических делах Германии и постоянно сопровождавшему императора в итальянских походах. Значительную роль в колонизации края играли монастыри.
Иначе обстояло дело в Средней марке, где немецкие феодалы натолкнулись на упорное сопротивление со стороны местного населения. Одной из важнейших задач новых господ было укрепление безопасности. Видимо, бранденбургские феодалы были напуганы освободительным движением славян в Мекленбурге. Старые славянские бурги были плохо приспособлены к выполнению задач по обороне края. Имеются в виду Ратхенов, Потсдам, Треббин, Шпандау, Креммен, Бетцов. Поэтому все имевшиеся в наличии славянские бурги были отстроены заново, а задачи по их охране маркграфы возложили на местное рыцарство [139, s. 85]. В состав знати вошли лишь немногие представители славян, что было связано с неудачной попыткой опоры на местную знать, предпринятую Альбрехтом Медведем в 1150 г.
По мнению И. Первольфа, значительная часть колонистов в Миттельмарк пришла из Старой марки [32, с. 92]. По-видимому, ранее всего колонизации подверглась земля Цаухе, подаренная наследнику Альбрехта Медведя Оттону I гаволянским князем Генрихом-Прибыславом почти за два десятилетия до создания Бранденбургского маркграфства. В. Е. Майер полагает, что упорное сопротивление местного населения заставило маркграфа опираться в основном на министериалов, «… которым он поручал функции локаторов, что привело к образованию в большинстве деревень рыцарских дворов» [II, с. 181]. Министериалитет играл значительную роль в Бранденбурге с самого его основания. По подсчетам Г. Винтера, численность министериалов в конце XII в. значительно превышала количество нобилей [См.: 156, s. 12, 20]. Необходимо подчеркнуть, что поначалу Средняя марка еще не была основной территорией в маркграфстве, а Бранденбург — его столицей. Маркграф Альбрехт Медведь постоянно менял свое местопребывание, а в Бранденбурге его нахождение по сообщению источников зафиксировано только в 1164 г. Такое положение вещей можно связывать лишь с упорным сопротивлением славян.
Земли укрян в первой половине XII века находились под властью поморского князя и управлялись его кастелянами. В состав владений Асканиев Уккермарк вошла в 1250 г., но колонизация земель марки началась еще до их владычества. Ее проводил померанский герцог с помощью перешедшей на его сторону славянской знати. По мнению В. Е. Майера, в Уккермарк локаторами были в основном феодалы славянского происхождения, «… которые раньше владели в этих местах землей, а позже получали здесь лены» [II, с. 181]. Еще в первой половине XIII в. земли Уккермарк заселялись немецкими колонистами и сюда хлынул мощный поток дворян преимущественно из Старой и Средней марки. Местное дворянство быстро онемечилось. В XIII в. значительную роль в колонизации края играли немецкое рыцарство и монастыри. Немецкие бюргеры основали в 1235 г. город Пренцлау. И. Первольф полагает, что если сравнить предшествующую славянскую колонизацию с последующей немецкой, то немецкая колонизация охватила только треть земель [См.: 32, с. 108].
К середине XIII в. на землях, отобранных маркграфами у поморских и польских князей, была основана «Marchia Transoderana», с XV в. называемая Новой маркой. И. Первольф отмечает, что германизация и колонизация земель Новой марки началась еще во время польского и поморского владычества, причем славянская знать быстро слилась с немецкой, а жители городов были исключительно немцы. Он же отводит большую роль в проведении колонизации духовенству, в частности, орденам тамплиеров и иоаннитов, и полагает, что переселение немецких колонистов за Травну началось после 1140 г. [См.: 32, с. 120]. Земли Новой марки охватывали сразу 6 диоцезов, которым принадлежали многие владения. Е. Валахович подчеркивает бесспорно значительную роль в колонизации Новой марки немецких феодалов, основных владельцев и германизаторов тех территорий [См.: 152, s. 68]. Таким образом, процесс колонизации Новой марки во многом сходен с колонизацией Уккермарка.
Подобным же образом происходила колонизация Лебуса. Сначала маркграфы делили эту территорию с магдебургским архиепископом, а затем последний уступил свои земли Асканиям. Колонизация происходила до занятия территории немцами, как и в Силезии, частью которой являлся Лебус. Поэтому здесь Аскании продолжили начатую польско-силезскими князьями колонизацию. Как и во всех других районах, большую роль в колонизации края играли монастыри.
Становление территориального господства Асканиев в Бранденбурге совпало со временем важных изменений как в экономической, так и в политической жизни Германии. В предшествующий становлению территориальных княжеств период, власть над крестьянами осуществляли вотчинники, имевшие достаточно средств для внеэкономического принуждения и подавления сопротивления зависимого от них населения. При этом они опирались на своих вассалов и министериалов, и обладали достаточными иммунитетом и юрисдикцией. Однако перемены в хозяйственной жизни повлекли за собой и изменения в системе организации вотчинной власти. В условиях возросшей подвижности населения, роста городов и развития торговли нарушался натуральнохозяйственный характер вотчины. Массы людей оказывались вне влияния вотчинной организации. В новых условиях осуществлять политическое господство над населением могла только территориальная власть, имеющая более совершенный аппарат принуждения. В ее ведении находились все лица, проживающие на данной территории, вне зависимости от принадлежности. Происходила смена форм организации государственной власти. На смену личным связям приходило подданство. Изменения в экономических отношениях привели к переменам в политических отношениях и в государственном устройстве Германии [См.: 13, с. 228–231].
Эти условия способствовали развитию колонизации, создав необходимые для нее предпосылки. Ушедшие в Заэльбье крестьяне поначалу попадали в лучшие условия, чем у себя на родине, получая личную свободу и наследственные наделы за чинш. Помимо повинностей своему вотчиннику поселенцы платили налог территориальному князю и участвовали в постройке дорог, мостов и ремонте бургов. Стремясь привлечь колонистов в Зальбье, землевладельцы значительно уменьшали подати и давали льготы на определенный срок. В церковных землях эти льготы были больше, чем во владениях светских феодалов.
Маркграф не только считался верховным собственником всех земель, как уже входящих в состав маркграфства, так и присоединяемых к марке, но лишь от него зависела возможность получения прав на ее колонизацию и на локаторскую долю. Даже возможности церкви в колонизации земель во многом зависели от Асканиев. Каждый шаг колонизационной деятельности духовных феодалов подкреплялся соответствующим письменным соглашением с маркграфами.
Аскании, прекрасно понимая важность колонизации для укрепления своих владельческих прав, стремились не допустить на свою территорию конкурентов. Интересно отметить, что Альбрехт Медведь старался проводить колонизацию земель за Эльбой в основном переселенцами из своих же владений. Д. Н. Егоров, занимаясь изучением колонизации Мекленбурга, пришел к выводу, что «… граница мекленбургских передвижений на юг тоже совпадает с тогдашней политической границей Бранденбурга… Мекленбургский рыцарь-переселенец на протяжении всего XIII в. не вхож в Бранденбург» [9, с. 537]. Д. Н. Егоров считает, что разгадка того, откуда и как расселялись колонисты, скрывается «… в области этнических и политических отношений, а не каких-либо особенностях географических условий» [9, с. 533]. Возможно, колонисты из Мекленбурга действительно не могли проникать в Бранденбург из-за неприязненных отношений Асканиев с Вельфами.
С колонизацией Заэльбья теснее всего была связана Саксония, поставлявшая туда основную массу поселенцев. Рост товарно-денежных отношений при наличии рынка сбыта делал невыгодной для саксонских феодалов прежнюю систему вотчинной эксплуатации крестьянства. Феодалы, насильственно сгоняя крестьян с земли, объединяли несколько гуф и сдавали эти участки в мейерскую аренду. Освободившиеся массы крестьянства устремлялись в поисках лучшей доли в Заэльбье, колонизация которого способствовала «… возникновению различных аграрных районов, создав своеобразные условия аграрной эволюции на Востоке», и содействовала разобщению этих земель с другими регионами Германии [См.: 28, с. 345–346]. Последнее было характерно для складывающихся территориальных княжеств, когда экономические и политические связи ограничивались региональными рамкам, а общий хозяйственный подъем страны „использовали князья и равные им светские и духовные властители.
С одной стороны, процесс колонизации земель марки укреплял могущество маркграфов как верховных собственников всех земель, а с другой, укреплялась местная знать марки. Колонизацию проводили в основном крупные и могущественные семейства знати, располагавшие возможностью оказания помощи переселенцам. В единый поток переплетались
рыцарская, монастырская и крестьянская колонизация. Локаторство — это очень доходная статья, так как локаторская доля освобождалась от церковных и маркграфских повинностей. Она часто использовалась не для колонизации, а служила средством обогащения знати и сокрытия имущества от обложения. О том, насколько это было выгодно, говорит тот факт, что практически не встречается вакантных ленов на поприще колонизации. Локаторские гуфы, даже переданные другим лицам, по-прежнему считались свободными от налогов. Если в городах судебные функции исполняли шульцы, являвшиеся ленниками маркграфов, то в сельской местности в качестве шульцев выступали локаторы. Шульцу шла ⅓ часть чинша, и он имел доходы с других поборов. Все это обусловливало важность колонизации в процессе утверждения территориального верховенства маркграфов, а также тактику Асканиев при заселении новых территорий и предоставлении права локаторства.
Колонизация и германизация мало идентичны [См.: 97, s. 455–456]. В. Е. Майер полагает, что к концу колонизации немецкие колонисты составляли около 50 % населения Бранденбурга, Мекленбурга, Рюгена, Померании и Пруссии и 15 % населения Силезии [II, с. 180]. По мнению Д. Н. Егорова, «… какие-либо количественные определения немецкой иммиграции невозможны» [9, с. 596]. Он считает, что изгоняли и экспроприировали «не славян», а крестьян вообще. Делалось это дворянами «… для более планомерного использования владения, для увеличения собственного хозяйства» [9, с. 597]. И. Шультце хотя и признает, что в марке славяне составляли особый слой населения, но полагает, что противоположность между немецкими колонистами и славянами носила «… не национальный, а религиозный характер» [139, s. 89]. Подобный взгляд весьма распространен в современной исторической науке.
Видимо, наиболее зажиточная часть крестьян славянского происхождения переводилась на «немецкое право», и им предоставлялся участок, равный «фламандской» гуфе. Маломощные крестьянские роды изгонялись со своих участков и становились огородниками, рыбаками, пчеловодами. Д. Н. Егоров полагает, что немецкий крестьянин-переселенец «… не мог создать новых, своих условий, а принужден был приспособляться к чужим требованиям и интересам, не мог стать господином положения, провести на первых же порах нечто вроде «немецкого засилья» [9, с. 595].
И. Шультце отмечает, что при первых Асканиях «… все было в движении, находилось в процессе становления и развития». Но трудно согласиться с его мнением, что в это время «… был создан народ новой марки с его социальными слоями и чертами в характере, языке, быте» [139, s. 86]. Здесь автор явно модернизирует исторический процесс, выдает желаемое за действительное. Совершенно очевидно, что при первых Асканиях социальные и этнические процессы, имевшие место в маркграфстве, еще были далеки от своего завершения.
Можно отметить, что колонизация в различных районах Бранденбурга проходила по-разному, что было связано, в первую очередь, с особенностями присоединения к маркграфству различных территорий. Инициатива колонизации Бранденбурга принадлежала маркграфам, которые стремились контролировать этот процесс, так как локаторство значительно укрепляло княжескую власть и, кроме того, давало немалые доходы в казну. Приток колонистов способствовал подъему производительных сил и росту городов, которые в подавляющем большинстве основывались на землях, непосредственно принадлежащих маркграфам.
Однако зачастую процесс колонизации выходил из-под контроля Асканиев, что приводило к усилению местной знати марки (особенно на севере маркграфства), а все возрастающая денежная нужда Асканиев вела к отчуждению их локаторских прав, передававшихся церкви, городам и частным лицам, что особенно проявилось во второй половине XIII века. Кроме того, приток колонистов в марку и борьба со славянским язычеством значительно ухудшали жизнь коренного населения. В дальнейшем жители Бранденбурга сами приняли активное участие в колонизации других районов Прибалтики, что было связано с завоеванием этих территорий и, прежде всего, с утверждением Тевтонского ордена в Пруссии.
Как имперские князья маркграфы держали имперский знаменный лен, владение которым давало им большие права. Судить князей, владевших имперским леном, мог только король. «Саксонское зерцало» гласит; «Над жизнью и здоровьем князей никто не может быть судьей, кроме короля» [136, III, 55, § 1]. Инфеодировать знаменный лен нельзя: «Нет такого знаменного лена, при помощи которого кто-либо мог бы стать имперским князем, если он не получил этого лена от короля» [136, III, 58, § 1]. «Саксонское зерцало» перечисляет семь имперских светских ленов «в земле саксов»: герцогство-пфальцграфство Саксония, ландграфство Тюрингия, маркграфства Бранденбург, Лаузиц и Мейсен, графство Ашерслебен [136, III, 62, § 2].
Князья должны были являться на королевскую службу, о которой король обязан их уведомить за шесть недель до похода. Причем, эта служба должна осуществляться в пределах земель, относящихся к империи [137, 4, § 1]. Делалась существенная оговорка для тех, кто держит лены к востоку от Заале: они отправлялись в поход против славян, Польши и Чехии. Обязанностью шести князей, перечисленных в «Саксонском зерцале», было сопровождение императора в Рим для того, чтобы продемонстрировать папе законность его избрания [137, 4, § 2]. Все другие князья, держащие имперские лены, были обязаны участвовать в итальянских походах. Ленники предупреждались об этих походах за год, шесть недель и три дня. Эта служба прекращалась только после посвящения императора [137, 4, § 3].
«Саксонское зерцало» отрицает наличие у маркграфов высшей юрисдикции. О судебной власти маркграфа говорится, что он «… судит собственной властью каждые шесть недель» [136, III, 65, § 1]. Штраф до 60 шиллингов выплачивается «… графу, а также фогту, которые судят приказом (банном) короля, если они судебную власть имеют от самого короля» [136, III, 64, § 4]. Точно в таких же размерах могли назначать штраф обладавшие высшей юрисдикцией пфальцграфы и ландграфы, поскольку они «… судят приказом (банном) короля, как и граф…» [136, III, 64, § 6]. Сумма штрафа, уплачиваемая маркграфу, не превышала 30 шиллингов, «… поскольку он судит своей властью» [136, III, 64, § 7].
Вручить судебный банн мог только король или его специальный уполномоченный [136, III, 64, § 5]. Для его получения необходимо было лично являться к королю. Но Л. И. Дембо полагает, что «… фактически наделение судебными ленами в княжествах все чаще производилось самими князьями, причем высшие судьи (графы) считались имеющими право суда именем короля» [41, с. 190].
Основной административной единицей являлось фогтство. Число фогтств в различные периоды существенно разнилось. Иногда несколько фогтств группировались в более крупную единицу. Например, назначенный маркграфом фогт ведал всеми владениями на левобережье Одера, куда входил и крупный населенный пункт Франкфурт-на-Одере. Фогты осуществляли административную власть на местах. Важнейшей функцией фогта было наблюдение за доменом маркграфа. Фогт следил за дорогами, мостами, выполнял функции охраны общественного порядка. В его обязанности входил сбор прямых и косвенных налогов, поземельного налога (бедэ). Фогты осуществляли на местах судебно-административную власть. То, как долго он оставался на этом посту, и кого именно ставили фогтом в данный округ, зависело целиком и полностью от воли маркграфа [См.: 152, с. 98]. Все фогты подчинялись непосредственно маркграфу и являлись его должностными лицами. Между фогтами и маркграфами посредников не было.
Маркграфство Бранденбург делилось на отдельные, сложившиеся исторически области, присоединение которых происходило в разное время и различными путями. Это были: Старая, Средняя, Передняя, Новая и Укрская марки. Кроме того, маркграфам удалось утвердиться и в марке Лужицы. Основной была Средняя марка, главный город которой Бранденбург одновременно являлся и столицей всего маркграфства. В документах часто упоминаются и отдельные районы: Више, Тангермюнде, Гавелянд, Цаухе и т. д. Необходимо подчеркнуть, что деление маркграфства на отдельные марки было чисто условным. В организационном отношении все земли делились на фогтства, число которых доходило до тридцати.
Около середины XIII века произошел раздел владений между братьями-маркграфами. В старости братья-маркграфы Иоанн I и Оттон III, до этого выступавшие как соправители, пошли на раздел территорий. Все земли были разделены между старшей (стендальской) и младшей (зальцведельской) линиями дома Асканиев. Исследователи единодушно подчеркивают, что между обеими линиями Асканиев существовало полное взаимопонимание и они выступали совместно по всем основным вопросам внешней и внутренней политики [См.: 139, s. 207]. 3. Вильгош отмечает значительно большую активность в проведении восточной экспансии старшей линии дома Асканиев [См.: 155, s. 125]. Раздел владений повлек за собой усложнение и без того громоздкой административной системы маркграфства. Число фогтств удвоилось. В целом административная система марки была несовершенна и постоянно подвергалась некоторым изменениям.
Во второй половине XII века сложился административный аппарат марки, непосредственно подчинявшийся маркграфу. Все делопроизводство велось в маркграфской канцелярии, возглавлявшейся должностными лицами маркграфов. Об этом свидетельствуют списки лиц, подтверждающих подлинность различных документов. Служба в маркграфской канцелярии давала возможность сделать карьеру как светским, так и духовным лицам. Например, только из Новой марки было привлечено к работе в маркграфской канцелярии до 30 человек преимущественно лиц духовного звания. Имелись и придворные должности. На содержание двора шли большие суммы, истощавшие маркграфскую казну. Кроме того, церковными владениями управляли фогты епископов. Административная система управления диоцезами также подвергалась изменениям. Например, в Новой марке в конце XIII века была проведена реформа управления церковными владениями. Главы диоцезов также имели собственные канцелярии, возглавлявшиеся их должностными лицами.
В XIII веке маркграфы предстают не только как владельцы многих верховных прав и регалий, но и как лица, теряющие их в результате закладов или продажи. В конце XIII века, нуждаясь в средствах, маркграфы продавали монетную регалию [См.: 76, s. 104]. Отчуждались и другие регалии, в частности, рыночное право. В начале XIII века в землях марки известны торговые дома, которые, пользуясь денежной нуждой маркграфов, выкупали у них рыночные права. Например, торговый дом города Стендаля выкупил в середине XIII века рыночное право во Франкфурте. Маркграфы продавали и закладывали купеческим корпорациям не только рыночное право в городах, но и те регалии, которые они имели как локаторы этих населенных пунктов.
Отчуждали маркграфы право на владение водами [92, № 1696], продавали и закладывали земли горожанам, духовенству и частным лицам [92, № 1505, 1571; 1512]. В грамотах не всегда указывается, что регалии были именно проданы, обычно говорится, что «подарены», «предоставлены привилегии». Но, учитывая дефицит денежных средств маркграфов, видимо, следует усматривать за всеми этими «дарениями» отчуждение за деньги принадлежащих маркграфам регалий.
Отчуждались кабацкий [92, № 1525] и мельничный банн. В 1300 г. право «воды и ветра» (мельничный банн) получил монастырь в Цинне. Заповедная миля с ее мельничным банном обогащала монастырь. Мельничный банн давался городам [92, № 1511]. В результате продажи мельничной регалии к 1337 г. в Новой марке маркграфам принадлежало еще только 56 мельниц, а к концу XIV века, по мнению X. Хельбига, в Старой, Средней и Укрской марках регалий на мельничный банн у маркграфов практически не осталось [76, s. 14].
Весьма важным является то обстоятельство, что маркграфы в силу своего положения «господ земли» собирали регулярные и нерегулярные подати, могли их и повышать, ссылаясь на нужды обороны марки [См.: 139, s. 206]. В частности, маркграфы использовали для этих целей церковные доходы. Так, например, на нужды церкви оставалось всего ⅓ десятины, а остальные ⅔ использовались маркграфами для борьбы с язычниками. Из этого же фонда черпались средства и на строительство новых церквей. А в конце XIII века маркграфы пошли на прямое игнорирование иммунитета церкви, вводя налоги на территориях, принадлежащих церковным учреждениям.
Маркграфы предоставляли привилегии городам, поощряя политику, направленную на развитие ремесла и торговли. Эта политика диктовалась фискальными интересами, стремлением получить как можно более доходов в свою казну за счет обложения горожан прямыми и косвенными налогами.
Особое значение имел всеобщий налог (бедэ), основная тяжесть от взимания которого падала на плечи крестьян и ремесленников. Эта подать известна в Бранденбурге с середины XII века. Поначалу она взималась нерегулярно, от случая к случаю, но в XIII веке бедэ превратился в постоянный поземельный налог. Он вносился только с чиншевых гуф, а также уплачивался городскими корпорациями. Бедэ взимался не только с возделываемой, но и с невозделываемой земли, причем городская знать путем неравномерного распределения налоговых платежей среди городского населения перекладывала всю его тяжесть на трудящиеся массы. По своим размерам бедэ первоначально составлял не более ⅒ чинша с гуфы [116, s. 279]. Анализ документов показывает, что в последующее время его размеры значительно возросли.
Города выплачивали налог с гуфы, который в основном по марке составлял 3 шиллинга. Но его размеры в различных городах маркграфства были не одинаковы. По мнению В. Е. Майера, еще в XIII веке весь поземельный налог поступал в пользу маркграфа [25, с. 48]. Города, помимо этого налога, платили еще и нерегулярные поборы маркграфам. Так, например, Стендаль выплатил в 1282 г. 1375 марок и 100 талантов. В 1285 г. обязательный ежегодный бедэ для этого города равнялся сумме в 100 марок. Внеочередной налог был выплачен Стендалем в размере 200 марок. Кроме того, города уплачивали существенную сумму денег в экстраординарных случаях (женитьба брата или сына маркграфа).
В деревне вся тяжесть налогов ложилась на плечи крестьянства. Рыцари, имевшие наделы в размере от 4 до 6 гуф, и оруженосцы с наделами до 3 гуф от поземельного налога освобождались. Помимо рыцарских наделов от любых налогов и поборов освобождались гуфы священников и сельских старост. Таких гуф насчитывалось немало. К сожалению, у нас нет данных, относящихся к XIII веку, так как первая всеобщая поземельная перепись в Бранденбурге была проведена лишь в конце XIV века. Тогда в Бранденбурге подобных гуф было 2407 [25, с. 49]. Таким образом, практически все дворянство освобождалось от уплаты поземельного налога. Крупные землевладельцы также находили окольные пути для сокрытия своих владений от налогов. Одним из них было локаторство.
В. Е. Майер подчеркивает, что в Бранденбургском маркграфстве «… рыцари после длительной борьбы заставили маркграфа в 1280–1282 гг. преобразовать «бедэ» в постоянный денежный налог с чиншевых гуф» [25, с. 46]. По подсчетам X. Хельбига, в это время крестьяне большей частью выплачивали чинш, равный 2 шиллингам/24 пфеннига [См.: 76, s. 10]. Помимо того, ими выплачивались и другие налоги, церковная десятина и не поддающиеся учету натуральные поборы. Несомненно, часть бедэ попадала в руки знати. Поэтому маркграфы и были вынуждены продавать и закладывать городам и частным лицам регалии и другие поступления.
Важную роль в процессе становления территориального господства в марке играла городская политика Асканиев. Она являлась одним из действенных рычагов становления княжеского суверенитета. Рассмотрим ее основные направления на протяжении ХII–ХIII вв., т. е. периода асканского господства в Бранденбурге, который хронологически совпадает с раннетерриториальной стадией развития территориальной государственности в Германии. При этом основное внимание будем обращать на взаимосвязь городской политики маркграфов с их устремлениями к утверждению территориального господства в марке.
Города марки возникли не на пустом месте. Городские центры вырастали, как правило, на месте старинных славянских торговых факторий или протогородских центров. Задолго до немецкого завоевания в Заэльбье существовали многочисленные славянские бурги, известные по данным письменных источников и археологических раскопок. Самыми крупными из них были Бранденбург и Гавельберг, являвшиеся с 948 г. епископскими резиденциями бранденбургского и гавельбергского диоцезов.
Бранденбург был главным центром маркграфства, а до 1157 г. являлся столицей Гаволянского княжества Прибыслидов. Полагают, что именно эту крепость осаждал в 789 г. франкский король Карл Великий. Бранденбург известен как населенный пункт еще до IX века, а среди археологических находок встречаются византийские изделия VI–VII вв. Выгодное стратегическое положение и своеобразие природного ландшафта делали цитадель практически неприступной. В IX–X вв. в западной части города возникло поселение необоронного характера. Бург достраивался и в дальнейшем. В сумме территория поселений доходила до нескольких сот га, что свидетельствовало о большом числе жителей [См.: 101, s. 74–75]. При гаволянском князе Генрихе-Прибыславе в бурге возникло поселение немецких купцов, а также перешли в предградье Бранденбурга Пардвин из Ляйцкау монахи ордена премонстерианцев.
В Бранденбурге археологи отмечают развитие высокоспециализированного ремесла. Там же в начале XII века гаволянский князь Генрих-Прибыслав стал чеканить собственную монету. Следует подчеркнуть, что Гаволянское княжество являлось самой развитой в социально-экономическом плане частью Полабья, где в начале XII века сформировались раннефеодальные отношения, существовала сильная легитимная княжеская власть, а часть населения находилась в различной степени зависимости от землевладельцев.
Главный центр нилетичей Гавельберг известен с 809 г. В XII веке в нем княжили также представители славянской династии Прибыслидов. Важные стратегические позиции имели центр линян Ленцен, шпревянский Кепеник, Лебус и Пренцдау. В доколонизационное время эти бурги являлись княжескими резиденциями, административными и культурными центрами племен, средоточием торговой и ремесленной деятельности.
Города марки являлись дальнейшим этапом развития славянских протогородских центров. Энергичная деятельность локаторов способствовала тому, что города в экономическом смысле становились городами в юридическом отношении. Городское устройство на завоеванных маркграфами славянских территориях появляется по сравнению с глубинными германскими землями со значительным опозданием и приходится на XIII век. Однако устройство бранденбургских городов по мысли Э. Мюллера-Мертенса, не отличалось какими-либо существенными особенностями от других немецких городских центров как в топографическом, так и в юридическом плане [См.: 116, s. 276].
При рассмотрении истории колонизации Бранденбурга исследователи обычно обращают внимание на тот факт, что вся земля марки была самовольно объявлена собственностью маркграфов. Однако, как подчеркивает В. Ё. Майер, четкого плана колонизации земель марки у Асканиев не было [См.: 25, s. 41]. Не существовало у маркграфов никакого долговременного плана и в отношении основания новых городских центров. Правда, А. Ведзкий полагает, что процесс городской реформы на территории Средней марки (Миттельмарк) необходимо считать заслугой маркграфской администрации, целью деятельности которой было «… создание новых организационных форм, долженствующих укрепить немецкое господство на присоединенных славянских землях» [153, s. 121]. Действительно, в Миттельмарк германские феодалы натолкнулись на упорное сопротивление со стороны местного населения, а поэтому одной из важнейших задач новых господ являлось укрепление безопасности.
Следует подчеркнуть, что поскольку основание и становление городов не был одноразовой акцией, то у каждого из маркграфов существовал свой план строительства городских центров, и никакой преемственности и последовательности в застройке городов на территории маркграфства не наблюдается. По мысли Э. Мюллера-Мертенса, возникновение центров с германским городским уложением на землях Бранденбурга совершалось не непрерывно, а отдельными этапами [116, s. 221].
Если в отношении строительства новых городских центров у Асканиев не было каких-либо долговременных планов, то в отношении городской политики маркграфов наблюдается полная преемственность. Важным обстоятельством являлось то, что бранденбургские города в своем большинстве располагались на землях, принадлежащих маркграфам. Городов, принадлежащих церкви и знати, было сравнительно немного, и особо важной роли в марке они не играли. Аскании в борьбе за территориальное господство стремились заполучить в свои руки прежде всего города и бурги, как важные в стратегическом отношении пункты соперников. Поверженные противники маркграфов обычно получали незначительные, владения в другой местности. Лишь два наиболее крупных города: Бранденбург и Гавельберг находились на особом положении. Они наполовину принадлежали королю, наполовину — местным епископам. Маркграфы, стремясь расширить свои верховные права: юрисдикцию, регалии за счет других, соперничавших с ними местных династий, не считались при этом с интересами королевской власти. Поэтому в конце XII века разгорелась упорная борьба между маркграфами и королем за города.
Бранденбург еще со времени императора Оттона I считался королевским бургом, и время славянского владычества в Бранденбурге не могло повлиять на притязания королевской власти в отношении этого важного стратегического пункта. С 1157 г. та часть бурга, которая была подвластна королю, управлялась бургграфом, наделенным королевским банном. Стремясь присвоить всю юрисдикцию над столицей, маркграф Оттон I вступил в спор с бургграфом Бранденбурга фон Ябилинце, являвшимся представителем королевской власти в этом городе. Оттон I обвинял бургграфа в «большой примеси славянской крови», апеллируя при этом к церкви, В данном случае империя одержала верх над притязаниями маркграфа. Борьба на этом не закончилась, и в дальнейшем бургграфы являлись должностными лицами маркграфов [См.: 140, s. 19].
Города играли важную роль в домениальной политике Асканиев. В конце XII века значительную часть аллодиальных владений маркграфов составляли города: бург и город Гардеслебен, а также Зальцведель со всеми владельческими правами на них, половина бургварда Гальбе, Арнебург, Тангермюнде, Остербург, Стендаль, Зеехаузен, Вербен, Бамбизен и другие [См.: 143, s. 121]. Маркграфы стремились сохранить целостность территорий, в связи с чем строго соблюдался принцип майората, по которому основная часть владений наследовалась старшим сыном маркграфа, а остальные члены семейства получали уделы. Женам маркграфов давались в удел, в основном, города, а не сплошные земельные массивы. Такая политика способствовала сохранению целостности территорий, а одним из главных условий формирования территориальной власти в Германии являлось создание князьями сплошного территориального комплекса.
Основной административной единицей маркграфства являлось фогтство, а в городах судебные функции исполняли шульцы, являвшиеся ленниками маркграфов. Шульцу шла ⅓ часть чинша, имел он также доходы и с других поборов. Э. Мюллер-Мертенс полагает, что шульцы выступали одновременно как маркграфский и как городской судебно-административный орган, но при этом «… всегда придерживались стороны маркграфов» [116, s. 274]. Следует отметить, что в результате раздела маркграфства между Иоанном I и Оттоном III ухудшалось положение городских центров, так как несовершенная и громоздкая административная система маркграфства после раздела намного усложнилась, а число фогтств удвоилось. Поэтому бранденбургские города сопротивлялись разделам княжеских земель и отстаивали их неделимость [См.: 116, s. 307].
В современной исторической науке не затихает дискуссия по поводу бранденбургских пригородных служебных поселений — китцов, распространенных также и в Мекленбурге. По вопросу об их происхождении большинство исследователей склоняется к мнению, что китцы (хижи) не являлись продуктом колонизационной эпохи, а были явлениями существовавших до немецкого завоевания социально-общественных порядков. Я. Пискорский полагает, что китцы своим происхождением обязаны не столько отношениям, сложившимися между немцами и славянами, сколько потребностям социально-экономического развития края [См.: 126, s. 327].
Китцы были обособленными поселениями. Они располагались обычно в предградьях, а их жители юридически не смешивались с горожанами. Проживали в китцах в основном славяне, которые занимались рыбной ловлей и промыслами, хотя и не всегда китцы располагались рядом с водой. Управлялись они шульцем маркграфа, осуществлявшим низшую юрисдикцию. Должность была наследственной и носила ленный характер. Шульцы освобождались от службы и податей. Особой разницы между положением шульцев в китцах и в селах, где юрисдикция осуществлялась «по немецкому праву», не было. По мнению Г. Людата, институт шульцев в китцах ведет свое происхождение со времени славянского господства в Бранденбурге, когда в славянских служебных поселениях существовала подобная должность княжеского представителя [См.: 109, s. 260–269]. Чем бы в дальнейшем не закончилась дискуссия, для нас важно, что бранденбургские маркграфы из существования китцев извлекали большую экономическую пользу. Если даже китцы и являлись образованиями доколониального, славянского происхождения, то они были умело перенесены маркграфами на новую хозяйственную почву.
В условиях повсеместного хозяйственного подъема городов маркграфы были вынуждены предоставлять существовавшим и вновь учреждаемым городам хозяйственные привилегии и ограниченное самоуправение, привлекая тем самым в их стены население, что способствовало подъему городской экономики. Об этом, в частности, свидетельствуют привилегии, выданные Стендалю. Относительно точной датировки грамоты, касающейся городских привилегий, полученных Стендалем, существуют разные мнения. По мысли Э. Мюллера-Мертенса, Стендаль получил привилегии скорее всего после 1157 г. [116, s. 199]. X. Хельбиг полагает, что это произошло в 1160 г. [76, s. 100]. Стендаль первым в марке получил городские привилегии.
Грамота гласит, что маркграф Альбрехт Медведь учредил рынок в своей собственной деревне, называемой Стендаль, так как «… до сего времени соответствующего рынка в области той не было» [89, № 29]. Стендаль освобождался от налогов на 5 лет. Также его жители навсегда освобождались от торговых пошлин в Бранденбурге, Гавельберге, Вербене, Тангермюнде, Остербурге, Зальцведеле «… и во всех прилегающих местах». Стендалю предоставлялось магдебургское городское право. По всем сложным судебным и юридическим вопросам маркграф советовал горожанам Стендаля обращаться в Магдебург. С земельных участков горожане должны были ежегодно выплачивать по 4 монеты. Судебную и административную власть осуществлял фогт маркграфа. Из грамоты известно его имя — Оттон. Две трети судебного дохода шли маркграфу, а оставшаяся треть — Оттону [46, с. 140]. С 1215 г. в Стендале известны консулы. В период до 1232 г. произошли важные изменения в городском устройстве Стендаля на основе неизвестных нам привилегий, по которым горожане могли сами ежегодно избирать фогта.
Привилегии, аналогичные тем, которые имел Стендаль, в несколько измененном виде получали и другие города маркграфства. Например, Франкфурт-на-Одере получил в 1253 г. берлинское городское право [См.: 151, s. 243–250]. В целом городское устройство в Бранденбурге по своей сущности мало чем отличалось от магдебургского городского права, которое в Заэльбье проходило определенную эволюцию. Поэтому магдебургское право середины XII века совсем не походило на то, которое существовало к 1300 г. А. Ведзкий отмечает, что привнесенное колонистами городское право в гораздо большей мере было выгодно для горожан, чем местное [См.: 153, s. 132].
Благодаря активной городской политике маркграфов наблюдается резкий рост городских центров. Например, в середине XIII века в бранденбургском маркграфстве насчитывалось свыше 100 городов. Как мы уже подчеркивали, городская политика Асканиев диктовалась фискальными интересами. Относительно пошлинной политики маркграфов X. Хельбиг считает, что в целом она была благоприятной для местных купцов, усиливала их торговую деятельность и помогала наступлению на чужие рынки [См.: 76, s. 107]. Города постепенно избавлялись от пошлин путем их выкупа или с помощью предоставления маркграфам денежной ссуды. Например, за предоставленные маркграфом городу Науэпу привилегии город должен был заплатить 222 фунта и 15 марок серебром [92, № 1565]. Действительно, маркграфы освобождали города от пошлин и давали им различные привилегии, но за счет больших выкупов, что неблагоприятно сказывалось на развитии их производительных сил. Выкупные суммы шли в основном на военные предприятия и на содержание маркграфского двора.
Привилегии получали не только крупные города. Маленькие городишки, в которых проводились еженедельные торги, получали от маркграфов заповедную милю, что ограждало их рынки от посторонней конкуренции и способствовало их всемерному развитию. Такие привилегии поучили Эберсвальде, Бизенталь и другие города. Они преимущественно защищали местные рынки от ввоза пива из других городов. Но особенно большие привилегии маркграфы давали городам, расположенным в Новой марке и служившим форпостами для дальнейшей экспансии на Восток. Так, например, дается торговая привилегия бюргерам Кенигсберга (Новая марка), по которой их торговые суда освобождались от пошлин [92, № 1535]. Кенигсбергу давались и другие привилегии, а в целом создавался наиболее благоприятный режим для развития ремесла и торговли, привлечения новых колонистов для освоения захваченных областей.
К концу XIII века наиболее крупные и значительные в хозяйственном отношении города марки в основном выкупили свои повинности у маркграфов. Несомненно, что за данными городам привилегиями стоят выкупные платежи в звонкой монете, в которой так остро нуждались Аскании.
Бранденбургские города сначала оставались в строгом подчинении княжеской власти, затем стали добиваться самоуправления, образовывая городские союзы, которые начали складываться в начале XIV века. Э. Мюллер-Мертенс полагает, что города марки в целом были довольны проводимой в отношении их политикой маркграфов. Они «… не стремились к какому-либо значительному расширению своих прав, так как политическое и юридическое положение городов в существенном соответствовало их желаниям и требованиям» [116, s. 307].
Таким образом, развитие городов способствовало усилению территориальной власти бранденбургских маркграфов. Городская политика Асканиев была направлена на упрочение своих позиций в марке как территориальных князей и служила укреплению их суверенитета как по отношению к местным феодалам, так и в отношении королевской власти. Для династии Асканиев, как правителей периода раннетерриториальной государственности в Германии, были характерны следующие направления при проведении городской политики в марке: борьба за подчинение себе городов, находящихся в ведении королевской власти; использование в своих экономических целях сохранившихся славянских институтов (китцы или хижи), активная застройка новых городских центров преимущественно на своих землях, в связи с чем Аскании полнее использовали права локаторов; полная преемственность при проведении городской политики, предоставление женам маркграфов в удел новых городских центров, а не сплошных земельных массивов.
В конце правления династии Асканиев произошли изменения в их городской политике: вынужденное предоставление городским центрам различных привилегий и ограниченного самоуправления диктовалось особенностям нового хозяйственного подъема, а потеря многих локаторских прав и маркграфских прерогатив во второй половине XIII века острой финансовой нуждой маркграфов. Раздел между старшей и младшей линиями рода Асканиев, произошедший в середине XIII века, ухудшил положение городских центров, удваивая и без того громоздкую и несовершенную административную систему. Бранденбургские города в феодальных междоусобицах поддерживали целостность маркграфства, а крупные торговые центры — экспансионистскую политику Асканиев. В свою очередь, маркграфы предоставляли наибольшие привилегии пограничным городам, служащим форпостами для дальнейших завоеваний.