Небольшая толпа уже сгрудилась вокруг мэра, двух плачущих людей и сомбреро. Людям было любопытно, что тут делается, но они лишь стояли и смотрели на мэра, двух плачущих людей и сомбреро.
Толпа в основном помалкивала. То и дело кто-нибудь чуточку перешептывался. Затруднительно вообразить, что эти самые люди вскоре будут давить местную полицию, до упора воевать с Национальной гвардией, а затем палить по танкам, парашютистам и тяжеловооруженным вертолетам. Если поглядеть на них теперь, ни за что не скажешь ничего такого.
Мэр все пытался заставить двух мужиков утихнуть, чтоб он мог разобраться, но головы этих двоих утопали в слезных водопадах, и оба не в состоянии были умолкнуть или объясниться.
Толпа перешептывалась.
– Это что, сомбреро? – прошептал один.
– Это сомбреро, – прошептали ему в ответ.
– Что оно делает посреди улицы?
– Не знаю. Сам только подошел.
– Потерял кто-нибудь?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю.
– Я сам знаю, что ты не знаешь, ты же только что меня спросил.
– Точно. Спросил. Извини.
– Тут не за что извиняться.
– Спасибо.
На другом краю толпы тоже зашептались:
– Чего это они плачут?
– Это что, мэрский родич?
– Ага.
– Чего он плачет? Я раньше не видал, чтоб он плакал. Вроде плаксой никогда не был. Я с ним в школе учился. Он легкоатлетом был. Пробегал стометровку за десять и три. Еще какой бегун. Ни разу не плакал.
– Тихо! Я хочу послушать, что мэр говорит.
– В те времена десять и три – не хухры-мухры.
– Это все прекрасно, но я хочу послушать мэра.
– Я что, слишком много говорю?
– Да!
Мэр уже не на шутку разозлился.
– ХВАТИТ РЕВЕТЬ! – закричал он. – ПРЕКРАТИТЕ СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ! СЛЫШИТЕ? Я ВАШ МЭР! Я ВАМ ВЕЛЮ ПРЕКРАТИТЬ!
От воплей мэра двое, естественно, продолжили плакать и заплакали еще сильнее, если это возможно, а это, как выяснилось, возможно.
Шепотки продолжались:
– Чего это мэр орет? Я раньше не слышал, чтоб он орал.
– Не знаю. Я за другого кандидата голосовал. А ты за мэра?
– Ага, я за него.
– Тогда не спрашивай, чего он орет. Сам же за него голосовал.
Зашептались две женщины:
– Какой скандал!
– Где скандал?
– Здесь.
– А.
Шептались дети:
– Эти люди плачут.
– Ага, хуже нас.
– Если б я так ревел, меня бы в комнату – услали.
Шептались старики:
– Слыхал? Нам социальную страховку повысят.
– Не-а, не слыхал.
– Четыре и один процента с ноября, если Конгресс одобрит.
– А если не одобрит?
– Что?
– Я говорю, если Конгресс не одобрит?
Шептались две домохозяйки:
– У меня задержка на восемь дней.
– Думаешь, опять залетела?
– Надеюсь, нет. Троих с головой хватит.
– Помнится, ты как-то говорила, что хочешь ровно дюжину.
– Я, значит, была не в себе.
Шепот набирал обороты.
Толпа росла и оживлялась.
Внезапно шепот зажужжал пчелиным роем.
Толпа шаг за шагом по расписанию двигалась по пути, что приведет их к борьбе с федеральными войсками и сунет городишко в центр всемирного внимания.
Уже недолго.
Какие-то несколько часов, и уши их свыкнутся с грохотом пулеметов и артиллерийским огнем, а весь мир станет на них смотреть.
Всего несколько дней оставалось им до прибытия президента Соединенных Штатов, который оценит ущерб и протянет целительную пальмовую ветвь утешения и примирения.
Он также произнесет знаменитую речь, которую выгодно сравнят с Геттисбергским посланием Линкольна.[4] Через несколько лет ее напечатают в школьных учебниках. И еще объявят государственный праздник – в память о погибших и дабы вновь настроить живых на дело национального единства.