Еще до того, как они добрались до реки, лошади уже привыкли к трупу, но сам Такс не смог привыкнуть к мертвецу. Конечно, сейчас было достаточно прохладно, и воздух прогревался только к середине дня, и мертвая плоть почти не пахла. Такс крепко завязал труп в одежду Марага и в свою одежду, чтобы духи не смогли добраться до него. Но ночью, когда Такс останавливался, Мараг мешал ему спать.
К утру шестого дня после смерти Марага и спустя четыре дня с тех пор, как они оставили за собой горы, они вышли к реке. Такс вел серую лошадь на длинном поводке, так что она могла щипать траву по дороге. Увидев блеск воды вдалеке, он дернул ее за поводок и потянул за уздечку свою маленькую черную лошадку. В течение некоторого времени он сидел неподвижно, глядя на извилистые ряды деревьев, росших по берегам реки. Такс был тронут видом реки даже больше, чем если бы он встретил кого-либо из людей своего племени хунну. За четыре месяца он видел только Марага, а теперь тот находится во тьме ночи.
Он ударил лошадку каблуками и дернул за веревку серую лошадь. Обе они двинулись вниз по склону. Река пропала из виду за следующим холмом. Хотя степь казалась ровной, на самом деле она как бы перекатывалась длинными волнами от горизонта к горизонту. Сейчас, когда стояла середина осени, равнина была шуршащей и коричневой. Сухая трава потрескивала под ногами и под копытами черной лошадки. Коричневые птицы с белыми отметинами, коричневые мыши и кролики появлялись и снова исчезали среди длинных стеблей травы и разной бурой поросли. Все пахло пылью и сухостью.
Серая лошадь остановилась, чтобы зубами почесать себе плечо. Такс постоянно осматривался по сторонам. Река была близко, поэтому он знал, что здесь находится под защитой каганаnote 1.
Но он не мог избавиться от привычки осматриваться в поисках врагов, а германцы жили на этой равнине так же, как и хунну. Такс видел, что солдаты римлян состояли в основном из германцев, и для него не было никакой разницы между римскими германцами и теми, кто служит кагану. Все они были собаками. Его лошадка сильно натянула веревку, соединявшую ее с серой лошадью, и Такс чуть не вылетел из седла. Он дернул за веревку, и серая лошадь пустилась рысью, чтобы догнать их. Его черная лошадка короткими рывками поднималась вверх по следующему холму под рев ветра.
Там была река, она не стала ближе, но Такс мог видеть, где к востоку ее пересекал мост римлян. Пока обе лошади продолжали шагать, медленно спускаясь снова на равнину, он попытался придумать, как ему можно пересечь реку, не проходя по мосту. Течение здесь было быстрое, а предательские берега очень высокими и крутыми. Поздней осенью вода была невыносимо холодной. Такс не сможет переплыть реку, а ближайший брод был отсюда слишком далеко. Он знал, что мост охраняли германцы, вероятнее всего, гепиды. Именно Ардарик, король гепидов, послал Такса и Марага с поручением подальше от армии в Италии, и поэтому им пришлось догонять армию, когда каган внезапно отвел свои войска. И теперь Мараг мертв. Такс еще не решил, следует ли мстить за его смерть. Ему придется посоветоваться с шаманом по этому поводу.
Сильный ветер поднял пыль, закрутил ее в столб высотой с человека и погнал этот столб к следующему подъему почвы, забирая с собой сухие листья и обломки ветвей. Тропинка выходила почти к самому мосту. Такс проследовал по этой тропинке. У него не было выбора — если он двинется на север и станет искать брод или неохраняемый мост, то ему придется провести еще две ночи.
Весь остаток дня он упорно двигался по направлению к реке. В синем небе появился орел и кругами летал над ним. Наверно ждал, что Такс оставит ему мертвое тело. Такс подумал, не соорудить ли ему погребальную платформу и оставить на ней Марага на территории, принадлежащей кагану. Этим он никак не оскорбит мертвого друга. Почти половину дня он пытался уговорить самого себя, хотя табу и ритуал их народа требовали хоронить воина в присутствии трех свидетелей. Наконец он понял, что не сможет похоронить здесь Марага, потому что эта земля не была по-настоящему землей хунну. Тогда он стал думать о том, что теперь, когда он был уже около реки, ему следовало бы поймать и съесть лягушек. Лягушки были одним из его тотемов. Если он ел их мясо, то становился быстрым и проворным.
В середине дня он доехал до протоптанной тропинки, ведущей к мосту. Такс ударил лошадку, чтобы свернуть на эту тропинку. Сначала она прижимала уши и фыркала. Такс ударил ее сильнее, и животное встало на дыбы. Тогда Такс ударил ее по голове рукой. Лошадка поскакала галопом, таща за собой лошадь Марага.
Им уже был хорошо виден мост, и сквозь деревья на отдаленном берегу Такс различил лагерь, горящий огонь и привязанных лошадей.
Это, очевидно, были германцы. Ни один хунну не стал бы привязывать коней, если перед ними расстилалась степь, чтобы лошади могли там пастись. Почти сразу люди в лагере увидели его и рванулись вперед, чтобы не дать ему проехать по мосту. Примерно полдюжины воинов бежали ему навстречу. Такс остановил лошадку. Германцы опустили деревянную перекладину на мосту и стояли, глядя на него и переговариваясь между собой. У большинства были с собой луки, а у кого-то из них даже мечи, как у римлян.
— Проезжай вперед! — приказал один из них на своем языке.
Такс огляделся. Иного пути, чтобы перебраться на другую сторону, не было. Он подтянул веревку, пока лошадь Марага не стала головой упираться ему в бедро, и двинулся вперед.
Черная лошадка почувствовала запах германцев и заржала, подняв голову вверх. При звуках ее высокого прерывистого ржанья кони германцев за рекой столпились, начали рваться с привязи и ржать ей в ответ. Такс снова послал лошадку вперед. Она стала прядать ушами, и Такс погладил ей шею. Он научил ее ненавидеть германцев. Они ждали его на мосту, и один из них двинулся к нему.
— Кто ты такой?
— Хунну, — с трудом ответил на германском Такс. — Я еду в Хунгвар, и мною правит каган.
— Это ты так утверждаешь, — заметил германец. — Откуда нам знать, что ты не шпион, посланный императором?
Они всегда так говорили. Это была уловка германцев, чтобы задержать его здесь или даже отправить назад и заставить двигаться вверх по реке. Такс постарался не давать воли злости. Германцы смеялись над ним, и их зубы были видны сквозь светлые бороды.
— Я — человек кагана, и мое имя — Такс. Моего отца звали Ризак, а брата — Раз. Мы из клана лягушек, из Мишни хунну, и наш…
— Что это? — спросил другой германец, показывая на лошадь Марага.
— Оставьте это в покое, — сказал Такс.
Начальник германцев поднял вверх свои светлые пушистые брови. Его красные губы скривились в улыбке, как у женщины.
— Что у тебя в этом тюке? Ты не хочешь, чтобы мы увидели, что там такое?
Он подошел к веревке, которая придерживала Марата на лошади. Его люди шли за ним.
Наклонившись через спину серой лошади, Такс схватил его за руку.
— Нет. Не смейте!
Германец ударил его кулаком. Такса схватили сзади и стащили с седла. Его черная лошадка подалась назад. Германец держал ее за уздечку. Лошадь поднялась на задние ноги, начала молотить по воздуху передними копытами и пронзительно заржала.
Германец отступил назад. Лошадь развернулась и помчалась галопом на равнину, подальше от моста. Такс закричал. Без лошади он ничего не мог сделать. Он всем весом навалился на удерживающие его руки, но германцы его не отпускали. Они были гораздо крупнее его.
— Не убивайте его пока, — закричал начальник. — Посмотрим, что он везет в Хунгвар.
Предводитель германцев перерезал веревку и сорвал одежды, покрывавшие Марата, тот скатился прямо в грязь на дорогу.
Такс от ярости заскрипел зубами. Германцы отхлынули назад. Тело Марата, покрытое грязью, лежало у ног Такса. От него волнами начала растекаться вонь. Один из германцев забормотал заклинания. Такса отпустили, и все попятились назад. Лицо их предводителя исказилось, и он облизал губы.
Такс встал на колени рядом с Марагом и снова закутал его в тряпки. Ему было страшно касаться Марата, и от запаха у него помутилось в глазах, но он не мог видеть, как тот лежит в грязи в окружении германцев. Такс аккуратно закутал ноги Марата и засунул внутрь тюка его застывшие руки. Потом надвинул шкуру медведя ему на лицо. Когда он увидел лицо друга, хотя уже распухшее и искаженное, оно вновь напомнило ему, что он один, а его друг — мертв. Такс выпрямился, начал колотить себя по телу кулаками и прокричал вопль горя и одиночества.
У германцев лица стали цвета сыворотки, они попятились еще дальше назад. Такс поднял Марата на руки. Тело застыло в той позе, как оно было положено поперек спины его серой лошади. Его было тяжело поднимать, но потом Такс легко перевалил его через седло. На дороге валялась разрезанная на два куска веревка. Плохая примета, когда ты разрезаешь веревку, и германцы заслужили того, чтобы с ними случилось несчастье. Такс стянул куски веревки вместе и быстро привязал тело к седлу. А затем, взяв лошадь Марата под уздцы, он пошел по тропинке назад от моста и посвистел своей черной лошадке.
Когда он прошел почти сотню шагов по дороге, лошадь вернулась к нему. Глаза у нее были красные и воспаленные от пыли. Она подскакала к серой лошади и потерлась о ее морду. Такс поднял волочившиеся поводья и сел на лошадь.
Когда германцы увидели, что он возвращается к мосту, они разошлись в разные стороны. Такс заставил свою лошадь скакать быстрее, и лошадь Марата тоже начала двигаться резвее.
Они приблизились к перекладине на мосту. Такс почувствовал, что его лошадка начинает бояться, сильнее сжал ноги, и она легко перепрыгнула через препятствие. За ней этот маневр повторила лошадь Марата. Они пролетели галопом по мосту и вырвались на равнину. Такс свернул, чтобы ехать вдоль реки. Но он поехал потише только тогда, когда мост остался далеко позади. И так же далеко остались германцы.
Он не смог найти лягушек. Они все пропали к зиме. В темноте, у маленького костра, он всю ночь боролся со сном. По спине бегали мурашки, и все тело начинало дрожать при малейшем звуке. Мараг в своем тюке спокойно лежал вдали от огня. Лошади то дремали, то щипали траву вдоль берега реки. Глаза у Такса горели от бессонницы. Один раз он задремал и проснулся от того, что чуть не угодил в огонь.
Как только встало солнце, он отправился на север, следуя за изгибами реки. После того, как он много месяцев провел один, без защиты своего народа, река напоминала ему друга. Он слушал ее голос и даже парочку раз пел для нее. Теперь, когда в небе сияло солнце, он уже не чувствовал себя усталым. Над головой синело небо, такое же яркое, как краски, которыми римляне раскрашивали стены своих домов. Он и Мараг как-то провели ночь в одном из покинутых домов на холмах в Италии к югу от Городаnote 2. Полночи они разглядывали картины на стенах дома. Они бродили по дому с факелами, спорили и рассматривали все картины.
Люди, изображенные на стенах, были странно похожи на живых, но в то же время чем-то от них отличались. Мараг Упорно отказывался верить, что это были картинки демонов.
Такс начал снова перебирать в памяти детали путешествия. Он считал его уже законченным, и ему хотелось все рассказать своим друзьям, когда он наконец окажется среди них.
Семья Марата должна знать все, что с ним случилось. Черная лошадка спокойно трусила вперед, и уздечка лежала у нее на шее. Такс вытащил из своих длинных черных волос перья и камешки и расчесал волосы пальцами. По тени он увидел, как сильно отрасли волосы за это время.
В конце лета его волосы были гораздо короче, когда он и Мараг вернулись в основной лагерь кагана. Они ожидали застать там тысячи солдат, но нашли только потухшие костры и летящую клубами пыль. Сначала они надеялись догнать основные отряды и помчались вслед за армией. Он и Мараг убили и съели одну лошадь и почти прикончили другую, но каган всегда двигался очень быстро, он ушел за месяц до их возвращения, и никто их не ждал там…
Такс засунул камешки в кисет за поясом и снова вплел перья в свои длинные черные волосы. Река порожком спустилась вниз по долине, и ее берега превратились в полузамерзшие болота.
Два аиста, не успевшие улететь на юг, медленно поднялись в воздух, расправили широкие крылья и полетели. Дорога хрустела под копытами лошадей, и его лошадка делала короткие шажки, чтобы не поскользнуться. Шум реки стал приглушенным.
Такс думал о дороге, по которой прошла армия, так же, как и о бормотании реки, которая медленно билась о берега совсем недалеко. Пока он шел вслед за ней, он чувствовал себя в безопасности. Они следовали за ушедшей вперед армией все время, что выбирались из Италии, хотя пропала вся дичь и была съедена трава.
Но на высоте, в горах, где на них обрушился снег и ревущий ветер, они потеряли след армии. Через два дня одна из лошадей поскользнулась и упала со скалы. На следующее утро Мараг заболел. К середине дня он уже не мог ехать верхом. Они остановились под прикрытием скалы. И они оба знали, что к утру Мараг умрет. Мараг сам заговорил об этом и взял слово с Такса, что тот все расскажет его отцу. Когда наступил рассвет, Такс привязал тело Марата к седлу и отправился дальше. В тот же день он убил снежного козла, ковыляя за ним по скользкому насту. Он съел сырыми его сердце и язык…
Через месяц тут все занесет снегом, но до этого времени он должен вернуться домой. Он зорко следил, не покажутся ли здесь германцы. Днем он увидел вдали три повозки, которые тащили быки, и за ними следовали четыре или пять лошадей. Семья на зиму уезжала из Хунгвара на юг. Мужчины, которые погоняли лошадей, при виде его остановились. Такс в приветствии поднял руку вверх, и оба всадника в ответ тоже подняли свои правые руки. Такс очень обрадовался, увидев их. Он вернулся домой. Следуя за рекой среди деревьев, Такс запел песнь о том, как он шел по следам армии кагана из Италии.
Черная лошадка продолжала свой путь. Было уже так темно, что Такс почти не различал дороги. Резкая ночная прохлада колола его, как иголками. Впереди, на вершине холма, высвечивались высокие стены частокола кагана. К западу от реки блестели огоньки, но Такс решил, что там стоит лагерем король гепидов. Лошадь продолжала двигаться вперед, ее нос был направлен в сторону частокола.
Весь день усиливался северный ветер, и сейчас Такс видел, как он раскачивал обнаженные ветви дуба у ворот частокола. Когда лошадь проскакала последний отрезок крутой дороги, он слышал, как бились ветки. У него зашевелились на затылке волосы и встали дыбом. Такс быстро огляделся. Но в темноте он ничего не увидел, кроме огней, светивших за рекой, и он повернулся к огням, горевшим перед ним на холме кагана. Он, наверно, сошел с ума, продолжив путь с наступлением ночи. Ему следовало подождать, пока не придет утро.
Серый конь следовал за ним. Дул и завывал холодный ветер. Он подталкивал его вперед. На спине серой лошади закутанный труп двигался и шевелился. Такс начал шептать заклинания. Когда-то он знал заклинания против мертвецов, но сейчас забыл почти все, кроме каких-то частей. Хотя от слов было мало толку, он все равно продолжал их повторять.
Лошадка привезла его к самому дубу, повернула за угол и остановилась перед огромными воротами частокола. Такс глубоко вздохнул. Ветер выл и что-то бормотал ему. Над его головой скрипели изогнутые ветви дуба. Ворота были заперты, и никто так поздно не впустит его внутрь. Но он не может оставаться здесь за оградой в темноте. Он наклонился и начал колотить кулаком по воротам.
— Впустите меня! Впустите меня внутрь!
Он мог поехать к стоянке на равнине. Но было так темно, что он мог ошибиться и приехать к германцам, а он сейчас не желал их видеть. Никто не откликнулся на его стук, и он продолжал колотить по воротам. Они были сделаны из бревен, расколотых вдоль их длины, и на них оставалась кора, которая приглушала его стук.
— Убирайся! — послышался голос сверху. — Уже темно, а ворота закрываются с заходом солнца. Убирайся!
— Яя, — обрадованно закричал Такс — Это Такс. Впусти меня!
Он прижался к воротам, нажимая на них обеими руками, словно пытаясь проникнуть сквозь дерево. Сверху Яя прокричал проклятие испуганным голосом. Такс глянул на серую лошадь. От нее исходило странное бледное сияние. Темнота и ветер окружали его, наполняя воздух удивительными звуками, полными демонов. У него побежали мурашки по коже от их прикосновения. Они желали сожрать тело Марата. Его лошадка перебирала копытами, прижав уши к голове, и Такс погладил ее по шее.
— Такс умер в Италии, — сказал Яя по другую сторону ворот. — Ты кто? Его дух или ты нарочно говоришь его голосом, чтобы выманить меня за ограду?
— Я — живой, а не мертвый. Это я — Такс, я — живой, а не демон! Яя, впусти меня внутрь.
— Это его голос, — сказал еще кто-то за воротами. — Если ты откроешь ворота, Яя, он станет сосать твою кровь! Он знает твое имя.
Такс закричал:
— И твою, Монидяк. Впустите меня. Здесь за воротами есть настоящие демоны, вы что, оставите меня им?
Он знал, что если он скажет им о теле Марага, они никогда не откроют ему ворота.
— Яя, пожалуйста…
— Нет! — завопил Монидяк. — Это демон… Нет, нет!
Что-то тяжелое стукнулось об ворота, и послышались звуки борьбы. Также было слышно, как кто-то побежал. Такс продолжал колотить в ворота, чтобы они не забыли о нем. Вокруг него выл ветер и была темнота. Они окутывали его, как покрывало. Ворота заскрипели и открылись, и черная лошадка рванулась вперед, таща за собой серую лошадь с телом Марага. Такс схватил в руки жесткую гриву лошади, она отпрянула в сторону, и ворота захлопнулись за ними. Люди с копьями и луками окружили его. Такс поднял руки вверх.
— Это Такс. Вы видите? Если я и демон, вы все равно не можете меня убить. Мертвец там, за вами. Яя!
Он спрыгнул с лошади прямо на руки Яя, тот что-то закричал и поймал его. От радости у Такса перехватило дыхание. Люди окружили их. Они смеялись и обнимали Яя и Такса. Они шутили по поводу демонов и ветра, который выл и рвался в ворота так, что те дрожали на кожаных петлях.
— Это Мараг? — спросил его Монидяк твердым голосом. Смех прекратился, и голоса смолкли. Такс повернулся к Монидяку. Тот стоял у серой лошади, держа руку на тюке с трупом.
— Он умер в снегу, когда мы возвращались домой, — сказал Такс. Ему стало горько, и он закричал.
— Свиньи! — завопила женщина из окна на втором этаже, где находились покои для женщин. — Вы — сыновья змей и демонов. Почему не даете людям спать?
— Ш-ш-ш, — смеясь, все стали успокаивать друг друга.
— Пошли, — тихо сказал Монидяк. — Пошли в дом, там поговорим. Пусть ворота сами себя сторожат. Это твоя лошадь? Да?
Он похлопал лошадь по крупу.
— Она сама о себе позаботится. Мы внесем Марага внутрь, чтобы до него не добрались демоны. Подожди, пока каган не узнает обо всем этом.