Следствие сомбреро

Лимонад

Пока он отчаивался из-за одинокой нити японского волоса, целая голова этих волос, долгих, и прекрасных, и таких замечательно черных, лежала и спала в районе Ричмонда, Сан-Франциско.

Слава небесам, у юмориста и мысли такой не возникло.

Он бы превратил ее в бритвенно-острую манию. Эта мысль только усугубила бы его отчаяние из-за финала романа с японкой.

«Я тут схожу с ума в поисках одинокой нити японского волоса, а ведь два года рядом со мной была целая прическа».

Ему было бы ужасно.

Из бездны его жизни выпало бы дно.

Да уж, очень хорошо, что у него не возникло этой мысли, пока он шарил на полу, а вся жизнь мелькала перед глазами.

Он тонул в нити японского волоса.

Эта нить потерянного волоса – все равно что выпасть за борт посреди Тихого океана.

Он хватал воздух ртом, а его жизнь передержанным кустарным кино скакала от сцены к сцене в гостиной его головы, и все его родственники, и друзья, и любовницы смотрели это кино жарким летним вечером с бокалами ледяного лимонада в руках, и им было интересно, когда они появлялись на экране, и скучно, когда не появлялись, разве что всем любовницам было интересно, с кем он ложился в постель.

Одного лишь человека не было в кино.

И она спала в шестнадцати кварталах от юмориста.

У нее полно было долгих черных волос. Японских волос, в которых он мог тонуть вечно.