Я чуть было не пересекла американскую границу, но вовремя свернула на другую дорогу. Вернувшись, припарковалась на местах, зарезервированных для полицейских. Подумать только! Возможно, в моей «мазде» сам Бог.
Температура на улице резко подскочила. Повалил мокрый снег. Он тут же таял, а у бордюров образовались лужи.
Открыв багажник, я достала ящик и направилась внутрь здания. Сегодня суббота: кроме охранников, в вестибюле никого не было.
И на двенадцатом этаже тоже. Поставив коробку на стол, я сняла куртку и набрала номер Райана. Не отвечает. Позвонить Джейку? Нет. Сначала — кости. Пока я натягивала халат, мое сердце бешено колотилось. Почему? Я действительно верю, что это скелет Иисуса?.. Конечно, нет. Так что же такое важное в этой коробке?
Кто-то вывез эти кости из Израиля. Лернер украл их. Феррис переправил и спрятал. Мориссоно лгал, борясь со своей совестью. Неужели Феррис умер именно из-за них?
Религиозная страсть порождает маниакальные идеи. Рациональны или нет такие действия, решать каждому. Но откуда столько интриг? Почему скелет все-таки сохранили, а не уничтожили?
А может, Мориссоно прав и ваххабиты могут убить ради этих костей? Или священник просто боялся за себя?
Я решила докопаться до истины. И знала как.
Из кладовки я достала молоток. Дерево было сухое, гвозди — старые. С каждым ударом отламывались щепки. Наконец все шестнадцать гвоздей были выдраны. Отложив в сторону молоток, я сняла крышку.
Пыль. Высохшие кости. Запах такой древний, будто это первое на планете позвоночное.
Длинные кости располагались на дне, рядом — коленные чашечки, части рук и ступней. Все остальные кости лежали следующим слоем. Череп находился сверху, зияя пустыми глазницами, челюсть — отдельно. Скелет выглядел точно так же, как и тысячи других, поднятых из раскопанных полей, гробниц, пещер.
Поместив череп на подставку и присоединив к нему челюсть, я посмотрела на «лицо».
Каким оно было при жизни? Кому принадлежало? Один за другим я соединяла части костяка.
Через сорок минут анатомически правильный скелет лежал на моем столе. Ничего не пропало, кроме крошечной подъязычной кости и нескольких фаланг пальцев рук и ног.
Продолжить мне помешал зазвонивший телефон. Райан. Я рассказала о событиях сегодняшнего утра.
— Боже!..
Я пожала плечами:
— Вполне возможно.
— Феррис и Лернер твердо верили в это.
— А Мориссоно сомневался.
— А ты что скажешь? — спросил Райан.
— Я только начала работу.
— И?..
— Повторяю: я только начала.
— А мне приходится заниматься какой-то ерундой. Но сегодня утром мне позвонили. И у меня кое-что есть по делу Ферриса.
— Шутишь?
— Когда освобожусь, проверю.
— Хоть намекни.
— Когда освобожусь и проверю!
— Ненормальный.
— Черт, мы же профессионалы!
— Никаких пустых предположений, — согласилась я.
— Никаких необдуманных выводов.
Повесив трубку, я спустилась в кафетерий, взяла сандвич с тунцом и диетическую колу. Затем вернулась в лабораторию.
Мне очень хотелось незамедлительно получить ответы на все вопросы. Перчатки. Свет. Лист отчета. Глубокий вдох. Сначала определим пол.
Таз: узкая седалищная вырезка, узкий тазовый вход, широкая лобковая кость образует спереди перевернутую букву «V».
Череп: ярко выраженные надбровные дуги, тупые края глазниц, массивный затылок и сосцевидный отросток височной кости.
Без сомнений, это мужчина. Перейдем к возрасту.
Наклонив лампу, я исследовала левую половину тазобедренной кости. Поверхность испещряли глубокие борозды и выпуклости, лишь по краям она частично представляла собой сплошную поверхность.
Правая часть идентична левой.
Я встала и пошла попить воды. Сделала глоток и перевела дыхание. Успокоившись, вернулась к скелету и выбрала по три ребра с каждой стороны. Только два сохранили неповрежденный грудной конец. Отложив остальные в сторону, я рассмотрела эту пару поближе.
Оба ребра заканчивались глубокой U-образной впадиной, окруженной тонкими и острыми краями стенки. От верхнего и нижнего края отходили костные иглы.
Я положила карандаш.
Что я чувствую? Облегчение? Разочарование? Не знаю.
Лобковое сращение относилось к фазе номер шесть по одной из систем определения возраста. Эту систему приняли, обработав данные о возрасте сотен взрослых людей на момент их смерти. Для мужчин шестая фаза означает примерно шестьдесят один год.
Ребра также соответствовали шестой фазе, но по другой классификации. Она основывалась на подсчете в ребрах морфологических изменений, обнаруженных при вскрытии. Мужчинам этой фазы от сорока трех до пятидесяти пяти лет.
Я исследовала длинные кости и корни зубов при помощи рентгена. И была уверена, что мой предварительный вывод подтвердится. Записала результат в отчет.
Возраст на момент смерти: от сорока до шестидесяти лет. Этот парень явно умер не в тридцать, как Иисус из Назарета.
Если Иисус не умер в возрасте чуть больше тридцати лет, то — по теории Джойса — он прожил до восьмидесяти.
Точно не наш случай. Мой экземпляр не дожил и до семидесяти лет.
Его характеристики также не совпадали со стариком из «пещеры-2001».
А с чего вообще решили, что скелет из «пещеры-2001», описанный информатором Джейка, принадлежал старику? Возможно, останки семидесятилетнего экземпляра Ядина смешали с другими костями, а целый скелет принадлежал кому-то другому — в возрасте от сорока до шестидесяти. Например, этому парню.
Я перевернула страницу.
Происхождение. Большинство систем определения расы основывается на отличиях в форме и размере черепа, структуре лица и форме челюсти. Я всегда начинаю с самого сложного.
Если ввести параметры в компьютерную программу, то она сравнила бы моего незнакомца с белым, черным, американцем, индийцем, испанцем, японцем, китайцем и вьетнамцем.
Неоценимая помощь в данном случае, когда мужчина жил в Израиле две тысячи лет назад.
Я просмотрела список признаков в моем отчете. Выступающая носовая кость. Узкий носовой вход. Плоский лицевой профиль. Большие скулы. И так далее, и тому подобное.
Все соответствовало европеоиду — или его предку. Не негроид. Не монголоид.
Я запустила программу. Все параметры черепа соответствовали белому человеку. Отлично. Данные компьютера совпали с моими.
Что дальше? Был ли этот человек родом с Ближнего Востока или из Южной Европы? Еврей? Язычник? Я не знала ни одного способа это выяснить. Не поможет даже анализ ДНК.
Ладно, перейдем к росту.
Я выбрала кости ноги неповрежденными краями и измерила их на остеометрической шкале. Затем ввела данные в программу и запросила подсчет роста с использованием базы на мужчин и с тем условием, что раса не определена.
Итог: от шестидесяти четырех до шестидесяти восьми дюймов.
Следующие несколько часов я провела, тщательно исследуя каждую выпуклость и отросток, дырочку и углубление, сустав и сочленение, каждый миллиметр черепной коробки — все под увеличением. Ничего. Никаких генетических отклонений. Никаких патологических изменений и признаков болезни. Никаких травм. Никаких сквозных ранений на руках и ногах.
Выключив микроскоп, я откинулась назад. Шея и плечи давно онемели.
Может, я старею? Ну уж нет.
Я подошла к столу, опустилась в кресло и посмотрела на часы. Без пяти шесть. В Париже полночь.
Слишком поздно, чтобы звонить…
Джейк показался мне слегка выпившим и попросил подождать.
— Что случилось?
Я услышала, как он открывает банку пива.
— Это не Иисус.
— Что?!
— Тот скелет из Музея истории человечества.
— Что с ним?
— Да вот, сейчас смотрю на него.
— Что?!
— Белый мужчина средних лет, нормального роста.
— Что?!
— Ты не доживешь до конца разговора, Джейк.
— У тебя скелет, который украл Лернер?
— Кости в моей лаборатории.
— Боже!..
— Нет, не он.
— Ты уверена?
— По моим подсчетам, на момент смерти ему было едва ли шестьдесят лет.
— Не восемьдесят?
— Даже не рассчитывай.
— Может, хотя бы семьдесят?
— Сомневаюсь.
— Стало быть, он не тот старик из Масады?
— А разве имеет место убеждение, что старик из пещеры — это отдельный скелет?
— Вообще-то нет. Его кости могли смешать с основной массой. А целый скелет, возможно, принадлежал кому-то еще.
— Или его вообще не посчитали.
— Верно. — Последовала долгая пауза. — А как ты раздобыла кости?
Я рассказала о Мориссоно и о моем визите в монастырь.
— Ничего себе.
То же самое ответил Райан.
— Что ты собираешься делать?
— Для начала расскажу все своему боссу. Это ведь человеческие останки. Их нашли в Квебеке. Кроме того, они могут стать уликой в расследовании убийства.
— Ферриса?
— Да.
— Что дальше?
— Несомненно, босс попросит меня связаться с властями Израиля.
Еще одна пауза. Мокрый снег хлопал по окну и ставками стекал с него. Двенадцатью этажами ниже жуткая пробка из машин медленно продвигалась по мосту Жака Картье. Задние фонари машин образовали непрерывную красную ленту.
— А ты уверена, что это именно скелет с фотографии Кесслера?
Хороший вопрос. Об этом я как-то не подумала.
— Скорее всего, да.
— Уверена на сто процентов? Может, стоит еще раз взглянуть?
— Сейчас так и сделаю.
— Ты позвонишь мне до того, как свяжешься с израильскими властями?
— Зачем?
— Обещай, что позвонишь мне первому.
Почему бы и нет? Именно Драм заварил всю эту кашу.
— Конечно, Джейк.
Повесив трубку, я минуту сидела, держа руку на телефоне. Джейк беспокоился по поводу израильских властей. С чего бы?
Хотел первым предъявить права на опубликование открытия? Боялся упустить скелет? Не доверял своим израильским коллегам? Или израильским властям? Ничего не знаю. Почему я не спросила?
Я проголодалась, да еще спина разболелась. Захотелось вернуться домой, поужинать с Берди и Чарли и завалиться в кресло с книгой.
Вместо этого я достала фото, которое мне дал Кесслер, засунула его под микроскоп и стала медленно продвигать снимок сверху вниз.
Глазницы. Ничего.
Нос. Ничего.
Скулы. Ничего.
Я размяла шею.
Снова — микроскоп.
Начала разглядывать челюсти, сравнивая фотографию и экземпляр на моем рабочем столе.
Что-то не сходилось.
Вернувшись к микроскопу, я сделала увеличение больше. Зубы. Сфокусировалась на центральном резце и медленно двигалась к концу челюсти.
По спине пробежали мурашки.
Я встала, отыскала увеличительное стекло и подняла череп. Повернув его нёбом кверху, изучила расположение зубов.
И закрыла глаза.
Что, черт возьми, все это значит?