Слёзы Матери Богов

I. Эррилаэт

Удивительно тонкие пальцы тенями легли на широкие светлые струны. Ловкими и тонкими нитями полетела музыка сквозь полумрак залы. Окружая очаг, цепляла она уши и сердца грубых людей. Эрри подался вперёд. Эта мелодия отличалась от всего, что пел странник до того. Она будто поднялась над горами и облаками, увлекая его за собой. Маска загудела изнутри, наполняясь могучим голосом. Он раздавался будто изо всей головы, до полна заполняя потоки музыки.

Там далеко-далеко, в центре всех земель…

Если мелодия окрылила, подняла Эрри, то слова подхватили его, понесли сквозь земли, поля и горы. Странник пел о дальних краях и странах, краткими строками будоража воображение и перенося Эрри прямо туда.

Янтарными слезами плачет матерь богов…

Странник пел о богах. О тех, кто умер и сгинул. О тех, кто навсегда оставил эти земли без присмотра и заботы. О тех, кого вовсе не осталось. О тех, чьи облики позабыли уже и деды дедов.

И чтобы всю боль искупить,

Хватает слезы той испить.

Поднимутся люди, поднимутся страны,

Затянутся все старые раны.

Умножатся силы, просветлеют умы

Лишь стоит испить той янтарной воды

Эрри сидел и слушал, слушал… Перед ним проносились прекрасные владения. И будто даже Слезы Матери Богов звали его. Подумать только! Ведь все это может быть правдой! Просветлеют, прояснятся умы: чего же ещё ему надо? Быть может это поможет ему понять, как он оказался столь глубоко в пещере, в холодном и липком челне?..

Эрри даже не заметил, как странник закончил петь. Не заметил, как тот, собрав костяшки с темными выжженными рунами, исчез. Все его мысли оказались заняты прекрасной песней и видением янтарным слез, что могут все открыть и все познать.

Зал вновь наполнился шумом голосов. Здесь пахло большими животными и чем-то кислым. Было душно и сумрачно, дым заполнял комнату, отчего и смотреть, и дышать было неприятно. Эрри тут не нравилось, все напоминало ему отчего-то пещеру с низким потолком. Аккуратно, стараясь быть как можно менее приметным, он пробрался к круглому очагу в самом центре. Над ним поднималась удерживаемая лишь крышей труба.

Здесь было жарче всего. Худой человек с не аккуратными усами мешал что-то в пузатом котле. Его содержимое выглядело скверно, но пахло даже вкусно. Неловко переваливаясь с ноги на ногу, Эрри привлек внимание и задал свой вопрос.

Тот широко открыл маленькие глаза и замер. За спиной затихли разговоры. Эрри вмиг стало ещё более неуютно. По телу прошла пока едва заметная серебряная рябь и он съежился. Что? Что он не так сказал? В зале повисла тишина, прерываемая лишь хрустом и треском огня в очаге. С ужасом Эрри почувствовал, как поплыли черты его лица, одежда. В панике он впился в эту форму, но сделал только хуже. Лоб и щеки стали обвисать, кожа серебриться.

— Нечисть! — заорал сзади грубый голос.

Эрри испуганно бросился куда-то в сторону, но ударился о руки и мех. Его ударили чем-то тяжелым, все тело взвыло от боли десятком голосов.

— На улицу его! Жечь! Жечь!

Эрри попытался обмякнуть, растечься серебряной лужей. Но от паники он только замер в своей нелепой полуформе. Грубые, мозолистые ладони подхватили его, потащили. Через пальцы он чувствовал ненависть, злобу… и страх людей. Свет ударил по “глазам”, Эрри сжался, скорчился.

— Камнями его закидать!

— Нет, лучше сжечь! Наверняка!

— Сжечь! Сжечь! Сжечь!

Эрри задергался в ужасе, когда зарычало на улице пламя. Он собрал “глаза” вместе, мир вспыхнул вокруг яркостью цветов и четкостью образов. Вокруг такие прекрасные горы! Белые ледники и снежники, ниточки ручьев и роскошные ковры лесов и цветочных лугов. А ближе окружали его домишки и злые, злые лица людей.

Пламя, вынесенное из очага, заревело совсем уже близко, почти у самых ног. Руки держали крепко-крепко, а Эрри так дрожал и боялся, что не мог даже стать самим собой, выскользнуть из их пальцев серебристой жидкостью. Его подняли, оторвав от каменистой земли. В панике, Эрри закрутился, завертелся, но тщетно: люди были столь же неумолимы, как и ревущее пламя.

— Эй! — прорвался сквозь гам вокруг другой голос, — Что вы делаете?

— В костёр! В костёр! В костёр! — кричала толпа.

Люди вокруг вдруг замолкли, стали переговариваться тише, взволнованнее. Эрри неловко замер на руках. Изогнувшись, он посмотрел назад, на единственную улицу деревеньки. Решительным шагом к толпе двигалась фигура с обнаженным клинком.

— Он же живой! — светловолосая девушка в меховой куртке остановилась перед самой толпой.

— Это ж нечисть! — сказал бородатый мужик и другие поддержали его ропотом.

— В сторону! — отрезала девушка и сделала шаг вперёд.

Мужики нехотя отступили перед острым клинком.

— Девка — хьольга! — проговорил кто-то, — Я слыхал песни про них…

— Верно! — гордо сказала девушка и сделала ещё один шаг, — Тогда знаешь, что с вами будет, если его не отпустите!

Толпа заворчала, Эрри почувствовал неуверенность в руках под ним.

— Нечисть надо сжечь! — сказал молодой мужик с ненавистью.

Девушка вдруг удивительно быстро и изящно двинулась вперед. Клинок как будто исчез, превратившись в линию. Меч сверкнул вокруг шеи, раздался легкий звон и в воздух взмыл амулет парня. Он испуганно отшатнулся, а девушка вторым, уверенным движением подхватила украшение концом меча.

Толпа брызнула в стороны, а Эрри почувствовал, как слабеют под ним руки. С размаху его уронили на камень дороги. Уже побитое тело вновь взвыло десятком голосов. Испуганно он съежился на прогретых солнцем камнях. Эрри все ещё чувствовал, ненависть и злобу, окружающую его.

— Нечисть! — снова крикнул кто-то, уже издалека и менее решительно.

— Тихо! — прикрикнула девушка, — Эй ты! Поднимайся, если можешь!

Последние слова были адресованы уже Эрри: спасительница стояла уже рядом с ним. Он вдруг почувствовал сквозь её ногу напряжение, гнев и… страх. За непроницаемой маской смелости и праведного гнева она все равно боялась этого сборища из десятка мужиков и тёток. Пускай, и был у неё меч, а они все были безоружны. Её чувства будто встряхнули Эрри и из серебряной капли его тела встала дрожащая человеческая фигура. Крик страха вырвался из толпы, а девушка едва заметно вздрогнула.

— Хорошо, — сказала она и стала отступать, перебрасывая взгляд с одного мужика на другого.

Эрри, неловко спотыкаясь, последовал за ней, сжимаясь от взглядов, исполненных гнева и страха.

— Проваливай! — крикнул кто-то уже позади, — Забирай эту нечисть с собой! Девка тупая!

— Дура! Сука! Мерзкая чужестранка! — понеслось паре вслед.

Эрри почувствовал, как гнев вспыхнул в девушке в сто раз ярче уготованного ему костра. Но она смолчала, только лицо её исказилось, а шаг стал шире. Он тоже ускорился и вскоре аул скрылся, когда они нырнули в сосновую лощину на склоне горы. Девушка все шла и шла, то и дело оборачиваясь, будто проверяя, нет ли за ними погони. Эрри послушно семенил за ней, переступая через камни и поваленные стволы.

Они вышли на небольшую полянку и девушка наконец остановилась, обернулась.

— Всё ещё идешь за мной? — спросила она с легкой ухмылкой.

— Иду, — подтвердил Эрри и та чуть не упала от неожиданности.

Присела на бревно.

— Ого, — сказала она, — Значит, ты можешь не только выглядеть, как человек, но и говорить как человек?

— Я просто говорю, — обиделся Эрри, — А не как человек.

Страх наконец отступил и он собрал себя в человека, очень молодого и бледнолицего. Поежился: легкая одежда была частью его самого и от холодного ветра его ничего не спасало.

— Ничего себе, — сказала девушка уважительно, — Тогда точно не жалею, что за тебя вступилась.

— Спасибо, — сказал Эрри и тоже сел.

Девушка была рослой, выше многих мужчин в ауле и выше Эрри в любом из его обликов, хотя и совсем молодой. У неё были прямые брови и глаза глубокого синего цвета. Эрри показалось, что в её глазницах спряталось вечернее звёздное небо. Волосы, удивительно светлые для всех местных, были заплетены в несимметричные косы. Одежда — меховая и кожаная, как и у тех, кто был в ауле, но качеством куда лучше. Увесистый рюкзак она положила рядом, а чуть изогнутый меч вернула в ножны.

— Почему ты меня спасла? — спросил Эрри, — Тебе же тоже было страшно.

— Не было, — уверенно соврала девушка, — Но я очень не люблю, когда людей жгут на кострах. Или тех, кто так похож на человека. А ты ещё и разумный оказался.

— Спасибо, — повторил Эрри, продолжая разглядывать девушку, та делала то же самое.

— Имя у тебя есть? — спросила воительница.

— Есть. Ну, наверное, — Эрри засомневался, — Ну я думаю, что это моё имя. Эррилаэт. Но слишком уж оно длинное, Эрри нравится мне больше.

— Хорошо, — она чуть улыбнулась, — А меня зовут Грейсзар, но можно и просто Грейс.

Девушка поднялась, подхватив свой рюкзак. Двинулась вниз по лесистому склону. Эрри подскочил и последовал за ней.

— Всё идёшь за мной? — вновь спросила Грейс через плечо.

— У меня никого нет, а ты мне помогла. Могу стать тебе другом! — и, переменившись, Эрри добавила, — Или подругой. Идти вместе, по пути.

— А как ты вообще здесь оказался, — Грейс глянула через плечо, — оказалась, что у тебя никого нет? Хотя ты в самом деле выглядишь чудно, даже когда человек.

Из леса они вышли к реке, что терялась среди громады белых камней. Слышен был лишь неотступный рокочущий шум. Деревенька, где Эрри чуть было не сожгли, едва виднелась выше по течению.

— Я не знаю… — начала Эрри и развела руками.

Перед глазами возникло воспоминание, ещё столь свежее. Эрри не помнило, как возникло осознание самоё себя и ощущение всего вокруг. Первым был звук, рокочущая вода. А вокруг что-то холодное, окружавшее жидкость его тела со всех сторон. Оно лежало внутри так долго, что в нем родилось ощущение времени. Собрав силы, оно потянулось и холод сверху поддался. Рокот воды перебил скрежет и бесформенная капля оказалась на свободе. Медленно и не спеша, оно ощупывало собой все вокруг. Оно ещё не знало, что может видеть, ведь вокруг была абсолютная тьма. Вода, холодная и громкая была совсем рядом и капля не полезла в шумный поток.

Ощупало свою темницу снаружи — что-то холодное и продолговатое, все во вмятинах и глубоких царапинах. Серебро его тела нащупало углубления, непохожие на остальные. Пройдя по нему своим отростком, внутри появилось слово — Эррилаэт. У него появилось имя.

Вскоре оно обнаружило туннель — длинный предлинный, и порой такой узкий, что ему приходилось напрягаться всем телом, вытягиваясь в длинную нить. Эрри ползло все выше и выше. Однажды, из дыры в стене задул поток горячего воздуха и Эрри поняло, что все время до этого, ему было холодно. Серебряная капля поднималась все выше и выше.

Ему встречались другие живые существа — и больше, и меньше его самого. Некоторые были бледными и мягкими, другие темными и жесткими. Но не было никого, кто был бы похож на самого Эрри. Вскоре появилось и другое чувство — голод. Но он долго не мог его утолить. Он набросился на одну бледную и маленькую тварь, но чувство животного страха ошеломило его и он отпустил. Прошло ещё много времени, прежде чем нестерпимый голод вынудил его действовать. Эрри поймал и полностью поглотил небольшое безглазое существо с твердым панцирем. Внутри все рвалось от смеси чувств — собственных и чужих. Но пришла сытость и оно, оставив позади панцирь, поползо дальше.

Все выше и выше — и вскоре все вокруг стало не черным, но серым. Эрри поняло, что может видеть и узнало, что есть цвета. Подсознательным усилием, Эрри сфокусировало глаза на поверхности своего тела. Вокруг был снег и голубой лед, дышалось тяжело. То и дело налетали порывы морозного ветра, который грозил превратить всего Эрри в серебристую ледышку. Но его поразил простор. Его поразило небо. Его поразило то, что стен не было, не было потолка. С одной стороны горы уходили в самое небо, превращаясь будто в единую стену из камня и льда. С другой же горы опускались и виднелось что-то зеленое.

И оно повернулось спиной к самым высоким горам и пошло, сквозь снег и лед, оставляя за собой и пещеру.

— …и потом селяне из Ладыга захотели тебя сжечь, — закончила его историю Грейс.

Все время она молча слушала его. Иногда приоткрывала рот, но так ничего и не сказала. Оказываясь совсем рядом, Эрри чувствовал от неё смешанные эмоции: удивление и непонимание. Грейс, кажется, сама не понимала, верить ему или нет.

— Как так вышло-то? Ты же облики меняешь! Сейчас я бы и не сказала, что ты и вовсе не человек. Так, чужестранец.

— Я кое-что сказала, — потупилась Эрри, переступая через ручеек, — Все стали смотреть на меня. От паники я потеряла форму и, ну…

— А что ты им сказал. а-то? — удивилась Грейс.

Эрри повторила. Девушка остановилась и расхохоталась.

— Ну ты даешь! — продолжая посмеиваться, сказала Грейс, — Хотела бы я на их лица посмотреть!

Эрри неловко улыбнулась и развела руками. Они продолжили спускаться по долине реки. Местами дорога терялась среди громадных белых камней. Взгляд Эрри наткнулся на развалины дома. С одной стороны он казался абсолютно целым, но другой у него просто не было. Снизу был только обрыв, но не пол. Грейс объяснила, что озеро, выше по течению, вышло из берегов. Сель потащил воду, камни и вырванные деревья. Река Дырвáсу уничтожила почти все поселения, что были в долине. Лишь немногие дома остались целыми, со всеми стенами, крышей и полом.

Вдвоем они обогнули отрог горы и стали подниматься уже по другой долине. То тут, то там виднелись неказистые башенки. Как сказала Грейс, местные балдынцы часто складывают их из плоских камней. Горы вокруг изобиловали такой породой, оттого этот материал встречался здесь чаще всего другого.

— Так куда ты идёшь? — спросила Эрри.

От непростого подъема всё её тело едва заметно расширялось и сжималось.

— Только вперёд! Из этих гор, наружу! — гордо сказала Грейс.

— Я тоже туда хочу, — задумчиво пробормотала Эрри.

— И зачем? Сама же сказала, что ничего не знаешь.

— Поэтому и хочу. Хочу узнать все про себя. Хочу добраться до Слез Матери Богов. Выпить и понять, что я такое.

Грейс посмотрела на Эрри уважительно.

— Тогда нам по пути, — улыбнулась она, — По крайней мере пока. Я тоже иду к центру земель, к своему народу.

— В ауле сказали, что ты хьольга, — вспомнила Эрри.

— Да, так зовется мой народ, — кивнула Грейс, — Они живут далеко — далеко отсюда, в холодном поясе центральных земель. Гордый народ суровых воительниц. Таких, как я!

— А как ты оказалась здесь? Как ты сказала, в балдынских горах? Если твой народ так далеко.

— Не знаю, — недовольно ответила Грейс, забираясь на мшистый камень и подавая руку Эрри.

Рука твердая, жесткая и сильная.

— Всё, что знаю, это то, что воительница-хьольга принесла меня в дом к Альхье и вскорости умерла.

Она ласково провела пальцами по рукояти меча на поясе.

— Этот клинок — её, последнее, что от неё осталось. Но она не была мне матерью. Она четко передала это. Так что можно сказать, — выдохнула Грейс и выпрямилась, — Я ищу не только свой народ, но и мать.

Эрри кивнула, также уважительно. Они продолжили путь, поднимаясь по долине. После очередной каменистой гряды остановились.

— Ты голод…на? — спросила Герйс, оглядывая Эрри, — Слушай, а ты можешь вернуться? Ну, я имею в виду, в то, каким ты был на поляне в лесу.

— Хорошо, — чуть удивленно сказал он и снова вытащил из памяти форму бледнолицего мальчика, — А зачем?

— Так привычнее, что ли, — дернула плечами Грейс, — Первое впечатление ведь самое важное. А девочка эта как будто и не ты. И в родах я путаюсь.

— Ладно, — уже искренне удивился Эрри, — Но это тоже не я. Это просто кто-то, кого я отчего-то помню.

— В каком смысле? — наклонила голову Грейс и передала Эрри большой серый сухарь с полоской вяленого мяса.

Тот отправил все это разом внутрь, по-человечески через рот, и начал с аппетитом поглощать, наслаждаясь прекрасным соленым вкусом.

— Какой ты всё-таки странный, — ухмыльнулась Грейс, — Люди обычно жуют. Так что там с твоей памятью?

— Я не могу превращаться во что угодно, — объяснил Эрри, продолжая наслаждаться едой внутри себя, — У меня это никак не получается. Но я помню несколько обликов. Ими я и могу становиться.

Он замолчал, глядя в наполненные интересом бездонные глаза Грейс.

— Есть ещё другие, — продолжил Эрри, — Кроме этих. Их больше. Но я их помню плохо. Только смутные образы. И у всех чего-то не хватает.

— Эх жаль, — жуя сказала Грейс, — Всегда хотела посмотреть на себя со стороны.

Доев, они продолжили путь. Солнце почти завершило своё небесное путешествие. Стало холодно, поднялся ветер. Узнав, что Эрри холодно и одежда его ненастоящая, Грейс удивилась. Отдала ему плотные шерстяные рубашку и штаны.

— Сапог вторых у меня нет, — хмыкнула она, закрывая рюкзак, — Надо нам с тобой найти ночлег. Может и купим что-то.

Солнце скрылось за снежным хребтом, когда пара добралась до небольшого поселения. Сложенные из плоского камня домишки расползлись по берегу бирюзового озерца. Над ним и аулом, как и всегда, высилась невысокая башенка из того же материала, что и вся остальные дома. Когда они подошли ближе, стало слышно заунывное пение. Эрри вспомнил песню странника в маске и понял, что они плачут и умоляют. Только бы Актар вернулся. Только бы Актар вновь защитил. Только бы Актар вновь пригрел своих несчастных и оставленных детей. Только бы Актар сразил своей божественной дланью всех врагов.

— Не повторяй того, что сказал в Ладыге, — предупредила Грейс.

— Не буду! — торопливо заверил её Эрри.

На странную пару: девушку-хьольгу и бледного мальчика с большими глазами местные балдынцы смотрели с явным недоверием. Но уверенность Грейс, косточки с рунами в виде платы и жалостливый вид Эрри сделали свои дело. Последний оказался обладателем плохеньких сапог, меховой куртки и прожжённого местами одеяла. От зябкой ночи они спаслись в старом хлеву. Ветер сюда не проникал, но и пахло гадостно.

Убедившись, что Эрри снова ничего не ляпнет, Грейс дала ему три костяшки с рунами и отправила за лепешками. Сама она стала готовить ночлег.

Вскоре Эрри вернулся без денег, неся крупную деревянную миску с наваристой похлебкой и тремя лепешками.

— Ого! — удивилась Грейс, разделяя горячий ужин с Эрри, — Как ты так умудрился?

— Я сказал как есть, что мы голодны, — пожал плечами он, — Просто нашел женщину, которой стало нас жалко.

— Молодец! — похвалила его Грейс, — Если хотим добраться до центральных земель, твои таланты буду очень для нас кстати!

“Кажется она не поняла”, — подумал Эрри, — “Как хорошо я понимаю, что люди чувствуют, какие эмоции”.

Поев, стали укладываться. Грейс постелила себе чуть поодаль от Эрри, легла с мечом, обняв ножны как человека. Он был все ещё близко к ней и почувствовал стену, сотканную из гордости, неприязни и чего-то ещё, чего и сама Грейс не могла себе объяснить. Эрри не хотелось лежать одному и мерзнуть, но меч был страшнее холода. Он лег и растекся под одеялом серебристым пятном и, расфокусировав зрение, заснул.