– Откройте, милиция! – послышался громкий голос из-за дверей.
Зинчуков тут же покачал головой и приложил палец к губам. Но я и сам не дурак – понял, что по нашу душу явились не простые милиционеры.
Сколько их? Если двух подготовленных людей смогли убрать без шума и без пыли, то явно не двое-трое. Скорее всего их там штук пять. А если они идут именно за нами, то и десятка может выйти.
– Через балкон, – мотнул я головой в сторону окна.
Зинчуков кивнул и сгреб папки в чемоданчик. Да уж, оставлять такое нельзя. Это означало отдать в руки нападающим целую колоду козырей. Туда же полетели наши документы. Эту квартиру пришло время покидать окончательно. Я тем временем отдернул шторы.
По зимнему времени окна и балконная дверь были законопачены ватой и заклеены бумагой. Я сам в октябре занимался подобными делами – засовывал ножом вату в щели и потом заклеивал размоченной в воде и натертой мылом бумагой. Место соприкосновения стекла с деревом замазывал замазкой. Целый день тогда убил на утепление, зато холода и сквозняки были не страшны.
И вот теперь нужно было отдирать эту "красоту" от двери, чтобы попасть на балкон. Да, я не пользовался балконом, как кладовкой или холодильником. По факту он мне совсем был не нужен, там лежали хозяйские старые вещи, которые так необходимы летом, но совсем не нужны зимой – совковая лопата, грабли, прочий садовый инвентарь, который жалко оставить в дачном домике потому, что могли свистнуть.
– Откройте немедленно!!! – дверь продолжала трястись от ударов снаружи.
Кто-то говорил, что двери в хрущевках специально устанавливались так, чтобы при случае милиции было легче взломать. Всё-таки внутрь ломать легче, чем наружу, но я считаю, что это всё бред – просто на площадке было мало места и открывающиеся наружу двери могли помешать соседям. Потому они и открывались внутрь.
Та же история и с балконной дверью, возле которой я оказался. Резкий рывок и в комнату ворвался холодный ветер. Я аккуратно выглянул наружу. Под окнами стояли трое мужчин, которые внимательно смотрели вверх. На наш балкон. Я тут же дернулся обратно.
– Внизу ждут. Если пойдем через балконы, то станем неплохими мишенями, как в тире, – быстро проговорил я.
– Тогда только в прорыв, – вздохнул Зинчуков и крикнул в сторону двери оспшим "пьяным" голосом. – Сейчас открою! Даже праздник отпраздновать не дают спокойно!
Мы неслышно двинулись к дверям. Возле них, но всё же скрываясь за бетонным косяком, он проговорил всё тем же голосом:
– Откуда милиция? Я ничего не делал! Сижу, выпиваю себе спокойно! Вот сейчас вообще уснул...
– На вас поступила жалоба от соседей! – раздался за дверью нетерпеливый голос. – Жалуются, что у вас тут громко музыка играет и разные крики раздаются! Откройте, нам надо убедиться, что у вас всё в порядке!
– Да-да, открываю. Сейчас только трикошки напялю, а то у меня труселя с дыркой! – кивнул мне Зинчуков и показал три поднятых пальца.
Потом два, следом один. Полная готовность.
Я прижался к стене. Зинчуков пытался слиться со стеной по другую сторону двери. Он протянул руку, побренчал торчащими в замке ключами, а после щелкнул запором...
Тут же раздались выстрелы. Дверь по центру рванула внутрь щепками, клочками дерматина и желто-грязной набивки. Звякнула и распалась на две половинки тарелка с макаронами.
Я двинул тумбочку с телефоном. Она тяжело ухнула на пол, повалив ещё и аппарат, который с радостью разлетелся пластмассовыми осколками. Конечно, на падение тела похоже мало, но что-то же должно было грохнуться. Ещё и Зинчуков присел и простонал-прохрипел:
– А-а-а...
В дверь тут же ударили с той стороны. Удар был мощным. Пришелся как раз чуть пониже дверной ручке. Так мог лягнуть подкованный конь. Дверь ухнула, но выдержала, хоть и затрещала.
По силе удара и направлению я смог сориентироваться касательно тела нападающего. Без раздумий выстрелил два раза в многострадальную дверь. Зинчуков резко дернулся вперёд, тут же качнулся назад и тоже выстрелил сквозь дверь.
На площадке послышался мат и падение тела.
Два раза прокрутилась ручка замка, я рванул дверь на себя, а Зинчуков в приседе дернулся вперёд. На площадке оказалось два мужских тела. Тот, что был слева, выключен наглухо. Мои выстрелы попали точно в сердце. А вот цель Зинчукова ещё хрипела и сучила ногами.
Мужчина, похожий морщинистым лицом на придверный коврик, пытался отползти. Под ним растекалась темно-красная лужа, словно вылил на себя банку вишневого компота. Второй лежал лицом вниз и не подавал никаких признаков жизни. Сложно подавать какие-либо признаки, когда пальто на спине темнело выходными отверстиями пуль.
Я метнулся вперед. Тут же запрокинул руку с пистолетом вверх и прижался к стене. Обшарил взглядом площадку сверху.
Наверху никого не было.
— Чисто!
— Чисто! — секунду спустя послышался голос Зинчукова, обрабатывающего этажи ниже.
Неужели нападавшие были настолько беспечны, что пустили на нас всего лишь двоих? Те трое – они кто? Группа поддержки или чистильщики?
Выстрелы так просто не скрыть, они прогрохотали в доме залпами фейерверков. Ещё и подъездная акустика добавила эффекта. Те, кто курили внизу, точно не ожидали такой пальбы. Через несколько секунд они начнут подниматься к нам. Пальбу на лестнице устраивать очень не хотелось, так как в этом случае включался эффект рикошета и какая-нибудь дурная пуля могла пришибить не за здорово живешь.
– Уходим поверху! – скомандовал я.
– Сейчас... Где ваш главный? Где он, сука? – прорычал Зинчуков на ухо ещё живого нападавшего.
– Да пошел ты... – процедил тот и попытался ткнуть вытащенным из кармана ножом.
Зинчуков чуть подался влево, пропустил удар мимо себя, а потом ещё и ударил сверху вниз по руке с ножом. Лезвие погрузилось точно в область груди. Лежащий захрипел, из его рта полилась тонкая струйка крови.
Снизу раздался скрип входной двери. Это те, кто ждал внизу, решили помочь своим соратникам. Мы по стенке двинулись вверх. Уже поднимаясь выше, я оглянулся на открытую дверь. Там виднелась упавшая тумбочка, разбитый телефон, и были видны упавшие на пол макароны. Вот за макароны было обиднее всего. Я даже шепнул огорченно:
– Твари, не дали пообедать нормально...
Снизу раздались шаги, а после раздался голос:
– Сержант, у вас всё в порядке?
– Угу, – буркнул Зинчуков.
Такое "угу" непонятно кем сказано. Это дало нам ещё немного времени для продвижения наверх. Мы быстро поднялись на пятый этаж и остановились возле пожарной лестницы. Люк наверх был закрыт на замок. Скорее всего от пронырливых мальчишек, которых хлебом не корми, лишь дай куда-нибудь залезть.
Я взглянул на Зинчукова, тот многозначительно показал на пистолет. Будем отстреливаться...
Но надолго ли нас хватит?
– Сержант, ну где вы там? – раздалось снизу. – Мы поднимаемся!
Вот тут уже обычным "угу" не отделаешься. Тут надо было что-то предпринимать.
Пришлось приглядеться к замку. Мне показалось, что гвоздь, утопленный в крышку, подозрительно поблескивает. Не должен так светиться ржавый предмет, если им часто не пользуются. Осторожно поднявшись по лестнице, я потянул за гвоздь.
Так и есть – обманка!
Гвоздь легко вышел из своего отверстия, а массивный замок остался болтаться на одной скобе. Я же толкнул люк и быстро забрался на чердак. Через несколько мгновений ко мне присоединился и Зинчуков. Причина появления обманки в люке нашлась быстро – на пыльном полу чердака были раскиданы пустые бутылки из-под водки и пара пустых пакетов из-под лаврового листа. Похоже, что мой сосед Сергей Валентинович с четвертого этажа облюбовал себе это место для "принятия на грудь". Жена у него, Елена Никитична, была женщина сурового нрава и пьянки мужа не одобряла, вот он и сделал себе небольшой тайничок. Вроде бы вышел покурить в подъезд, а сам залез на чердак, пригубил, зажевал лаврушкой и снова спустился.
И волки целы, и овцы сыты.
Ну что же, его хитрость сыграла нам на руку. Дальше мы перебежками двинулись в сторону торца дома. Дернув за люк соседнего подъезда, я помотал головой. Люк был закрыт. Дальше ещё один и ещё. Оставался последний, самый дальний.
Я двигался вперёд, Зинчуков прикрывал спину. Спасший нас люк был под его полным контролем. Я дернул последний люк – заперто!
Зараза!
А ведь что-то такое я и предполагал. Зинчуков бросил на меня взгляд, я покачал головой. Тогда он кивнул на кирпичную трубу вентиляции рядом со мной. Я кивнул в ответ и притаился за этим не очень надежным укрытием. Вспомнилось, как выкуривали террористов из сирийских домов... Правда, там мы охотились, а не на нас.
И почему-то вспомнился майор Роман Филипов, который отстреливался до последнего, окруженный игиловскими боевиками, а потом с криком: "Это вам за пацанов!" забрал с собой ещё одного боевика. Почти также, как я ушел в своё время из сирийской пустыни.
Может это судьба русских воинов биться до последнего и утаскивать с собой как можно больше врагов? Ведь даже во время первой Мировой войны был случай, когда немцы захватили одного израненного русского. Захватили, думали, что он не выживет, так как от осколков разорвавшейся рядом бомбы перебило руки-ноги, посекло туловище. И если бы не проснулся один из немцев, то и не увидел бы такую картину, как полз к складу пороха умирающий русский воин, а в его зубах тлела упавшая лучина.
Придется ли нам отстреливаться до последнего патрона? Патронов не так, чтобы очень много было. У Зинчукова вряд ли в чемоданчике склад оружия. Может быть ещё одна-две обоймы и всё. Была ли граната, чтобы унести с собой нападающих? Может и была, только Зинчуков не будет ею пользоваться – под нами живые обычные люди. Они ни в чём не виноваты...
Как только люк оказался приподнят, так сразу же в него просунулась рука с пистолетом. Мы затаились. Рука повела дулом вправо-влево. Рядом с ней блеснул какой-то осколок.
Опытные мерзавцы – взяли с собой зеркальце, а не полезли на рожон. В темноте чердака нас разглядеть было трудно. Мы застыли, превратившись в причудливые изваяния. Этакие советские гаргульи, притаившиеся за кирпичными заграждениями.
– Выходите и мы сохраним вам жизнь! – раздался мужской голос.
Ага, вышли, как же...
Никто из нас не проронил ни слова. Мы ждали. Люк распахнулся и тут высунулась шапка. Спортивный "петушок", какие любили надевать на голову лыжники. И ведь как натурально высунулась – если бы не слышал про подобный обман, то запросто бы повелся на такое. А так ни я, ни Зинчуков даже не дернулись.
Мы притаились и выдавать себя не желали. Если эти ребята и дальше будут тянуть время, то вскоре должна будет появиться наша доблестная милиция. Да, это не моё время, где полицейских вызывают тогда, когда на самих идет нападение, а на соседей плюют – себе дороже. Во времена Советского Союза граждане были ответственнее, они ещё не были испорчены проклятыми девяностыми годами.
А если они специально тянут время? Если это и в самом деле милиционеры? Если они покажут свои удостоверения, а на нас начнется охота прибывшего подкрепления? Если начнут облаву с двух сторон?
Шапка убралась, а вместо неё появилась вихрастая макушка. Показалась и тут же пропала. Мы выждали третьего выхода, когда преследователь немного поверит в себя. И дождались – в третий раз макушка высунулась уже увереннее. Лунообразное лицо появилось над люком и тут же словило две пули.
Как-то так получилось, что я целил в левый глаз, а Зинчуков в правый. Выстрелы грянули почти одновременно и мы оба попали!
Лицо тут же исчезло, оставив на крае люка бордово-серую слизь. Снизу донесся мат и проклятия.
– Нужно уходить, – бросил я Зинчукову.
– Да, тут не выдержим. Но как уйдём?
– По водосточной трубе.
– Ты с ума сошел? А если грохнемся?
– Так вниз упадем, не вверх. Идём. Я первый – я легче. Если труба потянется вниз, то успею сгруппироваться.
– А не сикнешь? – хмыкнул Зинчуков.
– Если сикну, то ты следом поскользнешься. Идем.
Мы обсуждали это негромко, так, чтобы не расслышали недруги. Если они имели с собой подкрепление, то оно сейчас находится со стороны подъезда, но никак не с другой стороны. Мы выскочили на обледеневшую крышу. Ветер тут же начал пытаться нас сдуть с её поверхности, поэтому пришлось чуть наклониться ему навстречу. Стоящие антенны и провода от них напоминали футуристический лес. Пришлось бороться не только с ветром.
Вскоре мы добрались до края крыши, где была водосточная труба. На вид она не вызывала доверия. Спуститься по ней может быть и можно, только я не очень крепко был уверен в силе крепления к стене. Если труба не выдержит? Если...
Отставить все эти "если"! Или пан, или пропал. Упаду я в сугроб, так что может и отделаюсь легким испугом. Самый максимум плохого, что может произойти – Зинчуков останется на крыше.
– Ну что, готов к труду и обороне? – Зинчуков хлопнул меня по плечу так, что я едва не полетел вниз без участия водосточной трубы.
– Дядя Тёма, ты это, когда спускаться будешь – не лижи трубу, а то примерзнешь ещё, – буркнул я в ответ, после чего встал на колени возле металлического жерла.
Перегнулся через край крыши так, что мои ноги оказались в воздухе. Под ногами словно открылась пропасть. Зинчуков держал окно, через которое мы выбрались на крышу под прицелом. Я вздохнул, поймал кончиком сапога гладкую боковину трубы и начал спуск.
Сразу скажу вам – не повторяйте этого дома. Ни в коем случае. Тем более зимой. Труба скрипела, словно жаловалась на неожиданно появившуюся тяжесть. Бетон возле скоб крошился. Пальцы быстро задеревенели и норовили сорваться. А ведь это я прополз только половину. Ветер пытался стряхнуть меня со скользкой поверхности, ноги скользили по ледяным кирпичам. Пальцы ныли так, что невольно хотелось сунуть их в рот и подуть.
Я полз и каждую секунду ожидал выстрел в спину. Какая же всё-таки из меня удобная мишень. И пусть я ежесекундно оглядывал близлежащую территорию, но враги ведь могли и затаиться.
Кто скажет, что это я всё себе придумываю и что лишний раз перестраховываюсь, то отвечу – никогда нельзя недооценивать врагов. Никогда!
Если вдруг уверишься в своих силах, если только подумаешь, что ты неубиваемый стервец,то сразу же словишь пулю. Вселенная докажет, что ты ошибаешься. Вселенная та ещё подленькая тварь...
Я полз по трубе, прилипая ладонями и оставляя окровавленные отпечатки содранных пальцев. Полз и с каждым метром земля была ближе. Вскоре я разжал ладони и...
Черт побери! Как же приятно ощутить под ногами твердую землю! Пусть и под снегом, пусть эта белая пыль набилась в сапоги, но всё же я на земле!
Я поднял руку, показал Зинчукову большой палец и тут же двинулся влево, под защиту больших лип. На случай атаки слева или справа. Кто знает – откуда выбегут наши преследователи?
Зинчуков убрал пистолет за пояс сзади, перегнулся через край крыши и потом начал повторять мой путь. Я видел, что во многих домах горел свет. Люди вызвали милицию. Издалека я слышал звук сирены.
Только бы успеть...
Зинчуков по-обезьяньи перебирая руками и ногами начал спуск. И ведь не боялся! А может настолько был уверен в себе, что ни на миг не усомнился в том, что справится и спустится.
На высоте третьего этажа над крышей показалась голова. Тут же показалась фигура целиком. Противник прицелился в Зинчукова. На фоне сереющего неба его фигура была неплохой мишенью. Допустить то, чтобы в моего напарника выстрелили?
Да ни в жисть! Мы своих не бросаем!
Я прицелился и выстрелил.