Сломанная

8

Юра

Утром он проснулся от лёгкого шороха поблизости — всегда чутко спал. Приподнялся на постели, огляделся — и первые несколько секунд никак не мог понять, где вообще находится. Потом вспомнил и удивился, осознав, какую дичь творил накануне.

Юра откинул одеяло и опустил ноги на пол, пошевелив пальцами. Вчера перед сном он снял носки, и теперь они лежали в изножье кровати, связанные узлом. Юра развязал их и надел, несмотря на то, что пол был тёплым.

Стыдно было ужасно. Сначала полез через перила, потом несколько раз соврал хорошей девушке, ещё и жильё у неё выцыганил зачем-то… Сейчас, утром — а утро, как известно, мудренее вечера — всё казалось каким-то особенно нелепым и дурацким. Юра всегда утверждал, что в человеческих поступках, даже в самых идиотических, должен быть какой-то смысл. Ну, наверное, должен быть… вот только Юра его не видел. Всё, что он совершил накануне, казалось ему сейчас абсолютно лишённым смысла — начиная от «попытки самоубийства», заканчивая просьбой о сдаче комнаты.

Невольно вспомнилась картинка: на плечах у человека сидят ангел и чертёнок, и оба что-то нашёптывают ему на ухо. Вот вчера Юра однозначно слушал только чертёнка, игнорируя ангела. «Бес попутал», что называется…

Впрочем, сегодня ещё не поздно всё исправить. Нужно просто извиниться перед Соней, всё объяснить, сказать, что их договорённость можно аннулировать, ведь Юре есть где жить. Да, будет стыдно, даже более чем стыдно, но это, по крайней мере, позволит ему остаться нормальным человеком хотя бы в собственных глазах. А Соня… пусть думает что хочет. Даже если заедет Юре по лицу, ничего страшного — заслужил.

Приняв это, как ему показалось, твёрдое и взвешенное решение, Юра встал с постели, намереваясь немного размяться перед душем — он привык делать утреннюю гимнастику, — но не успел, потому что из коридора в гостиную вошла Соня. Во вчерашнем халате, но с белым полотенцем на голове.

— Доброе утро, — сказала она, мазнув по Юре мимолётно-равнодушным взглядом, как у участкового терапевта во время приёма очередного скучного пациента. — Я закончила, ты можешь идти умываться.

Юра кивнул и хотел уже сказать что-то в стиле: «Соня, извини, я виноват перед тобой» — но язык у него прирос к нёбу, когда он посмотрел в её синие глаза. Это длилось всего пару секунд — потом Соня прошла мимо, к себе в комнату, но Юре хватило, чтобы растеряться и начать сомневаться в собственном решении. Несомненно, это решение было правильное, честное и порядочное, но следовать ему не хотелось. Вообще не хотелось покидать эту квартиру и эту девушку, хотелось, наоборот, остаться рядом и разгадать её. Понять, отчего Соня настолько странная и по какой причине вообще не улыбается…

Юра думал об этом, пока умывался, без конца споласкивая лицо ледяной водой, чтобы взбодриться и включить мозги. Взбодриться получилось, а вот мозги работать не желали, по крайней мере, в том направлении, в котором обычно всегда рассуждал Юра. Он старался быть объективным, никого не обманывать, да и в общем относиться к другим так, как ему бы хотелось чтобы относились к нему. И Юра знал, что ему самому не пришёлся бы по душе подобный обман. Значит, надо сказать Соне правду. Сказать, извиниться и попрощаться.

Когда Юра думал о «попрощаться», в нём всё протестующе восставало. Он совсем не желал прощаться, и, если бы был шанс, сказав правду, продолжать встречаться с Соней, он бы сказал, не колеблясь. Однако Юра ощущал интуитивно, что его единственный шанс общаться с Соней — ложь. Иначе никак.

Значит, следует продолжить лгать?..

Так ничего и не решив, Юра вышел из ванной и направился на кухню, где Соня уже сидела за столом и пила кофе. Прямо перед ней стояла тарелка с двумя куриными яйцами, рядом лежал бутерброд с сыром. Юра повёл носом: пахло на кухне замечательно — кофе и тёплым хлебом. Этот запах вызвал у парня такое слюнотечение, что Юра моментально забыл собственные душевные метания, сел за стол и с энтузиазмом схватился за свою чашку с кофе.

— Осторожно, горячий, — произнесла Соня, и Юра остановился, так и не донеся напиток до рта. — И там нет сахара. Я же не знала, какой кофе ты любишь. И сливок тоже нет. Вот, если нужно, сахар и сливки.

— Ты права, — улыбнулся Юра, взял ложку и добавил сахар в свою чашку. — Я действительно не пью горький кофе. А вот сливки… Могу с ними, могу без — неважно. А ты какой кофе любишь?

— Сладкий. Со сливками или молоком, — ответила Соня, взяв в ладонь яйцо. Постучала по нему ложкой и начала чистить. — Там на сковороде такой же бутерброд, как у меня. Я разогрела хлеб и положила сыр, чтобы он растаял. Возьми, если любишь такие бутерброды.

— Конечно, люблю! — восхитился Юра, улыбаясь шире. — Какой же мужик не любит бутерброды! Лучше, правда, с колбасой, но и с сыром тоже ничего.

Ему показалось, что на лице Сони появилась тень улыбки. Нет, не сама улыбка — только её преддверие. Потеплевшие глаза и немного приподнятые уголки губ. Может, показалось, конечно… Так или иначе, но Сонино лицо преобразилось, став менее холодно-равнодушным.

— Какой же ты мужик, — сказала она тем не менее спокойно, совсем не шутливым тоном. — Ты ещё молодой совсем парень. Институт-то хоть закончил?

— Конечно, — кивнул Юра, даже слегка обидевшись. — Мне уже двадцать три.

— Надо же. Я думала меньше.

Он взял со сковородки всё ещё горячий бутерброд — сыр на хлебе расплавился и аппетитно свисал с краёв — и, садясь обратно на табуретку, поинтересовался, стараясь говорить нарочито равнодушным голосом:

— А тебе сколько, Соня?

Едва не упал, услышав невозмутимый ответ.

— Тридцать три.

Вскинул изумлённый взгляд, изучая лицо девушки. Десять лет разницы… Нет, такого Юра не ожидал.

Но теперь, глядя на Соню при утреннем свете, а не в вечернем полумраке или при электрической лампочке, Юра замечал то, что не видел накануне.

Соня действительно была скорее «женщиной», а не «девушкой», но Юра всё равно не смог бы назвать её так. Несмотря на то, что теперь понял — она выглядела на свой возраст, наверное, потому что была явно очень уставшей, с синяками под глазами и взглядом, полным грусти.

Просто Соня по-прежнему ему безумно нравилась.

— Послушай… — вдруг начала говорить она, когда Юра, пытаясь скрыть смущение, откусил от бутерброда и чуть сразу не выплюнул откушенный кусок — настолько горячим оказалась сторона, которой хлеб лежал на сковороде. — Я хотела сказать насчёт комнаты…

— Я заплачу сегодня же, — перебил Соню Юра, ощутив не иначе чем пятой точкой, что девушка хочет всё отменить. — Могу даже сейчас тебе на карту перевести, только номер скажи.

Соня вздохнула, закусила губу, явно раздумывая, а потом с неохотой пробормотала:

— Ладно, я всё-таки обещала. Но вот что, давай договоримся — ты будешь искать для себя другую комнату. И максимум через три месяца съедешь.

— Хорошо, — кивнул Юра, обрадовавшись, и вновь широко улыбнулся. Обычно его собеседники в ответ на такую улыбку улыбались в ответ, но только не Соня.

Она всего лишь вздрогнула и отвела глаза, будто улыбка Юры её чем-то смущала.