Смерть говорит от моего имени

XVI Убийца «А»

Они возвращались в артистическую в гробовом молчании, только Алекс насвистывал.

— Садитесь… — сказал Алекс, когда Паркер, вошедший последним, закрыл двери. Лицо инспектора было сосредоточенным и напряженным. Он не спускал глаз с Дарси, который спокойно сел и выжидательно поднял голову.

— Думаю, мне мало что осталось прибавить к состоявшемуся эксперименту, — начал Алекс. — Дело ясное. Разумеется, в той его части, которая касается вас. Во время спектакля я заметил разницу в игре Винси в первом и втором действии. Но я полагаюсь не только на собственное мнение. Одна дама, которая чувствовала живой душевный контакт с Винси и знала его долгие годы, призналась на допросе: «Во втором действии этого контакта уже не было…» Миссис Фарадей рассказала: «Винси переменился. Играл в хорошем темпе: Ни разу не сбился. Никогда еще мне не было так легко с ним играть. Я была просто заворожена…» Однако поначалу история казалась слишком уж фантастической. У нас не было никаких оснований предполагать, что Винси умер раньше. Правда, доктор настаивал, что смерть наступила раньше… Вдобавок маски в уборной Винси мы не обнаружили. Разумеется, ее мог взять костюмер. Только позднее, когда мы убедились, что к Винси после спектакля никто не входил, кроме одной особы, которая его не убивала и у которой не было ни малейшего повода брать маску, дело начало понемногу проясняться. Мы узнали еще кое-какие детали. Фантастическую версию, что Винси был убит в антракте, а сыграл за него кто-то другой, можно было принять лишь при соблюдении следующих условий:

1. Человек, играющий роль вместо Винси, примерно того же роста и телосложения.

2. Он так же одет, раз после убийства Винси остался в том же театральном костюме.

3. Он умеет имитировать его голос и движения.

4. Знает наизусть текст пьесы.

5. Владеет актерским ремеслом.

6. Знает до мельчайших подробностей все мизансцены, иначе его партнерша сразу бы заподозрила что-то неладное.

7. У него есть возможность занять место Винси, то есть во время спектакля он находится за кулисами.

8. Знает, что Винси умер во время антракта, то есть уверен, что Винси убит и не выйдет на сцену одновременно с ним.

9. Может устроить все так, чтобы труп не был обнаружен, пока он заменяет Винси на сцене… Если бы труп нашли, весь этот маскарад стал бы тяжелым обвинением против играющего роль.

10. Должен забрать маску из уборной убитого и спрятать ее, потому что позже туда входить нельзя, чтобы не лишиться алиби. Алиби же основано прежде всего на том, что убийство будто бы совершено почти на час позже, чем это было в действительности.

В ходе допросов выяснилось, что человек, удовлетворяющий всем вышеперечисленным требованиям без исключения, существует. Этот человек — вы. Итак, если бы вы намеревались убить Стивена Винси, то, будучи режиссером «Стульев», вы должны были замыслить такую инсценировку:

1. Придумать такую концепцию спектакля, чтобы Винси играл в маске, а вы без маски.

2. Сделать в этой одноактной пьесе перерыв минут на двадцать, во время которого вы могли бы убить Винси.

3. Предусмотреть небольшую паузу в спектакле между уходом со сцены Винси в маске и появлением Оратора; которого играете вы — без маски.

4. Оратор, естественно, должен играть в таком же костюме, как Винси.

При такой концепции спектакля вам оставалось только дождаться удобного случая, когда вы были бы уверены, что Винси один в своей артистической уборной. Тогда вы могли бы спокойно отправиться туда, убить его и доиграть за него роль.

А убить его в его собственной уборной вы были бы вынуждены потому, что:

1. Вам надо было взять маску.

2. Запереть дверь его уборной, чтобы никто не вошел туда, пока вы на сцене.

Когда вы сказали, что, идя по коридору с Эвой Фарадей, вы наступили на ключ и вставили его в замочную скважину, я сразу понял, что вы держали ключ в руке и, наклонившись, лишь сделали вид, что поднимаете его. Но где был ключ, пока вы играли роль Старика во втором акте? Эва Фарадей рассказала, что когда она прижалась к Старику, то ее поразила одна мелочь, я перебил ее и спросил, не показалось ли ей, что в кармане его блузы лежит какой-то небольшой твердый предмет. Она с удивлением подтвердила. Это и был тот самый ключ, который вы позже «нашли» перед уборной Винси.

Как все происходило, я продемонстрировал вам минуту назад на сцене и при этом обнаружил маску в том месте, где она только и могла быть. Вероятно, там же была спрятана ваша шляпа до той минуты, когда вы сунули туда маску и достали шляпу, чтобы сыграть в последней сцене Оратора, а затем раскланиваться перед публикой и с деланным недоумением ждать, когда же появится Винси, хотя вам-то было отлично известно, что он никогда больше не выйдет на вызовы восторженных зрителей. После этого вам надо было провести оставшееся время в театре таким образом, чтобы ни минуты не быть одному до выхода на улицу и позже, так как вы предполагали, что труп обнаружит вахтер только во время обхода.

Поэтому вы пригласили Эву Фарадей на ужин и создали себе абсолютное алиби, поскольку считали, что все пребывают в убеждении, будто Винси убит после спектакля, то есть тогда, когда вы его убить не могли… Сначала я думал, что все это невозможно, хоть и кажется правдоподобным. И все-таки нет. Различия в игре все равно были — человек не способен стать точной копией другого. Тут я должен сделать вам комплиментам играли гораздо лучше Винси, который в первом акте тоже был великолепен. Но вы не опасались, что эту разницу заметит Эва Фарадей. В конце концов маска плотная, с искусственными волосами, а вы с детства профессионально занимались имитацией человеческих голосов и криков животных. Манеру Винси после многомесячных репетиций вы изучили до тонкостей и сами подсказывали ему необходимые краски в зависимости от сценической ситуации. Текст пьесы вы знали наизусть, оказалось, даже лучше, чем Винси, который часто сбивался… Вы забыли только одну мелочь: первое действие закончилось ссорой между Винси и Эвой из-за того, что она измазала его блузу гримом. Во втором действии костюм его был уже чист. Это подтвердила сама Эва Фарадей, когда я не без умысла спросил ее об этом. Тогда я уже стал понимать, что она не была вашей сообщницей. Я только заметил, что вы, давая показания, на миг словно бы запнулись, когда вспомнили об этом. Готов держать пари, что час назад, вернувшись после первого допроса в свою уборную, вы нарочно испачкали свою блузу гримом, чтобы сбить полицию с толку, если ей удастся напасть на след… Мне остается лишь добавить, что у вас была весьма существенная причина, чтобы убить Стивена Винси, причина, из-за которой совершено уже множество преступлений на этом терзаемом страстями свете… — Алекс умолк. Воцарилась мертвая тишина. — Можете ли вы найти изъян в моих рассуждениях?

— Нет, — развел Дарси руками. — Вы в некотором роде гений. Никогда не думал, что в полиции могут найтись такие мозги…

Алекс хмыкнул и искоса глянул на Паркера, который заерзал на стуле, встал и проговорил:

— Значит, вы признаетесь в том, что убили Стивена Винси в этой уборной вчера между 9 и 9.15 вечера?

— Нет, — сказал Генри Дарси и тряхнул головой. — Не признаюсь.

— О, — замахал рукой Алекс. — Да у меня и в мыслях не было, что вы его убили. Я знаю, что вы не убивали.

На этот раз он не посмотрел на Паркера. Услышал только сдавленное «что?», а потом скрип стула под повалившимся на него инспектором.

— Вы знаете, что я не убивал? — Дарси потер лоб. — Но тогда… значит… Но… Я его убил!.. — сказал он вдруг с отчаянием, вмиг утеряв свое былое хладнокровие.

Алекс услышал, что Паркер снова заерзал на стуле.

— Нет. Вы его не убивали. И чтобы успокоить вас, скажу, что алиби Эвы Фарадей безупречно. Даже если бы она очень того хотела, убить Винси она бы не могла, во время антракта она ни на минуту не оставалась одна… И вся ваша рискованная игра, которая доставила мне столько хлопот, оказалась напрасной.

— Уже на сцене я понял, что поступил как законченный идиот… — сказал Дарси. — Эва не могла бы играть так спокойно, если бы убила его. Я ее слишком хорошо знаю… Но в первую минуту…

— Да, конечно. Стоя в уборной Винси и глядя на его тело, вы подумали, что убила его она, женщина, которую вы любите. И тогда вы поняли, что выход лишь один: играть вместо него и устроить все после спектакля так, чтобы у нее было абсолютное алиби… Но об этом позже…

Паркер кашлянул.

— Отлично, — сказал он, — но я хотел бы знать, почему мистер Дарси не мог убить Стивена Винси, хотя прекрасно понимаю, что признаваться в этом у него особого желания нет. Какие аргументы в пользу вашей невиновности вы можете предъявить, принимая во внимание, что доводов для обвинения так много, что их хватило бы на пятерых профессиональных убийц и еще кое-что осталось бы для скромного дилетанта.

— Может быть, вы сами скажете? — обратился к Дарси Алекс. Тот недоуменно взглянул на него.

— Я-то лично знаю, что убил его кто-то другой, и поэтому существует настоящий убийца, но не представляю, как вам это доказать. Ведь я вел себя как преступник, давно замысливший этот план… хотя было как раз наоборот — это стечение обстоятельств подсказало мне мысль… Если бы я не был одет точно так же, как Винси, и если бы Винси не играл в маске, и если бы Оратор не выходил на сцену через полминуты после ухода Винси, мне бы такого никогда и в голову не пришло… Но как это докажешь? Я рассуждаю так, полиция — иначе… Нет, могу сказать только одно — ищите другого убийцу.

— Скажите, вы левша? — спросил Алекс. — Я видел, что в роли Оратора вы взяли мел в левую руку, пытаясь по ходу спектакля писать на доске. Но таков мог быть режиссерский замысел. Оратор таким образом стремится показать, что мысли Старика невозможно передать другим людям. Это можно было истолковать так, что человек, которому Старик доверяет свое завещание, не только не способен говорить, но даже не знает, в какой руке держат мел… Но когда за сценой вы повернули выключатель левой рукой, я понял, что для вас это естественно. А мистер Дэвидсон рассказал нам, что вы были ранены на фронте и вас отправили на родину…

— Я калека, — тихо сказал Дарси. — Мне чудом удалось избежать ампутации правой руки. Я ею почти не владею. С трудом могу пошевелить пальцами и согнуть в локте… Да и сгибаю, собственно, с помощью протеза… Японцы в джунглях выстрелили в меня пулей дум-дум. Она разрывная. Из-за этого мне пришлось поставить крест на актерской карьере, и это побудило меня потом заняться режиссерской работой. Я не могу правой рукой сделать ни одного свободного движения, хотя научился управлять ею так, словно она здоровая… Но какое же это алиби… Левая рука у меня чрезвычайно сильная. Я ее разработал: Правой я и мухи не могу прихлопнуть, зато левой… левой способен убить.

— Не могли бы вы показать нам вашу раненую руку? — спросил Алекс. — Понимаю, вам это неприятно, но вы же видите, дело слишком серьезное. Винси не мог быть убит левой рукой.

— Не мог?!

— Нет.

Дарси молча уставился на него, потом встал и сбросил пиджак. Расстегнул рубашку, снял ее и положил на стул. Паркер тихо присвистнул. Все правое предплечье Дарси было изуродовано — разворочено когда-то до самой кости. Сейчас кость уже заросла, и к ней двумя кожаными ремешками крепился протез. Несколько длинных тонких стальных пружинок, закрепленных пониже локтя, заменяли мышцы предплечья.

— Ясно. Это решает дело.

Дарси подвигал рукой и опустил ее. Потом надел рубашку и стал завязывать галстук, но руки у него задрожали, он опустил их.

— Вы… вы в этом уверены? — спросил он. — Что убить могли только правой рукой?

— Я стараюсь обманывать людей как можно реже… — прошептал Алекс. — И хотя это не всегда получается в нашем так называемом цивилизованном обществе, в данном случае я сказал вам чистую правду.

Дарси повязал галстук и тяжело опустился на стул.

— Повезло! — сказал он искренне.

— Ох, — Алекс снова сделал неопределенный жест рукой, — я знал, что вы не могли его убить, даже если бы обе руки были у вас целы.

— Что?! — воскликнули одновременно Паркер и Дарси.

— Ну, как же еще! В таком деле, как это, думать надо много и быстро, потому что факты открываются то с одной, то с другой стороны. Однако решает тут другое, и я не устаю повторять: убить мог только тот, а) у кого была причина, б) у кого нет алиби, в) кто мог совершить убийство в тех обстоятельствах и именно тем способом, каким оно было совершено. В начале следствия мы сталкиваемся с уравнением, где неизвестная величина — убийца, а известные — убитый и обстоятельства обнаружения тела, и есть только один способ решить это уравнение: подобрать убийцу к убийству. А между тем:

1. Если говорить о самом преступлении, то известно было только одно: что вы вошли в артистическую за три минуты до начала второго действия. Все остальное происходило после убийства. Об этом сообщил осветитель Карутерс, который едва успел вернуться на свой балкончик, проверить прожекторы и дать свет, и тут же занавес пошел вверх. К тому же вы довольно долго пробыли в уборной Эвы Фарадей, а потом несколько минут на сцене, таким образом, на убийство Винси, прилаживание маски и возвращение на сцену времени у вас оставалось в обрез. Примерно сто восемьдесят секунд, и все.

2. Вы убили Винси его собственным кинжалом, значит, вам надо было войти в уборную, схватить кинжал, ударить им Винси, а потом молниеносно надеть маску, посмотреться в зеркало, удостовериться, что Винси мертв, выйти, запереть дверь, добраться до сцены и занять там строго определенное место. В конце концов, это было бы возможно, но при одном условии: Винси, когда вы вошли к нему в уборную, должен был спокойно лежать и позволить зарезать себя, как овцу. И в самом деле, Винси был найден на кушетке, в момент нанесения удара он лежал, удобно растянувшись.

Но возможно ли такое?

Винси был трус. Несколько дней назад вы пригрозили ему, что если он еще раз оскорбит Эву Фарадей, вы убьете его. Он, конечно, мог не поверить в это, но наверняка допускал, что вы намереваетесь дать ему пощечину. Он знал, что вы любите Эву Фарадей и что сам он в этой истории ведет себя недостойно. Увидев вас, он должен был вскочить с кушетки. Да и с чего бы это ему лежать в своей артистической за три минуты до начала второго акта, если до сцены надо идти несколько десятков метров по разным коридорам? Если бы он при виде вас и не вскочил на ноги, то по крайней мере сел бы. Но он бы не умер лежа. Так мне, во всяком случае, казалось.

3. Вы узнали от Раффина, что Винси выставил его из уборной. Но выставил прежде всего потому, что в антракте или после спектакля ожидал визита некоей дамы. Стало быть, входя к нему, вы рисковали застать ее там, или же она могла появиться в момент совершения преступления. А до убийства запереть дверь вы никак не могли. Иначе трудно поверить, что Винси остался бы лежать. Если в комнату входит человек, который меня ненавидит, и запирает за собой дверь на ключ, я невольно встревожусь и тут же переменю положение, в котором я беззащитен, и быстро встану. Или хотя бы сяду. Если ваш план, сногсшибательный и чуть ли не гениальный, был разработан до мельчайших деталей много месяцев назад, зачем подвергать его такому риску? Разумнее было бы не убивать Винси в его уборной в тот момент, когда он ожидал гостью.

4. Кроме того, если вы такой предусмотрительный и ловкий убийца, тщательно все планирующий, то тогда во время антракта вы вели себя нелепо. Потратили уйму времени, утешая Эву Фарадей в ее уборной. Задержались на сцене, потом позволили себя проводить почти до самых дверей осветителю Карутерсу, вместо того чтобы отделаться от него у входа в коридор. Зачем? Вы сокращали себе время для маневра и исполнения плана. Потому что осуществить его за три минуты можно было, если бы Винси действовал с вами заодно или вовсе никак не реагировал на ваше появление. Другое дело, если б вы вошли к нему на пять минут раньше. Тогда вы могли бы выждать и убить его в подходящий момент, твердо зная, что вы все успеете. Во всяком случае, так бы вы это замыслили.

5. Кинжал! Вы явились без своего орудия убийства, секунд за двести до выхода на сцену! А если бы ящик был заперт или Винси забрал кинжал домой, да могла произойти тысяча разных случайностей, кинжала не оказалось бы на месте, где вы рассчитывали его найти. Что тогда? Разве вы могли расхаживать по уборной Винси и искать кинжал, а Винси, не обращая внимания на вас и не думая о приближающемся начале второго действия, преспокойно лежал бы себе за корзиной роз и даже не взглянул на вас? И неужели он не закричал бы, увидя у вас в руках кинжал? Стены здесь толстые и разговоров через них не слышно, но голос испуганного человека разнесся бы эхом по всему театру. Кроме того, кинжал, независимо от того, принадлежал он Винси или нет, как орудие убийства в столь отработанном плане преступления кажется просто идиотизмом. Имея столь гениальный план и обеспечив себе стопроцентную возможность его реализации, неужели вы поставили бы его решающую фазу в зависимость от стольких случайностей? Винси был убит одним ударом и не крикнул. Но ведь мог закричать. Если бы кинжал не угодил точно в сердце, Винси мог бы даже вскочить и стонать от боли…

6. Кроме того, почему Винси еще лежал, когда пора было натягивать перед зеркалом маску? Вы едва успели добежать до сцены, не убивая Винси. Если бы вы должны были еще убить, то опоздали бы к началу второго акта. Но у Винси не было никаких причин ждать до последней секунды, а потом мчаться по коридору, прилаживая маску на бегу. Он должен был сам ее надеть перед зеркалом и удостовериться, что все в порядке, а тут еще и костюмера не было рядом. К тому же Винси лежал, а до начала оставалось минуты три, а то и меньше. Значит, вы не убивали его. Ведь вам надо было бы сначала запереть дверь, потом пойти за кинжалом, взять его, вернуться к Винси и нанести удар. Это заняло бы какое-то время. А он бы смирно лежал, ожидая смерти. Почему? Но ведь и в самом деле он лежал и не обращал на все ни малейшего внимания. Нет, это не укладывается ни в какие рамки. При всем желании отрежиссировать это мне не удалось. Преступник и жертва не соответствовали обстоятельствам совершения убийства. Значит, его совершил кто-то другой.

— Браво! — произнес Дарси, помолчав. — Но если я его не убил, то кто-то же сделал это!

— Вот именно. Мы это знаем и теперь должны выяснить — кто. Но надо признать, что вы сделали все, что в ваших силах, чтобы спутать нам карты и навлечь на себя подозрения. Прошу вас, расскажите теперь подробно все, с самого начала, но уже не искажая ни фактов, ни обстоятельств.

— Теперь, разумеется, не буду. Значит, так. Когда Эва ушла со сцены после первого акта, я очень переживал. Эва рыдала в уборной. Кричала, что ненавидит его, что такого мерзавца убить мало, что она ему за все отплатит. Словом, была вся в слезах, возмущенная, когда в дверь постучал один из рабочих и сказал, что Сэйер просит меня прийти на сцену.

— Сколько времени вы пробыли у мисс Фарадей?

— Минут пять-шесть. Трудно сказать точно. Я прошел вместе с рабочим на сцену и спросил Сэйера, что случилось. Оказалось, он потерял листок, на котором я нарисовал, как расставляются на сцене стулья во время антракта. Сначала он попробовал ставить по памяти, но скоро они с рабочими поняли, что запутались. Я показал ему как и что. Убедившись, что он разобрался, я направился к уборной Винси. Разумеется, ничего плохого я ему делать не собирался, хотя был в полном бешенстве. Может быть, и ударил бы его, не знаю. Я и впрямь начинал ненавидеть этого человека… — Он замолк. — Это был мерзкий тип… — объявил Дарси искренне. — С гнильцой. Гнусный, мелкий эгоист, бессовестный, безмозглый… Я и сам не знал, что сделаю, когда войду. Пьеса была сыграна только наполовину, а я, как каждый серьезный человек, работающий в театре, ставлю спектакль выше того, что происходит за сценой. Спектакль — дело священное, и мне доводилось видеть актрис, играющих комедийные роли, когда дети их бредили дома в жару. Видел людей, которые играли назавтра после смерти близкого человека; сойдя со сцены, они еле держались на ногах и рыдали, но выходя на сцену, опять прекрасно владели собой и вели роль безупречно… У меня даже мелькнула мысль, что если я не сдержусь и сейчас его ударю, то он, глядишь, не в состоянии будет выйти на сцену, и мы сорвем спектакль… Это странно, что такие мысли приходят в голову, когда ты вне себя от ярости и глаза наливаются кровью. Но так это было. Тут меня увидел осветитель Карутерс, он стоял с кем-то за кулисами, что-то случилось с кабелем одного из прожекторов: Спрашивал, нельзя ли приспособить другой прожектор, послабее, который в этой пьесе не используется. Хотя я придаю огромное значение освещению, все прожекторы мира, включая театральные, в ту минуту для меня не существовали. Но мне надо было что-то ответить. Я предложил ему попытаться дотянуть до конца с поврежденным. Он удивленно посмотрел на меня, но отошел. Мы как раз стояли перед дверями уборной Винси. Я был еще взвинчен, но все же немного поостыл, поскольку отвлекся на другие дела. Когда я брался за ручку двери, то уже вполне овладел собой. Обычно я умею держать себя в руках. Входя в комнату, я собирался обругать Винси, но ударить уже не смог бы… разве что он сказал бы что-нибудь такое, что снова возбудило бы мою ярость… Но он ничего не сказал. Лежал мертвый. Видимо, умер совсем недавно — когда я стоял над ним, как зачарованный, то увидел, что кровь вокруг лезвия кинжала ярко-красная и еще не запеклась… Рядом на стуле лежала его маска. Она словно ухмылялась мне в лицо и казалась более живой, чем он сам. Вдруг я почувствовал, что дрожу от ужаса. И не могу избавиться от возникшей мысли. Это Эва выбежала из своей уборной и ворвалась к нему, чтобы высказать ему все, пока я еще был на сцене! Я не рассуждал, возможно это или нет. Решил, что она пришла сюда, когда он лежал, и, наверно, он снова встретил ее каким-нибудь оскорбительным словом, она схватила его кинжал, который я хорошо знал, так как Винси мне много раз его показывал… убила его, а потом убежала. Я стоял и ломал себе голову, как ее спасти. С минуты на минуту все могло обнаружиться. И вдруг меня осенило! Идея была не нова. Уже неделю Винси грозил уходом из театра. И я подумывал о том, чтобы поговорить с директором и предложить ему, что я сыграю за Винси эту роль. Из-за руки и ограниченности в движениях я не стал актером. Но в моем собственном спектакле я мог все построить так, чтобы рука мне не понадобилась. Последние несколько дней репетировал дома перед зеркалом. Для развлечения даже имитировал голос Старика. В мгновение ока я понял, что могу спасти Эву, если выйду отсюда в качестве Винси, сыграю за него роль, а потом буду при ней неотлучно до полуночи или до той минуты, когда в конце концов кто-нибудь обнаружит его тело. Я знал от костюмера Раффина, что Винси запретил ему приходить в уборную после спектакля, так как ждал какую-то даму. Так пусть эта дама и найдет его, а я постараюсь, чтобы Эва ни на минуту не оставалась одна после того, как вместе со Стариком покинет сцену. Рассказываю я вам об этом гораздо дольше, чем все это сложилось у меня в голове. Я взял маску, подбежал к зеркалу и натянул ее. Она была в самый раз. Сверху у нее искусственные волосы, поэтому никто меня сразу узнать не мог. Теперь надо было как можно скорее выбираться отсюда. Я быстро вышел, но в дверях сообразил, что не смогу играть, зная, что он лежит в незапертой уборной. Ничего не мешало мне в качестве Стивена Винси запереть дверь и взять ключ с собой, хотя никто никогда в театре этого не делает. Я запер дверь и пошел за кулисы. По дороге никто мне не встретился. Когда занавес начал подниматься, я испугался, что Эва может узнать меня или, скорее, догадаться, что это не Винси. Однако оказалось, что это не так-то легко… Потом я выпрыгнул из окна и поступил именно так, как вы показывали. Потом стоял и кланялся зрительному залу, с ужасом думая о том, что он там лежит. Только тогда, доиграв его роль, я уразумел всю правду и осознал, что совершил. Больше всего поразила меня Эва. Если это она убила Стивена Винси, то, надо сказать, держалась она на сцене, как самый хладнокровный убийца, какого только можно себе вообразить. Позже, когда мы ушли со сцены, я внимательнейшим образом стал наблюдать за нею. Она сказала о Стивене что-то колкое и презрительное… что он не вышел на аплодисменты… Потом мы вместе отправились ужинать. Я обсуждал с ней следующую роль… Медеи и постепенно полностью уверился, что совершил страшную ошибку. Эва не убивала Стивена! Она не могла бы так вести себя. Это было исключено. Я слишком хорошо ее знаю, понимаю каждый ее жест, выражение ее лица. От меня этого ей не удалось бы скрыть. И вообще, каким потрясением должно было бы стать для нее появление Винси на сцене после антракта! Я подумал об этом только за ужином. Ведь если бы она его убила, то должна была считать, что тело его лежит в уборной, занавес не поднимается, а в театре вот-вот начнется переполох. Между тем убитый появился на сцене и как ни в чем не бывало занял место рядом с ней, и она приняла это совершенно спокойно… Но сделанного не вернешь. Кроме того… мне и в голову не пришло, что полиция может об этом дознаться, раз ни моя партнерша, ни кто-либо из труппы ничего не заметили. Оказалось, я ошибся… — Он наклонил голову в сторону Алекса. — Это все.

— Так. — Паркер встал и начал прохаживаться по комнате. — История просто неслыханная… Неслыханная… — Он остановился. — За сколько минут до конца антракта вы сюда вошли?

— За две или, может, три? Так, как вы сами установили. Мне трудно сказать точнее. В таких обстоятельствах время течет совершенно иначе. Когда я вошел, помощник режиссера вызывал по радио Винси и Эву Фарадей на сцену. У нас все уборные радиофицированы. Актер может следить за ходом спектакля у себя в артистической. — Дарси показал на маленький ящичек на стене. — В этой пьесе радио не требуется, поскольку Старуха и Старик ни на минуту не покидают сцену. Так что это могло быть минуты за три до конца антракта.

— А сколько точно длится антракт?

— От шестнадцати до семнадцати минут. Примерно столько времени нужно, чтобы расставить стулья.

— Так… Значит, вы чуть не опоздали?

— Да. Только я вошел на сцену и встал на место, где должен находиться Старик, и тут же рабочий по знаку помощника режиссера начал поднимать занавес.

— А в этой комнате вы ничего не заметили, что могло бы показаться вам странным? Необычным?

— Нет… — Дарси покачал головой. — Нет. У меня не было времени осмотреться. Я был совершенно подавлен случившимся. Был в шоке при виде трупа Стивена и при мысли, что Эва могла его убить. Нет… нет.

— Попробуйте еще раз как можно точнее припомнить все, что вы здесь делали, — попросил Алекс.

— Я вошел, закрыл за собой дверь. Еще не понял, что Винси мертв… Подошел к кушетке. Увидел кинжал. Наклонился посмотреть, действительно ли он умер… Я так много видел погибших во время войны, что сразу понял… Да и кинжал этот так глубоко вошел прямо в сердце… Потом я подумал, что могу сыграть за него, и резко повернулся. И окаменел. Мне показалось, что мертвец схватил меня за брючину. Но это я зацепился за шип розы из этой корзины… Потом схватил маску… Нет. Сначала побежал к двери и запер ее изнутри, и потом взял маску и бросился к зеркалу… Надел… Пошел к выходу, но тут вспомнил, что оставил на туалетном столике свою шляпу, которую до этого держал в руке… К счастью, она сделана из мягкого фетра, так что я ее свернул и сунул сбоку за резинку, которая придерживает брюки вместо пояса. Блуза довольно широкая, и я надеялся, что никто этого не заметит. Потом вышел и запер за собой дверь. Ключ сунул в карман блузы. Добежал до сцены, когда занавес поднялся…

— Так… — Алекс кивнул. — Большое вам спасибо. Теперь уже можно утверждать, что мы знаем убийцу Стивена Винси. Вы нам разъяснили все или почти все.

— Я? — с недоумением спросил Дарси.

— Да. Вы… Вы свободны, если инспектор Паркер ничего не имеет против. Советую вам теперь отправиться в уборную мисс Фарадей и отвезти ее домой. После такой тяжкой ночи ей необходимо хорошо отдохнуть… — Алекс встал и протянул Дарси руку: — Действовали вы неразумно, но мужественно и хладнокровно. Надеюсь, что мы когда-нибудь еще встретимся при более благоприятных обстоятельствах. Прошу передать наши извинения мисс Фарадей. Вы тоже можете спать спокойно. Больше вы нам не понадобитесь…

После ухода Дарси Паркер воззрился на Алекса почти с ужасом:

— Слушай, Джо. Я выпустил это дело из своих рук и доверился тебе. Честно сказать, есть во всем этом что-то, чего я никак не ухвачу. Я не стыжусь этого. Думаю, что многие из следователей у нас и на континенте уже спустя час после всего этого впали бы в полное отчаяние или арестовали бы двоих-троих невинных людей, а потом, краснея от стыда, вынуждены были бы выпустить их с извинениями и объяснениями, и первой была бы миссис Додд… Казалось, что это безусловно она убила Винси. У нее был мотив, она к нему пришла… но ты освобождаешь ее от подозрений только потому, что Винси убили, когда он лежал… Потом все улики свидетельствовали против Дарси. Я считал, что это дьявольски умный убийца, но, к счастью, ты оказался умнее его… И вот выясняется, что он, как по заказу, ранен на поле брани, притом так, что не смог бы нанести этот удар кинжалом, даже если бы ты отвел ему на это полчаса. Хорошо! Дарси — белая невинная овечка и пусть до конца своих дней резвится на зеленых лужайках с мисс Фарадей. Пусть они поженятся, родят семерых сыновей и семь дочерей, пусть старятся и богатеют, окруженные всеобщим уважением… Пусть, в конце концов, оба отправляются ко всем чертям! Но я хочу знать, где убийца Стивена Винси. Пока же ты потратил ночь, чтобы придумать алиби всем подозреваемым. А кто же убил? Я спрашиваю: кто убил Стивена Винси? Потому что меня интересует только это. И я не хочу знать, кто его не убивал, потому что его не убивал никто из живущих на свете… кроме одного человека.

— Ты хочешь, чтобы я назвал тебе этого одного человека?

— Если знаешь, кто он.

— Знаю. Теперь уж знаю наверняка. Но для порядка нам надо проверить алиби всего персонала театра во время антракта. Не забудь, что до сих пор мы интересовались их действиями после ухода Винси со сцены и окончания спектакля. Теперь нам известно, что он погиб во время антракта, в промежутке между той минутой, когда он вошел в уборную, и до того момента — минуты за три до начала второго действия, — когда к нему пришел Дарси. И даже чуть раньше, потому что убийца успел выйти прежде, чем явился Дарси. Значит, Винси был убит в те 11 или 12 минут, которые он провел у себя в комнате до прихода Дарси.

— Да, — кивнул Паркер. — Надо все начинать сначала. Дарси отпадает, Эва Фарадей и Сьюзен Сноу тоже, потому что они успокаивали друг друга весь антракт, а потом костюмерша проводила Эву на сцену. Анжелика Додд нас тоже не может интересовать, потому что в антракте была в зрительном зале. Остаются, стало быть… — Он подошел к двери. — Джонс!

— Да, шеф?