— Лорелея, дорогая, пожалуйста, сиди прямо. Видеть не могу, как ты горбишься.
Мама многого терпеть не могла. Когда горбятся, жуют жвачку. Когда у Лорелеи волосы падают на лицо, когда на ней были белые туфли в День труда. Лорелея заставила себя выпрямиться и завязала еще одну розовую ленточку вокруг подарочной сумочки, которую делала для дочери одной из подруг матери. Сумочка предназначалась для вечеринки, которая должна была состояться за три-четыре недели до рождения ребенка, на ней будущим родителям вручали подарки.
— Извини, мам. Немного устала сегодня.
— Неудивительно. Ты беспрестанно носишься от студии Коннора к галерее Виви, потом эти твои встречи и все остальное. Я и не видела тебя толком целую неделю.
Она действительно была занята, и к лучшему, что мать объясняла это отсутствием Коннора и Виви. Лорелея не видела необходимости посвящать ее в истинные причины. Донован прекрасно снимал ей стресс не только физически, но и морально. Представлял для нее одновременно превосходный звукоотражающий экран и жилетку, в которую можно поплакаться.
— Сара Дженсон рассказывала, какую речь ты произнесла на ланче, посвященном вопросам руководства женщинами. Жаль, я не могла присутствовать и услышать все сама. Сара сказала: речь просто замечательная.
— Спасибо, мама. Виви дала тему, и мне приятно, что так удачно все получилось.
— Да, дорогая. Горжусь тобой. Я всегда знала, это в тебе есть. Просто понадобилось немного больше времени, чтобы все встало на свои места.
Боже, это было подобно вручению колючей розы и ожиданию того, как ты улыбнешься, когда шипы вонзятся в кожу.
Лорелея просто кивнула и отмотала еще полметра розовой ленты. Еще пять коробочек, и она сможет потихоньку исчезнуть, а мать останется довольной, что дочь ей так помогла.
— Что касается…
Мама произнесла это обычным тоном, но Лорелея насторожилась. Спокойный тон означал все что угодно, только не самую обычную тему.
— Я слышала, Джек Морган приглашал тебя поужинать.
Связь между Сарой Дженсон, ланчем и Джеком Морганом совершенно не прослеживалась, но Лорелея решила не обращать на это внимания.
— Как ты узнала об этом?
— Джек сказал об этом своей матери, а Дороти мне.
Зачем, боже мой, ему понадобилось говорить об этом своей матери?
— Правда?
— А что?
— Просто я объяснила ему, что буду невероятно занята до тех пор, пока Виви не вернется, вот тогда и поговорим об этом.
— Ты будешь говорить об этом, Лорелея.
— Мам, ты только что сказала, насколько я сейчас занята. Не то чтобы наотрез отказалась. Но я хочу сосредоточиться на том, что уже есть. У меня достанет времени ходить на обеды и ужины, когда Виви вернется, появится возможность сделать то, что не успеваю сейчас.
— Прекрасно. Просто мне хотелось, чтобы ты знала: это замечательная идея. Джек именно тот, кто тебе нужен.
— А что думает по этому поводу миссис Морган? — Лорелея не смогла скрыть сарказм, но мать не отреагировала.
— Дороти очень хотела бы забыть то, что было.
— Надеюсь. Прошло уже почти десять лет.
Миссис Морган была президентом учительско-родительской ассоциации колледжа Святой Катерины, когда первокурсники, среди них и Лорелея, выступили с протестом по поводу закона, требующего соблюдения формальностей. И хотя официально ничего не предпринималось, ничья вина не была доказана, миссис Морган все еще с неодобрением посматривала на Лорелею всякий раз, когда встречала ее.
— Похоже, в ее саду давно не цветут розы, — спокойно добавила Лорелея. — Нужно добавить немного навоза, это прекрасно удобряет почву.
Мать нахмурилась и покачала головой, резко меняя тему разговора.
— Так ты согласна поужинать с Джеком?
Черт побери!
Она совершенно потеряла бдительность.
— Не знаю, мам. Посмотрим.
— Почему, милая? С ним что-то не так?
— Насколько мне известно, с ним все в порядке. — Это было чистой правдой. Джек идеальный мужчина. Но сообщать об этом матери не стоило, та не захочет слушать о том, что Джек вызывает у нее нервную дрожь или, наоборот, не вызывает. — Я его совсем не знаю.
— Вот для этого и существуют первые свидания.
Мама обычно держалась в стороне от любовных похождений дочери, но помолвка и свадьба Виви, видимо, заставили проявить большее внимание к этой стороне ее жизни. Возможно, скоро пройдет.
— Я просто не хочу, чтобы эта неприятная женщина стала сплетничать и распускать слухи по поводу тебя и той статьи в газете.
— Это даже не слухи, мама. Наблюдение, не более того. Я действительно сидела в баре почти до утра.
Она заслужила неодобрительный взгляд матери.
— Но она представила это как нечто неподобающее.
— Тем не менее я веду себя безупречно. Грязь ко мне не пристала, и уже через неделю об этом никто и не вспоминал. — Лорелея попыталась сменить тему до того, как всплывет имя Донована. — А ты видела хвалебную статью во вчерашней газете о музыкальном проекте для детей?
— Да, и там такая хорошая фотография. Пурпурное платье — хороший выбор. Оно так тебе идет.
Вчера вечером Донован произнес почти такую же фразу, когда они сидели у бассейна во дворе его дома. Только добавил:
— Еще лучше оно смотрится у меня на полу в спальне.
При этом усмехнулся и с вожделением посмотрел на нее. Лорелея перевела взгляд на скользкую ленту, надеясь, что мать не заметит ее глупую улыбку при этом воспоминании.
— Вообще-то я подумываю, не подыскать ли мне что-нибудь того же цвета для обеда в честь выхода отца на пенсию. Что ты об этом думаешь?
Поскольку Лорелея унаследовала внешность матери, любой цвет, который подходит Лорелее, подойдет и ее матери.
— Думаю, ты будешь неотразима.
— Сегодня вечером мы с отцом идем ужинать к Делакруа. Тебя тоже пригласили, если ты свободна.
— Не знаю, мам. У меня сегодня нет никаких особых дел, я думала, посижу спокойно дома и рано лягу спать.
— Тоже неплохая идея. Спокойный вечер дома поможет тебе хорошо отдохнуть. Полежи подольше в теплой ванне, почитай что-нибудь приятное.
— Пожалуй, так и сделаю.
Но ее собственный план гораздо лучше. Лорелея собиралась захватить чего-нибудь из тайской кухни по дороге к Доновану, рано лечь в постель и, уж конечно, не сидеть с книгой. А вот идея насчет ванны совсем неплоха.
Лорелея завязала последнюю ленту и расправила бант.
— Еще что-нибудь, мам? А то я пойду…
— Уже?
— Мне нужно позвонить и проверить электронную почту.
— Я уже почти жалею, что ты так занята.
— А раньше ты все время приставала ко мне и говорила, что я должна заняться чем-нибудь полезным. Вот, занялась.
— Я так этому рада. Спокойной ночи. Келли будет с тобой? Девичник?
Лорелея закашлялась.
— Келли занята, у нее экзамены и другие дела.
Лорелея вздохнула с облегчением и одновременно с негодованием, когда наконец-то отправилась на Джулия-стрит. Секретарша читала журнал. Она не единственная была загружена работой на время отъезда Коннора. Лорелея отправила ее домой пораньше, сказав, что сама ответит на телефонные звонки, пока немного поработает.
Студия, как обычно, гудела как улей, сновали музыканты, их окружение топталось возле стойки администратора, беспрестанно звонили телефоны, так что тишина и спокойствие здесь были чем-то невероятным.
Лорелее очень повезло, поскольку у нее накопились электронные письма и телефонные звонки, требующие немедленного вмешательства, еще был звонок от Виви, та хотела узнать последние новости, чтобы не пустить все на самотек. Но вместо подробного отчета, которого ждала сестра, Лорелея это точно знала, она, усмехнувшись, напечатала только «Все хорошо. Наслаждайся медовым месяцем!». Быстро разобралась с остальными письмами и звонками, за исключением двух, с которыми должен был разобраться сам Коннор. Однако она до сих пор не получила сообщения от Донована о том, что он уже дома после сегодняшнего обмена мнениями в телевизионной программе. Лорелея оплатила несколько счетов, выполнила небольшую срочную работу и даже купила свадебный подарок для Виви, поскольку до этого у нее не было времени. И по-прежнему никаких сообщений от Донована. Прошел уже час после того, как он сказал, что освободится, Лорелея не знала, беспокоиться или злиться. Где он, черт побери? Формально ей не было никакого дела до того, где он. Правда, элементарная вежливость требовала дать ей знать, если его планы изменятся. Целый час, и это называется «немножко позднее». Лорелея набрала его номер, ее отправили на голосовую почту. Она дала отбой.
Пошел он к черту. Это уже откровенная грубость, Лорелея не собиралась с этим мириться. Но никак не могла понять, почему обижена.
Лорелея с отвращением посмотрела на часы. Она долго ждала сообщения, и вот теперь ей придется торчать в пробке и нервничать. Донован соизволил позвонить, когда она находилась в трех кварталах от дома.
Сначала она хотела не отвечать, но решила высказать все, что думает по этому поводу.
Донован сразу же стал извиняться:
— Мне так неудобно.
— Почему же? — Лорелея постаралась придать голосу наивности. Не стоит показывать, что ее это задело.
— Ты разве не слышала о сегодняшнем скандале в Батон-Руж?
— Нет. Была очень занята. — Она не лгала.
— Я уже сидел в студии, когда пришла эта новость, и всем сразу понадобилась «говорящая голова». Какое-то безумие. Когда мне удалось перевести дыхание, оказалось, что села батарейка в телефоне.
Лорелея припарковалась и выбралась наружу. Жара изматывала, что не способствовало хорошему настроению.
— Похоже, ты тоже был очень занят.
— Извини, пожалуйста. Я видел, что ты звонила, но…
Надуманные оправдания вряд ли могли что-нибудь исправить.
— У тебя села батарейка.
— Я совершенно измучен и страшно голоден. Мы когда встретимся?
— Извини, Донован. Ты не позвонил, и я по-другому спланировала сегодняшний вечер.
— Понятно.
Где он научился так актерствовать? Это она имеет право быть недовольной.
— Хорошо. — Лорелея шагнула в прохладу дома.
После небольшой паузы он выдохнул:
— Ты злишься.
Лгать не было смысла.
— Да.
— Я извинился.
— Я ценю. Но это не меняет дела. Если ты опаздываешь, можно и позвонить.
— У меня села батарейка.
— И конечно, больше ни у кого не оказалось телефона? Вот это да!
— Лорелея…
— Не стоит. Видишь ли, я не твоя мама и не требую от тебя отчета. Просто рассчитывала на небольшое понимание.
— Как положено.
— Именно. Больше не задерживаю. До свидания.
Она с отвращением швырнула телефон в сумку и буквально упала на кушетку. Да, она имеет право на элементарное уважение. Правда, теперь придется провести вечер в одиночестве.
Ванна, книга, кровать. Самоуничтожение. Она начнет с бокала вина.
Донован смотрел на телефон не отрывая глаз. Она дала ему от ворот поворот? Потому что у него не было времени позвонить? Боже мой, он же не в игрушки играл. У некоторых людей работа превыше всего. А он позвонил, как только смог.
Как оказалось, этого недостаточно.
Пробки росли, и он пребывал в самом скверном расположении духа, когда добрался домой. Включил телевизор, налил себе вина и устроился перед экраном, стараясь сосредоточиться на новостях спорта, но это скоро наскучило. Он перевел взгляд на ноутбук, решил немного поработать и вдруг осознал, что впервые в жизни испытывает отвращение к работе.
Скорее всего, в глубине души он сейчас предпочел бы заняться чем-то другим. С Лорелеей. Это шокировало.
«Я же не спрашиваю, как ты распоряжаешься своим временем. Но и ты должен с уважением относиться к моему времени».
Просто вежливость, просто хорошие манеры.
Лорелея, конечно, права, обидевшись, хотя ему это в новинку. Он предпочитал беспорядочные связи, так проще. Отношения с Лорелеей более неопределенные, но по какой-то причине Донован никак не мог забыть ее слова. Он вздохнул и взял телефонную трубку…
Через сорок пять минут его телефон зазвонил, и он почувствовал облегчение.
— Как тебе удалось раздобыть цветы с доставкой в такое время?
По крайней мере, она не отказалась их принять.
— Знаю нужных людей.
— Я тоже знаю нужных людей.
— Но я знаю владельцев цветочных магазинов, обязанных мне.
Донован услышал, как Лорелея фыркнула.
— Похоже, ты зря использовал такой удобный случай.
— Думаю, нет. Мне кажется, цветы — прекрасный предлог, чтобы улучшить отношения.
— Цветы превосходные. Но ты еще не прощен.
Он напомнил себе, что Лорелея имела право обижаться. Однако нужно как-то смягчить ее. Уже то, что она разговаривала с ним, приняла цветы, — очень хороший знак.
— Прошу меня простить. Ты права. Я был очень груб. Уверяю тебя, я хорошо воспитан. — Лорелея промолчала, он добавил: — Я отвык отчитываться, где нахожусь и что делаю, с тех пор, как уехал из дома родителей.
— Вполне достойное извинение.
Донован понял: она уступает ему.
— Нет ничего хуже непринятого извинения, и я уже достаточно наказан за то, что строил из себя этакого ханжу.
— А ты думал, я смогу принять подобное извинение?
— Нет. Я слишком уважаю тебя.
— Вот как? — В ее тоне прозвучал скепсис.
— Конечно. Иначе мы могли бы стать друзьями.
Последовала пауза.
— А мы не друзья?
До этого момента Донован всерьез об этом не задумывался. Прекрасный повод подумать, кто они на самом деле.
— Мне бы хотелось так думать.
— Меня это вполне удовлетворяет. Извинения приняты.
К облегчению примешивалось еще что-то, Донован пока не понял.
— Так ты готова пообедать теперь?
— Да.
— Я заеду за тобой через пятнадцать минут.
— В этом нет необходимости.
Прежде чем он спросил, раздался звонок в дверь.
— Подожди, пожалуйста, минутку.
Открыв дверь, Донован увидел Лорелею.
Она улыбнулась и положила телефон в сумку.
— Привет.
Донован прислонился к дверному проему.
— Так все это было просто для того, чтобы приструнить меня?
— Нет. Я готова была простить тебя еще до того, как принесли цветы. Решила, что у меня есть немного времени.
— Так у нас все в порядке?
— Думаю, да.
Донован впустил Лорелею в дом, она снова улыбнулась и бросила сумку. Он закрыл дверь.
— Ты не умираешь от голода?
— Пожалуй, могу немного потерпеть.
— Отлично. — Лорелея положила руки на его талию и поднялась на цыпочки, почти коснувшись губами его губ. — Думаю, сначала надо поцеловаться и помириться.
— Что эти мужчины вытворяют с приборами? — нахмурилась Лорелея, изучая пульт управления. — На этой штуке больше кнопок, чем в кабине космического аппарата.
Пока она разбиралась с пультом, он отвечал на письмо своего редактора, но увидел, как она рассматривает пульт.
— Всего-то пять кнопок сверху. Более чем достаточно.
— А почему тогда здесь пятьсот кнопок?
— Я пользуюсь только пятью верхними.
— Не важно. Я уже забыла, что хотела посмотреть. — Она бросила пульт в противоположный конец дивана.
Это был совсем обычный, очень уютный, спокойный вечер. Не то, к чему Донован привык. За два прошедших дня они переместились в уютную, спокойную зону. Но там был не только секс, большую часть ночи Донован работал над публикацией, а Лорелея отсылала электронные письма.
— Я подумал, ты готовишься к большому событию.
— Так и есть, но особо себя не утруждаю.
— Почему?
— Готовлюсь к передаче дел. На пятьдесят процентов показуха, умение улыбаться и слушать. Мне не нужна тщательная подготовка. У меня получается улыбаться и показывать себя.
Донован похлопал ее по ноге.
— Хорошо, что ты нашла свой истинный талант.
Лорелея показала ему язык.
— Знаешь, я поняла, никому в действительности не нравятся бесконечные кривляния и разглагольствования, навязывание своего мнения.
— Мне платят именно за это.
Лорелея усмехнулась.
— Значит, ты завоевываешь друзей и помогаешь им влиять на других.
— Но у меня достаточно друзей, мне не нужны новые, — парировал он.
— Однако ты самоуверен.
Донован пожал плечами, Лорелея устроилась в углу дивана и положила на него ноги. Ногти на ногах были покрыты ярко-синим лаком.
— Голубые? — спросил Донован.
Она пошевелила пальцами.
— Мне нравится.
— Несколько необычно.
Она усмехнулась:
— Я немного бунтарь, разве не знаешь?
— С помощью такого педикюра? Ну конечно. Берегись!
— Ну, я спокойный бунтарь, у меня свой способ. Проще прикинуться, будто я играю по правилам, но я-то знаю, что все не так. Это позволяет не сойти с ума.
Разница между новой, одобряемой публикой Лорелеей и женщиной, которая расположилась на диване, становилась все явственнее с каждым днем.
— Мне известно, что ты пока не собираешься начать жизнь заново.
— Просто более строго оцениваю свои победы.
— Почему?
Лорелея пожала плечами:
— Каждому суждено когда-нибудь повзрослеть.
— Не вижу связи.
Она задумалась и вздохнула.
— Разве тебе никогда не приходилось чувствовать усталость от сопротивления, принимать решение уступить?
Ему казалось, он не уступал уже много лет. Ни в личной жизни, ни в работе. Он не был бы тем, кто есть сейчас, если бы позволил себе это. Бороться с трудностями и одерживать победу — его конек, среди его предков было немало кропперов-издольщиков и дамочек из Сторивилля, теперь они стали одной из самых богатых семей Нового Орлеана. У него не было права отступать или сдаваться.
— Не приходилось, если борьба того стоила.
— Именно поэтому я и отбираю то, за что стоит бороться. Некоторые вещи я не могу изменить и просто их принимаю.
— Столь циничное отношение у такого юного создания.
Лорелея резко подняла подбородок.
— Это работает. После моего выступления на ланче один из помощников мэра попросил меня поработать в специальной комиссии.
— Какой комиссии?
— Честно говоря, точно не знаю. Что-то связанное со школами.
— И ты согласилась, не зная наверняка, что это?
Лорелея кивнула:
— Знаешь, мне было приятно, что он меня об этом попросил.
— Сестра говорила мне, что твоя речь была великолепной. Теперь ясно, не только она одна пришла к такому выводу.
Лорелея подвинула ноги ближе к его груди и наклонилась вперед.
— А я и не знала, что у тебя есть сестра.
— Ее зовут Каролина. Еще у меня два брата. Дэвид и Мэтт.
— Почему я об этом не знала? — Она сдвинула брови, будто смутилась. — Они тоже учились в колледже Святой Катерины?
— Нет. Я на несколько лет моложе, кроме того, если бы они там учились, ты, скорее всего, не знала бы их. Тогда мои родители не могли себе позволить платить за обучение в дорогих школах. Я же учился в колледже Святой Катерины потому, что родители могли платить часть стоимости.
На лице Лорелеи отразилось понимание.
— Но для тебя все быстро переменилось.
— Это было их решение.
Именно тогда Донован и понял, что быть бедным гораздо лучше, чем внезапно разбогатеть. К бедным относились с сочувствием, а к нуворишам с подозрением и насмешкой. Тяжело было осознавать это.
— Помню.
— Да?
— Конечно. Все об этом только и говорили.
Донован, естественно, знал, что о них говорят, конечно, с ним никто не разговаривал, это не было принято, но ему не нравилось, когда об этом напоминали.
— А твой отец что-то предпринял вскоре после этого?
— Он основал фонд для других студентов. — Но было слишком поздно, сестра и братья не смогли воспользоваться внезапно свалившимся богатством семьи и получить образование, и родственники всегда сожалели об этом. — Наша семья открыла фонды практически во всех платных школах района.
— Чтобы обеспечить нуждающихся или тех, кто достоин.
— И тех и других.
Лорелея одобрительно улыбнулась:
— Это здорово.
— Ты, похоже, удивлена.
— Не удивлена. Довольна. Люди часто забывают о благодарности.
— Всего две недели в роли мини-Виви, а послушать, ты уже знаешь, когда и что сказать.
Лорелея нахмурилась.
— В чем дело?
— Я не мини-Виви, и не хочу ею быть, просто пользуюсь ее отсутствием. Получаю более высокие оценки, когда ее нет рядом для сравнения. Твои слова звучат горько.
Донован не хотел ее обидеть, тем не менее затронул больное место.
— Вовсе нет.
На его лице, видимо, отразилось недоверие, и Лорелея продолжала с еще большим жаром:
— Виви замечательная, я совершенно искренне уважаю ее и восхищаюсь ею. Просто у нее высокая планка, никто не может ее достичь, пока она рядом.
— Теперь понятно, что ты пытаешься это сделать.
— Именно. — Лорелея гордо выпрямилась. — И у меня получается. Я отлично справилась с ролью Виви на ланче, но это была моя речь. Мне предложили работу в специальной комиссии. И кажется, предложили не только потому, что Виви сейчас нет. Просто в этом городе привыкли бежать сразу к ней, им в голову не придет обратиться к кому-то еще, кто может выполнить подобную работу не хуже, возможно, даже лучше.
— Хочешь со временем прийти к тому, чего добилась Виви?
— Ты сказал так, будто это плохо, — засмеялась Лорелея.
— Да уж, не лучший вариант.
Смех утих, и улыбка исчезла.
— Виви все любят и уважают. — Лорелея грудью встала на защиту сестры.
— Я ничего не имею против твоей сестры, ты же знаешь, считаю ее замечательной, но жители города сделают все, чтобы высосать из нее последние силы. Всем нравятся рабочие лошадки и не нравится работать самим, но все с уважением относятся к тем, кто выполняет работу, и все уважают тех, кто им служит. Равно как монашек.
Лорелея кивала в знак согласия, пока не услышала последнюю фразу.
— Монашек?
— Ведь ты с уважением относишься к монашкам?
— Конечно. А кто нет?
— Хочешь уйти в монастырь?
Лорелея поперхнулась и закашлялась.
— Принимаю, отрицательный ответ. Но, если ты стремишься завоевать уважение, стоит рассмотреть и этот вариант. Он может вполне подойти тебе в дальнейшем.
Она откинулась на спинку дивана и приняла довольно откровенную позу.
— Думаешь, я могу стать монашкой?
Донован медленно оглядел ее с головы до ног:
— Нет.
Лорелея одобрила его ответ.
— Но, насколько я могу судить, вряд ли тебе удастся что-либо сделать, чтобы заставить людей изменить мнение о себе.
Роковая женщина исчезла, Лорелея в изнеможении фыркнула.
— Не могу с тобой согласиться. Нужно доказать им, что они не правы.
— Или потому, что это всегда срабатывает.
— И у кого теперь в голосе горечь?
— Покорность, но не горечь. Есть разница.
— Не совсем. Соглашусь, что это будет трудно сделать.
— Именно.
— Но это не невозможно. Например, я всегда считала, что ты эгоистичный, тупоголовый и хвастливый парень.
Доновану нравилось спорить с Лорелеей.
— И все еще придерживаешься того же мнения.
— Это по большей части справедливо, — парировала она.
— Я вовсе не тупоголовый. Уважаемый специалист и успешный журналист.
— Какая разница. — Лорелея махнула рукой. — Веди себя как психованный бунтарь, к тебе и будут относиться соответственно. Трудно жить согласно репутации, но не невозможно.
— Хм, не хотелось говорить, что у тебя репутация «испорченного ребенка с дикими замашками», но никак не «психованного бунтаря».
У Лорелеи открылся рот.
— Неправда.
— Правда.
Насмешка исчезла, и она едва смогла совладать с собой и придать лицу выражение крайней растерянности.
— Значит, меня скрутили, поскольку на самом деле это правда.
— А ты как считаешь?
— Мне действительно нужно рассмотреть возможность уйти в монастырь, если я хочу избавиться от этой репутации.
— Это будет неправильно. Растеряешь свой талант попусту.
Лорелея села и, обвив его ногу своей, перебралась к нему на колени.
— Сопляк.
— Тряпка.
Она оттопырила нижнюю губу, выказывая недовольство.
— Я-то думала, мы друзья.
— Так и есть.
— Интересно, как же ты обращаешься со своими врагами?
— Я называю их тем, что они есть.
Лорелея быстро стянула блузку через голову. Расстегнула и сбросила бюстгальтер.
Руки Донована уже были у нее на талии.
— Это так красиво.
Лорелея пробормотала что-то одобрительное, когда его пальцы скользнули по ее ребрам, приближаясь к груди. Она резко расстегнула пуговицы у него на рубашке.
— Может быть, я и тряпка, но у меня хорошие манеры. Спасибо за обед. И заранее большое спасибо за потрясающий секс.
— Секс — мой конек. Обед так себе.
— Знаю. — Она соблазнительно улыбнулась, прижимаясь к его груди с вздохом восторга, ее соски терлись о его кожу. — Вот так мне очень нравится.
Позднее, когда Лорелея со стоном распласталась поверх него с сильно бьющимся сердцем, он почувствовал его удары у себя на груди и подумал о чем-то большем.