Барлоу-Корт, находившийся в трех милях от Астли-хауса, стоял в стороне от Шин-роуд на большом участке земли, подступающем к Темзе. С дороги особняк был укрыт от посторонних глаз густыми зарослями ивняка и камыша, росшего в изобилии на болотистой почве. К дому вела длинная аллея.
Джошуа прибыл в Барлоу-Корт рано утром. Он был взбудоражен, поскольку дорога шла берегом реки, а близость воды его пугала. Чтобы не упасть духом, он все время ободряюще твердил себе, что Лиззи Маннинг ждет его, и, как ни странно, это была приятная мысль. Минувшим вечером он послал Лиззи записку, в которой сообщал, что утром следующего дня навестит ее. И вот, надев простой, но элегантный синий сюртук, чистые бриджи, черный шелковый шейный платок и сизо-серый жилет, он в волнении покинул Астли. Однако пыл его несколько угас, когда стало известно, на каком транспорте ему предстоит добираться. На конюшнях Астли угрюмый старший конюх сообщил, что запасная лошадь хромает, пара гнедых будет запряжена в экипаж, а на кобылу мистера Бентника и гнедого коня Фрэнсиса никто не смеет садиться без личного распоряжения хозяев. Свободной оказалась только толстобрюхая пегая кляча, которая обычно таскала повозку по парку, но и та соглашалась идти лишь неторопливым шагом.
Тем не менее было только девять часов утра, когда это презренное животное вместе со своей статной ношей на спине добрело до Барлоу-Корт. Джошуа попросил слугу проводить его к мисс Маннинг, но в ответ, к своему удивлению, услышал:
— Сожалею, сэр, мисс Маннинг дома нет.
— Нет дома? Где же она? — вскричал Джошуа, разъяренный тем, что Лиззи опять ускользнула от него, ведь он предупредил ее о своем визите.
Джошуа был оскорблен до глубины души. Мало того что ему пришлось позорно трястись на старой кляче, так еще и Лиззи Маннинг пренебрегла им.
— Не знаю, сэр, — ответил слуга. — Пойду поищу экономку. Может, ей что известно.
Оставшись один, Джошуа с мрачным видом окинул взглядом помещение. В свой прошлый визит в Барлоу-Корт — это было в тот день, когда Лиззи, ехавшая в экипаже Герберта, подобрала его на дороге и спасла от ливня, — в дом он не входил. Теперь самое время осмотреть его хорошенько, подумал Джошуа. Комната, в которой он находился, была не большая и не маленькая. Стены обшиты крашеными панелями серо-зеленого цвета; напротив двух высоких подъемных окон — большой деревянный камин. Каминная полочка без орнамента; на стенах ни единого украшения, хотя, судя по блеклым пятнам на панелях, не так давно здесь висели картины. Обстановка скудная, мебель простая: один диван, два кресла с обивкой из парчовой ткани — некогда роскошной, а теперь потертой и местами разодранной, простенький секретер из орехового дерева, маленький чайный столик. Больше ничего. Мебель нуждалась в полировке, с настенных светильников свисала паутина, на голых дубовых половицах лежала пыль. В доме царила атмосфера запустения, свидетельствовавшая о том, что его владельцы находятся в стесненных обстоятельствах и не имеют достаточно прислуги, которая следила бы за порядком.
Несколько подавленный унылым интерьером и все еще злясь на Лиззи за ее отсутствие, Джошуа устремил взгляд на сад, о котором столь высоко отзывался Гранджер. Из выходящих на юг окон открывался вид на небольшую приподнятую террасу со ступеньками, ведущими к газонам, к которым примыкали партеры. Там росли водосбор, маргаритки, лаванда, барвинок, гвоздики и розы всевозможной окраски, но сами растения были неухоженны, клумбы заполонены сорняками. Между партерами вилась дорожка, за которой, как и за клумбами, давно требовался уход: на бордюры лезла трава, вдоль них, словно свечи на обеденном столе, торчал щавель. Дальше простирался парк — перемежаемые рощами лужайки спускались к реке, где на берегу среди деревьев стояла садовая беседка.
Спустя несколько минут появилась экономка — девушка лет двадцати.
— Я имею честь говорить с мистером Поупом, сэр? — спросила она.
— Я думал, мисс Маннинг ждет меня, — произнес Джошуа, сердито смахивая пылинку со своего безукоризненно отглаженного лацкана.
— Мне известно, что вы прислали ей записку. Она уехала рано утром и просила извиниться за нее и сказать, что ей пришлось отбыть по неотложному делу. И еще просила передать, что вернется после обеда, — на тот случай, если вам будет угодно прийти снова.
— Если мне нечем будет заняться, — раздраженно бросил Джошуа. Едва он выплеснул свое недовольство, как ему в голову пришла весьма разумная мысль. Куда бы Лиззи не отправилась утром, это наверняка как-то связано с ним. Иначе зачем бы она манкировала их встречей и уехала так рано, попросив передать ему, чтобы он заглянул позже? — Она говорила, куда отправляется? — как бы невзначай спросил он.
— По-моему, к садовнику в питомнике Чертси.
Джошуа сдвинул брови:
— К садовнику?
— Да, сэр, кажется, к нему.
— Но ведь сегодня воскресенье. Она объяснила, зачем едет к нему в выходной?
— Нет, сэр.
Джошуа охватило любопытство. Он подумал было о том, чтобы последовать за Лиззи, но отказался от этой идеи. На своей древней кляче он никак не успеет съездить в Чертси и вернуться в Ричмонд к прибытию полуденного экипажа, который привезет Бриджет. В любом случае, если Лиззи что-то выяснит, со временем и он это узнает. Рано или поздно, если он не приедет в Барлоу-Корт, она сама найдет его. А пока, коротая часы в ожидании прибытия Бриджет, он попробует разобраться еще с одним не менее важным делом.
— Скажите, а ее брат, мистер Артур Маннинг, дома?
Девушка качнула головой, покраснела, смутилась:
— Нет, сэр, его здесь не видели уже некоторое время.
— С каких пор?
— Две-три недели. Думаю, он уехал за границу. По крайней мере, так мисс Маннинг сказала.
— Значит, вы не знаете, где его можно найти?
— Нет, сэр, не знаю.
Дважды потерпев неудачу, Джошуа отправился в Ричмонд, где в гостинице «Звезда и подвязка» намеревался дождаться Бриджет и заодно выпить пива с хозяином заведения. Пара кружек, возможно, помогут Данстаблу вспомнить еще что-нибудь, касающееся Кобба и Хора. Более того, Джошуа стремился отыскать Кобба. И в этом Данстабл тоже мог ему помочь.
Доехав до того места, где на него напал Кобб, Джошуа натянул поводья, остановился и огляделся. Он понимал, глупо рассчитывать снова увидеть тут Кобба. И что неудивительно, на дороге было пусто. Днем здесь было совсем по-другому. Казавшиеся грозными очертания папоротника в темноте при свете дня выглядели безобидно и нежили глаз желтовато-зеленым оттенком ажурных листьев; заросли бузины, боярышника и куманики, преграждавшие ему дорогу, оказались не такими уж непроходимыми. Слева от него вздымался крутой холм, справа — земля так же резко уходила вниз, открывая вид на реку, зловещей змейкой вьющуюся через лежащий внизу Ричмонд.
Верхом на лошади Джошуа медленно продолжил свой путь, и вдруг взгляд его упал на груду камней и покрытую лишайником деревянную балку, лежащую на поросшей ежевикой земле. Он остановился, заставил кобылу попятиться, присмотрелся и увидел внизу на склоне, между нагромождением валунов и редкими кустами боярышника, угол каменной стены.
Что это, ограждение или часть старого здания? Со своего места он никак не мог определить — мешал кустарник. Он не заметил никакой тропинки, которая вела бы к стене. Вероятно, это было не здание. И все же Джошуа подумалось, что Кобб, если он бродяжничал в округе, наверное, прятался бы именно в таком убежище. Джошуа встрепенулся, насторожился, словно гончая, учуявшая едва уловимый запах добычи; в нем проснулся пытливый дух. Кипя энергией, не думая об опасности, он спешился, подвел лошадь к спуску, привязал ее к крепкой ветке лещины и стал торопливо спускаться по склону к стене. Он полагал, что сбежит вниз без труда, но не преодолел и пяти ярдов, как понял, что сильно заблуждался. Спуск оказался круче, земля более мягкой и влажной, чем он ожидал. Его башмаки не были предназначены для подобных прогулок, и он начал скользить по склону. Несколько раз Джошуа мог бы полететь кувырком вниз, но успевал ухватиться то за ветку, то за камень — что попадалось под руку. Его бриджи цеплялись за кусты ежевики, куртка испачкалась в грязи, но в погоне за правдой он — что обычно было ему несвойственно — забыл о своем внешнем виде. У него ни разу не мелькнуло мысли о том, чтобы вернуться к лошади и отправиться своей дорогой.
К тому времени, когда Джошуа приблизился к стене и увидел, что это не ограждение, а часть полуразрушенного здания, его башмаки были в глине, одежда заляпана грязью, руки, исцарапанные о кусты ежевики, кровоточили. Но он по-прежнему не обращал внимания на свой внешний вид. Он тяжело дышал — как от предпринятых усилий, так и от волнения: что-то ждет его впереди? Его лоб покрылся испариной, глаза потемнели от напряжения, в них появилось ястребиное, хищническое выражение.
В сознании господствовала только одна мысль: он должен найти Кобба.
С задней и боковой сторон строения окон не было. Соломенная крыша прогнила и провалилась. Каменные стены находились в не менее плачевном состоянии: известковый раствор осыпался, местами зияли проломы. Подойдя к дому, Джошуа почувствовал запах копоти. Он опять взглянул на разрушенную крышу, и ему показалось, что из нее вьется струйка дыма. Но подул ветер, и он решил, что это ему привиделось.
Предположив, что дверь и окна, если таковые вообще имеются, смотрят на реку, Джошуа, продираясь через заросли ежевики, доходившие ему до груди, завернул за угол. И впервые почувствовал укол страха. Пытаясь отдышаться, он на мгновение остановился, прижавшись спиной к массивной стене дома. Запах дыма указывал на то, что здесь обитает человек. Если это убежище Кобба и тот сейчас в доме, думал Джошуа, то он не мог не слышать его приближения. Может ли Кобб за углом подстерегать гостя, подкрадывающегося к двери? Но потом Джошуа вспомнил, что в настоящий момент Кобб слаб — кашляет, хромает, с раной на руке, которую он сам ему нанес. Нет уж, второй раз Кобб от него не убежит.
Джошуа дошел до угла, за которым начиналась передняя сторона здания, и, схватив булыжник, опустился на четвереньки. Завернув за угол, он увидел, что это полуразрушенный сарай. Окон в нем не было, входом служил широкий дверной проем, через который могла бы проехать телега. Дверь была чуть приоткрыта.
Подкравшись к дверному косяку, он одним глазом прильнул к широкой щели между стеной и дверью. В сарае было темно, но свет, сочившийся через дыру в крыше, позволял разглядеть ворох сена и соломы у задней стены и сломанную лестницу, ведущую на открытый сеновал, где также было навалено сено. В центре на полу лежала груда пепла и обугленные поленья — источник дыма, который он видел. Насколько Джошуа мог судить, сарай был пуст. Он выпрямился во весь рост и вошел.
Ногой разворошив пепел, Джошуа увидел еще тлеющие угольки — в сарае совсем недавно кто-то был. На мягком земляном полу он заметил множество следов и несколько костей, будто здесь только что трапезничали. Почему-то при виде костей его охватило беспокойство. Откуда-то сверху донесся тихий шорох. Джошуа резко вскинул голову и увидел нависающий над ним большой черный силуэт, похожий на огромную летучую мышь или чудовищного орла. Черная тень будто перелетела вниз, и что-то тяжело и глухо ударило Джошуа в лоб. Ему показалось, что от удара его голова треснула, как яйцо дрозда. Потом он почувствовал ноющую боль, ноги его подкосились, и он беспомощно рухнул на землю, сознавая, что из раны на голове бежит горячая струйка крови. Ошеломленный, потрясенный, он не испытывал страха — его душила ярость: как мог он так глупо попасться? Чьи-то грубые руки схватили его, связали, сунули в рот кляп и вздернули ногами вверх. Струйка крови превратилась в стремительный поток. Он это видел по быстро растущей луже, поблескивающей под ним на темной земле. Потом он перестал видеть и слышать. Его поглотила темнота.