Конец X века во многом изменил политическую ситуацию в Центральной Европе, что было связано как со становлением раннефеодальных государств в Чехии и Польше, так и с последствиями восстания полабских славян 983 г. в Заэльбье, в результате которого на политическую арену вышел Лютицкий союз, принявший участие в польско-германских войнах начала XI в. в качестве союзника Генриха II.
Довоенная немецкая историография в целом всячески отрицала какую-либо значительную роль лютичей на международной арене. Основная роль отводилась Германии и Польше, а вся система международных отношений центрально-европейского региона рассматривалась через призму польско-германских противоречий. Взгляды современных исследователей во многом отличаются от тех традиций, которые были характерны для довоенной немецкой историографии. В. Брюске считает, что лютичи участвовали в польско-германских войнах начала XI в. в качестве равноправных партнеров Генриха II [53, s. 59]. Г. Людат полагает, что участие лютичей в качестве германских союзников помогло им сохранить независимость [107, s. 6].
Польские исследователи уделяют внимание истории внешнеполитических связей лютичей в основном в плане их взаимоотношений с Польским государством. Г. Лябуда наибольшие успехи Лютицкого союза на международной арене связывает с его участием в польско-германских войнах [98, s. 294]. 3. Зуловский считает, что участие лютичей в этих войнах в качестве союзника Генриха II можно трактовать как выбор меньшего зла [150, s. 163]. В польской исторической науке имеется точка зрения, согласно которой явно переоценивается военно-политическая мощь Лютицкого союза, и даже выдвигается предположение, что сложившийся в конце X века польско-германский союз был вызван, прежде всего, натиском на Польшу со стороны лютичей [83, s. 322].
Большую роль в разжигании междоусобиц между западными славянами В. Д. Королюк отводит проискам германской дипломатии, стравливающей славянские народы между собой [19, с. 8–9]. Он подчеркивает сугубо отрицательное влияние внешнего фактора на общественно-политическую жизнь лютичей, полагая, что беспрерывные войны вели «… к консервации и даже реставрации отдельных архаических явлений в социальном и государственном строе общества» [20, с. 76].
Безусловно, определяющими являлись два фактора, от которых зависели внешнеполитические акции Лютицкого союза. Один из них — внутриполитическое положение Германии, поскольку именно от сплоченности и консолидации германских феодалов вокруг королевской власти зависела эффективность их вторжений в славянские земли. Не менее важным фактором являлось внутриполитическое положение в самом союзе лютичей, так как именно от племенной сплоченности зависело их успешное выступление на международной арене.
Успешное славянское восстание 983 г. внесло свои коррективы в систему международных связей Центральной Европы, в связи с чем рушились старые союзы и складывались новые коалиции. По мнению Т. Мантейффеля, именно угроза со стороны лютичей привела к сотрудничеству саксов и поляков и к обострению польско-чешских противоречий [110, S. 20]. Хотя в действительности лютичи могли угрожать лишь господству польских феодалов в Западном Поморье, а не существованию раннефеодального государства Пястов, польская знать весьма опасалась языческой агитации лютичей, могущей привести к тяжким последствиям ввиду неокрепшего христианства в Польше. В основе польско-лютического соперничества лежали и вполне земные мотивы: борьба за овладение важнейшими торговыми путями в Западном Поморье [105, s. 230]. Германские феодалы надеялись с помощью польского войска подавить славянское восстание в Полабье и разобщить славянские народы в оказании действенного отпора собственным завоевательным планам. Польский князь Мешко I хотел, пойдя на союз с германскими феодалами, потеснить чехов и попытаться утвердиться в Заэльбье. Польско-германский союз на длительное время определил ситуацию в районе Эльбы и Одера [53, s. 46]. Польское войско постоянно поддерживало германские отряды при проведении военных акций против лютичей.
Сын Мешко I Болеслав Храбрый продолжил политическую линию своего отца. Он поддержал императора Оттона III в реализации проекта переустройства империи, по которому она бы состояла из четырех частей: Италии, Германии, Бургундии и Славии с центром в Риме. Под Славней в планах Оттона III понималась Польша, входящая в империю в качестве самостоятельной и независимой ее части. Оттон III зимой 999/1000 гг. совершил поездку в Польшу, где был принят с необыкновенными почестями. Болеслав Храбрый стремился извлечь из этой поездки максимальные выгоды. В 1000 г. в Гнезно состоялся съезд знати, на котором было провозглашено создание польского архиепископства, что вызвало возмущение германских феодалов, имевших определенные виды на подчинение польской церковной организации своему диктату. В то же время образование польской митрополии можно рассматривать как большой успех дипломатии Болеслава Храброго.
Во время похода 1002 г. в Италию император Оттон III скончался. Для польского князя смерть Оттона III была подобна катастрофе [110, s. 22]. Дело в том, что Генрих II, преемник Оттона III, резко изменил восточную политику Германии и немецко-польский союз распался. Болеслав Храбрый пытался создать государство, включавшее в свой состав земли западных славян от Вислы до Эльбы. По договору Гнезно он получал некоторые преимущества в установлении гегемонии в Заэльбье [См.: 17, s. 54]. Экспансия Польши была направлена против полабских славян и Чехии и подкреплялась стремительным развитием феодальных процессов, укреплением польского раннефеодального государства [115, s. 148]. Следует отметить, что политика экспансии не была какой-то особенностью, присущей только Польше. Подобная политика характерна для любого более или менее сплоченного раннефеодального государства [154, s. 14].
Военные действия начал Болеслав Храбрый с нападения на Чехию, использовав сложившуюся выгодную политическую ситуацию в этой стране, связанную с борьбой знатных родов за власть. Польские войска заняли Мипско, Лужицы и Мишну. Генрих II потребовал от Болеслава Храброго выплаты дани с этих земель, рассматривая их как имперский лен. Отказ от ее выплаты привел к войне, которая с некоторыми перерывами длилась с 1003 по 1018 гг. Генриху II удалось создать могущественную коалицию, выступившую против политических притязаний Польши: немецко-чешско-лютическую.
Германский король в войнах против Польши стремился заручиться поддержкой союза лютичей. Титмар сообщает, что в 1003 г. Генрих II принял послов «… от редариев и лютичей и при помощи разных даров… успокоил тех, которые до этого времени были бунтовщиками и неприятелями, и сделал их наилучшими друзьями» [93, V, 32]. Сам союз христианского короля с язычниками-лютичами свидетельствовал о тяжелом положении Генриха II в Германии, где существовала оппозиция его власти [71, s. 137].
Впервые лютичи оказали помощь в военных действиях против Польши германскому королю в 1005 г. Идеолог саксонских феодалов Титмар Мерзебургский возмущался тем, что они прибыли с изображениями своих божков на челе (оберег) «… для оказания военной помощи королю, когда-то невольники, теперь из-за нашей несправедливости вольные и равноправные наши союзники» [93, VI, 25]. Титмар выражал настроения той части германского духовенства и светских феодалов, которые были в целом оппозиционно настроены против союза Генриха II с язычниками-лютичами.
Несмотря на возмущение союзом с язычниками в среде германского духовенства, король дорожил своими союзниками, так как они представляли солидную военную силу. К тому же в войнах с Польшей лютичи занимали ключевые в стратегическом отношении позиции и благоразумнее было их иметь в качестве союзников, чем противников. Например, в кампании 1005 г. войско короля, переправившись вброд через реку Бобр, один из притоков Одры, не взирая на то, что противник обратился в бегство, не стало его преследовать значительными силами. Генрих II остался поджидать опаздывающих в марше лютичей [93, VI, 26].
В ходе войны каждый из союзников преследовал свои цели и между ними существовали непримиримые противоречия. Империя хотела сокрушить Польшу с помощью чехов и лютичей. Поляки стремились объединить западных славян под короной Пястов, присоединив территории чехов и полабов. Чехи ставили такую же цель, но осуществить ее хотели с помощью Германии и лютичей. Лютичи стремились не допустить существенного усиления позиций ни одной из сторон. Все же наиболее опасным для себя они считали широкие завоевательные планы Болеслава Храброго [150, s. 163]. Необходимо подчеркнуть, что лютичи проводили самостоятельную внешнеполитическую линию, добиваясь своих целей политикой вооруженного нейтралитета. Проиллюстрируем данное положение на конкретных примерах.
В 1007 г. к германскому королю прибыли послы «… от лютичей, от великого города, называемого Волин» [93, VI, 33]. Они спровоцировали Генриха II к выступлению в поход против Польши, а сами участия в нем не приняли, заняв открыто выжидательную позицию. Нейтралитет лютичей предопределил военное поражение Генриха II. В следующий раз, когда Польша значительно усилилась, лютичи оказали помощь германским феодалам. Затем политическая ситуация повторилась. Потерпев поражение от войск Болеслава Храброго ввиду отсутствия чехов и лютичей, которые в 1010 г. порвали союзнические отношения с империей, Генрих II примирился с лютичами, стремясь обеспечить себе успех в следующей военной кампании.
Болеслав Храбрый, пытаясь разрушить систему антипольских союзов, Стремился наладить контакты с гаволянами. Титмар сообщает, что в 1010 г. при подготовке к походу против Польши воины маркграфа Северной марки перехватили двух братьев-гаволян, возвращавшихся в Бранибор со стороны польских земель. Под пытками братья ничего не сказали и были повешены [93, VI, 57]. Из данного сообщения хрониста видно, что гаволяне также стремились к установлению контактов с Болеславом Храбрым. Однако гаволянский князь Болелут сохранял нейтралитет [107, s. 53].
Но контакты гаволян с Болеславом Храбрым насторожили Генриха II. Поэтому в 1012 г. он вел в окрестностях Арнебурга, расположенного на левом берегу Эльбы, переговоры с гаволянами, которые, по словам Титмара, «… быстро прибыли и подтвердили мирные отношения» [93, VI, 84]. Такими мерами Генрих II укреплял тылы перед предстоящим в 1013 г> походом на Рим.
В 1013 г. Генрих II заключил в Мерзебурге мир с Болеславом Храбрым. Мирное соглашение с польским князем, как и подтверждение мирных отношений с гаволянами в 1012 г., должны были обеспечить королю спокойствие на восточных рубежах империи ввиду предстоящего в 1013 г. похода в Италию. Генрих II отвлекал внимание Болеслава Храброго на восток, предоставив ему для похода на Русь вспомогательный отряд рыцарей. В 1014 г. Генрих II короновался в Риме императорской короной, а со следующего года возобновил военные действия против Болеслава Храброго, в которых приняли участие и лютичи.
Особенностью кампании 1015 г. являлось то, что Польше наносился комбинированный удар: одновременно должны были действовать три армии. Император наносил фронтальный удар по Польше. Саксонский герцог Бернгард II «… со своими людьми, епископами и графами совместно с язычниками-лютичами» должен был атаковать польские земли с севера [93, VII, 17]. С юга наступали чехи и бавары под предводительством чешского князя Удальрика. Но этот комбинированный поход успеха союзникам не принес, несмотря на внезапность и скрытность выступления вспомогательной армии, состоявшей из саксов и лютичей. Она смогла добиться лишь ограниченных результатов и не рискнула углубляться во владения противника. Кроме того, поляки предприняли активные действия на юге: моравские и польские отряды сковали баварские войска угрозой нападения на Восточную марку. Поэтому чехи, лишившись поддержки, рискнули лишь на проведение военных действий в пограничных районах.
В 1017 г. император, учтя неудачный опыт военных действий в кампании 1015 г., связанных с распылением сил в разных направлениях, собрал все свои войска воедино, подкрепив их отрядами чехов и лютичей. Однако, часть лютичей не последовала за войском императора, а осталась дома, дожидаясь благоприятного момента, чтобы совместно с ободритами напасть на поляков с той стороны, откуда нападение ими менее всего ожидалось. Поскольку ободритский князь не решился на ведение военных действий против Польши, лютичи выступили сами. Их сильное войско из числа тех, которые остались дома, а не последовали за армией императора, напало на город Любуш. Взять город они не смогли: осажденные хорошо подготовились к обороне, а сами лютичи не умели строить осадные машины. Потеряв более сотни воинов, лютичи отступились от города, а на обратном пути подвергли страшному опустошению владения Болеслава Храброго [93, VII, 61].
Другая часть лютичей действовала совместно с императорской армией. Чрезмерная концентрация войск императора в одном месте привела к тому, что отряды Болеслава Храброго могли совершать набеги на вражескую территорию. Польский отряд, возглавляемый сыном Болеслава Храброго Мешко, совершил набег на Чехию. Также и моравские князья вторглись в Чехию, взяли один город и возвратились с большой добычей, не понеся при этом никаких потерь. Для пресечения подобных диверсионных действий был послан маркграф Восточной марки Генрих. Его действия увенчались успехом, а при усмирении противника маркграф уничтожил более тысячи человек. Император был вынужден изменить план военных действий с целью прикрытия чешских земель от набегов. Но Болеслав Храбрый не отказался от тактики активной обороны и один из его отрядов совершил рейд на правобережье Эльбы.
В 1017 г. военные действия против Польши вела и Русь. Титмар сообщает, что русский князь напал на Болеслава, как и обещал императору через своего посла [93, VII, 64]. Ярослав, следуя предварительной договоренности с Генрихом И, осадил Брест, являвшийся ключевым пунктом на пути в Мазовию. Брест взять не удалось, так как пришлось снять осаду из-за печенежского вторжения.
Союзнику Руси военные действия также не принесли успеха. Генрих II подошел к городу Нимцы, осада которого и явилась кульминацией войны. Для взятия крепости были построены осадные машины, но во время вылазки они были подожжены осажденными. Во время штурма крепости союзники действовали раздельно. Сначала попытался взять крепостную стену приступом Удальрик со своими воинами, но безуспешно. Затем такую же попытку повторили лютичи и с тем же результатом [См.: 93, VII, 63]. Титмар сообщает, что осажденные, борясь с язычниками-лютичами, «… вынесли напротив поганых святой крест, пытаясь их одолеть с его помощью» [93, VII, 60]. Осада Нимцы затянулась. Боевой дух императорской армии падал, скученность большой массы людей и животных привела к эпидемии. Между союзниками происходили стычки.
Военные действия 1017 г. закончились тем, что император, видя неудачные попытки взятия Нимцы и пытаясь спасти войско от начавшейся эпидемии, снял осаду города и двинулся ускоренным маршем на Чехию, чем избегал возвращения по небезопасному пути через Лужицы (Лаузитц) ввиду возможных диверсий со стороны польских отрядов. В 1018 году Генрих II заключил с польским князем Будищинский мир, который привел к распаду не только русско-германского, но и германско-лютического союза.
Также лютичи добились ослабления своих соседей и вечных соперников — ободритов. В 1018 г. лютичи, «… всегда одинаково мыслящие в злых начинаниях, напали с огромными силами на князя Мстислава, который в предыдущем году не оказал им никакой помощи, когда они выступили совместно с императором в военный поход» [93, VIII, 5]. Именно это, по мнению Титмара, послужило поводом для нападения лютичей на ободритов. По мнению польского исследователя М. Едпицкого, комментирующего «Хронику Титмара», поводом к выступлению все же послужил «… антагонизм государственных форм управления» [93, s. 586, prz. 26]. Видимо, у ободритов также была сильна определенная прослойка знати, мечтавшая свергнуть князя (поэтому во время похода истребляли всех членов правящей династии), ликвидировать княжескую власть и управлять страной так, как это было у лютичей.
Титмар сообщает, что в 1018 г. лютичи с большим войском вторглись во владения ободритского князя Мстислава, опустошили значительную часть его владений, вынудив князя с отборными воинами запереться в Шверине. Во время похода жрецы лютичей вели активную языческую агитацию. Хронист подчеркивает, что описанные события происходили в феврале месяце, а именно в это время язычники чтут посредством очищающих жертвоприношений подземного бога Плутония, называемого также Фебруус. Тогда же жрецам отовсюду сносятся дары. Языческая агитация среди восставших против христианства и собственного владыки ободритов, по мнению Титмара, довела князя до того, что ему еле удалось убежать из своей страны. Все построенные в том крае церкви были уничтожены, и ободриты, подобно лютичам, стали язычниками, «… добровольно поддались власти сатаны» [93, VIII, 5, 587]. Восстановить позиции христианства в ободритских землях удалось не сразу.
После 1018 г. Генрих II потерял всякое влияние на западных славян. По мнению Н. Ф. Колесницкого, «… немцы сохранили свои позиции в Южном Полабье, удерживая тем самым форпост для будущих наступлений против славян» [17, с. 62]. Ни чешским князьям, ни Болеславу Храброму не удалось создать крупную западнославянскую монархию, включавшую в свой состав иные этносы. В. Д. Королюк считает, что «… в провале широких внешнеполитических замыслов Болеслава Храброго, равно как и чешских Пшемыслидов, большую роль сыграла политика и дипломатия германских феодалов…» [19, с. 8–9]. Лютичи сохранили независимость. Г. Лябуда полагает, что именно военные действия против немцев Болеслава Храброго и его наследников возвысили Лютицкий союз до уровня, которому не соответствовали «… ни военный потенциал, ни общественно-экономический строй лютичей» [98, s. 294].
Последовал некоторый период затишья в военных действиях, которые возобновил в середине 20-х годов XI в. германский король Конрад II. Он потребовал от варваров с саксонской границы выплаты даней и пошел походом против всех, кто ее не выплачивал [158, s. 558]. 1025–1027 гг. были трудными для Конрада II. Наследнику Генриха II пришлось вести борьбу за корону, к тому же в германских землях нарастали внутренние противоречия. Трудными были эти годы и для Польши, так как после смерти Болеслава Храброго там вспыхнуло восстание.
Конрад II заключил союз с англо-датским королем Канутом Великим, что очень обеспокоило лютичей. Они пошли на соглашение с чешским князем Удаальриком, одновременно, по сообщению саксонских анналов, спровоцировав своими жалобами на действия поляков в пограничных землях, поход Конрада II на Польшу [134, № 477]. Поход состоялся в 1029 г. Конрад II не смог взять Будищин, что в значительной мере объясняется отсутствием военной помощи со стороны лютичей, которые в это время вели переговоры с поляками в Познани [134, № 487].
Ответная акция Мешко II последовала в 1030 г. Существенную поддержку полякам оказали лютичи. Они действовали двумя отрядами: один из них поддерживал наступление Мешко II на Восточную марку, а другой действовал самостоятельно, атакуя с севера Саксонию. Момент для набега был выбран весьма удачно, так как не ожидавший нападения император находился на Рейне, а маркграф Восточной марки Титмар, призванный следить за ее обороной, умер. В феврале Мешко II с триумфом вернулся домой, а лютичи продолжали военные действия ив 1031 г. Одновременно с походом Мешко II венгры опустошали Баварию. В ответ на дерзкий набег поляков Конрад II вторгся в 1032 г. в Польшу. Мешко II вынужден был уступить императору Милско и Лужицы. После похода на Польшу Конрад II начал борьбу со славянами-язычниками.
Лютичи отвечали дерзкими набегами на пограничные районы Саксонии [134, № 496]. Из источников видно, что война с лютичами не была популярна в среде саксонской знати. Об этом говорит то, что император, укрепляя бург Вербен, заставил саксонских феодалов поклясться, что они не нарушат императорский приказ и окажут мужественный отпор язычникам [158, s. 596]. Поэтому война с лютичами шла вяло. 12 февраля 1035 г. лютичи, применив военную хитрость, взяли бург Вербен и перебили весь его гарнизон. Летом того же года саксонские феодалы «по приказу императора» еще раз пошли военным походом за Эльбу. Видимо, эта карательная экспедиция проводилась без особого энтузиазма, и в следующем году поход против лютичей возглавил сам император. Саксонские анналы сообщают, что при этом лютичи были обложены данью [134, № 503]. Их принудили к выплате дани и в 1045 г. Даннические отношения, по мнению А. И. Павинского, «… существовали только тогда, когда император приходил с сильным войском, во время же его отсутствия восстанавливалась самостоятельность и возобновлялись нападения» [30, с. 140]. 3. Зуловский полагает, что длительному периоду успешного развития Лютицкого союза, продолжавшемуся с 983 по 1056 гг., способствовало внутри — и внешнеполитическое положение Германии и Польши [147, s. 339].
Таким образом, союз лютичей играл важную роль в политической истории стран Центральной Европы. Во время польско-германских войн первой трети XI в. лютичи умело использовали противоречия между враждующими сторонами, проводили самостоятельную внешнеполитическую линию, цель которой заключалась в том, чтобы не дать усилиться ни одной го сторон. Они добивались этой цели путем подстрекательства короля к участию в военных действиях против поляков, разрыва с ним дипломатических отношений и соблюдения нейтралитета в отдельных военных кампаниях.
Союз лютичей с самого начала был непрочным политическим образованием. Об этом свидетельствуют факты, связанные с участием лютичей в различных военных кампаниях. Не всегда участие лютичей в военных действиях двумя армиями, каждая из которых имела свой объект атаки, можно объяснить стратегическими соображениями. Видимо, различные племена лютичей имели в виду свои непосредственные интересы и действовали по особому плану, лишь согласовав его со своими союзниками.
В середине XI века разразилась междоусобная война в среде самих лютичей, сильно подорвавшая военную мощь их союза. К тому времени роль жрецов в политической жизни союза лютичей усилилась. Об этом свидетельствуют события политической истории лютичей. В 1056 г. маркграф Северной марки Вильгельм и кальтенбургский граф Дитрих с несметным количеством саксонского войска, по словам Лампрехта, выступили против лютичей и не вернулись из несчастливой для них битвы [99, S. 58]. Подобного поражения в славянских землях германские феодалы еще не знали. Известие о проигранном сражении ускорило смерть императора Генриха III. Но крупный военный успех неожиданно привел к распрям между племенами лютичей. Имеются все основания для того, чтобы связывать неожиданную междоусобицу среди лютичей с успехом в битве с саксами. По мнению 3. Зуловского, глубинные корни междоусобицы следует искать в быстром экономическом и общественном развитии череспенян по отношению к живущим далеко от важных торговых путей и консервативным в своих хозяйственных занятиях ратарям. Данное положение подтверждается результатами археологических исследований [См.: 147, s. 335].
Гельмольд по-своему пытался объяснить причины, вызвавшие междоусобицу у лютичей: «Между ними начался великий спор о первенстве в храбрости и могуществе. Ибо ратари и доленчане желали господствовать вследствие того, что у них имеется древний город и знаменитейший храм, в котором выставлен идол Редегаста, и они только себе приписывали единственное право на первенство потому, что все славянские народы часто их посещают ради (получения) ответов и ежегодных жертвоприношений. Но череспеняне и хижане отказывались им подчиняться и, напротив, решили защищать свою свободу оружием» [4,1, 21]. Ратари и доленчане, защищая свои привилегии, пошли за жрецами Ретры. В кровопролитных сражениях верх одержали череспеняне. Но ратари не покорились и были разбиты во второй и третий раз. Интересно отметить, что по мнению Гельмольда, война со стороны череспенян и хижан была вызвана лишь необходимостью, а ратари и доленчане воевали «ради славы». После троекратного поражения жрецы Ретры, «сильно терзаемые позором своего поражения», призвали на помощь соседних христианских владык, трактуя свой поступок как выбор меньшего зла. Современник событий Адам Бременский уточняет, что жрецы Ретры в течение семи недель содержали за свой счет войска датского короля, саксонского герцога и ободритского князя. В конце концов череспеняне были побеждены и заключили мир, предложив 15 тысяч фунтов серебром [48, III, 22].
В дальнейшем в союзе лютичей оставалось только два племени: ратари и доленчане. Адам Бременский сообщает, сто «хижане и череспеняне до реки Пены» подчинялись ободритскому князю Готшалку [48, III, 19], которому удалось сильно укрепить свое государство. По мнению В. Д. Королюка, это произошло потому, что у ободритов начали «… бурно развиваться феодальные отношения, чему способствовало принятие христианства» [20, с. 100]. Однако в 1066 г. произошло восстание. Готшалк погиб в городе Ленчине вместе со «… многими другими как светскими, так и духовными лицами» [4, I, 22].
Массовым народным движением воспользовалась оттесненная от власти языческая знать ободритов. Именно Ретра, которую хронист называет «столицей славян», выступала в качестве центра восстания и инициатора объединения племен лютичей. Языческие жрецы жестокими расправами над служителями христианской церкви стремились поднять свой авторитет. Священников поголовно истребляли. Только мекленбургскому епископу Иоанну была сохранена жизнь «для торжества язычников». Сначала епископа избили палками, «… потом его водили на поругание по всем славянским городам… голову же отсекли и, воткнув на копье, принесли ее в жертву богу своему Редегасту в знак победы» в Ретре [4, I, 23].
Такое положение, когда представители чуждого христианству языческого культа фактически направляли политику лютичей, не могло устроить церковных иерархов. Поэтому зимой 1067/68 гг. в земли лютичей вторгся гальберштадский епископ Бурхард. Целью его похода являлось уничтожение Ретры [134, № 592]. И. Шульце отмечает, что это была первая война германских феодалов против славян, в которой преобладали религиозные мотивы [См.: 139, s. 54]. Зимой следующего года походом против лютичей пошел сам император Генрих IV, подвергший при этом земли славян страшному опустошению [134, № 593]. Главным языческим храмом полабских славян стала руянская Аркона.
Таким образом, попытки подкрепить процесс создания государственности у лютичей надплеменным культом Сварожича успехом не увенчались ввиду неприспособленности языческого культа к роли государственной религии и неустойчивой племенной структуры Лютицкого союза. Первоначально каста жрецов не имела у лютичей полноты власти, ею обладала знать ратарей. Со временем сакральное начало в управлении союзом лютичей все более усиливалось. Стремление касты жрецов узурпировать власть привело к междоусобице середины XI века. По-видимому, о господстве жреческой касты Ретры в общественно-политической жизни союза лютичей можно говорить лишь применительно к последним годам существования этого политического объединения этнически родственных полабских племен.
Германское государство для охраны своих границ и для более успешной экспансии в соседние области создало систему марок. Сам термин «марка» первоначально означал «граница» или «пограничные землю). В этом пограничье маркграф обладал практически неограниченной властью. Система марок в Германии выросла из прежних каролингских легаций. Марки в основном располагались на восточных границах империи и занимали особое положение в системе управления пограничными областями. Одним их таких пограничных округов являлась Северная марка, в состав которой входили территории, расположенные в восточной части саксонских земель, между реками Эльбой и Орой. Северная марка выделилась из территорий, которыми до 965 г. управлял герцог Герои.
Прообразом германской марки стала легация графа Зигфрида, умершего в 937 г. [См.: 93, s. 42, prz. 15]. В Заэльбье под именем маркграфа в источниках впервые выступает его преемник Герои. В X веке на славянском пограничье создано несколько марок: Северная марка (в Заэльбье), саксонская Восточная (в Лаузице) и Тюрингская марка (в Мейсене). Впоследствии по мере надобности создавались и другие марки, например, баварские Северная и Восточная.
Система марок главной своей целью имела не оборону границ от славянских набегов, а должна была по мере возможности расширять владения германских феодалов. Марки в пограничных районах служили базой и исходным плацдармом для военных вторжений в славянские области и являлись мощным рычагом подчинения славянского населения. В марки направлялся поток немецких колонистов, оттеснявших местное население. Восточная политика империи шла рука об руку с христианизацией славянских земель, для чего предпринимались энергичные меры. Христианизация края должна была закрепить его завоевание.
В середине XI века произошли события, приведшие к смене владельцев лена на Северную марку. Они были связаны с военными действиями против лютичей, среди племен которых началась междоусобица. В битве с лютичами погиб последний маркграф Северной марки из рода Вальбеков. Люнебургская хроника сообщает, что маркграф Вильгельм умер бездетным [134, № 550]. В 1056 г. лен на Северную марку благодаря своему высокому происхождению получил граф Удон Штаде. В источниках отмечается, что он был «… человеком весьма усердным и близким родственником короля» [134, № 551, 552]. Именно королевская поддержка помогла Удону Штаде устранить конкурента на Северную марку в лице брата погибшего маркграфа Вильгельма Оттона. Последнему вменялось в вину то, что его мать была славянкой [134, № 555]. С тех пор маркграфами Северной марки были выходцы из рода Штаде.
В исторической науке сложилось сугубо негативное отношение к деятельности маркграфов Северной марки из рода Штаде. Их откровенно называют «слабыми» [145, s. 13], «бездарными», утратившими «… даже воспоминания о древних германских притязаниях» [22, с. 679]. Им противопоставляется Альбрехт Медведь с его высокими личными качествами и кипучей энергией, чего, по мнению В. Н. Перцева, недоставало прежним маркграфам [См.: 31, с. 192]. И. Шультце подчеркивает, что Альбрехт Медведь проявил себя как «… энергичный, сильный, умеющий добиваться поставленной цели и лично неустрашимый» деятель [139, s. 63]. Немецкой исторической науке в целом свойственно возвеличивание таких государственных деятелей той эпохи, как Альбрехт Медведь и Генрих Лев.
Источники действительно сообщают, что Альбрехт Медведь, несмотря на свою молодость, отличался способностями к военному делу и «… исключительными природными дарованиями» [59, s. 64]. Однако и к маркграфам из рода Штаде саксонские источники относятся сочувственно [134, № 550]. Причину большей активности их преемников-представителей саксонского аристократического рода Асканиев в завоевании славянских земель следует искать не в их личных качествах, а в существенно изменившейся политической обстановке в связи с начавшимся новым этапом в восточной экспансии немецких феодалов. Если к началу XII века восточную экспансию проводили «локальные силы в Саксонии»: маркграф Северной марки, граф Оттон Балленштедт, герцог Саксонии, то после избрания саксонского герцога Лотаря Супплинбурга королем, общеимперские интересы сначала сдерживали его участие в оказании помощи саксонским феодалам в военных действиях против славян, а затем существенная поддержка королевской властью восточной экспансии империи резко усилила наступательный потенциал агрессоров. К тому же королевская власть объединяла усилия завоевателей [См.: 140, s. 2].
Деятельность первых маркграфов из рода Штаде на самом деле нельзя назвать особенно плодотворной. Через год после получения лена на марку умер Удон I, маркграфом стал его сын Удон II. Особой самостоятельности у маркграфов не было: марка считалась подчиненной саксонскому герцогу [См.: 144, s. 84]. Походы против славян в основном возглавлял саксонский герцог, а маркграфы Северной марки играли в их организации вспомогательную роль. Иногда походы возглавлял император. Например, в 1066 г. борьба против восставших славян велась под руководством саксонского герцога [134, № 585], зимой 1067/68 гг. поход против лютичей возглавил гальберштадский епископ Бурхард. Зимой следующего года поход против лютичей возглавил сам император Генрих IV.
Особой лояльности маркграфов Штаде по отношению к королевской власти мы не обнаруживаем, а во время саксонского восстания видим маркграфа Северной марки среди противников короля, против которого в 60-е годы XI века сложился саксонско-польско-лютицкий союз, поддержанный маркграфом Северной марки Удоном II [107, s. 60]. Стремясь подавить восстание в Саксонии, Генрих IV опирался не только на помощь феодалов западных и южных областей Германии, но и обратился за поддержкой к датскому королю, а также к лютичам, «наиопаснейшим из врагов саксов», предложив им огромную сумму денег за содействие в подавлении восстания [99, s. 200]. Саксы также обращались к лютичам, предлагая за невмешательство еще большую сумму денег. Восставшим саксам авторитет лютичей шел на пользу в борьбе против короля.
После подавления восстания маркграф Удон II и другие знатные саксы во главе с герцогом были взяты под стражу. Еще в 1077 г. маркграф Северной марки находился среди взятых в плен саксонских князей [134, № 626]. Вновь на политической арене Удон II появляется в 1080 г., когда германские феодалы активизировали военные действия против славян, с которыми шла война в окрестностях Мерзебурга. В то же время маркграф Удон II овладел Бранденбургом [134, № 631, 632]. Сколько времени цитадель была в его руках, не известно.
В 80-е годы XI века наблюдается резкое изменение политики маркграфов Северной марки. После кончины незадачливого маркграфа Удона II лен на Северную марку унаследовал его старший сын Генрих Штаде, который женился на русской принцессе Евпраксии (Адельгейде). По данным источников наблюдается соправительство двух старших сыновей скончавшегося маркграфа: Генриха и Удона [См.: 134, № 640, 642]. Отметим, что в дальнейшем соправительство братьев-маркграфов являлось характерной чертой политики дома Асканиев. Третий сын Удона II по обычаям жизни знатных родов того времени подался в священники и до самой смерти был настоятелем собора св. Николая в Магдебурге. Особых способностей в управлении маркой Генрих Штаде не проявил.
В отличие от старшего брата Удон III был очень деятельным и энергичным маркграфом. То он ведет тяжбы за наследство, то братья-маркграфы, «совершив непотребное дело», разрушили Герсфельд, нанеся значительный ущерб церковным владениям, как это описывает фогт монастыря [134, № 645]. В действиях Удона III обнаруживается стремление освободиться от герцогской опеки, отрыв в политике от саксонских дел. Например, когда в 1086 г. саксонские князья участвовали в междоусобице, Удон III Штаде придерживался партии короля.
Маркграф активизировал славянскую политику. В 1098 г. Удон III совместно с другими саксонскими феодалами одержал победу над славянами. Войны со славянами продолжались. В хронике Пулкава сообщается, что в 1100 г. маркграф Старой марки Удон воевал с окружающими Саксонию варварами, которые называются лютичами, славянским народом, еще до сих пор отличающимся от саксонского народа идолопоклонством, подступил к Бранденбургу и взял эту сильную крепость [57, s. 2]. Саксонские анналы уточняют, что осада крепости велась четыре месяца. Хронист особенно подчеркивает, что маркграф Удон одержал «почетную победу» [134, № 667].
Скудные сведения источников, имеющиеся о деятельности маркграфов Штаде в пределах марки, в основном касаются об их взаимоотношений с местной церковью. Маркграфы часто присутствуют в свите архиепископа, их имена встречаются в числе лиц, подтверждающих королевские дарения местной церкви. В религиозной жизни своего края принимали активное участие и жены маркграфов. Например, в 1071 г. при освящении монастыря в Гальберштадте вместе с бранденбургским епископом Титгринусом присутствовала и супруга маркграфа Северной марки Ирмингарда [134, s. 598]. Анализ источников позволяет сделать вывод, что позиция маркграфов из рода Штаде по отношению к местной церкви носила в основном благотворительный характер.
В церковном отношении территорию марки охватывали владения верденского и гальберштадского диоцезов, граница между которыми проходила по рекам Оре, Ванневе, Мильде и Визе. К верденскому диоцезу относился бург Зеехаузен, а к гальберштадскому — Верден. Гальберштадский диоцез свои владения в Северной марке включал в Бальзамский архидеканат, который, в свою очередь, делился на четыре деканата: Више, Стендальский (между Ухтой и Визой), между Ухтой и Тангерой (с Тангермюнде) и деканат в Мерице (между Тангерой и Орой с городом Волмирштадтом). В целом, необходимо отметить, что различные владельческие права и регалии в Северной марке характеризовались большой раздробленностью [См.: 144, s. 90]. Бранденбургский и гавельбергский епископы, фактически изгнанные еще в 983 г. из своих епархий, мало зависели от маркграфов Северной марки, а больше всего — от милости короля или магдебургского архиепископа, при дворе которого они в основном и находились.
Возросший интерес к делам местной церкви можно отметить во внутренней политике Удона III. Именно при нем наблюдается активное стремление семейства макграфов к подчинению местной церкви. Маркграф выступает фогтом монастырей (например, Розенфельда), без конца ведет переговоры с архиепископами относительно имущественных притязаний глав подчиненных им диоцезов. Удон III противился церковным притязаниям и требовал податей, несмотря на наличие у духовенства папских привилегий [См.: 134, № 676, 680].
Нужно заметить, что наибольших успехов по отношению к местной церкви маркграфы могли добиться лишь на вновь присоединяемых территориях. Именно это обстоятельство позволило преемникам Штаде — Асканиям в относительно короткие сроки подчинить себе местную церковь. Такой благодатной почвой для маркграфов Штаде являлись земли славянского племени морачан, входившие в качестве архипресвитерства в состав бранденбургского диоцеза, где и началось искоренение язычества в славянских землях. В 1114 г. министериал бранденбургской церкви Герберт вместе с магдебургским монахом Адальбероном в селении Ляйцкау, расположенном на территории славянского племени морачан, уничтожили «… неисчислимо великое множество идолов и заложили каменную церковь» [134, № 740]. В дальнейшем Ляйцкау являлось центром религиозной жизни бранденбургского епископства, особенно после того, как в этой местности осели представители ордена премонстерианцев.
Колонизации своих земель немецкими переселенцами маркграф Удон III придавал большое значение. В 1106 г. он совещается с саксонским герцогом Магнусом и бременским архиепископом относительно помех, чинимых церковными властями большому числу переселенцев в местности Розенфельд навязываемыми им сверх обычного работами [134, № 688]. Как считает И. Первольф, большая часть колонистов в Северную марку прибыла из Саксонии [32, с. 67]. Прослеживается и внутренняя колонизация. В одной грамоте отмечается, что в Сертислеве имелось 30 мансов, половина владельцев которых несли повинности по немецкому праву, а часть поселенцев как — «славянские воины» [134, № 692]. Славяне в Северной марке еще в 1100 г. отличались особенностями в одежде: носили пестрые чулки и остроконечные шапки [134, № 668, 121].
Попытки маркграфа Северной марки Удона III занять главенствующее положение на славяно-германском пограничье ни к чему не привели. Его позиции были сильно подорваны в результате феодальной междоусобицы 1103 г., когда против удачливого маркграфа выступили саксонские князья, подвергшие его владения пожарам и опустошению. Удар оказался настолько ощутимым, что в дальнейшем особой активности маркграфов Северной марки в славянской политике Саксонии не наблюдается.
В 1106 г. умерли маркграф Удон III и саксонский герцог Магнус, определявшие до этого времени славянскую политику немецких феодалов. Саксонским герцогом стал Лотарь Супплинбург. Восточная политика саксонских феодалов значительно активизировалась, чему способствовали сложившиеся к этому времени в Германии объективные условия. В 1109 г. обострились польско-германские отношения, что было связано с разграничением сфер влияния в землях между Эльбой и Одером. Тем самым происходил раздел территории распавшегося союза лютичей.
В 1110 г. саксонский герцог Лотарь вторгся в славянские земли и взял 9 укрепленных бургов. В люнебургской хронике говорится, что при этом немецкие феодалы жгли и опустошали славянские земли, а также перебили множество местных жителей [134, № 714]. И в дальнейшем военные действия против славян возглавлял саксонский герцог. В 1114 г. он совершил поход против руян, в котором принял участие и маркграф Северной марки Генрих Штаде. Здесь на политическую арену выходят Балленштедты — самое богатое семейство в Северной марке. Зимой 1115 г. саксонские феодалы одержали победу над славянами в битве при Кетене, причем организатором успешного похода был граф Оттон Балленштедт (отец Альбрехта Медведя). Закончилась эта серия завоевательных вторжений походом саксонского герцога Лотаря на хижан в 1121 г.
Оттон Балленштедт, умерший в 1123 г., был прозван «Богатым». Его род происходил из Швабии и сумел добиться высокого положения лишь благодаря случайности. Женитьба графа Оттона на дочери саксонского герцога Магнуса Биллунга Элике (ее старшей сестрой была мать Генриха Льва) принесла ему значительное увеличение земельных владений благодаря богатому наследству супруги. Но земли были разбросаны в разных районах и не составляли единого компактного массива. Однако Оттон Балленштедт владел большей частью Северной марки и столкновение между его родом и семейством Штаде в борьбе за маркграфский лен было неизбежно.
Балленштедты всегда поддерживали партию короля, особенно в проведении агрессивной восточной политики. Граф Адальберт Балленштедт упоминается в числе тех, кто активно поддерживал короля при подавлении восстания 1073 г. в Саксонии [99, s. 180]. Оттон Балленштедт после отказа от претензий на герцогство усматривал единственный путь для увеличения своих владений в активной славянской политике. Так, например, в 1111 г. мы видим его среди маркграфов, собравшихся в Госларе для обсуждения славянских дел, а в 1115 г. в числе участников битвы при Кетене, благодаря победе в которой граф Балленштедт приобрел значительные владения восточнее Эльбы, что окончательно определило восточную ориентацию экспансии Балленштедтов.
Основатель дома Асканиев Альбрехт Медведь родился в 1100 г. и получил свое прозвище не столько за проявленные черты характера, сколько по месту рождения — Бернбург. Сначала Альбрехт Медведь пытался расширить свои владения за счет войн с соседними феодалами. С этой целью он участвует в рискованной политической игре. Дело в том, что король Генрих V отдал Випрехту Гройцу Лужицкую и Мейсенскую марки, а Альбрехт Медведь в союзе с саксонским герцогом Лотарем напал на владения Випрехта Гройца и самочинно присвоил себе Лужицкую марку. Мейсенскую марку он уступил своему сподвижнику по авантюре Конраду Веттину. Помимо того, после смерти своего шурина Генриха Штаде, маркграфа Северной марки, Альбрехт Медведь вступил в борьбу за наследство с домом Штаде и в битве при Ашерслебене благодаря примененной им военной хитрости разбил конкурентов [134, № 831]. В начавшейся междоусобице маркграф Северной марки Удон Штаде был убит в ИЗО г. по указке Альбрехта Медведя его людьми. За этот проступок Альбрехт Медведь лишился королевской милости и ему оставили только аллодиальные владения. От более суровой кары маркграфа спасли только смерть Генриха V и вошествие на престол Лотаря III Супплинбуга.
Северную марку передали Конраду Плецкау, а собрание имперских князей, проходившее в 1131 г. в Люттихе, постановило передать Генриху фон Гройцу Лужицкую марку, из которой Альбрехта Медведя изгнали в 1134 г. Но к тому времени он уже был маркграфом Северной марки. Прежний ее маркграф Конрад Плецкау погиб в итальянском походе 1132/33 гг., в котором также принимал участие и Альбрехт Медведь с целью заслужить королевскую милость. Император Лотарь дал Альбрехту Севернук) марку [134, № 865; 144, s. 106], являвшуюся имперским леном.
Освободиться от герцогской опеки Аскании пытались оригинальным путем: они этого добивались в ходе борьбы за Саксонское герцогство. Сначала в спор за герцогскую корону Саксонии вмешался Оттон Балленштедт, но не удачно. Ему пришлось отказаться от претензий на герцогство, а в качестве возмещения ущерба Балленштедт получил округ Зальцведель.
Попытку освобождения от герцогской опеки предпринял и Альбрехт Медведь. Когда после смерти императора Лотаря Супплинбурга на трон вступил Конрад Штауфен, то ввиду конфликта со своим конкурентом на престол дал Альбрехту Медведю в 1138 г. Саксонское герцогство. Этот «данайский дар» втянул маркграфа Северной марки в трудную и продолжительную борьбу за герцогскую корону Саксонии, в которой Вельфы одержали верх. В 1142 г. Альбрехту Медведю пришлось отказаться от претензий на герцогство. Гельмольд об этих событиях сообщает следующее: «… Генрих, зять короля Лотаря, при поддержке своей тещи, империатрицы Рикенцы, получил герцогство и изгнал родственника своего Адальберта из Саксонии» [4,1, 56]. Когда маркграф Альбрехт отказался от герцогского сана, то быстро нашел общий язык с саксонским герцогом Генрихом Львом. При этом маркграф не только освобождался от герцогской опеки, но и строго разграничивал с саксонским герцогом круг своих интересов в славянских землях. Поэтому в крестовом походе против славян 1147 г. они и действовали в соответствии с этой договоренностью обособленно.
В целом, рассматривая историю Северной марки с середины XI века до половины XII в., можно прийти к следующим выводам. При маркграфах из рода Штаде основную роль в славянской политике играли саксонские герцоги, войска которых лишь периодически усиливались королевскими отрядами. Маркграфам Северной марки отводилась подчиненная роль. Попытку освободиться от герцогской опеки предпринял в конце XI века энергичный маркграф Удон III Штаде. В его политике четко прослеживаются следующие направления: возросшая самостоятельность в славянской политике, стремление освободиться от герцогской опеки, отход от саксонских дел, в связи с чем проявлялась лояльность по отношению к королевской власти в отличие от бунтующих знатных саксов, новые тенденции по отношению к местной церкви. Во всем этом усматривается стремление к созданию предпосылок для становления территориального княжества.
Однако попытки становления территориального господства со стороны Удона III были обречены на неудачу, чему, не в последнюю очередь, способствовала слабость его домена. Маркграф не смог обеспечить себе военное господство в регионе, чему способствовало и усиление его войска за счет славянских воинов. Удон III не смог справиться со своими соседями и был разбит в междоусобице. К тому же самыми значительными владениями в марке обладали не Штаде, а их соперники в претензиях на маркграфство — Балленштедты, представитель которых Альбрехт Медведь стал маркграфом Северной марки.
Среди проблем, связанных с историей Гаволянского княжества, наибольшее значение придается в современной исторической науке его подчинению немцам и выяснению условий, способствующих потере этим княжеством независимости. Обычно вопрос рассматривается в плане взаимоотношений между Германией и Польшей. В немецкой историографии связям между Польшей и княжеством гаволян отводится вспомогательная роль, а основное внимание уделяется взаимоотношениям последних Прибыслидов либо с Асканиями, либо с императором. Доказывается если не «законность» прав Альбрехта Медведя на Бранденбург, то «законность» претензий на него со стороны императора. При этом подчеркивается, что корону Прибыслав получил из рук императора Лотаря, а само Гаволянское княжество считается имперским леном. В свете данных концепций взятие Бранибора шпревянским князем Яксой объявляется актом узурпации власти, а сам он как дальний родственник Прибыслава считается якобы не имеющим никаких прав на гаволянский трон.
В современной польской историографии распространено мнение, что притязания Асканиев и императора являлись беспочвенными; единственным законным наследником Прибыслава-Генриха был шпревянский князь Якса из Кепеника, связанный с Польшей ленной зависимостью. Самостоятельное существование Гаволянского княжества объясняется защитой Польшей собственных интересов в Заэльбье, а возможность его поглощения империей — объективными трудностями экономического и политического развития польских земель в середине XII века.
Обе точки зрения имеют ряд уязвимых пунктов: они недостаточно документально обоснованы, и могут быть приняты пока в качестве гипотез. Основным источником является трактат Генриха Антверпенского, написанный во время правления маркграфа Оттона I (1170–1184), то есть, лет двадцать спустя после интересующих нас событий. Оригинала трактата не сохранилось, и мы пользуемся компиляцией, сделанной в XIII веке в монастыре Ляйцкау и изданной А. Ф. Риделем в 1862 г. [57]. Ценные сведения содержатся в хронике Пулкава, написанной в конце XIV века, которая явилась продолжением хроники бранденбургских маркграфов, созданной на столетие ранее. Создатель хроники Пулкава не только пользовался трактатом Генриха Атверпенского, но и сообщил ряд отсутствующих в нем сведений. Большое значение имеет привлечение данных археологии и нумизматики, позволяющих составить более точное представление об уровне экономического и политического развития княжества гаволян в первой половине XII века.
Политическая обстановка в славянском Полабье существенным образом изменилась в начале XII века. Главной причиной перемен явился окончательный распад союза лютичей. Основной опасностью для полабских славян являлись уже не периодические походы императора, а целенаправленные действия восточных германских феодалов, стремящихся расширить свои территории за счет славянских земель. Германская экспансия на востоке имела тенденцию к неуклонному нарастанию. Агрессии за Эльбу способствовало то обстоятельство, что раздробленные полабо-славянские племена не были объединены в единое государство, способное возглавить борьбу против захватнических устремлений германских феодалов.
Мелкие славянские династы за Эльбой нередко становились вассалами крупных светских и духовных феодалов. Постепенно онемечиваясь и фактически лишаясь всякой самостоятельности в решении вопросов внешней политики, они помогали проводить насильственную христианизацию среди своих соплеменников и способствовали тем самым подчинению страны феодалам и духовенству, состоящему исключительно из немцев. Например, князь линян Приброн с 1115 г. стал ленником магдебургского архиепископа [134, № 747]. Проводилась политика натравливания одних славянских князей на других, использовалась давняя межплеменная вражда. Маркграфы зорко следили за всеми событиями, происходящими за Эльбой, стремясь использовать любое благоприятное обстоятельство для новых захватов. Германские феодалы не только хотели обезопасить свои восточные границы, но и создать благоприятные условия для агрессии в Заэльбье. Они достигали своих целей путем расселения в пограничных землях немецких колонистов, организации военных походов, постройки крепостей и бургов.
Гаволяне не входили в союз лютичей, у них сравнительно рано оформилась государственность. Княжество имело значительный военный и экономический потенциал. К. Мыслиньский подчеркивает, что распад союза лютичей не означал упадка стодорянских княжеств, и говорить о консерватизме в политике и устройстве славянских земель над Шпрее и Гаволой не приходится. Там происходили такие же процессы, как и в других княжествах [См.: 112, s. 190, 195]. Факт эмиссии собственных монет также свидетельствует о довольно высоком уровне экономического развития. Данные археологических раскопок показывают, что славянский Бранибор был крупным ремесленным и торговым центром, контролирующим важные международные торговые пути.
Известно, что сначала Альбрехт Медведь попытался начать завоевания из Лужицкой марки, но когда его оттуда изгнали, базой для экспансии послужила Северная марка, расположенная в непосредственной близости от земель лютичей. В 1130 г. маркграф вступил в борьбу за Гавельберг, на владение которым претендовали и феодалы из дома Штаде. В Гавельберге язычники убили пронемецки настроенного князя Вирикинда, ревностного сторонника христианства. В документе, датированным осенью 1131 г., сообщается, что «… король саксов возвратился от датчан, подчинив их и принудив к сдаче подобно тому, как совсем недавно он покорил походом восставших славян» [134, № 844]. Лотарь Супплинбург совершил карательный поход именно против тех «мятежных славян», которые убили князя Вирикинда. Но сыновья погибшего князя в 1136 г. осадили Гавельберг и разрушили церковь. Они, в отличие от их отца, были приверженцами языческой религии. Осенью того же года Альбрехт Медведь вторгся в расположенные поблизости и охваченные волнением славянские земли и подверг их опустошению.
Ближайшем соседом маркграфа Альбрехта в славянских землях был гаволянский князь Манфред. Вполне возможно, что Манфред и Вирикинд были представителями одной династии. Манфред был славянином, занимал главенствующее положение в Браниборе и погиб насильственной смертью в 1127 г. Высказывается мнение, что он находился в вассальной зависимости от магдебургского архиепископа Адальгатса [См.: 88, s. 17–19]. Обстоятельства его смерти точно не известны, но наиболее вероятным является предположение, что убийство князя гаволян было совершено местной славянской знатью ввиду недовольства политикой Манфреда, направленной на тесное сотрудничество с германскими феодалами. Предположение о том, что Манфред являлся ставленником главы государства ободритов [См.: 61, s. 286–287] вряд ли соответствует действительности, так как Прибыслав наследовал трон по закону и обычаю.
Источники сообщают, что сменивший Манфреда на гаволянском престоле Прибыслав-Генрих был крестным отцом старшего сына маркграфа Оттона и подарил своему крестнику округ Цаухе [57, s. 286]. Данное событие якобы имело место в 1130 г. Трудно доказать подлинность или подложность дарения. Во всяком случае, с 1131 г. в глазах славян Альбрехт Медведь не имел большого авторитета, так как за убийство маркграфа Северной марки Удона его лишили Лужицкой марки. Известно, что Прибыслав-Генрих не поддержал Альбрехта Медведя в его борьбе с Вельфами и соблюдал своеобразный нейтралитет, не дав тем самым втянуть в военный конфликт свое княжество. Отметим также то обстоятельство, что саксонское рыцарство, всегда активно поддерживающее маркграфа в славянских войнах, также не оказало ему существенной помощи в борьбе за саксонское герцогство.
После того, как Альбрехт Медведь отказался в 1142 г. от претензий на герцогство, он смог больше внимания уделить славянским делам. По мнению М. Гумовского, еще при жизни Прибыслава Альбрехт Медведь «… был господином его княжества в намного большей мере, чем сам Прибыслав» [74, s. 109]. При этом М. Гумовский ссылается на грамоты, в которых Альбрехт фигурирует как «маркграф Бранденбурга» и на нумизматический материал. Но маркграфом Бранденбургским Альбрехт Медведь еще не был. На основе детального анализа документов И. Шультце пришел к выводу, что титула «маркграф Бранденбурга» до 1157 г. не существовало, и те грамоты, в которых он упоминается, подложны. Все они были сфабрикованы несколько позже [См.: 141, s. 121–124]. Ссылка на нумизматический материал неубедительна, так как позволяет различную трактовку событий. Тем более, что на других монетах изображены гаволянский князь Прибыслав и его супруга Петрисса.
Славянское имя княгини неизвестно, как и ее этническая принадлежность. Петрисса, по всей видимости являлась важной персоной в политической жизни княжества, а также была опекуном при престарелом князе Прибыславе-Генрихе. По нашему мнению, роль княгини в происходящих событиях незаслуженно принижается. Ревностная христианка, именно она, а не князь активно проводила христианизацию княжества. С ее подсказки Прибыслав совершил паломничество в святые места и строил церкви. Политика, проводимая Петриссой, имела ярко выраженную пронемецкую направленность.
Существует точка зрения, что Прибыслав был «… незаурядной личностью, одаренной даром предвидения, реалистически мыслящим человеком, преданным только христианству и делам своего племени», проводящим политику постепенного «эволюционного» врастания своего народа в германскую империю [146, s. 169]. Здесь видна явная идеализация личности князя гаволян. Из источников известно, что Генрих-Прибыслав к середине XII века был слабым и болезненным старцем со сломанной волей, а опекуном при нем являлась честолюбивая христианка — Петрисса.
В 1147 г. состоялся крестовый поход европейских феодалов против славян-язычников. Однако в Саксонии форма крестовых походов, предпринимаемая для борьбы с язычниками, не привилась. Успехи крестоносцев произвели на саксонских феодалов огромное впечатление, но были мало привлекательны для них. В Саксонии усматривали более близкую цель, казалось бы, легко достижимую. Она виделась в завоевании земель полабских славян [См.: 23, s. 68]. Программа борьбы со славянами-язычниками была разработана еще в 1108 г., когда магдебургский архиепископ Адальгатс в своем воззвании призвал к решительной борьбе с язычниками.
В 1147 г. основная масса князей и рыцарей готовилась к крестовому походу в Палестину. Одновременно римский папа одобрил поход против славян-язычников, в котором приняли участие восточно-немецкие рыцари, а также датчане и поляки. Гельмольд разъясняет: «И сочли вожди похода за лучшее одну часть войска отправить в страны Востока, другую — в Испанию, третью же — к славянам, возле нас обитающим» [4, I, 59]. Поход в Палестину окончился полным разгромом крестоносцев, заведенных в пустыню. Тем, кто сражался на Пиренейском полуострове, повезло больше. Они отбили у арабов город Лиссабон, и «… это было единственное из всего осуществленного войском крестоносцев предприятие, которое так счастливо закончилось» [4, I, 61].
Крестоносцы, воюющие против ободритов и лютичей, хотели отомстить «… за уничтожение и смерть, причиняемые ими христианам, главным образом данам» [4, I, 62]. Однако каждый из участников похода добивался осуществления собственных целей. Двадцатитысячное польское войско присоединилось к крестоносцам под Щецином. Но и славянам удалось объединиться, а их войска поддерживали своим флотом руяне.
Крестоносцы действовали двумя отрядами. Северная группа под руководством Генриха Льва выступила против ободритов. «Разделившись, они осадили две крепости — Дубин и Димин — и изготовили много машин против них. Пришло также и войско данов и присоединилось к тем, которые осаждали Дубин, и от этого осада усилилась» [4, I, 65]. Ободритский князь Никлот хорошо подготовился к обороне и совершил вылазку, предав огню Любек.
Прибывшие на подмогу датчане также разделились. Часть из них сошла на берег и присоединилась к крестоносцам, а остальные под предводительством роскильдского епископа остались на кораблях, прикрывая устье Варны от возможных нападений с моря. Руянский флот сразу же по прибытии атаковал флотилию крестоносцев, причем епископ сбежал на берег, оставив флот без командования. Одержав победу, но понеся при этом большие потери, руяне пошли на хитрость. Они тайно ночью вывели часть судов, сделав вид, что подходит подкрепление. Эти маневры подталкивали датчан к снятию осады. В конце концов, был заключен мирный договор, предполагавший принятие славянами христианства и освобождение пленных датчан. Но фактически славяне не выполнили ни того, ни другого. Гельмольд был вынужден признать, что «… этот великий поход закончился умеренным успехом» [4, I, 65].
В 1147 г. крестоносцы обошли те земли, которые входили в Гаволянское княжество. Имеется точка зрения, согласно которой маркграф заботился о том, чтобы земли, которые должны были перейти ему в наследство, не были разорены. То, что территория гаволян не была охвачена военными действиями крестоносцев, выдается за значительный дипломатический успех маркграфа. Говорится и о том, что христианство прочно утвердилось в крае и язычество практически было сломлено [См.: 88, s. 328–329]. Последнее опровергается фактами: борьба против язычества велась еще в 1165 г., а языческий культ Триглава процветал напротив резиденции епископа [57, s. 5].
Руководили походом южной группы войск маркграф Альбрехт и гавельбергский епископ Ансельм, выступавший в роли папского легата. Силы крестоносцев намного превосходили военные возможности гаволян, а цели крестового похода состояли в том, чтобы крестить славян, либо их уничтожить. Идеолог похода Бернард Клервоский призывал крестоносцев не идти ни на какие компромиссы с язычниками. Сходны были позиции саксонских и других феодалов, папы и епископов, принявших непосредственное участие в походе [См.: 114, s. 251–252]. Видимо, только лишь одно может объяснить, почему крестоносцы миновали Гаволянское княжество: оно находилось в какой-то зависимости от Польши [См.: 27, с. 116]. В источниках подтверждения этому факту нет, но на правильность тезиса К. Мыслиньского указывает множество косвенных данных.
В целом поход окончился безрезультатно и показал истинное лицо крестоносцев, для которых обращение в христианство славян-язычников являлось лишь идеологическим прикрытием истинных целей похода, заключавшихся в стремлении его участников к приобретению богатств и установлению владельческих прав на славянские земли. Приэльбские рыцари захватили часть славянских земель, где создали свои владения и начали их заселять выходцами из германских и голландских областей. Значительно укрепилось положение гавельбергской церкви. Маркграф Альбрехт подготовил почву для создания на захваченных землях Передней марки (Пригниц). Сама идея крестовых походов нашла весьма своеобразное применение на саксонской почве: она вдохновила местных феодалов на завоевание Прибалтики [См.: 23, с. 68–69].
Сразу же после крестового похода маркграф Альбрехт и его старший сын Оттон участвовали в переговорах с польским князем, проходивших 6 января 1148 г. в Крушвице. В них принял участие и магдебургский архиепископ Фридрих. К. Мыслиньский полагает, что переговоры шли по, поводу «… разграничения политического влияния в славянских землях по Шпрее» [27, с. 118]. По мнению Шультце, это соглашение при учете обоюдных интересов в районе реки Шпрее могло для Альбрехта, в частности, обеспечить безопасность княжества гаволян от притязаний Полыни [139, s. 72]. Во всяком случае, соглашение было достигнуто, его закрепили браком Оттона с польской принцессой Юдитой.
Весной 1150 г. умер Прибыслав-Генрих. Его супруга Петрисса, являвшаяся опекуном при престарелом и болезненном князе, три дня скрывала его смерть, но сразу же послала гонца к маркграфу Северной марки, давая ему тем самым возможность успеть занять бург до того, как об этом известии узнает шпревянский князь Якса [57, s. 3].
Обо всех этих событиях мы узнаем из трактата Генриха Антверпенского, о личности которого почти ничего не известно. Он являлся приором в Бранденбурге. Судя по всему, хронист прибыл в Бранденбург вместе с потоком нидерландских переселенцев и был пригрет Асканиями. Писал Генрих свою хронику, пользуясь, как он сам говорит, различными преданиями спустя много лет после описываемых событий. В его рассказе об утверждении Альбрехта Медведя в Бранденбурге улавливаются противоречия. Если верить тому, что Альбрехт был признан Генрихом-Прибыславом легитимным наследником Бранибора, то не совсем ясно, зачем ему было необходимо овладевать крепостью с помощью солидной военной силы, как об этом пишет автор трактата, и зачем вдове князя Петриссе было утаивать в течение трех дней смерть своего мужа? Напрашивается мысль, что призвание Альбрехта Медведя было делом рук этой убежденной христианки. Автор данного трактата явно заискивал перед Асканиями за оказанные ему благодеяния. Чтобы польстить семейству маркграфов, Генрих Антверпенский стремился повысить престиж славянского князя, называя его «королем».
В 1150 г. Альбрехт Медведь занял города Бранибор и Гавельберг. Маркграф продолжал искоренять язычество, что еще до него проводил бранденбургский епископ Виггер. Было разрушено святилище языческого божества Триглава в Браниборе, но сама статуя Триглава была сохранена в качестве уникального памятника тонкой работы. В этом факте видится ловкий дипломатический ход маркграфа, который не хотел настраивать против себя местную знать. Сколько был маркграф в Браниборе, не известно.
Князь шпревян Якса из Кепеника с польской помощью овладел Бранибором. По поводу даты взятия им крепости имеются расхождения. Х-Д. Каль полагает, что это событие произошло в 1153 г. [См.: 88, s. 350–384]. Несколько иную позицию по этому вопросу занимает М. Гумовский, определяя время взятия Бранибора Яксой 1154 г. Он считает, что данный момент был наиболее удачным для нападения на Бранибор, так как начинался поход в Италию Фридриха I Барбароссы [См.: 74, s. 176–177]. Существует точка зрения, что Якса овладел Бранибором в том же 1150 г., когда его захватил маркграф. Мнение не противоречит сообщению источника, где уведомляется, что Бранбор был взят по истечении непродолжительного времени. По мнению К. Мыслиньского, Якса находился в Браниборе 7 лет, и именно его нужно считать последним славянским князем гаволян [См.: 114, s. 257].
Считается, что Якса, взявший Бранденбург, и шпревянский князь Якса — одно и то же лицо. О связях Яксы с Польшей свидетельствует то, что его имя упоминается в одной грамоте польского князя Болеслава вместе с любушским епископом Стефаном [134, № 1145]. Данное обстоятельство подтверждает предположение о тесной связи Кепеникского княжества с любушским епископством, созданным в 20-е годы XII века. Археологические данные также подтверждают наличие тесных экономических связей между Польшей и Кепеникским княжеством [См.: 101, s. 114–116].
Брать крепость штурмом шпревянскому князю не пришлось. В хронике Пулкава поясняется, что ее гарнизон состоял как из саксонских воинов, так и славянских [57, s. 4]. Генрих Антверпенский сообщает, что славянская часть гарнизона, якобы подкупленная Яксой, впустила его в город. Пленные были отправлены под конвоем в Польшу [57, s. 286–287].
Якса из Кепеника пришел к власти благодаря восстанию в Браниборе, поддержанному славянской частью крепостного гарнизона. Местная знать поддержала его как законного наследника Прибыслава-Генриха. Восстание не было проявлением языческой реакции. Попытки хрониста представить взятие Бранденбурга Яксой как следствие подкупа его охраны были призваны представить славянского князя узурпатором прав маркграфа на трон. До 1157 г. Якса владел и Гавельбергом. С приходом к власти этого энергичного славянского князя возникли пограничные конфликты с саксами. Так, например, в промежутке между 1153 и 1155 гг. был убит министериал администрации Асканиев Конрад фон Плецкау вместе с другими слугами германских феодалов: им в вину вменялись жестокость и притеснения в отношении славянского населения.
Почему же Альбрехт Медведь, самый могущественный династ за Эльбой, до 1157 г. не смог снова овладеть Бранденбургом? По мнению К. Мыслиньского, этому мешали прочные позиции Польши в регионе [114, s. 258]. Основная причина, по нашему мнению, кроется не в сложности польско-германских отношений, а в том, что Альбрехт Медведь до того времени не смог получить верховных владельческих прав на Бранденбург. Лишь получив их, он начал подготовку к овладению княжеством гаволян. Для этого маркграфу надо было искать себе союзников. На помощь саксонского герцога Генриха Льва не приходилось рассчитывать, так как отношения между ними были враждебными. Конрад Веттин, маркграф Мейсенской марки, ближайший сподвижник Альбрехта по захватам славянских земель, ушел в монастырь.
Для овладения Бранденбургом маркграфу пришлось проявить недюжинные дипломатические способности. Он заключил соглашение с магдебургским архиепископом Вихманом, по которому глава митрополии обязывался оказывать маркграфу военную и дипломатическую помощь, а взамен за поддержку архиепископу отдавался округ Ютеборг [88, s. 383]. Архиепископ имел собственные интересы в славянских землях, поэтому и поддержал маркграфа. Магдебургский архиепископ содействовал сближению польского изгнанника Владислава с императором, а маркграф Альбрехт укреплял отношения с чешским князем, породнившись с ним. Тонкий дипломат Альбрехт Медведь подключил к осуществлению своего замысла и императора. Фридрих Барбаросса обещал удостоить чешского князя королевской короной, если тот окажет ему военную помощь в предстоящем походе на Польшу. Вихман и Альбрехт добились того, чтобы в походе против Польши приняли участие и чешский князь, и император.
Осада Бранденбурга началась в апреле 1157 г. Крепость была прекрасно укреплена, и осаждающие несли большие потери. Осажденные ожидали помощи со стороны польских войск, но те не смогли оказать поддержки защитникам Бранденбурга ввиду сковывавшего их силы предстоящего похода императора в Польшу. Альбрехт Медведь заключил соглашение с защитниками крепости, после чего славянское войско с развевающимися знаменами удалилось в сторону Польши. 11 июня 1157 г. Бранденбург окончательно перешел в руки Асканиев. Якса, по-видимому, не был среди защитников цитадели и продолжал княжить в Кепенике. Закрепить достигнутый успех Альбрехту Медведю помог успешный поход Фридриха Барбароссы против Польши. В нем принял участие маркграф с сыновьями (за исключением старшего сына Оттона, женатого на польской принцессе). Таким образом, захваченные маркграфом владения были обезопасены от притязаний претендентов с востока.